Поздне-советский период

В настоящее время находятся многие люди, которые говорят, что «раньше было лучше». Под словом «раньше» имеется ввиду поздне-советский период. Моё детство, в основном, прошло в 80-е годы. Прошло оно скучно и неинтересно. У меня обнаруживались художественные способности, отец говорил, что меня можно было отдать в художественную школу, но я сам не хочу этого. Я хотел возразить, что что-то не давало говорить, и такой блок, когда надо что-то сказать, и невозможно, у меня возникал ещё много лет. И это сопровождалось резким упадком настроения, голосовые связки сдавливались, и говорить было невозможно. Обычно это явление называется «ком в горле». У нас в квартире был проигрыватель и пластинки, но слушать было нечего, вся музыка для меня действовала раздражающе. Если бы это был джаз, то я непременно бы увлёкся музыкой, но джаза нигде не было. Другие мои ровесники жили более увлечённо, не копали в глубину, веселились и радовались жизни. Городок у нас был маленький, вокруг везде лес, мы с друзьями проводили время на природе, но в целом настроение было не очень. За городом был вырублен лес, и летом там была пустыня с барханами. Вся земля, на которой мы живём, стоит на песке, сверху 5 сантиметров почвы и лес. Я отчётливо помню олимпиаду 1980-го года, когда в моду вошло всё спортивное, и в квартире появились олимпийские медведи. Но спорт меня не привлекал. Вообще никак. Когда в школе надо было играть в футбол, то класс разделился на две команды. При этом не было никаких обозначений, кто за кого, просто устная договорённость. Но в других случаях команды разделялись простым способом – одни были с галстуками, а другие без. Также я не хотел бегать по стадиону по кругу, так как бегал всегда со значительным запозданием и уставал сильно. Бег меня выматывал уже на втором круге. Однажды я придумал одну хитрость: я развязал шнурки на одном кроссовке, и, когда бежал, сделал так, чтобы кроссовок слетел с ноги. И дальше можно было уже не бежать. Но в пионерлагере, когда была эстафета, бежать нужно было на короткую дистанцию, и я пробежал быстро и первым передал палку. Зато зимой, когда была зарница, я был с деревянным автоматом, и на нас бежал другой класс, чтобы сорвать белые повязки. Одна толпа навалилась на другую, и люди стали валиться горой, при этом я был где-то внизу горы и ощущение было не из приятных, когда тебя придавливает груда тел. Я также пробовал кататься на скейтборде, но, проехав несколько метров, он начинал замедляться, теряя энэргию, и ничего не выходило. А по телику показывали, что на скейтборде можно ехать сколь угодно, хоть километр. В детстве мы играли в догонялки, делали рогатки, затем шпаги и изображали мушкетёров, так как по телику шёл фильм про Дартаньяна. Но всё равно всё это было как-то уныло. Шпаги мы делали из антэн, которые сбрасывали с крыш. В то время, видимо, многие стали устанавливать личные антэны, а их сбрасывали оттуда, чтобы никто не занимался самоуправством. Я бы не сказал, что всё было хорошо и весело, хотя, надо заметить, что другие мои ровесники выглядели более беззаботно, они «смотрели на мир проще». Даже те, кто плохо учился, считали, что школа – нечто классное, место, где можно балдеть, сидя на задней парте. И учителя не могли создать в классе тишину. И тут я бы вспомнил один эпизод.
***
Это произошло тогда, когда я учился в старших классах. Но ранее, был ещё один интересный момент. Я учился в 1-й школе, полтора года, в 1-м и 2-м классе, и, вроде, там было весело. Мы переехали на новое место жительство, и я перешёл во 2-ю школу, во 2-й «В» класс. Помню как сейчас, как это было. Я вошёл в новый класс, и все резко уставились на меня. И, глядя в класс, я увидел какие-то странные лица, взоры сверлили меня глазами. И они были какие-то напряжённые. Даже помню как на меня смотрел Владислав Орловский, который сейчас работает адвокатом и живёт в соседнем доме, и отношения отличные. Они все сверлили меня глазами. И там сидела училка русского языка, со светлым взором, наполненным коммунистической идеологией и строгостью, но без какой-либо злобы. Это была Галина Григорьевна Костырева, которая затем ушла в полицейские. Она создавала в классе строгую обстановку, и в числе прочего заставила стучать всех на одного из наших одноклассников.
