И грустно, и не очень. Глава 3

Глава 3


Барсуков пришёл к Александру Игонину за инкубатором через неделю, в субботу. Встречать субботнего гостя отправилась к калитке маленькая собачка, похожая на чёрную шерстяную варежку с виляющим хвостиком. Её звали Жуля. Она никогда не лаяла и не рычала на людей, а наоборот, всегда выказывала им свою дружелюбность. Если бы Жуля могла, то всем улыбалась бы и говорила: «Здравствуйте! Мы вам очень рады. Проходите, пожалуйста». Но она умела только вилять хвостом, что и делала. А охранял всех – собаку Жулю, пёструю кошку Муху и всё небольшое подворье Игониных – обычный домашний гусь. Обычный, но с очень необычной судьбой. История его началась три года назад со статьи «Инкубатор своими руками» в журнале «Сделай сам». Не проклюнул бы гусёнок скорлупу своего яйца, не наткнись Александр на эти полезные советы самоделкину. Разжиться гусиным мясом – и в мыслях у мужика не было. А вот как дома птенца высидеть без наседки, древнюю тайну природы подсмотреть – это очень заинтересовало. И смастерил он инкубатор. Курица для важного эксперимента показалась птицей банальной, поэтому разжился у соседей-гусятников подходящими гусиными яйцами. Разложил по ячейкам двадцать штук, температуру выставил, влажность – всё по статье журнальной. И вывелись! вывелись гусята! Двадцать птенчиков! Только один оказался заметно меньше и слабее остальных. В животном царстве, как известно, нет жалости и человеческих рассуждений о нравственности. Крупные собратья постоянно притесняли маленького. Александр частенько подкармливал его с ладони варёным яйцом, овсом, молодой травкой.
- Шпыняют и шпыняют тебя. Надо коробку тебе отдельную,- жалел он маленького.
 И отсадил. И малыш тоже рос. Так благополучно прошли две недели, гусята окрепли. В сооружённом для них в сенцах вольерчике стало тесно. Уже подумывали выпускать их пастись на травке – во дворе росла густая, мягкая мурава. Но случилась нежданная беда.
Большой букет ландышей стоял в литровой банке на подоконнике и завял. Настя, жена Александра, увядшие цветы выбросила, а воду из банки без особых рассуждений вылила гусятам в лоток с водой.
«Полнее будет. Пусть плюхаются»- подумала.
И не знала она, что и вода после ядовитых ландышей тоже становится ядовитой. На следующий день девятнадцать подросших гусят лежали мёртвыми в своём вольерчике. Живым остался один, самый маленький, в отдельной коробке. Умерших Александр унёс и закопал за селом. Когда всё выяснилось, Анастасия сильно плакала и ругала себя.
- Не казнись так, Настя,- успокаивал муж.- Так уж вышло, что ж теперь. Один пусть растёт. Теперь ему в вольере места много, и не обидит никто.
Гусёнка назвали просто – Гусик. Вырос из него – хилого птенчика – гусак-великан. И это он сейчас, уже трёхлеток, шёл следом за маленькой собачкой Жулей встречать Степана Барсукова. Шёл, широко распахнув серые крылья, вытянув шею и настороженно погогатывая.
- Хозяева!- крикнул у калитки Барсук.- Саня!
- Привет, Степан!- появился на крыльце Александр.
- Здорова, Сань! Я это, за инкубатором я. Помнишь, договаривались? Я с тележкой вот тут...
- Помню, помню, заходи. Чего у калитки-то стоишь…
- Так ты это… Гусика-то отгони. Вишь, гогочет как…
- Да заходи ты. Это он так, для порядку гогочет. Он хороших людей не щиплет, заходи.
- Я тут пару щук принёс,- вошёл в ограду с тележкой и рыбой Степан,- по килограммчику. С утреца порыбалил.
- О-о, хорошие щурята. Спасибо! Настёна пирог сделает. Пойдём в дом, чайку попьём.
- Да не, не, тороплюсь я.
- А, ну, тогда погоди, щас я инкубатор вынесу, в сенях он.
- Ага, давай, погожу.
Долго ждать не пришлось.
