ДД

ДД

Пьеса в двух действиях.

Действующие лица:
КУТАСИН ЖЕНЬКА – суворовец.
ВЕРХОВСКИЙ КИРИЛЛ – суворовец.
СМИРНОВ ДЕНИС – суворовец, негласный лидер.
ЛЕМЕШЕВ КОСТЯ – суворовец.
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ – суворовец.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ – суворовец, с красной повязкой на руке.
ФЕДОТОВ – кадет, одет по форме кадетского корпуса дореволюционной России.
ВТОРОЙ КАДЕТ – кадет кадетского корпуса.
ТРЕТИЙ КАДЕТ – кадет кадетского корпуса, произведённый за успехи в вице-унтер-офицеры, мундир с аксельбантом, погоны обшиты золотым галуном.
ДЯДЬКА ИГНАТ – отставной старшина, сторож, одет в застиранную гимнастёрку.
ЖАННА – девочка, воспитанница суворовского училища, лидер группы девочек.
КАПУСТИНА ОЛЯ – девочка, воспитанница суворовского училища, наивная.
НАТАША – девочка, воспитанница суворовского училища, правая рука Жанны.
ДЕРЯБОВ – преподаватель суворовского училища по прозвищу ГАУБИЦА, старший лейтенант.
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА – полковник.
ЕФИМОВ – преподаватель суворовского училища, капитан, богатырь.
ШТАБС-КАПИТАН – воспитатель кадетского корпуса.
КАДЕТЫ – кадеты, 8-20 человек.
ГОША – робот-тренажёр для обучения навыкам сердечно-лёгочной реанимации.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена 1. Кадетский класс и кабинет ОБЖ. Полночь.

Темно. На правой стороне сцены кабинет ОБЖ. На левой стороне сцены зеркально расположен класс дореволюционного кадетского училища, он размещён в глубине сцены. Между классами расположена стена, украшенная аркой, разделяющей кабинет и класс на сцене и во времени – это одна и та же комната, с разницей в 110 лет. Пройдя через арку, можно попасть в другое время. В зависимости от того, в какое время происходит действие, та часть сцены и освещается. Отличия класса и кабинета в партах и других предметах, символизирующих эпоху. Например, на левой стороне в красном углу висит икона, а на правой – портрет Шойгу. Над аркой висят старинные часы. На правой стороне также стоит кушетка с манекеном Гошей.
На левую сторону выходит сторож дядька Игнат с керосиновой лампой.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Ох, батюшки-светы. Не перепутать бы. А то как в прошлый раз: через арку проходил, да так и пришёл в суворовское училище с керосиновой лампой вместо фонарика. (Усмехается.) Самому смешно стало, когда дежурный по роте на меня глаза вытаращил. Хорошо, что ещё гимнастёрка застиранная - не поймёшь образца какого года, а то бы меня за приведение посчитал. (Хихикает.) Эх, стар я стал. Иной раз забываю, где я на самом деле: (Показывает налево.) в кадетском корпусе при царе Николае, или (Показывает направо.) в суворовском училище при Шойгу. Вот, намедни, (Показывает направо.) обращаюсь к капитану Ефимову: «Ваше высокоблагородие!». Он так и присел. Говорит: «Дядька Игнат, ты книжек что ли перечитал сегодня ночью? Иди-ка лучше выспись как следует». (Игнат хихикает.) А надысь захожу в штаб кадетского корпуса (Показывает налево.) и говорю дежурному: «Товарищ секунд-майор, телевизор кадетам перед отбоем включать? Сегодня во «Времени» будут про присоединение Крыма к России показывать.» (Хихикает.) Секунд-майор после этого рапорт о переводе его в действующую армию подал, думал с ума уже стал сходить с кадетами. Вот смеюсь, а на самом-то деле не смешно. Пора уж мне на заслуженный отдых. Да давно бы уже ушёл, но кто ж детишек ночью сторожить будет? На такую зарплату не больно-то много охотников. Вот и приходится и тут, и там. Ну, да ладно. Вот этот выпуск закончит учёбу, тогда и подам рапорт. (Светит на часы.) Что-то я заговорился – скоро уж полночь, а я ещё запоры не проверил. Только ровно в двенадцать ночи через арку из кадетского корпуса в суворовское училище можно попасть и обратно. В суворовском тоже детки, тоже сторожить надо. На такую зарплату кто ж пойдёт? Вот и приходится мне и тут, и там. Тьфу, ты! По второму кругу одно и то же уже мелю. Вот старость-то. Надо торопиться.

Спешно уходит. Часы бьют половину двенадцатого. Скрипит дверь. В класс крадучись входят три кадета одетые по форме. Оглядываются.

ФЕДОТОВ (ПЕРВЫЙ КАДЕТ). (Полушёпотом.) Вроде никого.
ВТОРОЙ КАДЕТ. Да.
ТРЕТИЙ КАДЕТ. (Второму.) Лезь, проверяй.

Второй кадет берёт табурет, встаёт не него и шарит рукой над аркой.

ФЕДОТОВ. Ну, что? Звериада там?
ВТОРОЙ КАДЕТ. Тут! Куда она денется! (Достаёт большую, красиво оформленную книгу. Показывает кадетам и кладёт её на место.)
ТРЕТИЙ КАДЕТ. (Встаёт по стойке смирно и командным голосом приказывает.) Для смены… кра-у-ла…товсь!

Второй кадет встаёт под арку по стойке смирно с шашкой наголо. Федотов встаёт напротив в десяти шагах. Третий кадет встаёт между ними лицом к зрительному залу.

ТРЕТИЙ КАДЕТ. Кадет Федотов!
ФЕДОТОВ. Я!
ТРЕТИЙ КАДЕТ. Ко мне!

Федотов строевым шагом подходит к третьему кадету и отдаёт честь.

ФЕДОТОВ. Господин вице-унтер-офицер! Кадет Федотов по вашему приказанию прибыл!
ТРЕТИЙ КАДЕТ. Кадет Федотов, на пост под аркой шаго-ом… арш!
ФЕДОТОВ. Есть! (Отдаёт честь поворачивается, идёт строевым шагом и становится напротив второго кадета, отдаёт честь.)
ТРЕТИЙ КАДЕТ. Кадет Скворцов, пост под аркой сдать!

Второй кадет передаёт Федотову шашку, отдаёт честь.

ВТОРОЙ КАДЕТ. Кадет Скворцов пост под аркой сдал!

Строевым шагом второй кадет отходит в сторону, Федотов встаёт на его место.

ФЕДОТОВ. Кадет Федотов пост под аркой принял!

Второй и третий кадеты строевым шагом уходят. Тишина. Пауза. Часовой начинает переминаться. Зевает.

ФЕДОТОВ. Непонятно, зачем придумали по ночам Звериаду охранять? Все знают, где она лежит. Ну, конечно, кроме офицеров-воспитателей. (Зевает.) Кому она тут ночью нужна? Вот днём за Звериадой надо бы приглядывать – вдруг, кому приспичит пошарить над аркой. (Зевает.) Представляю, лица офицеров, почитавших о себе наши шутливые заметки. (Усмехается.) Обидного там ничего нет, но всё равно им, наверное, неприятно будет узнать, что мы над ними подтруниваем. (Зевает.) Спать хочется. Зачем сегодня так рано пост выставили? Обычно в час заступают. Можно было бы ещё поспать пока. А и правда, сосну-ка я до часа – почему я должен дольше всех стоять? Сейчас посплю, а в час заступлю на пост.

Вешает шашку за аркой, устраивается на парте и засыпает. Часы бьют двенадцать. Спешно входит дядька Игнат уже с фонариком.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Кажись, не опоздал, в самый раз пришёл. (Светит фонариком по сторонам.) Ну, вроде тут всё в порядке. Теперь надо и в суворовское идти. А это что такое? Никак кадет спит? Кто таков? (Берёт фуражку кадета, читает внутри.) Фе-до-тов. Федотов? Это какой же Федотов? С седьмой роты суворовского училища что ли? (Показывает налево.) Так это не кадет значит, а суворовец. Как же он сюда попал, в кадетское? Неужели через арку? Да, наверное, ведь двенадцать часов уже. Вот бедолага, забрёл впотьмах неведома куда и заснул. Обратно уже может не выбраться – через пять минут арка никого не пропустит. Проснётся утром в прошлом веке. Надо его скорее обратно в спальню суворовского отвести. (Берёт под руки.) Давай-ка, милок, поднимайся. Пошли, пошли.

Федотов что-то мычит спросонья. Дядька полусонного кадета проводит через арку, ведёт вглубь сцены.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Пойдём, пойдём, родимый! Ишь как намаялся-то. Сейчас я тебя и раздену, и уложу.
ФЕДОТОВ. (Лепечет полусонный.) Дядька Игнат, ты меня разбудишь без пяти час? Мне на пост надо.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Иди, иди. На пост ему.
ФЕДОТОВ. Разбуди!

Уходят. Через минуту дядька спешит обратно.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Ох ты, батюшки-светы! Фонарик-то я в кадетском корпусе забыл. Старый дурак!

С разбегу влетает в арку и отскакивает обратно – арка уже не пропускает.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Всё, закрылась арка. Что ж теперь делать-то? (Садится в изнеможении.) Старый дурак! Старый дурак! Хорошенькое начало для дня дурака. Вот и говори после этого, что слова не материализуются. И надо ж было придумать такое, чтобы приказом узаконить праздник «Первое апреля». Как там он написал-то мудрёно? (Достаёт из кармана листок с приказом.) Приказ по училищу. С целью недопущения срыва образовательного процесса ввиду ежегодной традиции воспитанниками училища встречать день смеха, а также для эмоциональной разрядки в конце третьей четверти и снятия психической напряжённости у суворовцев, приказываю: считать первое апреля 2014 года «Днём смеха». Занятия в этот день проводить, но не требовать от учащихся полного соблюдения дисциплины и не оценивать документально их знания. С нуля часов до двадцати четырёх часов этого дня суворовцам разрешается производить розыгрыши, шутить в пределах приличия и соблюдения субординации, не оскорбляя чести и достоинства старших по званию, равно как и своих сокурсников. Начальник училища, полковник Науменко. Вот так. В этот день суворовцы всегда безобразничали – традиция у них такая, но не шибко, по-доброму. Офицеры порой срывались, наказывали, ведь дисциплину блюсти надо. А теперь, стало быть, чтобы не напрягать офицеров излишним долгом – разрешили в разумных пределах не нарушать традиции. Вроде бы и правильно, а с другой стороны…это же почти армия, она беспорядок не терпит. Суворовцы промеж себя первое апреля не Днём смеха называют, а ДД – день дурака, стало быть. Сорванцы!.. Что ж с фонарём-то делать?.. Бог с ним. Завтра в полночь перейду в кадетское – там и посмотрим. Утро вечера мудренее.

Дядька Игнат уходит. Выглядывает из-за кулисы суворовец Лемешев.

ЛЕМЕШЕВ. Ушёл, кажись. (Выходит, машет рукой приятелям-суворовцам: Смирнову, Верховскому, Кутасину.) Давай сюда.
СМИРНОВ. Кирилл, ты давай стулом займись. Женька, а ты ракету закрепи.