***
Это был Серёга С., который обладал редким оперным голосом, был маленького роста, плохо учился, но по немецкому получал пятёрки. Наша классная, ГГ, русичка, заставила написать сочинение о том, что Серёга корыстолюбив, и жаден до денег. Он не был у меня в друзьях, но через много лет я его увидел, и он не захотел общаться. Он пошёл в полицейские. Я, со своей стороны, был готов возобновить общение, и с другими одноклассниками тоже, но все, в основном, разъехались, а кто-то умер. Одного я встретил в поликлинике, но что-то внутренне помешало заговорить с ним.
****
В целом, весь класс был какой-то напряжённый, и классный руководитель, наша русичка, создавала в классе тоталитарный режим. При этом я получал по русскому пятёрки и четвёрки, а по всем другим наукам – «плавал». Точные науки мне вообще не давались – физика, химия, алгебра, геометрия были адом. И с большинством одноклассников отношения были натянутые, это были люди другого типа, для меня чуждые, со своими взглядами на жизнь. К примеру, один из них говорил: в наше время надо быть наглым, но для меня это было чуждо. Сейчас он находится в областном центре и занимается бизнесом. Когда он приезжал в Саянск, я мог подняться в его пятиэтажку, но было как-то неловко, из-за того, что я ничего не достиг. Вообще ничего. Также на встречу одноклассников я не попал, так как меня не смогли найти. Искал одноклассников по интэрнету, но один из них заблокировал сообщения. Некоторые живут в Саянске, но я с ними не общаюсь, хотя на улице, фрагментрарно, общаемся, как-то раз даже посетил одного на квартире, но говорить было не о чем.
***
Если говорить о поздне-советском периоде, то он был наполнен каким-то унынием о пораженческими настроениями, некоторые мои ровесники говорили, что у них всё время плохое настроение, и иногда возникает желание прекратить жизнь. Один только зомби-Брежнев наводил уныние хуже некуда. Старый, больной старик, который прирос к своему креслу, и шепелявит что-то неразборчиво. Когда умер Брежнев, настроение на пару часов поднялось, когда гремел гром и сверкала молния, на несколько минут улучшалось настроение.
****
Класс у нас состоял из оболтусов, не знающих никакой дисциплины, училка что-то говорит, а её никто не слушает, все болтают. Мне это не нравилось. Я бы хотел быть отличником, и находиться в классе дисплинированных учеников, только потому, чтобы не испытывать муки учения. А эти муки – это монотонность наук, скука, и невозможность запоминать ничего. Также и невозможность понять алгоритмы, как там вычисляют интэграл, и ещё что-то. Училки, конечно же, объясняли, но после их объяснений всё равно было ничего не понятно. Школа – это ад, закончив её, я не всё равно не смог бы никуда поступить, я пошёл в рабочие, и знания, на которые были потрачены 10 лет, не пригодились. Не знаю, как для других, но для меня учение было адом, даже спустя много лет, когда надо было учить инструкции по технике безопасности, я всё равно испытывал какую-то тяжесть от необходимости заучивать нудные, монотонные тексты. Лучше бы перевели инструкции в рифму и спели рэпом.
****
В последних классах я перешёл в новую школу, которую построили возле моего дома, и там старой училки русского уже не было. Новенькая была молодая, она вошла в класс, и начала урок. Пр этом весь класс стоял на ушах, и никто её не слушал. Меня это возмутило. Это была Наталья Станиславна, она была добрая, класс это чувствовал и пользовался. Когда-то давно, помню, нам дали на 1 раз злую математичку, и класс молчал как мёртвый. Тишина была в ноль! Но, если заходит добрая училка, её никто никто не боится, и класс шумит. И она даже выбежала из класса в слезах. Это был её первый опыт преподавания. Спустя годы я её встретил, и пришёл в гости. Мужик у неё работал сантехником, на пороге стояли кирзачи. Размер ноги был маленький, а рост сантехника – высокий. Его я не видел. Спустя годы она постарела, и, естественно, доброта так и осталась. Если бы она пришла к нам уже во 2-м классе, было бы гораздо лучше. Не пришлось бы писать сочинение про жадного Серёгу. Я даже не знал, что он такого сделал, чтобы считать его жадным. Но стучал наравне со всеми, а потом эти сочинения прилюдно зачитывались, естественно, Серёга там же сидел.