- Вот, бери,- вынес и положил на тележку инкубатор Александр.- А это журнальчик тебе, почитаешь статейку, чтобы знать всё.
- Ну, спасибо, Сань!- с очень довольным лицом поблагодарил Степан.- Яйца мне какие-то селекционные, новой породы свояк привёз из города. Гуси, говорит, такие крупные выйдут, диковинные, каких не видали ещё. Я, если гусята получатся, обязательно тебе выделю, как инкубатор возвращать буду.
- А ты знаешь, Стёп, ты не возвращай мне его. Пусть он твой будет. И гусят мне не надо. Вон, Гусик у меня есть, мне и хватит.
- Да ты чё, Сань?! Ну, спасибо тебе! Я тебе рыбки…
- Да не надо ничего. Просто бери, твой он теперь.
Барсук покатил к своему дому тележку с инкубатором, повторяя слова благодарности.
- Будут теперь у людей гуси диковинные,- смотрел ему вслед Александр,- а мы другим чем-нибудь займёмся, ещё что-нибудь придумаем.
Так всегда у него выходило – смастерит что-нибудь полезное и подарит мимоходом. Увидел как-то, бабушка у соседей шерсть прядёт. Прялка на старый лад – дави и дави ногой на педаль. Вспомнил сразу, что лежит у него в сарае моторчик от стиральной машинки. Машинка сама в металлоломе давно сгинула, а моторчик – вот, дождался новой службы.
- Дайте-ка мне прялку вашу на пару дней,- говорит Александр соседям.
И на третий день возвращает её уже с электрическим приводом. Те его благодарят, а он отмахивается: «Ладно вам». И уже ещё ему что-нибудь интересно. То у других соседей самовар знатный среди ненужных вещей приметит. Знатный самовар, а вместо носика – дырка. Заберёт, восстановит, принесёт. А то с мальчишками деревенскими такой планер сделает, что он долго-долго летит, если его с холма высокого запустить.
С чужими мальчишками. А своих детей у Александра и Насти Игониных не было. Ребёнка ждали тринадцать лет, со дня свадьбы. Уже на третий год мать Насти, отдельно приглашённая врачом после осмотра дочери, услышала: «Матка тринадцатилетней девочки. Детей не будет». А мать потом дочери сообщила – помягче, чтобы не сразу, чтобы не наповал. Особо, конечно, такое не смягчишь. Упало Настино сердце в чёрную горечь. Но они всё равно ждали. Иногда Настя срывалась:
- Зачем я тебе, пустобрюхая?! Брось меня! Нормальную найдёшь!
- Будет у нас ребёнок, обязательно будет,- прижимал к себе жену Александр,- потому что я жить без тебя не могу. А помнишь, как мы целовались первый раз? За селом, на тропинке. И под ливень попали. А потом были солнце и радуга. Помнишь?
Они влюбились ещё в школе. Настя проводила своего сильного, весёлого, доброго Сашу Игонина в армию и пообещала: «Я обязательно тебя дождусь». Он попал на вторую чеченскую войну. Домой вернулся хмурым, молчаливым, замкнутым. Но здоровым и целым – уже большая радость. Вернулся ещё более сильным. И обученным убивать. Чуть ниже левого виска белел короткий, тонкий шрам. Осколок чиркнул. Для войны – ерунда, мелочь. А душа, видно, сильно была помята, от весёлости и общительности ничего не осталось. Долго ходил Александр хмурым и нелюдимым. И найти себя ни в каком деле долго не мог, ничего не хотелось. Уединялся на природе, забредал подальше от всех. Так год миновал, второй потянулся. Однажды оказался он на заросшей камышом, затянутой тиной и ряской старице. Место было похоже на затерянный мир. Сидел Александр на подгнившей, поваленной осине, а душа плутала где-то в закоулках саднящей памяти, далеко от этой старицы. В руки случайно попал кусочек белой глины – лежал у ног, поднял машинально. Пальцы сами собой начали мять подобранный пластичный мякиш. Из темноты прошедшего времени летели пули, смотрели глаза убитых друзей. А пальцы мяли, мяли, мяли глину. Вылепили сначала какую-то бесформенную фигурку. Сломали её. Потом вылепили человечка, потом лошадь… Лепили, лепили, лепили… И Александр впервые после своей войны вдруг стал видеть не взрывы и мёртвые глаза, а что-то другое. Увидел то, что слепил: собаку, лошадь, человечка… Фигурки будто отодвинули ослепляющие видения. За густо разросшейся мать-и-мачехой открылась уходящая вдаль низина, вся белая от волшебной глины. И он словно очнулся, словно прозрел. Бросился домой.