Расходятся по кабинету и готовят сюрпризы ко дню смеха.

КИРИЛЛ. Завтра ведь мы на первом уроке здесь заниматься будем?
СМИРНОВ. Да, капитан Ефимов ведёт основы военной подготовки. Он нормальный мужик – шутки понимает. Помните, в прошлом году он первого апреля как раз свой первый урок вёл в нашем училище. Мы тогда на двери табличку повесили: «Открывается внутрь». Сколько он долбился в неё – мы чуть животы в кабинете не надорвали! Даже за ключом к дядьке Игнату бегал – думал, что мы закрылись изнутри!

Все смеются.

ЛЕМЕШЕВ. (Стоит на стрёме.) Тихо вы - дежурный по роте услышит!
СМИРНОВ. (Полушёпотом.) Потом капитан Ефимов вместе с нами смеялся над этой шуткой. Классный мужик!
КУТАСИН. А ракету куда пристроить?
СМИРНОВ. Давай к кушетке привяжем. На втором уроке девчонки на ОБЖ будут искусственный массаж сердца отрабатывать. Нажмут на грудь Гоши, и она взлетит – вот смеху-то будет. Жалко, что мы не увидим, как они завизжат и под парты попрячутся.

 Все смеются.

ЛЕМЕШЕВ. Да хватит вам гоготать – спалимся же. Я часы перевожу. (Идёт к арке. Переводит часы.) Может на два часа назад переведём? Поспим ещё подольше?
СМИРНОВ. Нет, мы по всему училищу на час перевели, поэтому и здесь на час. Вот только не знаю, как теперь у дежурного по роте наручные часы перевести?
КИРИЛЛ. Я знаю! Он утром перед подъёмом умывается, а часы на подоконник кладёт. Вы его отвлечёте, а я переведу.
СМИРНОВ. Думаю, сейчас ручку мазать зелёнкой не будем – высохнет до утра. Надо прямо перед уроком намазать.
ЛЕМЕШЕВ. Понял, сделаем.
КУТАСИН. Давайте весь взвод предупредим, чтобы никто и виду не подавал, когда жахнет – так смешнее потом будет. Пускай капитан подумает: а не померещилось ли ему?
СМИРНОВ. Ну, всё готово?.. Уходим. Только тихо. Жека, глянь, в коридоре чисто?
КУТАСИН. (Осторожно выглядывает за кулису. Шёпотом.) Чисто.
СМИРНОВ. Давай быстро по койкам.



Сцена 2. Кабинет ОБЖ. Первый урок.

Кабинет ОБЖ и основ военной подготовки. Слышится строевой шаг взвода.

ГОЛОС. Взвод!.. На месте…СТОЙ! Раз-два. На-ле-во! Справа по одному в кабинет бегом…МАРШ!

В кабинет гуськом вбегают суворовцы и занимают места за партами. Звенит звонок на урок. Последним вбегает Лемешев и мажет из пузырька ручку двери зелёнкой. Федотов останавливается в растерянности, не зная куда садиться, и последним занимает свободное место. Входит преподаватель по прозвищу Гаубица.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Взвод! Смирно!

Все встают в строевую стойку. Гаубица закрывает дверь и замечает, что измазался зелёнкой. Отворачивается, плюётся, ругается, пытается вытереть, но всё тщетно.

ГАУБИЦА. Эх, чёрт!
СМИРНОВ. (Шепотом Кутасину.) Вот вляпались. Должен был капитан Ефимов вести первый урок, а пришёл Гаубица.
ГАУБИЦА. Отставить разговорчики! (Зло.) Смирнов? Опять ты воду мутишь? Смотри у меня! Всем сесть! Кроме Смирнова…Капитан Ефимов в командировке, я его замещаю, поэтому вместо основ военной подготовки первым уроком у вас будет ОБЖ.

Все реагируют ахами и шёпотом, предполагая реакцию Гаубицы на заготовленные шутки и последствия.

ГАУБИЦА. Отставить! Хотите весь урок вместе со Смирновым простоять? Сейчас устрою! (Ходит вдоль парт.) Ишь раздухарились – первое апреля им разрешили! День дурака! Я вам не позволю со мной Ваньку валять! Быстро к порядку приучу. Хватит с меня того, что благодаря этому дурацкому приказу мои часы взбесились, и я из-за них в училище на час раньше пришёл.

Все хихикают. Гаубица во время урока несколько раз проходит мимо учительского стула, берётся за спинку, словно хочет отодвинуть и сесть. Суворовцы каждый раз при этом напрягаются, привстают, закрывают руками уши, ахают, предчувствуя беду. Гаубица каждый раз не садится. Напряжение растёт.

ГАУБИЦА. Отставить смешки! Дежурный, кто сегодня отсутствует?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗОДУ. (Встаёт.) Все на месте, кроме Федотова – он заболел, и его перевели в лазарет.
ФЕДОТОВ. (Встаёт.) Кадет Федотов. Никак нет, господин поручик, я тут.
ГАУБИЦА. Как ты меня обозвал?! Поручик? Издеваться вздумал, гадёныш?! (Берётся за стул.) А-а-а, понятно! Пронюхали, что меня перед переводом к вам разжаловали. Думаете, тролить меня будете? Не выйдет! По струнке у меня ходить будете! А ты, Федотов… всем отбой будет, а ты будешь мне все звания отвечать, пока не выучишь. А чего ты так вырядился, как клоун? (С ног до головы оглядывает его дореволюционную кадетскую форму.) Заигрался в День дурака?
ФЕДОТОВ. Господин поручик!

Гаубица в ярости хватается за стул. Все опять замирают.

ГАУБИЦА. Что!? Опять!
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. (Шёпотом подсказывает Федотову.) Товарищ старший лейтенант.
ФЕДОТОВ. Товарищ старший лейтенант! У меня только такая форма. Другой нету.
ГАУБИЦА. Это видать над тобой так в лазарете подшутили, когда выписывали. (Начинает надсмехаться.) Может, ты того? Ещё не вылечился, как следует? Заговариваешься тут.
ФЕДОТОВ. Никак нет, товарищ старший лейтенант. Эту форму мне пошили сразу, как в прошлом году из Сумского кадетского корпуса перевели сюда.
ГАУБИЦА. Из какого корпуса? Федотов, да ты в своём уме? Чего мелешь-то? Точно: крышу тебе на место ещё не вставили. Город Сумы на Украине. Это другая страна.
ФЕДОТОВ. Никак нет – это Российская империя.

Все смеются, думая, что это первоапрельская шутка. Гаубица тоже смеётся, но со злой иронией.

ГАУБИЦА. Ну-ка, ну-ка, расскажи, расскажи! И зачем тебя сюда из Сум перевели?
ФЕДОТОВ. Я сам рапорт подал. В Сумском французский и немецкий языки учат, а я до приёма в корпус только английский и греческий изучал.
ГАУБИЦА. Ага, ага, значит, ты у нас будешь со всеми вместе греческий изучать?
ФЕДОТОВ. Так точно.

Все смеются.

ГАУБИЦА. Ну, шутник. (С вызовом.) Давай шути дальше: скажи-ка нам, шутник, что-нибудь на греческом.
ФЕДОТОВ. (Немного подумав.) Фэна вайвьори сэ миа лира пэйзэтэ, кэи моно фтипа та афтиа ту.*

Минута молчания.

ГАУБИЦА. (Недоумённо.) Это что сейчас было?
ФЕДОТОВ. Господин э-э, извините, товарищ старший лейтенант! Вы просили на греческом что-нибудь сказать. Это известное изречение Лукиана, ставшее впоследствии греческой пословицей.
ГАУБИЦА. Какого Лукьяна?
ФЕДОТОВ. Лукиан! Это древнегреческий писатель-сатирик из города Самоса;та в римской провинции Сирия.
ГАУБИЦА. Ты мне тут не заливай про самосад – наркомании не допущу. Сирия тоже наша, а не римская. Запомни! И как же переводится эта пословица?
ФЕДОТОВ. (Замешкавшись.) Ну-у-у…
ГАУБИЦА. Не тяни! Не знаешь – так и скажи. Ляпнул какую-то абракадабру, а мы ему верить должны, что он греческий знает. Что? Поймал я тебя?
ФЕДОТОВ. Никак нет – я знаю.
ГАУБИЦА. Тогда переводи!
ФЕДОТОВ. В общем…, иными словами - это интерпретация известной басни Эзопа. Помните? Как осёл увидел на поляне Лиру. (Цитирует.) Он приблизился к диковине и стал трогать её своим копытом. Струны зазвенели. «Какая замечательная штука, — подумал Осёл, — но мне она совершенно ни к чему, — я ведь в музыке профан. Ах, если бы кто-нибудь другой, более сведущий в музыке, нашёл её, какими божественными мелодиями я наслаждался бы теперь! Да, сколько талантов пропадает из-за простой случайности».
ГАУБИЦА. (Ступорится на время от сказанного.) Не морочь голову! Что за бред? По-гречески сказал одно предложение, а тут целую балладу развёл. Давай дословный перевод.
ФЕДОТОВ. Дословно это так: (Помявшись.) ослу на лире играют, а он только ушами хлопает.

Взвод взрывается от смеха. Гаубица не смеётся, опять ищет смыслы сказанного.

ГАУБИЦА. Так, тихо! Заржали как кони в стойлах! Чего тут смешного? Услышали смешное слово «осёл»?

Некоторые суворовцы при этих словах скрытно прыскают от смеха.

ГАУБИЦА. Всё им смешно: вам палец покажи (Выставляет измазанный зелёнкой палец.) – и вы засмеётесь.

Гаубица видит зелёный палец и тут же его прячет. Суворовцы опять смеются.

ГАУБИЦА. (Иронично, чтобы замять ситуацию.) Ну, понятно. А что ещё у нас тут в училище кроме греческого изучают? Давай, выкладывай до конца уж.
ФЕДОТОВ. Как и во всех кадетских корпусах. Например, закон Божий…

Все смеются.
Каждый новый названный Федотовым предмет вызывает волну смеха. Гаубица тоже посмеивается.