***
Когда я учился в последних классах, то у нас были трое из деревни. Один – маленького роста, другой крупный и толстый, «Избушка», третьего не помню. Тот, что маленький, рассказывал, как они играли на озере. Один из них бросил кирпич в другого, и ему снесло ухо. Правда это или нет – сказать не могу. Но этот второй, маленький, потом вырос, устроился на химзавод, переехал в Саянск. И взял ипотеку на квартиру, за которую ему платить ещё много лет, и завёл детей. В свободное время он подрабатывает на такси.
****
Был также у нас один один одноклассник, среднего роста, толстый и двоечник. Его друг был маленький и щуплый. Толстый – это Славик Вавилов, а маленький – это Игорь Толстоухов. Они ходили после уроков вместе и пару раз я присоединялся к их компании. И вместе они смотрелись как Винни Пух и Пятачок. Но я это никому не сказал. Игорь Толстоухов в жизни устроился неплохо, работает слесарем на химзаводе по высшему разряду, ездит на рыбалку. А Вавилов умер. Несколько раз я видел его на улице. После армии он похудел, и больше никогда не был толстым. Утроился тоже неплохо. Придя с армии, начал работать водителем в организации, где нормально платят. Сначала ему дали раму от машины, потом стали выдавать запчасти, и постепенно он собрал грузовик, затем выдали новый. И работал на одном месте. Потом, как говорят, у него был аппендицит, который удалили с запозданием, потом сепсис и смерть.
****
Что касается одноклассниц, то на них я никогда не смотрел, так как они не вызывали у меня симпатий. Хотя в детсаду, как говорят люди, я был крайне неравнодушен к противоположному полу. И учавствовал активно в детсадовской хореографии. Я даже помню, что дружил с какой-то Мариной. К противоположному полу я всегда был неравнодушен, но это никак не проявлялось, так как кругом всегда были либо стервы, либо перфекционистки, либо легкомысленные. Две одноклассницы-отличницы давали мне списывать, но, хотя они были и умные, но перфекционизм отталкивал. И, попадая на разные работы, я не находил для себя ничего, и долго не мог подобрать пару. Надо, чтобы она была умная и не перфекционистка. Это было давно, сейчас уже моему сыну 15 лет, много воды утекло. Говоря о своём прошлом, я ловлю себя на мысли, что в прошлом-то у меня не было ничего интересного, и рассказать-то особо нечего. Было когда-то у меня странное хобби – создавать новые дизайны валют, то есть, рисовать деньги. И была в итоге нарисована толстая пачка денег. И очень жаль, что они не сохранились. Был также трактат про Истину, и он тоже не сохранился. Спустя много лет, в 90-е годы, у меня появилось прозвище Диоген, за склонность к философствованию, но в школе меня звали «заготовка», так как на тот момент я ещё не сформировался. Но при том явно было видно, что что-то формируется. При общении с любым человеком, в реале, я сразу чувствую, что он есть. Каков этот человек – видно сразу, за пару секунд. Настоящие, качественные люди – это большая редкость, и мне они не попадаются. Хотя есть такие люди, которые всегда помогут, и не подведут. Но и им чего-то не хватает. А вот чего именно – это я сказать не могу. Хорошие люди есть, но и они не те, что надо бы. Тут есть о чём задуматься. И, может быть, если у меня на Прозе Ру уже почти 70.000 читателей, может, именно здесь найдётся человек, с которым будет о чём поговорить. И не просто поговорить, а найти понимание. Это было бы здорово.
*****
14.05.19