- Настя, подожди меня,- кидал в дорожную сумку вещи,- ещё немного подожди. Мне нужно в город. Я вернусь, и тогда всё будет хорошо. Подожди ещё немного.
Вернулся через три месяца. Привёз из города гончарный круг и разный инструмент для гончарного дела. Сам сделал печь для обжига. И пошло у него, пробудился талант неожиданный. Может, боль от войны растормошила в противовес дар этот, чтобы уберечь душу от гибели. И глина та, у старицы, такой удачной оказалась – жирная, послушная. Вытягивали да лепили руки без устали. А вещицы у Александра все по таланту выходили. Не просто какие-нибудь горшки и кувшины пузатые без лица, а всё – с изюминкой, всё  – штучки. К нему из города приезжали, покупали готовое и ещё заказывали.
С Настей поженились. Она училась в педагогическом на заочном и работала в школе учителем начальных классов. А Александр в мастерской за гончарным кругом чувствовал себя так, словно музыку или картины писал – в душе с каждым днём свет прибавлялся. Пришло, казалось, долгожданное счастье для двоих, жить и жить. И тут эти слова: «Матка тринадцатилетней девочки…» Упало Настино сердце в чёрную горечь.
Но они всё равно ждали, ждали, ждали… ребёнка. В Александре вообще осознание Настиного диагноза не приживалось: « Детей не будет?! Чушь!» Уверен был, что будут. К нему вместе с белой глиной из заросшей мать-и-мачехой низины пришла такая светлая сила жизни, что теперь от него самого она исходила. То, что руки мастеровитыми становились – прялки там, самовары до ума доводил – одно дело. Главное, жалость большая и любовь ко всему живому душу его заполнили. И живое тянулось к нему, как к источнику. Если яблоня молодая у кого-нибудь не росла, или лоза виноградная капризничала, он только ладонью к стволику прикасался, здоровался, и растение словно просыпалось – новые ветви шли в рост, покрывались листвой.
Даже собачке своей, Жуле, помог Александр остаться жить на свете. Угадал же оказаться именно в тот момент и у тех соседей, у которых собачонка щенилась. Одного щенка родила, а потом что-то у неё внутри неправильное случилось – перевернулось ли, перехлестнулось. Никого она больше не родила. Скулила, скулила и умерла. Успевший родиться щенок пищал, беспомощно елозил лапками, тыкался слепой мордашкой в мёртвую мать.
- Надо выбросить всё в яму за огородом,- решили хозяева.
- Погодите-ка,- остановил их Александр,- возьму щенёнка. У нас кошка  котят кормит. Примет, так будет жить.
Пёстрая кошка Муха приняла щенка, выкормила. Но если бы Александр не подхватил вовремя осиротевший живой комочек и не принёс его к кошкиному молоку, то и не было бы сейчас во дворе чёрной собачки Жули. А так – вот она, виляет всем хвостиком под присмотром бдительного Гусика.
В то лето, когда Степан Барсуков пришёл за инкубатором, Игонины забирали из детского дома девочку. До этого документы оформляли почти год. А увидели, угадали сердцем темноволосую, тихую шестилетнюю Аню среди остальных ребятишек сразу, в первый же приезд, когда привезли с собой большую коробку глиняных, ярко раскрашенных свистулек и фигурок. Аня не играла и мало общалась с другими детьми и почти всё время смотрела в окно. Смотрела не по-детски пристально и очень грустно.