ФЕДОТОВ. Космографию…
Словесность…
Чистописание…
Риторику…
Научную этику…
Фехтование…
Танцы…
ГАУБИЦА. (Надсмехается, передразнивая.) «Танцы». Раз, два, три; раз, два, три. Может, ты с математикой путаешь?
ФЕДОТОВ. Никак нет! Хотя математика и танцы, равно как и все другие науки, тесно связаны между собой.
ГАУБИЦА. Довольно чушь молоть! Как танцы с математикой связаны? Как литература с математикой связана?
ФЕДОТОВ. В танцах, как и в математике, всё подчиняется гармонии, красоте и симметрии. «Там, где красота, там действуют законы математики». А в литературе тем более. Ещё Пушкин говорил: «Вдохновение необходимо в математике, как и в поэзии». Размерность стиха подчиняется математическим законам, например. А ещё можно стихи в числа переводить.
ГАУБИЦА. Посмеяться решил? Ну, давай вместе посмеёмся: переведи в числа стишок. Ээ-э. (Силится вспомнить какое-нибудь стихотворение.) А, вот, твой же Пушкин:
У лукоморья дуб зеленый;
Златая цепь на дубе том:
И днём, и ночью кот ученый
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо - песнь заводит,
Налево - сказку говорит.
Там чудеса: там леший бродит,
Русалка на ветвях сидит.
Вот, видели, как надо учить! Почти тридцать пять лет прошло, а помню, как сейчас. Ну, давай, поэт, цифруй стишок.
ФЕДОТОВ. Сейчас, подумаю. (После недолгого перерыва.)
17 30 29;
128 35:
133 149
516 2 105;

5020 - 6 108,
15 - 30 47.
127 5 2 08,
2000 0 27.
ГАУБИЦА. (Немного обескураженно молчит, потом находится.) Ну, довольно! Я гляжу: ты хочешь мне урок сорвать. Хватит тут дурочку ломать. Постой со Смирновым вместе – подумай о своём поведении. На перемене чтоб переоделся! Понял?
ФЕДОТОВ. Так точно, но…
ГАУБИЦА. Молчать! Ни каких «но». Итак, кто будет отвечать домашнее задание?.. Желающих нет. Так я и думал. (Берётся сначала за стул, отпускает, берёт журнал.) Ну, тогда Кутасин.
КУТАСИН. (Встаёт.) Суворовец Кутасин. Урок: непрямой массаж сердца. Если человек находится в состоянии клинической смерти, то надо сначала проверить, есть ли у него дыхание и пульс. Пульс проверяется средним пальцем на сонной артерии. Только когда пульс не определяется, можно делать массаж сердца.

Гаубица очередной раз берётся за стул. Все опять в напряжении, Кутасин замолкает в ожидании взрыва и не может продолжать отвечать.

ГАУБИЦА. Ну, чего замолчал – забыл? Плохо учишь. (Смотрит в журнал.) Абрамкин, отвечай дальше.
АБРАМКИН. (Встаёт.) Суворовец Абрамкин. Убедившись в отсутствии пульса можно приступать к реанимации. Перед непрямым массажем надо сначала ударить кулаком в область сердца, прикрыв двумя пальцами мочегонный отросток.

Все заливаются смехом. Гаубица подскакивает к Абрамкину.

ГАУБИЦА. Я сказал, прекратить шутки! У нас тут урок, и нечего из меня дурака делать! Двойка тебе, Абрамкин.
АБРАМКИН. Товарищ старший лейтенант, а сегодня по приказу нельзя отметки ставить.
ГАУБИЦА. (В бешенстве.) Плевал я на приказ. Два! И хватит базарить! Кто там ещё у нас? Верховский, как отросток называется?
ВЕРХОВСКИЙ. (Встаёт. В испуге, заикаясь.) М-м-мочевидный, т-т-товарищ поручик. Ой, г-г-господин старший лейтенант.

Опять смех.

ГАУБИЦА. (Орёт.) И ты туда же!? Два! Отставить смех!.. (Смотрит в журнал.) Я с вас не слезу, пока не ответите мне. Лемешев.
ЛЕМЕШЕВ. Суворовец Лемешев. Отросток мечевидный.
ГАУБИЦА. Дальше.
ЛЕМЕШЕВ. Прикрыть на два пальца мечевидный отросток. Нанести удар кулаком в область сердца. Проверить пульс. Если пульса нет, то необходимо делать непрямой массаж сердца: положить ладонь на ладонь, и прямыми руками продавливать грудную клетку не менее чем на три-пять сантиметров с частотой шестьдесят раз в минуту.
ГАУБИЦА. Ну вот, хоть что-то. (Указывает пальцем на тренажёр.) Иди, продемонстрируй на Гоше. (Видит свой зелёный палец и опять прячет.) Ээ-й-й!

Лемешев идёт с опаской к Гоше. Осторожно упирается руками, но нажимать боится. Все привстают в напряжении в ожидании взлёта ракеты.

ГАУБИЦА. Ну, ты чего там жеманишься как девка? Показывай!

Лемешев закрывает глаза, отворачивает лицо и осторожно нажимает на Гошу. Ракета не взлетает. Он нажимает второй раз так же нежно.

ГАУБИЦА. Кто ж так реанимирует? Тебя за завтраком не покормили? (Засучивает рукава, отстраняет Лемешева.) Ну-ка отойди!

Лемешев отходит и за спиной преподавателя отворачивается, приседает, закрывая уши руками. Гаубица спиной к взводу энергично делает непрямой массаж сердца Гоше. Но ракета не взлетает. Все понемногу успокаиваются.

ГАУБИЦА. Оо-ох, оо-ох, оо-ох! (Массирует, с рыком от напряжения.) Вот-как-надо! Оох, оох! Лемешев, это тебе не кошку гладить.
СМИРНОВ. (Не своим голосом.) Господин поручик, так ты ж ему все рёбра уже поломал - полегше надо.

Всеобщий смех. Гаубица в гневе поворачивается и пытается угадать обидчика среди затихших суворовцев. Гоша икает и издаёт пронзительный затихающий сигнал, как будто он сдулся.

ЛЕМЕШЕВ. (Щупая пульс Гоше.) Помер.

Суворовцы смеются.

ГАУБИЦА. Цыть! Кто? Кто это сказал про рёбра?

Взвод затихает. Молчат.

ГАУБИЦА. Ну, раз никто не сознаётся, значит это ты, Федотов? Кто ещё кроме тебя меня поручиком называет? Один ты. (Орёт.) Вста-ать!.. Ты?!

Федотов встаёт, молчит.

ГАУБИЦА. Ну, раз молчишь - значит, ты. Запомни, сопляк, я тебе это до самого окончания выпуска помнить буду, если раньше с моей лёгкой руки тебя не вытурят. Я тебе все кишки повымотаю. Каждый день будешь у меня в нарядах полы драить. (Идёт к столу, берет журнал.) Вот сейчас тебе ещё одну двойку вкачу.

Открывает журнал, кладёт на стол, отодвигает стул, чтобы сесть. Раздаётся взрыв хлопушки. Гаубица в испуге падает на пол «ногами к взрыву», закрывая голову руками, лежит некоторое время не шевелясь. Взвод взрывается от смеха. Кутасин кричит: «Вспышка справа!» Смирнов громко свистит. Федотов одёргивает сначала Кутасина, потом пытается остановить Смирнова. Гаубица вскакивает и с позором выбегает из кабинета. Суворовцы ликуют. Пересказывают в красках друг другу происшествие. Вскоре входит начальник училища.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Взвод! Смирно!

Все встают в строевую стойку.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Здравствуйте товарищи суворовцы!
СУВОРОВЦЫ. (Бодро, отрывисто.) Здравия желаем товарищ полковник!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Прошу садиться. (Спокойно.) Что за бардак? Почему вы срываете учебный процесс? Если вышел приказ, то это не значит, что вы можете ходить на головах. Почему палёным пахнет?
ДЕЖУРНЫЙ СУВОРОВЕЦ. Товарищ полковник, мы только пошутили: хлопушку привязали к стулу.
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Понятно. Жертвы есть?
ДЕЖУРНЫЙ СУВОРОВЕЦ. (Иронично.) Как сказать, вроде бы одну гаубицу потеряли.

Взвод смеётся. Полковник прикрывает улыбку рукой, чтобы не компрометировать старшего лейтенанта. Врывается взбешённый Гаубица.

ГАУБИЦА. Вот, вот, посмотрите, что они учинили! Весь урок мне цифровыми стихами и законом Божьим мозги пудрили.
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Извольте выбирать выражения.
ГАУБИЦА. Виноват, товарищ полковник! Я хотел сказать: они мне зубы заговаривали, э-э-э... ну, в общем, за нос водили, э-э-э… Как это сказать? Арапа заправляли… тьфу ты!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Пургу мели, вешали лапшу, водили вокруг пальца, мутили воду, приседали на уши, брали на пушку, втирали очки, сбивали с панталыка – так что ли?

Суворовцы смеются.

ГАУБИЦА. Во-во, мозги компостировали.
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Ну, вот что, суворовцы, и вы, товарищ старший лейтенант. Сегодня особенный день. Поэтому, давайте простим друг друга и забудем все обиды. Тут есть и доля моей вины – переборщил с приказом. А Вам, товарищ старший лейтенант, я от лица суворовцев и от себя лично приношу извинения. Суворовцы!

Суворовцы встают в строевую стойку.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Осознаёте? Виноваты?
СУВОРОВЦЫ. Так точно, товарищ полковник!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Как, Сергей Семёнович, извинение принимается?
ГАУБИЦА. (Растерянно.) …Н-да…
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Ну вот и славно. (Подаёт ему руку в знак всеобщего примирения. Обращается к суворовцам.) Я прошу всех вести себя более тактично. (Делает жест всем садиться.) Думаю, с этим больше не будет эксцессов. Вот ещё какая проблема: обратился к нам за помощью директор музея-усадьбы Архангельское – просит помочь привести в порядок парк после зимы, сгрести листья, убрать упавшие сучья, перекопать клумбы. Кто желает поехать потрудиться в выходной на свежем воздухе?
ЛЕМЕШЕВ. (Встаёт.) Я! Суворовец Лемешев!
ВЕРХОВСКИЙ. (Встаёт.) Я! Суворовец Верховский!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Молодцы! Всё? Желающих поехать больше нет?.. Ну, что ж: Лемешев и Верховский поедут на уборку в парк, ну а все остальные пойдут пешком.

Все притихли и погрустнели, а после следующей фразы начальника училища оживают и смеются.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Что приуныли? Это шутка! С первым апреля, суворовцы! Вот и я вас подловил!
СМИРНОВ. (Встаёт.) Товарищ полковник! Мужики! А давайте действительно поедем в субботу в Архангельское и поможем навести порядок! Хоть разок сделаем доброе дело!

Суворовцы одобрительно поддерживают Смирнова.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Я не сомневался, что вы поддержите моё предложение! Молодцы! Капитан Ефимов сейчас в Архангельском по моему поручению, осматривает фронт работ. Он только что звонил: нас там очень ждут. Бесплатные пирожки с повидлом, беляши с мясом, горячий чай и органный концерт в Колоннаде нам обеспечены!
СУВОРОВЦЫ. (Вскакивают с мест.) Ураа-а!!!

Звенит звонок с урока.


Сцена 3. Спальня. Вечер.
Кабинет преобразуется в спальню – стулья трансформируются в кровати. Суворовцы готовятся к отбою. Смирнов начинает задираться к Федотову. Суворовцы прислушиваются к разговору, собираются поближе.

СМИРНОВ. Эй, ты! Как тебя там? Федотов – не Федотов! Ты чего грабли распускаешь?
ФЕДОТОВ. Понимаешь, так нельзя! Он офицер, а ты его позоришь.
СМИРНОВ. Ишь, какой моралист нашёлся. А ты знаешь его?
ФЕДОТОВ. Нет, не знаю.
СМИРНОВ. Вот и помалкивай.
ФЕДОТОВ. Всё равно, он офицер. Так нельзя относиться к старшим по званию. Нужно уважать достоинство каждого. Офицерская честь превыше всего, и мы в первую очередь должны не запятнать свою такими постыдными поступками.
СМИРНОВ. А ты знаешь, что он каждый раз над нами вот так же измывается?
ФЕДОТОВ. Это не украшает его, но мы должны вести себя достойно.
СМИРНОВ. (Напирает грудью.) Да кто ты такой - поучать меня?
КУТАСИН. (Останавливает Смирнова за плечо.) Не заводись, Денис. Он правильно говорит. Мы, кажется, перегнули палку.
СМИРНОВ. Перегнули, не перегнули. Пусть он тут свои порядки не устанавливает.
ФЕДОТОВ. Это не мои порядки. Разве не понятно, что так должен вести себя каждый. «Береги свою честь, честь полка и армии» - так ведь сказано в «Советах молодому офицеру»?
СМИРНОВ. (Опять пытается наскочить.) Нашёлся советчик.
ЛЕМЕШЕВ. (Сдерживая Смирнова.) Денис, он прав, погоди – давай послушаем. (Обращаясь к Федотову.) А что это за советы такие?

Все с вниманием слушают. Смирнов обиженно и гордо отходит в сторону, делая вид, что ему не интересно, но тоже слушает.

СМИРНОВ. (Угрожающе.) Мы ещё поговорим с тобой.
ФЕДОТОВ. Ну, как же – не знаете, что ли? Советы молодому офицеру. Это своего рода кодекс чести русского офицерства. Написал их ротмистр Кульчицкий.
КУТАСИН. Точно, я слышал про него. Эти правила были такими популярными, что несколько изданий выдержали. А ещё его сын был известным поэтом. Оба они погибли в войну: один в тысяча девятьсот сорок втором, другой в тысяча девятьсот сорок третьем.
ФЕДОТОВ. В каком сорок третьем? Сорок третий, так он когда ещё только будет?
КУТАСИН. (С усмешкой.) Он уж был давно, семьдесят лет назад.
ФЕДОТОВ. Да ты что?
ВЕРХОВСКИЙ. А какой тогда сейчас год, по-твоему?
ФЕДОТОВ. Тысяча девятьсот четвёртый. Какой ещё?

Суворовцы смеются.

КУТАСИН. Ты, действительно, откуда такой взялся? Гаубица верно говорил, что у тебя с головой того (Показывает.).
ЛЕМЕШЕВ. Действительно, ты на первом уроке заливал, что год назад тебя к нам перевели. Да мы тебя вообще первый раз видим. Наш Федотов в лазарете, а ты как тут очутился?
ВЕРХОВСКИЙ. Ну-ка давай начистоту нам всё выкладывай! Как зовут? Как сюда попал? Откуда?
ФЕДОТОВ. Ребята, я и сам ничего не понимаю. Зовут меня Витей. Вот проснулся я утром и вижу, что нахожусь в спальне, но всё не так, как обычно: стены как будто в другой цвет покрашены, окна другие, кровати, а помещение то же. Ничего понять не могу. В классах не парты, а столы со стульями чудными. И все мои друзья кадеты куда-то подевались, а на их месте вот вы, да ещё в такой чудной форме.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Это ты в чудной форме, а не мы. Откуда ты её взял?
ФЕДОТОВ. Да я всегда в такой форме ходил. И все кадеты так ходят.
КУТАСИН. Какие кадеты? Мы в суворовском училище!
ФЕДОТОВ. Значит мы в Варшаве? Только в Варшаве суворовский кадетский корпус есть.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Мы не в корпусе, а в училище. А Варшава – это вообще Польша.
ФЕДОТОВ. Ну да, Варшавская губерния Царства польского в составе Российской империи.

Суворовцы опять смеются.

КУТАСИН. Подождите, подождите, ребята! Я, кажется, начинаю понимать. (Федотову.) В каком году ты живёшь?
ФЕДОТОВ. В тысяча девятьсот четвёртом.

Немая пауза. Суворовцы осознают происшедшее и удивлённо переглядываются.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Ничего себе дела!
КУТАСИН. Как же тебя к нам сюда занесло?!
ЛЕМЕШЕВ. Ты понимаешь, что ты в будущее попал?
ФЕДОТОВ. Как в будущее?
ЛЕМЕШЕВ. Да так: сейчас две тысячи четырнадцатый год. Въехал?
ФЕДОТОВ. (После паузы.) Не может быть! Как же это получилось? (Обращаясь ко всем, словно не веря.) Что, правда, две тысячи четырнадцатый? (Чешет в затылке.)
ВЕРХОВСКИЙ. (После паузы.) Да, ты не расстраивайся: тут намного лучше, чем в прошлом. А форму мы тебе подберём в каптёрке, новую, современную.
ФЕДОТОВ. Нет, ребята, мне надо обратно, я должен пост сдать.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Какой пост? Забудь. Тут другая жизнь. Чёрт с ним, с постом.
ФЕДОТОВ. Нет, пост – это святое. «Бойся нарушить свой долг - этим навсегда потеряешь своё доброе имя».
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. А что за пост у тебя такой? Важный?
ФЕДОТОВ. Ещё бы, конечно важный. Я на него заступил раньше времени и решил немного поспать пока моё время не подойдёт. Потом помню только, что дядька Игнат меня куда-то вёл, а потом вот у вас проснулся.
СМИРНОВ. (Ехидно.) Хорош вояка!
ВЕРХОВСКИЙ. Что за пост-то, так и не сказал?
ФЕДОТОВ. Он самый важный у нас – я ночью Звериаду охранял.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Кого – кого?
ФЕДОТОВ. Звериаду.
ВЕРХОВСКИЙ. А кто это?
ФЕДОТОВ. Ну, Звериаду. (Удивляется непониманию.) У вас что, Звериады нет?

Суворовцы переглядываются, мотают отрицательно головами.

ФЕДОТОВ. Как же вам объяснить? Вот, например, у вас традиция – День дурака. А у нас тоже традиции есть. По одной из них мы ведём тайную книгу «Звериаду». Её хранит как реликвию старший выпуск и передаёт следующему выпуску по окончании обучения в кадетском корпусе. Она для нас почти священная, поэтому ночью мы выставляем возле неё пост. Самое главное, чтобы она не попала к офицерам-воспитателям. Мы в ней описываем интересные события нашей жизни, подтруниваем над преподавателями и воспитателями. Поэтому на ночь выставляем караул у Звериады, а днём её охраняет взвод, у которого занятия в том классе, где она спрятана.
ЛЕМЕШЕВ. Почему она так чудно называется, как будто про зверей?
ФЕДОТОВ. Она уже давно ведётся. Никто теперь точно не может сказать, почему у неё такое название, ведь в разные годы «зверями» в корпусе именовали то преподавателей, то младших воспитанников. Для первокурсников, вынутых из маменькиных тёплых кроватей, корпус действительно как ад. Может поэтому? Понимаете? Звери ада. Вообще в Звериаде очень много интересного: стихи, песни, шутки и почти вся история корпуса.
ДЕЖУРНЫЙ ПОР ВЗВОДУ. Здорово! Ребята, это же история нашего училища, понимаете? Раз Федотов учился в девятьсот четвёртом и узнаёт эти стены сейчас, значит это то же самое здание, только сто десять лет спустя. Значит эта Звериада летопись и нашего училища!
ВЕРХОВСКИЙ. Обалдеть! Вот бы её почитать!
СМИРНОВ. (Походит.) Раз её в корпусе раньше прятали, значит, и искать её надо у нас в училище! Где, ты говоришь, твой пост был?
ФЕДОТОВ. В классе, который с аркой. Там у нас сегодня первый урок был.
СМИРНОВ. Ага, понятно! В кабинете ОБЖ. Там и будем её искать. Сегодня после отбоя идём.
ФЕДОТОВ. Ребята, только не смейтесь. Во-первых, Звериада у нас имела генеральский чин: именовать её надо «Её Превосходительство». Во-вторых, Звериаду читать можно только по праздникам. Такие уж традиции.
СМИРНОВ. Не дрейфь! Соблюдём всё как надо – ведь это теперь и наша книга. Насчёт чтения - сегодня в самый раз. У нас же праздник, даже приказом объявили ДД.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Сегодня не выйдет - ночью Гаубица дежурит по роте.
КУТАСИН. Это не страшно. Он обычно уже через полчаса после отбоя спать ложится.
СМИРНОВ. Короче, Федотов, после отбоя Гаубица заснёт, и пойдём читать Звериаду. Кто с нами?
КУТАСИН, ВЕРХОВСКИЙ, ЛЕМЕШЕВ и ещё два суворовца. Я! – Я! – Я!..
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Всё, мне пора. Сейчас отбой буду объявлять.

Уходит. Все потихоньку расходятся по своим кроватям.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. (Через некоторое время.) Взво-од!.. Приготовиться к отбою!
Суворовцы укладываются в кровати.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Взво-од!.. Отбой! (Через несколько секунд гасит свет.)

Кромешная темнота. Тишина. Через некоторое время появляется луч света как будто из открытой двери. Входит Гаубица. К нему подходит и отдаёт честь дежурный по взводу.

ГАУБИЦА. Дежурный, происшествий нет? Все улеглись?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Так точно, товарищ старший лейтенант.
ГАУБИЦА. Ладно, смотри за порядком. (Уходит. Луч гаснет.)

Разговор в темноте полушёпотом.

КУТАСИН. Братва! Помните, как в прошлом году ДД прошёл?
ФЕДОТОВ. Так это у вас каждый год так бывает?
СМИРНОВ. Так, да не так! Ты что думаешь, у нас фантазии нет?
ЛЕМЕШЕВ. Мы в прошлом году на Гаубице по-другому отыгрались. Он нас целую неделю в противогазах заставлял строевой подготовкой заниматься, изверг. По семь часов каждый день парились. Колышев даже в обморок упал от перегрева.
КУТАСИН. А мы Гаубице за это тазик на кий поставили.
ФЕДОТОВ. Как это?
СМИРНОВ. Что ты всё перебиваешь? Слушай!
КУТАСИН. Было это так. Чтобы он нас не узнал, мы все одели противогазы – сам нас научил на свою голову. Есть у нас большая указка с тупым концом – мы её кием называем…

Освещается левая сторона сцены. За столом при свете настольной лампы сидит погружённый в документы Гаубица. Стук в дверь. Голос: «Разрешите войти!»

ГАУБИЦА. Кого ещё там чёрт принёс? Входи.

Входят суворовцы в противогазах.

ГАУБИЦА. Это что за маскарад? Строевой вам мало, решили спать в противогазах?
СУВОРОВЕЦ. Никак нет! Приказ начальника училища: всем одеть противогазы и не снимать до особого распоряжения.
ГАУБИЦА. Всем?
СУВОРОВЕЦ. Так точно! И Вам тоже!

Гаубица оглядывается и нехотя одевает противогаз, бурчит.

СУВОРОВЕЦ. Товарищ старший лейтенант! Мы пришли помочь вам освоить норматив на твёрдость руки. Завтра начальник училища проводит зачёт.
ГАУБИЦА. Какой ещё норматив? Не знаю такого. Давай показывай.

Суворовец делает жест своим. Один лезет на стол. Второй ставит на стул небольшой тазик. Третий наливает воду из кувшина в тазик, подают тазик стоящему на столе суворовцу. Суворовец в это время рассказывает.