- До нас она последний год с бабушкой жила,- рассказывала директор детдома.- Отца не знает с рождения. Мать два года назад уехала на заработки – и с концами, никаких вестей от неё. У бабушки сейчас у самой со здоровьем плохо, с сердцем. Самой уход нужен, в интернат оформляется. Приезжала к внучке несколько раз, больше не может. Ни мама не возвращается, ни бабушка теперь вот. А девочка от окна не отходит, смотрит, ждёт. Других родственников у неё нет.
Аня знакомилась неохотно, отстранялась, на вопросы отвечала коротко или вовсе молчала. Но всё же Александр и Настя пытались с ней подружиться, преодолеть эту замкнутость и колючее, какое-то взрослое недоверие.
- Мама, приедет, а меня здесь нет!- испуганно ответила девочка, когда они первый раз предложили ей поехать к ним, посмотреть дом и какие красивые у них река и лес.- Я не пойду, буду у окна стоять, чтобы мы сразу увидели друг друга, когда мама приедет за мной.
- А мы скажем твоей маме, куда ты поехала,- Настя взяла Аню за руку.- Не бойся, она найдёт тебя, как только приедет.
- Поедем,- улыбаясь, звал Александр,- посмотришь всё. У нас живёт разноцветная кошка Муха. Она очень любит мурлыкать. Ещё у нас живёт самая добрая в мире чёрная собачка Жуля. Она всем виляет хвостиком. А ещё у нас живёт Гусик. Он большой, серый. У него длинная шея и красный клюв. И лапы у него тоже красные.
- А кто он?- удивлённо посмотрели карие детские глаза.
- Это наш домашний гусь, наш друг. Он всех защищает и охраняет, и Муху, и Жулю, а на чужих сердито шипит и громко гогочет.
- А вдруг он на меня тоже зашипит?!
- Нет, что ты?! Гусик очень умный и сразу поймёт, что ты ему тоже друг, как и мы. Вы обязательно станете с ним самыми лучшими друзьями.
Во всех следующих разговорах Аня непременно спрашивала про Гусика:
- А какого он роста?
- Он как ты, такого же роста.
- А он правда со мной подружится?
- Конечно, конечно вы подружитесь.
Когда Аня захотела поехать, у неё оставалось ещё два условия:
- А мы будем к моей бабушке ездить?
- Обязательно будем,- держал на руках девочку Александр,- сколько ты захочешь, столько и будем.
- И ещё я хочу взять с собой куклу Машу. Мне её мама давно подарила.
Александр принёс из магазина пять красивых кукол и железную дорогу с катающимися по ней паровозиком и вагончиками. Положил всё перед детьми:
- Играйте, это вам,- и сам же собрал им и установил на полу рельсы и пустил по ним игрушечный состав.
Провожать Аню вышли все ребятишки. Она смотрела на них из окна удаляющейся машины.  «Уазик» выкатился из детдомовской ограды и помчался прочь по городской улице. В интернат для пожилых людей.
- Не бросайте Анечку,- держала Настю за руку Анина бабушка. Аня сидела на краешке её кровати.- Ей уже такая разлука выпала, что и взрослому тяжела бы... Я вот ещё свалилась…
- Вы не переживайте,- от волнения Настя говорила сбивчиво,- у Ани всё будет…всё хорошо у Ани будет. И комната своя, и всё…
- Я молиться за вас буду, каждый день Господа о помощи просить.
- Вы поправляйтесь,- тоже волнуясь, добавил к Настиным словам Александр,- а как врачи разрешат, мы вас домой заберём. Вместе будем с Аней.
- Ты слышишь, баба, мы вместе будем!- подпрыгнула от радости на краешке кровати девочка и прижала к груди куклу Машу, давно подаренную мамой.
- Светлые вы люди,- улыбнулась им бабушка,- поезжайте.
Дорога от интерната до дома заняла не больше часа. «Уазик» подъехал  к забору, за которым уже ждали Жуля и Гусик.
- Заходи, Анечка,- открыл калитку Александр,- смелее. Это и есть наши друзья. Видишь, как Жуля тебе хвостиком виляет. Где-то Мухи ещё не видно. По делам по своим гуляет где-нибудь, или в доме. Потом познакомитесь.
А большой серый гусь в это время, широко распахнув крылья и негромко погогатывая, по-хозяйски важно ходил полукругом возле калитки. Он будто выражал тревогу и недоумение: «Это кто? Впервые вижу!» Девочка от испуга прижалась к Александру и даже прикрыла руками куклу Машу.