СУВОРОВЕЦ. Тест на крепость руки. Нужно взять кий. Возьмите, пожалуйста.

Гаубица в противогазе берёт кий и следует инструкциям суворовца.

СУВОРОВЕЦ. Вторую руку надо вытянуть по шву и зафиксировать скотчем.

Гаубица прижимает руку вдоль тела. Другой суворовец приматывает её к туловищу скотчем. Стоящий на столе упирает тазик в потолок.

ГАУБИЦА. Кто это придумывает? Опять в министерстве крыша поехала.
СУВОРОВЕЦ. Подоприте тазик кием.

Гаубица упирает кий в центр тазика, прижимая его к потолку. Суворовец отпускает тазик и слезает со стола.

СУВОРОВЕЦ. Спокойной ночи, товарищ старший лейтенант.

Суворовцы с хохотом убегают.

ГАУБИЦА. Стой! Куда?! Идиоты! Я не смогу этот таз снять сам – упадёт, прольётся! У меня же важные документы на столе! И годовой отчёт! Я его два месяца писал! Сдавать завтра! Стойте!

Слышно тиканье часов, стрелки бегут по циферблату. Гаубица пытается залезть на стол, не выпуская кий, но никак не получается.

ГАУБИЦА. Ну, попадётесь мне!.. Рука уже затекла. Ночь уж давно. Хоть бы кто-нибудь пришёл. (Опять неуклюже закидывает ногу на стол.) Вот паскудники! Ненавижу!

Часы тикают, стрелки бегут, отсчитывая часы. Свет затухает. Через несколько секунд свет снова разгорается, возвещая утро. Входит начальник училища.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Товарищ старший лейтенант, что это вы тут делаете?
ГАУБИЦА. Норматив отрабатываю.
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Какой норматив?
ГАУБИЦА. Как какой? (В сердцах.) На крепость руки! Вы же приказали!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Что я приказал?
ГАУБИЦА. (Визжит от обиды.) Ну, тренироваться!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. (Удивлённо.) Я?
ГАУБИЦА. Да! Суворовцы вчера передали.
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. (Смекнув в чём дело, прыскает, зажимая рот, чтобы не показать смех.) Приказал?
ГАУБИЦА. (Мелко кивает.) Приказал!
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. В противогазе? (Уже не в силах сдержаться смеётся в голос.)
ГАУБИЦА. (Истошно.) Да-а-а!!!

Рука Гаубицы соскальзывает, старший лейтенант валится на стол, сверху опрокидывается тазик.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. (Иронично, уходя.) Считайте, что сдали.

Свет на левой стороне сцены гаснет. Суворовцы на правой стороне сцены смеются в темноте.

ВЕРХОВСКИЙ. Федотов, пока Гаубица не уснул, расскажи, как вы там в девятьсот четвёртом живёте.
ФЕДОТОВ. Живём – хлеб жуём! У нас всё подчинено внутренним неписанным законам кадетского братства. Первая заповедь наша гласит: «Младшим не драться, старшим не расправляться насилием». Младшие считают за честь подчиняться старшим кадетам, а старшие не должны унижать достоинство младших.
ВЕРХОВСКИЙ. Это правильный принцип. А кто за этим всем следит?
ФЕДОТОВ. Хранителям традиций всегда является седьмой класс, ему эти полномочия передаются от выпускного класса вместе со Звериадой. В старшем классе выбирается выпускной совет и генерал выпуска с адъютантами. Все подчиняются им. Конечно, эти законы действуют негласно, только среди воспитанников корпуса, от воспитателей всё скрываем.
СМИРНОВ. Наверное, уже пора. Сходи, посмотри, заснул Гаубица?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Ага, сейчас. Я мигом. (Уходит.)
КУТАСИН. Ну, это же понятно: младшие подчиняются старшим, потому что они сильнее.
ФЕДОТОВ. Нет. У нас в кадетском корпусе не принято применять физическую силу. Младшие просто хотят подражать старшим, восхищаются ими, их выправкой и ловкостью в воинских дисциплинах, хотят стать такими же, как они. Старшие кадеты опекают младших, помогают им во всём и учат, как жить в порядке и чистоте, передают свой опыт.
ВЕРХОВСКИЙ. Хорошая традиция! Надо подумать. Может, возродим?
Кстати, а у вас в кадетском корпусе есть ДД первого апреля?
ФЕДОТОВ. Нет, такого нет. Но мы тоже шутки и розыгрыши любим.
КУТАСИН. Давай, рассказывай!
ФЕДОТОВ. Самая любимая шутка у нас – это «пустить петуха».

Во время повествования на левой половине сцены (в прошлом) освещаются актёры-кадеты, исполняющие рассказываемое Федотовым действо. Кроме этого для усиления эффекта рассказа на стену крупным планом проецируются фрагменты из него.

ФЕДОТОВ. Подъём, отбой и все построения у нас происходят по сигналу горна. Чтобы «пустить петуха» надо встать рано утром и уловить момент, когда горнист начнёт играть «Подъём».

Горнист, в глубине сцены, играет «Подъём». Перед аркой крадётся кадет.

ФЕДОТОВ. Чтобы тебя не узнал горнист, надо действовать из-за угла. Высунуть руку и показать ему лимон. Потом надо выжать кислющий лимонный сок прямо на его глазах.

Крадущийся кадет вытягивает из-за арки руку и выжимает лимон. На проекции: крупным планом сквозь пальцы течёт лимонный сок и капает; лицо горниста сморщивается от кислого привкуса, вызванного видом лимонного сока. Горнист скривлёнными губами вместо «Подъёма» играет мелодию а-ля «кукареку».

ФЕДОТОВ. Когда горнист видит лимон и сок, то его губы непроизвольно искривляются, он не попадает в ноты и «даёт петуха». Самое смешное – это то, что горнист должен доиграть «Подъём», и потешная петушиная мелодия продолжается до конца. И главное - надо вовремя смыться, чтобы не получить от горниста на орехи!

Свет и проекция на левой стороне сцены гаснут. Суворовцы в восторге. Луч света - вбегает дежурный по взводу. Смеётся.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Ребята, вы не поверите! Заглянул в замочную скважину поста, а Гаубица не спит, стоит как столб и только по сторонам глазами ворочает. Я ничего не пойму – он всегда сразу после отбоя засыпал. А потом до меня дошло: я же сам ему вечером в дежурке табличку на стол поставил. (Смеётся.)
ЛЕМЕШЕВ. Да, говори толком! Что за табличка?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. (Поборов смех.) «Видеокамера установлена в целях вашей безопасности».

Суворовцы обхохатываются.

КУТАСИН. Глазами ворочал – это он камеру искал.
ВЕРХОВСКИЙ. И не спал, думал, его снимают.
ЛЕМЕШЕВ. Ну, ты облажался. А потом что?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Отвлёк его и тайком табличку вынес, так он почти сразу уснул.
ФЕДОТОВ. Как же он на посту спит? Так нельзя!
СМИРНОВ. А сам-то! Забыл, как тут оказался!?
ФЕДОТОВ. Но я же…
СМИРНОВ. Молчи уж!
ЛЕМЕШЕВ. Табличку покажи. Где она?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Я её в туалете повесил. Так что у Гаубицы будет весёленькое продолжение дежурства утром, когда он в туалет захочет!

Смеются.

СМИРНОВ. Хорош ржать, а то так вся ночь пройдёт. (Обращается к дежурному по взводу.) Ты - дежурный, тогда оставайся тут – мало ли что. Если «палёным запахнет» - дай знать.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Хорошо! Мне потом расскажете. Ни пуха, ни пера!
СМИРНОВ. К чёрту. Всё, пошли Звериаду искать!
Луч света как из открытой двери. Суворовцы с Федотовым осторожно уходят за кулисы в сторону луча. Луч гаснет. Через минуту в спальню входит суворовец Федотов в луче света, ищет свою кровать.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Федотов? Это ты?
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. Я.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Вот это номер. А мы тебя уже не чаяли увидеть. Ты откуда?
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. Как откуда? Из лазарета. Полегчало мне вроде, я и отпросился – скучно там одному.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Зато здесь так весело! ДД на ура прошёл! Ты знаешь, что у тебя тут двойник появился?
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. Какой двойник?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. А такой! Тоже Федотов, но другой – кадет из кадетского корпуса. Он из прошлого, из девятьсот четвёртого года!
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. (С равнодушной иронией.) Очень смешно. Отстань со своими первоапрельскими шутками.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Какие шутки? Сам сейчас увидишь.
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. Отвали! Спать хочу, как из пушки. Сил уже никаких нет.

Ложится и тут же засыпает. Дежурный по взводу махнул рукой, закрывает дверь – луч гаснет.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Сцена 4. Кабинет ОБЖ. Первая половина ночи.

В кабинете ОБЖ темно. Луч света - показывается Лемешев, включает фонарик, осматривается, делает знак - за ним входят остальные, закрывают дверь.

ЛЕМЕШЕВ. (Шёпотом.) Нет никого, чисто!
СМИРНОВ. (Федотову.) Это кабинет?
ФЕДОТОВ. Да, он самый, только стены другого цвета тогда были.
СМИРНОВ. Ну, и где тут твой пост?
ФЕДТОВ. А вот тут, прямо под аркой. Звериада у нас над ней хранилась.
ЛЕМЕШЕВ. Столько лет прошло. Её, наверное, уже давно нашли и выбросили.
СМИРНОВ. Сейчас посмотрим. Давай, часовой, лезь.
ФЕДОТОВ. (Встаёт на стул, шарит рукой над аркой. Радостно.) Тут она! Тут! А я боялся, что в мой караул пропадёт!
СМИРНОВ. Тихо ты! Поднимешь всех. Давай её сюда. (Принимает книгу.)
ЛЕМЕШЕВ. Вот это да!
КУТАСИН. Смотри, какая она толстая!
СМИРНОВ. (Садится за стол. Все с любопытством обступают Смирнова и рассматривать книгу.) Дорого смотрится обложка-то, красивая! (Открывает. Пауза.) Это что такое?
ФЕДОТОВ. Это вступительная песнь про корпус наш, почти гимн. Её написал первый выпуск, но у каждого выпуска может быть своя песня.
ЛЕМЕШЕВ. Ничего себе! Тут целая поэма. Это кадеты сами сочинили?
ФЕДОТОВ. Да, тут только кадетское творчество.
ВЕРХОВСКИЙ. Классно! Слушайте, нам тоже надо свой гимн сочинить. Кто-нибудь умеет слагать стихи?
КУТАСИН. Я на первом курсе баловался, потом забросил.
СМИРНОВ. Назначаем тебя поэтом выпуска! Поручаем в недельный срок написать наш выпускной гимн.
КУТАСИН. Замётано!
ЛЕМЕШЕВ. А что там дальше.
СМИРНОВ. (Перелистывает.) Тезисы какие-то.
ФЕДОТОВ. Это наши заповеди, заповеди кадетов.
ВЕРХОВСКИЙ. Интересно! Давайте прочитаем, может и нам что пригодится.
СМИРНОВ. Слушайте! Заповедь первая: «Ставь выше всего долг перед Отечеством. Бойся нарушить свой долг: этим ты навсегда потеряешь своё имя».
ВЕРХОВСКИЙ. Хм!
СМИРНОВ. Заповедь вторая: «Береги свою честь, честь кадетского корпуса».
КУТАСИН. Помпезно как-то.
ВЕРХОВСКИЙ. Махровая патетика.
ФЕДОТОВ. О чём вы говорите, ребята! Все заповеди более чем искренние!
ЛЕМЕШЕВ. Не смеши. Непонятно, для чего столько пафоса? Вообще всё это лишнее.
КУТАСИН. Сплошная болтовня.
ФЕДОТОВ. Не понимаю вас! Я конечно из другого времени, и мне трудно судить ваши помыслы, но тогда ради чего вы все здесь находитесь? Что может быть для офицера выше, чем служение Родине?.. Какими принципами вы руководствуетесь? К чему проявляете уважение?.. Что, наконец, составляет предмет вашей гордости?.. Долг и честь - это же основа всего! В этом суть нашего достоинства, смысл существования офицера! Поймите, нельзя подвергать сомнению абсолютные категории! С исчезновением их, исчезнем и мы с вами: мы каркас Отечества – оно наша опора. Мы обладатели внутреннего достоинства, и это делает нас людьми, потому что только наши моральные качества, такие как честность, доброта, откровенность, совесть, благородство, уважение определяют нас как личность. (В запале речи встаёт на стул.) Вспомните слова Аристотеля, воспитателя Александра Македонского: «Для кого даже честь — пустяк, для того и все прочее ничтожно». Вы уж извините меня, что не могу своими словами объяснить вам всё это, тем более, что для меня эти вещи очевидны – они как постулаты. Но сами видите, что даже в античные времена понимали это более чем ясно. Учитель того же Аристотеля, Платон, говорил: «Честь наша состоит в том, чтобы следовать лучшему и улучшать худшее, если оно еще может стать совершеннее». Дай книгу. (Берёт у Смирнова Звериаду, листает.) Вот здесь, послушайте, что писал вице-губернатор Салтыков.
ЛЕМЕШЕВ. Это какой Салтыков? Который Щедрин?
ФЕДОТОВ. Щедрин – это его писательский псевдоним.
СМИРНОВ. Да погоди ты, Костя! Читай Федотов.
ФЕДОТОВ. «Отечество - тот таинственный, но живой организм, очертания которого ты не можешь для себя отчетливо определить, но которого прикосновение к себе непрерывно чувствуешь, ибо ты связан с этим организмом непрерывной пуповиной».
ВЕРХОВСКИЙ. Красиво.
ФЕДОТОВ. А вот что пишет наш «отец родной» - граф Суворов-Рымникский: «Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека, но я заключал доброе имя в славе моего Отечества, и все деяния мои клонились к его благоденствию. Никогда самолюбие, часто покорное покрывало скоропреходящих страстей, не управляло моими деяниями. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей. Жизнь моя была суровая школа, но нравы невинны и природное великодушие облегчали мои труды: чувства мои были свободны, а сам я тверд».
КУТАСИН. Александр Васильевич наш человек, каждому ему слову верю!
СМИРНОВ. (Федотову.) Ладно тебе, ишь раздухарился. Слезай с броневичка, чай мы тоже не без понятий. Мудрёно говоришь, но чувствуется есть правда в твоих словах. Давайте дальше читать.
ФЕДОТОВ. Заповедь третья: «Помни, что старший по званию всегда и везде начальник. Никогда не критикуй действий старшего по званию. Всякое распоряжение старшего, в какой бы форме не выражалось (предложение, просьба, совет), есть приказание».
СМИРНОВ. Это мы и так знаем.
ЛЕМЕШЕВ. А есть какие-нибудь заповеди чисто кадетские, чтоб не на публику?
ФЕДОТОВ. Да. Например, у нас есть закон: «Не выдавать». Даже если всем грозит суровое наказание, то всё равно никто не выдаст своего товарища. Офицеры это знают и даже одобряют негласно. Вот тут в книге есть интересная история как раз на эту тему. (Листает Звериаду, находит нужную страницу, читает.) Случилось это в одна тысяча восемьсот девяносто…

Освещается левая сторона сцены, на ней демонстрируется то, о чём читает Федотов. Звучит горн на построение.

ГОЛОС ЗА КУЛИСАМИ. Становись! Шагом марш! Песню запе-вай!

Выходят кадеты строем с песней, маршируют на месте (или в пределах сцены). Штабс-капитан смотрит выправку.

(Поют все кадеты.)                Взвейтесь, соколы, орлами!
                Полно горе горевать!
                То ли дело под шатрами
(Далее поют все, кроме одного - он поёт другое.)  В поле лагерем стоять!
(То, что поёт один, стараясь перекричать всех,
когда все поют слова из последней строчки.)      Девку крепко приобнять!

ШТАБС-КАПИТАН. Стой! На пра-во! Кто тут всю картину портит? (Ходит, вглядывается в лица стоящих по стойке смирно кадетов.) Я спрашиваю, кто воду мутит?.. Ага, молчать будете. Ну, смотрите – будете у меня тут до отбоя маршировать, пока правильно не запоёте. На ле-во! Шагом… марш! Песню запе-вай!

(Поют все.)                Там едва заря настанет,
                Строй пехоты зашумит,
                Барабаном в небо грянет,
(Далее поют все, кроме одного - он поёт другое.)    И штыками заблести!
(То, что поёт один, стараясь перекричать всех,
когда все поют слова из последней строчки.)        Девка в страхе завизжит!

ШТАБС-КАПИТАН. Стой! На пра-во! Опять! Русских слов не понимаете? Кто песню портит?.. Ага, молчим опять. «Не выдавать», значит, – законы блюдёте. Ну, ладно. Будем дальше маршировать – у меня время много. На ле-во! Шагом… марш! Песню запе-вай!

(Поют все.)                Взвейтесь, соколы, орлами!
                Полно горе горевать!
                То ли дело под шатрами
(Все замолчали на четвёртой строчке, кроме одного
– он поёт заливисто, не ожидая, что все замолкли.) Девку крепко приобнять!

ШТАБС-КАПИТАН. Стой!

Строй останавливается, кадеты смеются. Штабс-капитан тоже не выдерживает – смеётся со всеми. Постепенно смех начинает стихать.

ШТАБС-КАПИТАН. (Хватаясь за живот.) Ой! Уморили! Разойдись. Готовиться к отбою.

Строй шумно разбегается, офицер тоже уходит посмеиваясь. Свет на левой стороне сцены гаснет. На правой стороне суворовцы тоже смеются.

ЛЕМЕШЕВ. Зачётно!
СМИРНОВ. Такое правило и мы внегласно поддерживаем. Стукачам завсегда бойкот объявляем, а после отбоя тёмную устраиваем.

Слышится нарастающий топот шагов бегущего по коридору человека. Все замирают.

ГАУБИЦА. (Голос за кулисами под топот его шагов.) Да где ж тут ещё туалет-то есть?! Один на ремонте, в другом видеокамера – чёрт знает что!

Топот удаляется. Суворовцы смеются.

КУТАСИН. А Гаубице-то припёрло видать!
ВЕРХОВСКИЙ. Ой, чую – не донесёт!
ЛЕМЕШЕВ. А я и забыл сказать, что подслушал, как вторая рота собиралась на всех туалетах после отбоя повесить таблички: «На ремонте».

Посмеиваются.

СМИРНОВ. Пора уходить.
ЛЕМЕШЕВ. Давайте напоследок что-нибудь прочитаем из самых последних записей.
СМИРНОВ. (Листает книгу, ищет последнюю запись.) Вот, запись от тысяча девятьсот восемьдесят третьего года. (Читает.) «На прошлой неделе Серёжка Дерябов ночью залез в новогодние подарки, которые хранились на кухне и стащил из каждого по нескольку конфет. Дежурный по взводу и Дядька Игнат поймали его на воровстве. Игнат долго ругал Серёжку, но не выдал, потому что за такой проступок могли отчислить из училища. Серёжка хотел продать эти конфеты на рынке. Мы тоже не выдали воришку, но объявили ему бойкот, а он даже не повинился перед нами. Вчера Дерябова перевели в Ленинград по его рапорту. Мы написали суворовцам в Ленинград. Там готовят ему тёмную».
ВЕРХОВСКИЙ. Дерябов. Нашего Гаубицы фамилия тоже Дерябов, и зовут Сергей Семёнович. Может это он?
КУТАСИН. Не исключено. Гаубица тоже суворовское закончил.
СМИРНОВ. Вот подонок! Как был гнидой, так и остался. Давайте на сегодня закругляться, а то уже половина двенадцатого – завтра в шесть подъём.
ФЕДОТОВ. (Шарит сбоку арки.) Ребята, а сабли нет! Как же я пост сдам? Мне оружие доверили, а оно пропало.
ЛЕМЕШЕВ. У нас на третьем этаже в музейной комнате есть сабля. Вы же знаете, что после революции кадетский корпус закрыли, а во время Великой отечественной войны было заново открыто наше училище, уже как суворовское. Тут и нашли эту саблю. Может это она? Твоя?
СМИРНОВ. Давайте так: сейчас пойдём на третий этаж. Вы на шухере постоите, а я саблю возьму. (Федотову.) Дадим её тебе, но с возвратом. Как только найдёшь свою саблю – эту нужно будет вернуть.
ФЕДОТОВ. Хорошо!
СМИРНОВ. Лемешев, оцени обстановку. (Гасит фонарь.)
ЛЕМЕШЕВ. (Выглядывает за дверь – луч света. Полушёпотом.) Кто-то идёт!
СМИРНОВ. Прячемся!

Мальчишки прячутся в кабинете. Кирилл залезает под кушетку на которой лежит манекен Гоша. Слева на сцене: три девочки воспитанницы суворовского училища в брюках и нательном белье крадутся по коридору с фонариками в кабинет ОБЖ.

ОЛЯ. (Громко) Жанна, куда мы идём?
ЖАННА. Тихо! (Останавливает всех, делает жест, чтобы все замерли, прислушивается. Переходит на шёпот.) Что ты орёшь?.. Вы что, забыли? Сами же меня просили научить вас целоваться.
НАТАША. Ага! Скоро выпускной бал будет. Надо обязательно научиться. А то мальчишки потом засмеют.
ЖАННА. Ты себе кого-нибудь присмотрела?
НАТАША. Да! Кутасин Женька с седьмого курса мне нравится! С ним буду весь вечер танцевать, а потом…
ОЛЯ. Ну, это как сказать. На балу из музыкалки полно девчонок ещё будет кроме нас. Вдруг он тебя не выберет?
ЖАННА. (Оле.) Запомни, детка, «женщина сама выбирает мужчину, который ее выбирает». «Женщина – самое могущественное в мире существо, и от нее зависит направлять мужчину туда, куда его хочет повести Господь Бог». (Наташе.) А почему Кутасин?
НАТАША. Он такой мужественный! И потом: у него даже фамилия военная. ОЛЯ. От слова «кутас»? И что это?
НАТАША. Это типа аксельбанта, шнур такой с кисточкой для украшения кивера. Ну, помнишь в поэме Бородино у Лермонтова:
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.
Ой, девочки! А ещё он мне стихи сегодня прислал. Вот, смотрите. (Достаёт из кармана листок, читает.) Называется: «Я Вам пишу – чего же боле?»
17 30 – 48?
140 10 01?
126, 138
140 3 501…
ЖАННА. Обалдеть! Классно!
ОЛЯ. У него пятёрка по математике?
НАТАША. Нет, по литературе.
ОЛЯ. А где мы будем учиться целоваться?
НАТАША. В кабинете ОБЖ. Где же ещё?
ОЛЯ. А почему в кабинете ОБЖ? Можно было бы в спальной учиться и никуда не ходить.
ЖАННА. С кем ты в спальной собираешься целоваться? Со мной что ли? Хочешь, чтобы меня вырвало?
ОЛЯ. Как интересно! А в классе с кем будем целоваться?
ЖАННА. Ну, ты тормоз, Олька! (Срывается на громкий разговор.) Дядька Игнат придёт. Вот с ним и будешь целоваться.