- Что же ты, Гусик, так сердито нас встречаешь?!- повысил на гуся голос мужчина.- Давай-ка, успокойся и подходи знакомиться. Это наша Аня, и ты должен с ней очень крепко подружиться. Давай, давай, подходи. Я сказал Ане, что ты у нас умный и добрый.
И гусь подошёл. Перестал гоготать, сложил крылья и вразвалочку подошёл.
- Ну, вот, другое дело,- Александр погладил длинную гусиную шею.- Аня, ты тоже можешь погладить. Видишь, Гусик успокоился и хочет с тобой познакомиться.
- А он не клюнет?- девочка боязливо протянула руку.
- Нет-нет, теперь нет. Он теперь хочет с тобой подружиться. Погладь, не бойся.
Аня погладила.
- У него под пёрышками как будто твёрдые маленькие трубочки составлены друг на дружку.
- Вот такая у него шея. Погладь, погладь ещё, ему нравится.
А гусь замер, застыл под нежной детской ладошкой.
- Давай с тобой дружить, Гусик,- тихо сказала Аня, глядя на красный гусиный нос и продолжая осторожно гладить вытянутую шею.
- Ну, теперь обязательно подружитесь. Вон как ты ему понравилась – стоит, не шелохнётся даже. И Жуля, смотри, об ноги тебе как трётся. Ей тоже понравилась.
- Давайте-ка, дорогие мои, в дом пойдём,- закрыла калитку Настя.- Отдохнём сейчас с дороги и пообедаем, а потом снова выйдем. Гусик с Жулей подождут.
Когда поднимались на крыльцо, за спинами резанул воздух такой пронзительный гусиный крик, что его услышало, наверное, всё село. Обернулись на ступенях и увидели, как Гусик снова распахнул крылья и, задрав голову, идёт следом.
- Это он не хочет, чтобы ты уходила,- сказал Ане Александр.- Признал он тебя. Теперь ты у него тоже есть, как и мы.
Девочка очень подружилась и с кошкой Мухой, и с Жулей, и с Гусиком. Маленький, но волшебно яркий и бесконечный, как небесный купол, детский мир накрыл их. Тут тебе и дочки-матери, и забинтованные понарошку порезанные и сломанные лапы. А ещё – удивительные истории про мальчика Маугли из джунглей, рассказанные Аней её лохмато-пернатым друзьям (воробьи тоже частенько прилетали стайкой послушать рассказы девочки). Все они слушали так внимательно, что было бы абсолютной глупостью подумать, что им что-нибудь непонятно.
Но самая сильная дружба сложилась у Ани с Гусиком. Когда она уходила, гусь громко вскрикивал от расстройства. А когда Аня снова выходила на улицу, он кричал от радости и бежал ей навстречу с распахнутыми крыльями. Подбегал, вытягивал шею и клал голову девочке на плечо. Так они обнимались.
Дни шли хорошо. Поначалу Александр и Настя очень переживали, что тоска по матери не даст Ане прижиться у них. Но детский мир в дружбе с Гусиком и остальными маленькими домочадцами всё переиначил –  родилось новое, особенное царство, в котором кроме верности и любви ничего не было. Девочка прижилась. Ещё и подготовка к учебному году – время заполнилось.
В сентябрьское воскресенье Игонины втроём поехали с утра в интернат, навестить бабушку. Они ездили к ней каждый выходной, вот и в этот поехали.
- Баба, мы тебя сегодня с собой заберём,- прижималась Аня к бабушке. Они сидели на скамье в сквере интерната.- Ты же правда уже поправилась?..
- Ой, милая, рано мне ещё,- обнимала та внучку,- при врачах ещё надо быть. Рано мне…
- А когда? Когда можно будет? Знаешь, как Гусик тебе обрадуется! И Жуля, и Муха тоже!
- И я их рада буду увидеть. Вот, давай, зиму подождём, а там уже посмотрим. Поправлюсь, так в гости к вам съезжу.