Жанна и Наташа смеются. В левом углу просыпается и кряхтит дядька Игнат.

ДЯДЬКА ИГНАТ. А!.. Что!.. Кто звал?!..

Девчонки тушат фонарики и прячутся. Дядька, протирая глаза, встаёт, оглядывается. Светит фонариком по сторонам.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Видать померещилось. (Светит на настенные часы. Ворчит.) Ни днём, ни ночью покоя нет. Пойду двери проверю. Не ровён час ещё кто залезет, а тут девчонок полным-полно. Так и до греха недалеко. Ишь чего-удумали-то. И где ж это видано - девиц в суворовское училище записывать? Разве ж это дело? А вдруг война? Что тогда? На фронт пойдут? Безобразие! Ни при Николае, ни при Иосифе, царствие им небесное, об этом и помышлять не могли. А тут развели «институт благородных девиц», понимаешь ли. А всё в угоду Европам, мать их ети. (Креститься.) Господи! Прости мою душу грешную! Никогда бранного слова себе не позволял. Да и раньше, при царях, в кадетских корпусах заведено было язык чистым от скверны блюсти. Но тут никаких сил не хватает сдерживаться. Где ж это видано – Европам потакать? Бывало ни одна пушка от Урала и, почитай, до Геркулесовых столбов без ведома русского царя стрельнуть не посмела бы. А ныне что? Воспитываем в суворовцах «терпимое отношение», «как основу толерантности». Ох, свят, свят. Куды катимся?

Уходит. Девочки вылезают из укрытия.

НАТАША. Кажется, ушёл.
ОЛЯ. Так с кем будем тренировать поцелуи?
ЖАННА. Оля, ну с кем там можно тренироваться? Там только Гоша лежит, вот на нём и будем отрабатывать технику поцелуев.
ОЛЯ. Так он же манекен для отработки искусственного дыхания, рот в рот.
ЖАННА. Правильно мыслишь. Вот и будешь с Гошей рот в рот. Помнишь, как на прошлом занятии Весёлкина зависла на нём? Я думала, что придётся её оттаскивать. (Хихикают.) Так раздухарилась, что чуть сама не задохнулась.
НАТАША. Наша очередь делать искусственное дыхание только через три занятия подойдёт, а это, считай, почти в конце месяца. Да и на уроке особо не потренируешься.
ЖАННА. У нас вся ночь впереди – целуйся, сколько хочешь.

Девочки входят в кабинет. Мальчишки, не зная, миновала ли опасность, ещё сидят в укрытиях.

ЖАННА. Я первая. Сейчас покажу как надо. Потом вы по очереди. (Наклоняется к Гоше, целует его. Потом ещё раз, и ещё.)
НАТАША. Жанка, ну хватит… Дай нам попробовать.

Жанна идёт обратно, Наташа подходит к Гоше, целует. Девочки наблюдают.

ЖАННА. Наташ, у тебя что с губами? Свело что ли? Зачем их трубочкой-то сделала? И с чувством давай, а то как будто знамя полковое целуешь.
НАТАША. Ой, девочки, привкус какой-то резиновый. Неужели Кутасин тоже по вкусу на детский мячик похож?
ОЛЯ. Ты и с мячиком уже целовалась?

Жанна хватается за голову. Потом поворачивается к Оле и начинает объяснять.

ЖАННА. Вот видела? Она целует его как мумию. А надо с чувством, приобнять немного, привлечь к себе, и ему приятно будет.
ОЛЯ. Кому ему? Гоше?
ЖАННА. Оооой! Ну, ты Капустина совсем безнадёжная. Какому Гоше? Тому, с кем потом целоваться будешь.
ОЛЯ. А-а-а, понятно.

Наташа нацеловавшись идёт к девочкам. Пока никто не видит, Кирилл стаскивает Гошу под кушетку и ложится на неё сам.

НАТАША. (Оле) Иди, дождалась своей очереди?
ОЛЯ. (Подходит к кушетке, трогает.) Девочки, он мягкий, как живой! (Целует.) Ой, какой приятный. Губы даже тёплые.

Опять наклоняется, приобнимает, целует. Кирилл резко хватает её, держит в объятиях, целует. Оля мычит, пытается вырваться.

 ЖАННА. (Думая, что Оля вошла во вкус) Ты смотри, как она раздухарилась! Не хуже Весёлкиной. Посвети.

Наташа светит фонариком.

НАТАША и ЖАННА. (Разглядев.) А-а-а-а!!!

Фонарик падает из рук. Кирилл от крика отпускает Олю. Она тоже кричит. Все девочки с визгом убегают из кабинета. Мальчишки не в силах сдержать смех, вываливаются из разных углов, смеются. Кирилл кладёт Гошу на место. На шум вбегают дядька Игнат и Гаубица. Включают свет. Все суворовцы вскакивают и принимают строевую стойку.

ГАУБИЦА. Вы чего тут делаете? А-а, опять ты, Смирнов. Мало тебе дня дурака, ты и ночь решил прихватить. Что тут происходит?

Пауза, Смирнов молчит. Гаубица ходит между суворовцев, сверлит глазами. Все продолжают стоять смирно, глядя перед собой и не опуская глаз.

ГАУБИЦА. Та-ак! (Смирнову) В молчанку играть будем? Ну, хорошо. Завтра же поставлю вопрос о твоём отчислении. (Подходит к Федотову.) Федотов, ты так и не переоделся? Чего ждёшь?

Пауза. Федотов молчит. Дядька Игнат разглядывает форму Федотова при свете, понимает, что перепутал кадета с суворовцем, всплёскивает руками.

ГАУБИЦА. Ага, и ты молчать решил. Вместе со Смирновым хочешь вылететь? Я тебе устрою. (Обращаясь ко всем, ходит между суворовцев.) Ну, кто мне пояснит, что тут происходит? Почему вы не в спальной после отбоя?

Пауза. Все молчат.

ДЯДЬКА ИГНАТ. (Смотрит на Федотова, качает головой, ропчет.) Вот я старый дурень – в темноте-то не разглядел, кадета в суворовское привёл, из прошлого в будущее.
ГАУБИЦА. Что ты, Игнат, сказал?
ДЯДЬКА ИГНАТ. Ээ… нет, ничего. Это я так, про себя.
ГАУБИЦА. (Опять обращается к суворовцам). Ну, что молчите?.. Понятно! (Переходит на крик.) Сговорились! Дурочку мне тут ломать будете?! Не выйдет! Все готовьте к утру рапорты о своём поведении! А сейчас: марш все по койкам!

Суворовцы демонстративно, по одному, медленно, строевым шагом выходят из кабинета. Гаубица вне себя, возмущается от такой наглости.

ГАУБИЦА. Да вы издеваться надо мной вздумали! Щенки! (Бьёт ногой под зад очередному проходящему мимо него суворовцу.) Бегом в спальню, я сказал!

Суворовец спотыкается, но не падает, опять хочет перейти на строевой шаг. Гаубица хочет догнать и опять пнуть.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Остановитесь, Сергей Семёнович! (Хватает его за рукав.) Разве так можно? Вы же офицер!

Гаубица вырывает рукав, толкает дядьку. Игнат навзничь падает на пол. Суворовцы кидаются к Гаубице, грудью заслоняют дядьку, с ненавистью смотрят на Гаубицу. Впереди Смирнов, сдерживает руками всех, чтобы они не кинулись драться. Федотов и Кутасин помогают дядьке подняться.

СМИРНОВ. Братцы, назад! Назад! Нельзя! Он офицер.
ФЕДОТОВ. (Презрительно.) Да какой он офицер! Офицер не может себе такого позволить.
ГАУБИЦА. Ах, вот вы как? Бунтовать? Неисполнение приказа! Всех на отчисление, зверёныши!
КУТАСИН. Как Вы смеете?! (Отряхивая дядьку Игната.) Он же старше Вас, в отцы Вам годится!
ДЯДЬКА ИГНАТ. (Потирая ушибленную поясницу.) Не ожидал я от Вас такого, Сергей Семёнович!
ГАУБИЦА. Молчи, старый дурень.
СМИРНОВ. (Сдерживая новый напор суворовцев.) Стойте! Нельзя!

 Дядька Игнат от оскорбления распрямился как богатырь. Строго зыркнул на Гаубицу. Гаубица присмирел.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Суворовцы!.. Слушай мою команду!.. Смирно!

Все замирают в строевой стойке. Небольшая пауза.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Кругом! В спальню… шагом… марш!

Суворовцы беспрекословно, разом уходят быстрым строевым шагом. Игнат отдаёт им честь. Лемешев незаметно возвращается и подслушивает.

ДЯДЬКА ИГНАТ. (Поворачивается к Гаубице. Отдаёт честь.) Товарищ старший лейтенант! Разрешите обратиться?
ГАУБИЦА. (Растерянно.) Разрешаю.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Товарищ старший лейтенант! Я возмущён Вашим поведением, порочащим честь русского офицера! Считаю не позволительным Вам вести себя в таком тоне и наносить оскорбления равно как мне, так и суворовцам. Посему, Вы должны извиниться перед будущими офицерами.
ГАУБИЦА. Перед этими сопляками? Никогда.
ДЯДЬКА ИГНАТ. В таком разе я вызываю Вас на дуэль. (Роется в кармане. Достаёт рукавицу и бросает в лицо Гаубице. Тот от неожиданности вздрагивает и неловко ловит её.) Хоть от меня и не почину вызов, но всё одно – больше за них вступиться некому. Стало быть – я. Драться будем на саблях. Жду Вас тут же на рассвете. Разрешите идти?
ГАУБИЦА. (Виновато.) Дядька Игнат, ты чего? Серьёзно? Они же недоумки, все как один нарушители. Зверьё зверьём. Ты видел их? Видел, что творят?!
 ДЯДЬКА ИГНАТ. (Перейдя с официального тона, немного расслабившись телом. Расстроенно.) Эх, Серёжа! Пожалел я тебя тогда. Думал из тебя человек получится, да видно не судьба. Как говориться: «То рагисмэ;но гиали; дэн сиа;хтэтай».**
ГАУБИЦА. И ты туда же. Не день дурака, а какой-то день загадок.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Я говорю: «Лопнувшее стекло не склеишь». Ну, Бог тебе судья. Кто прошлое помянет – тому глаз вон. А сегодняшнего тебе простить не могу – они мне как родные дети. Не взыщи, сынок! (Выпрямился. Официально и бодро.) Жду Вас здесь на рассвете. Разрешите идти?!
ГАУБИЦА. (Растерянно.) Дядька Игнат!
ДЯДЬКА ИГНАТ. (Отдаёт честь.) Разрешите идти?!
ГАУБИЦА. (После некоторой паузы. Тихо.) Идите.

Дядька Игнат строевым шагом уходит. Гаубица обессиленный опускается на кушетку и садится на Гошу. Наконец-то срабатывает «ловушка» и ракета взлетает. Гаубица падает, закрывает голову руками.


Сцена 5. Спальня. Полночь и рассвет.

На арке высвечиваются часы – без десяти минут двенадцать. Луч света из двери - входит дядька Игнат. Разговоры шёпотом.

ДЯДЬКА ИГНАТ. (Дежурному по взводу.) Ты чего не спишь?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. К ротному ходил, ложусь уже.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Где кровать Федотова?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Вон там. А что случилось?
ДЯДЬКА ИГНАТ. Ничего, ложись. (Подходит к кровати Федотова. Пытается будить его.) Федотов! Федотов, вставай! Пошли! Пошли в кадетский корпус, я отведу тебя. Где тут твоя форма?

Федотов мычит нечленораздельно, не хочет просыпаться. Игнат берёт форму суворовца.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Ну, давай, милок! (Поднимает полусонного под руки и ведёт.) Пошли, пошли, а то арка всего пять минут открытой бывает.

Уводит. Луч гаснет.

ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Дядька Игнат как будто не в себе – мелет непонятно что. Куда он его повёл? Надо проследить – беды бы не вышло. (Уходит за ними.)

Часы бьют двенадцать часов. Луч света – входят суворовцы и кадет Федотов с саблей.

КУТАСИН. Дай посмотреть! (Берет саблю. Вынимает из ножен.) Классная! (Осматривается.) Рубануть бы чего-нибудь.
СМИРНОВ. Хорош дурить. Верни. С оружием не шутят.
ФЕДОТОВ. (Берет саблю. Читает на клинке.) Братцы, это точно она! Вот тут на клинке написано: «Генеральская». Это же нашего генерала выпуска сабля, с которой я в караул заступал!
ВЕРХОВСКИЙ. Нашлась пропажа.
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. (Входит.) Ребята! Федотова из лазарета выпустили. Когда вы ушли, он заявился. За ним сюда недавно дядька Игнат пришёл и увёл его. Я пошёл проследить. Он его полусонного в класс ОБЖ завёл – я за ними, а там никого нет. Куда делись – непонятно.
КУТАСИН. Ну, дела.
ЛЕМЕШЕВ. (Входит.) Ребята! Где вы бродите? Я вас по всему училищу ищу. Что было в ОБЖ после вашего ухода! Дядька Игнат мужик! Гаубицу на дуэль вызвал.
ВЕРХОВСКИЙ. Да ну?
СМИРНОВ. Старой закалки дядька!
ФЕДОТОВ. По чести поступил.
КУТАСИН. Я его девятого мая у вечного огня видел: вся грудь в орденах. Мне даже показалось, что георгиевский крест у него есть.
СМИРНОВ. Креститься надо, когда кажется. А вот, что они пропали – это уже хуже. Если дядька с Федотовым к рассвету не вернутся, то Гаубица может подумать, что Игнат испугался.
ЛЕМЕШЕВ. Порадуется гнус.
СМИРНОВ. Не бывать этому. Давайте ложиться – надо отдохнуть. (Дежурному по взводу.) На рассвете разбуди.

Суворовцы ложатся, засыпают. Слышно тиканье часов, стрелки пробегают несколько кругов. Дежурный тоже засыпает. Часы ещё отсчитывают час. Рассвет.

ФЕДОТОВ. (Вдруг просыпается.) Проспали! Растяпы! (Хватает саблю. Убегает, хлопает дверью)
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. (Постепенно просыпается от шума.) Ребята! Рассвело уже давно!
СМИРНОВ. (Вскакивает.) Эх! Сони! (Убегает.)

Суворовцы с трудом продирают глаза.

КУТАСИН. (Придя в себя, дежурному по взводу.) Дядька Игнат и Федотов пришли?
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Не видел.
ЛЕМЕШЕВ. Так что ж мы сидим! Айда все в ОБЖ!

Суворовцы вскакивают и убегают.


Сцена 6. Кабинет ОБЖ и кадетский класс. Полночь и рассвет.

Темно. Луч света – входит дядька Игнат, ведёт сонного суворовца Федотова. На часах полночь.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Давай, милок, давай! Поторапливайся. Сейчас арка закроется уже.
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. (Еле ворочая языком.) Дядька Игнат, куда мы? Пошли спать.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Сейчас, милок, сейчас. Возвращаемся восвояси, в кадетский. И спать.

Проходят через арку. Входят в класс кадетского училища. Игнат запинается в темноте за ведро - шум. Спящие за партами кадеты чиркают спичками, зажигают лампы.

ВТОРОЙ КАДЕТ. Стой! Кто идёт?
ТРЕТИЙ КАДЕТ. А-а! Попались! (Освещает пришельцев.)
ВТОРОЙ КАДЕТ. Так это дядька Игнат.
ТРЕТИЙ КАДЕТ. А это кто с тобой?
ДЯДЬКА ИГНАТ. Не разглядели? Это ж ваш пропащий Федотов.
ВТОРОЙ КАДЕТ. (Освещает лицо суворовцу.) Это не Федотов.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Не шутите, голубки. Он и так уж натерпелся всякого. Вон как измучился.
ТРЕТИЙ КАДЕТ. Не Федотов это.
ФЕДОТОВ СУВОРОВЕЦ. Я Федотов! Дядька Игнат, куда ты меня привёл? Что это за маскарад?
ВТОРОЙ КАДЕТ. Не бреши! Мы нашего Федотова как пять пальцев знаем. А вот ты что за птица?
ТРЕТИЙ КАДЕТ. Признавайся, куда дел нашего Федотова? Где сабля?
ВТОРОЙ КАДЕТ. Дядька Игнат, это не Федотов. Мы его тут с утра сторожим, как сквозь землю провалился.
ДЯДЬКА ИГНАТ. Так это ж… (Понимает, что опять всё перепутал.) Ах ты, батюшки-светы! Что ж делать-то?.. Сынки! Выйдите-ка, а я вам вашего Федотова сей час доставлю.
ТРЕТИЙ КАДЕТ. Нет уж. Нас не проведёшь. Держите этого! (Показывает на суворовца.)

Кадеты хватают суворовца Федотова. Дядька кидается к арке и отскакивает – арка уже закрылась, на часах шесть минут первого.

ДЯДЬКА ИГНАТ. Вот ведь незадача! Что ж за день-то такой? (В сердцах.) А дуэль?! Как же я теперь? Опозорен! (В бессилии садится, закрывает лицо руками.)

Свет на левой стороне сцены гаснет. На правой стороне сцены светает. В кабинет ОБЖ входит Гаубица. Мечется, видно, что трусит. Пытается тренироваться сражаться саблей, но получается плохо, досадует.

ГАУБИЦА. Эх, дёрнул же меня чёрт! И что теперь делать?.. Уйти!?.. Нет, нельзя – позор будет. Скажут, что деда испугался. А на саблях-то я не мастак, дядька видать ещё тот рубака… Конечно, силы у него уже не те. Выдохнется быстро – тут я его и … (Делает жест саблей.)
ФЕДОТОВ. (Вбегает. Отдаёт честь.) А где дядька Игнат!?
ГАУБИЦА. (Вздрагивает. Потом осмелев.) Струхнул видать твой дядька.
ФЕДОТОВ. Он не из тех будет!
ГАУБИЦА. Много ты знаешь. Пшёл вон, сосунок!
ФЕДОТОВ. Никак нет! Раз дядьки Игната нет – значит, я за него! Защищайтесь, господин поручик!
ГАУБИЦА. Что?! Ты мне?! Да я тебя! Фарш из тебя сделаю!

Федотов выставляет вперёд саблю. Гаубица отвечает на вызов. Бьются. Федотов умело владеет саблей и сначала напирает, Гаубица еле успевает отбиваться, отступает.

ГАУБИЦА. Надо прекратить дуэль… – ты же несовершеннолетний, значит, тебе нельзя драться… И, вообще, я твой командир… Как ты смеешь вызывать командира на дуэль?
Кадет устаёт от тяжёлого для юноши оружия. Гаубица переходит в атаку, рубит сплеча. Федотов отступает, еле успевает отбивать удары.

ФЕДОТОВ. А Вы пришли драться с дядькой Игнатом… Ему уже лет восемьдесят или больше… Как Вам не стыдно было драться со стариком!.. Это тоже не по дуэльному кодексу.

Кадет падает. Гаубица колет и ранит его в руку. Гаубица в страхе за содеянное бросает саблю, в растерянности отходит в сторону. Вбегает Смирнов. Бросается к Федотову.

СМИРНОВ. Витя, ты ранен?!
ФЕДОТОВ. Пустяки. Зацепило. Игната нет.
СМИРНОВ. Щас, подожди. (Хватает саблю. Ногой толкает другую Гаубице.) Защищайтесь, товарищ старший лейтенант.
ГАУБИЦА. (Замешкался. Потом осмелев.) И ты туда же? Ну, держись.

Бьются. Смирнов дерётся неумело, отступает под натиском и силой Гаубицы. С шумом вбегают суворовцы. Бой прекращается, все замирают в немой сцене. Входят начальник училища, за ним капитан Ефимов.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Прекратить!
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. Смирно!

Все встают в строевую стойку.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Суворовец, сдайте оружие!

Смирнов передаёт капитану Ефимову саблю.

НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. (Подходит к Федотову.) Ранен?
ФЕДОТОВ. Пустяки, товарищ полковник. (Пытается подняться.)
НАЧАЛЬНИК УЧИЛИЩА. Суворовцы! (Делает знак подойти суворовцам, которые стоят рядом.) Остальным всем отбой! С подъёмом сразу построение – там будем разбираться. Понял дежурный? (Вместе с тремя суворовцами берёт Федотова на руки.)
ДЕЖУРНЫЙ ПО ВЗВОДУ. (Отдаёт честь.) Так точно, товарищ полковник!

Суворовцы уходят, начальник училища с тремя суворовцами уносят Федотова. Гаубица разводит руками, показывая, что он не причём. Поворачивается, собирается уходить.

КАПИТАН ЕФИМОВ. (Громко.) Гаубица!

Гаубица замирает, пригибается как от пушечного выстрела в спину.

КАПИТАН ЕФИМОВ. Ты куда? День дурака закончился – уже рассвело. Пора отвечать за всё. На дурачка теперь не отделаешься. (Делает в воздухе пируэт саблей.) К барьеру!

КОНЕЦ


*- Греческая пословица.Перевод: ослу на лире играют, а он только ушами хлопает.
**- Греческая пословица. Перевод: лопнувшее стекло не склеишь.