С бабушкой пробыли часа три – наобнимались, наговорились. Потом проехались по городским магазинам. Купили Ане зимнюю куртку, купили большой торт, украшенный красными розами. Мухе с Жулей взяли специальный шампунь, а Гусику – синий бант с золотым колокольчиком. Аня очень хотела повязать его своему другу на шею.
Домой приехали в начале пятого. Девочка торопливо выбралась из машины – скорее показать подарки друзьям. Но у приоткрытой калитки никто не встречал.
- Гусик, где вы все?!
- Что тут случилось?- вошёл в ограду Александр и увидел на траве серые гусиные пёрышки. Из-за крыльца выглянула Жуля и, прихрамывая, поплелась к ним.- Кто тут был?
- Это бомжи городские,- вдруг, как из земли выросли, появились мальчишки.- Их трое, два дядьки и одна тётка. Они в ограду к вам забежали и Гусика поймали. Он вырывался, а они ему шею скрутили и в мешок его засунули. А Жульку как пинанули сильно, она аж улетела. Мы на них кричали, а они всё равно Гусика утащили.
У Ани по щекам потекли слёзы. Настя прижала её к себе, и она затряслась от рыданий.
- Куда они пошли?- прохрипел Александр.
- Они вон туда, за пожарку, на поля, где горох сеяли.
«Уазик» сорвался с места и уже через три минуты оказался на полях. Недалеко от околицы в одной из лесополос горел костёр – хорошо был виден поднимающийся среди ещё зелёных тополей сизый дым. Александр подъехал к сидящей у огня компании. Как мальчишки и сказали: «два дядьки и одна тётка». Они курили, говорили о чём-то, смеялись. На обрывке картона рядом с ними стояли ополовиненная бутылка с мутной жидкостью и стакан, лежал кусок хлеба. Над огнём висело на перекладине обнесённое копотью ведро. А в стороне Александр увидел на вытоптанной траве ворох окровавленных серых перьев, кровавые сгустки и отрубленную гусиную голову. Увидел и…перестал видеть. Теперь ему виделось, что стоит он не в поле у лесополосы, а на зимней реке. Только под ногами не лёд, а покрывающая реку белая глина. Но глина больше не держит его, проламывается, он проваливается в полынью. И вытекает из-под белой глины не вода, а кровь. Там, на дне, слышны взрывы, автоматные очереди, рваные крики. Там идёт война, от которой когда-то у заросшей старицы отгородила, укрыла, спасла Александра гончарная белая глина. Сегодня чудовищного джина откупорили, выпустили на волю. И снова Александр стал солдатом войны, снова увидел серые, тусклые лица бандитов. Услышал их лающие голоса: «Те чё надо?! Ты чё, больной?!  Ты чё творишь?!..» А он, не чувствуя боли, схватил с огня и надел на голову близ сидящего бандита раскалённое ведро с кипящим варевом. Ошпаренный бомж взвыл и покатился по траве. Александр подобрал с земли один из вывалившихся из ведра кусков мяса и ударил им по челюсти второго бандита. Потом повалил его, оседлал и стал вдавливать, вламывать это мясо в орущий, хрипящий, задыхающийся рот.
- Жри!- кричал Александр и давил, давил, давил всем весом и всей силой в выламывающиеся зубы. Кровь застилала глаза. Он ненавидел. Он убивал.
- Саня! Саня!- схватили вдруг сзади за плечи сильные руки.- Остановись! Убьёшь же! Стой!
Сергей Сыскин – его дом через улицу от дома Игониных – возвращался на своём «Ниссанчике» с калыма из соседней деревни. Решил срезать путь и поехал через поля, вдоль лесополос. Уже почти добрался, уже околица за крайним полем – три минуты докатиться. А тут на дороге «Уазик» Игонинский. А в лесополосе у костра драка. Видно, что один кто-то по земле катается, ещё одного Саня к земле придавил. А ещё какая-то невысокая фигура с чёрными женскими космами и в больших мужских башмаках на тонких ногах прыжками удирает прочь по лесополосе. Сергей затормозил.
- Хорош, Саня, хорош… всё…- оттащил он кое-как разъярённого Александра. Хорошо, что сам сильным был. Другой бы не справился.- Ты чё, убить их собрался? Кто такие-то?
- Бомжи городские,- тяжело дышал Игонин.- Вон, с Гусиком, твари, расправились… Спасибо, что не дал убить… сам бы не остановился.
Отдышавшись, уехали. Александр ходил хмурый, разговаривал мало, будто только что снова вернулся с войны. Уединялся, правда, теперь не на природе, а в своей мастерской. Две недели почти безвылазно просидел в ней, всё что-то стучал, пилил, строгал. А потом вышел на свет с большим свёртком и отправился к Логиным.
- Здравствуй, дядь Вань! Здравствуй, тёть Даша!
- Здорова, Саш, здорова!- приветливо закивал хозяин.- Заходи.
- Я тут это, дядь Вань, протез тебе смастерил. Давай, может, попробуем сейчас, примерим, посмотрим. А то, может, подделать что надо… Смотри вот…
- Саня, ты это чё… ты это мне, што ли?- взялся за костыли, пытаясь подняться, Иван.
- Да ты сиди, не вставай. Давай ногу, примерять будем. Тут, смотри, сверху кожух такой плотный, им можно толщину регулировать, и ремни крепёжные на нём. А снизу трубка телескопическая, чтобы высоту выставлять фиксатором. К ней, смотри, стопа на шарнир крепится. А к ней пружины с двух сторон, возвращать её при сгибе в исходное положение. Ну, вот, рассказал тебе всё. Попробуем, давай…
- Саня, это ты мне такую штуку…- как задушевную песню слушал пояснения Игонина прослезившийся Иван.
- Давай, дядь Вань, давай. Может, сегодня уже на своих двоих пойдёшь.
И в тот же день сделал Иван Логин, хотя, конечно, и с помощью костылей, несколько первых шагов на новой ноге.
- Потихоньку научишься. Глядишь, следующим летом снова на рыбалку ходить будешь,- первый раз после бойни в лесополосе улыбнулся Александр и попрощался с Логиными, вернулся домой.
- Обедать будешь?- встретила Настя.- Мы с Аней поели. Со школы пришли, ждали тебя, ждали. Теперь уже к ужину ближе. Борщ разогреть?
- Разогрей, Настюш.
- Хозяева!- крикнули вдруг под окном.- Саня! Дома ты?!
- Кто бы это…- повернул обратно Александр. Вышел на крыльцо. У ступенек стоял Степан Барсуков. Рядом с ним виляла хвостиком Жуля.- О, Стёп, привет! Заходи, Настя борщ как раз греет.
- Да я нет, я принёс вам тут,- протянул Степан небольшую корзинку, покрытую белым платком,- возьми.
- А что там?- сошёл вниз и принял корзинку удивлённый Александр. Убрал платок, а под ним – гусёнок. Сидит на донышке жёлтый пушистик с оранжевым клювиком.- Ох, ты… ну, ты, Стёп… ну, ты…- горло перехватило от подступивших слёз.
- Вывелись вот, в инкубаторе-то. Уж десять дней им. Этот самый шустрый. Шустриком можно назвать. А надо, так больше возьмите, мне не жалко. Ещё выведу.
- Да нет, Стёп, спасибо, нам одного хватит,- справился с волнением Александр и повернулся к открытой двери.- Аня! Настя! Идите-ка на крыльцо, посмотрите.
- Здравствуйте!- первой вышла из дома Анастасия. А когда увидела в корзинке гусёнка, остановилась, прислонилась к дверному косяку и тоже еле сдержала слёзы. Слишком уж недавней была смерть Гусика.
  И тут же выскочила на крыльцо Аня. Выскочила и сразу протянула руки к жёлтому пушистику. Не вскрикнула радостно, не удивилась, а встретилась с ним так, как будто он и должен был оказаться сейчас здесь.
- Возьми, дочка,- улыбался и держал перед собой корзинку Александр.
- Здравствуй, Гусик,- взяла птенца Аня.- Я знала, что ты вернёшься. Ты же не мог бросить меня. Мы же не должны расставаться. Пойдём, я повяжу тебе твой синий бант с золотым колокольчиком. Он ждёт тебя.