Так же легко обмануть себя и
не заметить этого,
как трудно обмануть другого
и не быть изобличенным.
Франсуа де Ларошфуко.
Роковой лед
Основано на реальных событиях, все личные данные персонажей изменены.
Глава 1
Юноша уже минут пять топтался у скамейки напротив крыльца спортивного клуба, разглядывая народ, спешащий на вечернее катание. Темнело теперь совсем рано. Зажигались вечерние огни, и воздух наполнялся легким морозцем, искрящимся в неоновом свете.
Он любил смотреть на открытый каток, где под гирляндами фонарей кружились не профессиональные фигуристы, а обыкновенные люди. Был в этом какой-то особенный неуловимый момент расслабления для него, человека, всерьез занимавшегося фигурным катанием. Популярная музыка из динамиков добавляла радости и хорошего настроения. Клуб фигуристов «Снежная королева» гостеприимно распахнул свои высокие двери. Тело юноши приятно гудело после выступления, которое только что закончилось, и усталости он совсем не чувствовал.
Сегодня он впервые увидел ее в этих одеждах. На девушке была белая меховая шапка и парка, отороченная белой опушкой по низу и линии рукавов. Светлый мех переливался и поблескивал в матовом свете фонарей. Девушка выглядела великолепно.
- Остановись мгновенье, ты прекрасно! – воскликнул он фразой классика.
Девушка засмеялась, рассыпав в морозном воздухе бриллианты искристого смеха, и в такт его словам замерла, словно в фигуре скольжения, отставив назад стройную ножку и плавно, как крылья, вытянув в стороны гибкие руки.
Юноша широко раскрыл глаза и серьезно, даже как-то величественно произнес:
- Ты будешь моей Снежной королевой!
- Снежная королева была злая, - с улыбкой произнесла девушка.
Но юноша вовсе не стушевался.
- Ну и что, - твердо сказал он, - это в той, старой сказке, а в новой она будет самой доброй на свете.
Девушке понравились эти красивые слова, и она почувствовала, как приятный румянец заиграл на лице.
Она легко сбежала по ступеням и, взяв юношу за руку, с едва уловимым волнением произнесла:
- Тогда ты будешь моим добрым и сильным Каем.
И они, взявшись за руки, побежали на остановку. В просторном ярко освещенном салоне троллейбуса на удивление не было ни одного пассажира.
- Это настоящая сказочная карета, специально для нас! - радостно воскликнула девушка.
- Для тебя, моя королева, - сказал спутник.
- Для нас, мой добрый Кай, – засмеялась девушка.
Устроившись на заднем сиденье, они прижались друг к другу и всю дорогу молча смотрели в темное окно, любуясь мириадами звезд городских огней.
Сегодня был особенный день – первое место в областном чемпионате стало их наградой. Но более важным являлось то, что благодаря этой победе главный тренер страны выразил желание вскоре прибыть к ним с личным визитом и, оценив их отдельное выступление, решить вопрос о переводе в школу олимпийского резерва. Окрыленные и счастливые они возвращались из клуба.
Он проводил ее до самого дома. Лампочка над подъездом не горела. И только слабый свет от окон квартир немного рассеивал наступившую темноту. Похолодало. Во дворе было безлюдно и тихо. Лишь деревья покачивались на стылом ветру, поскрипывая застывшими ветками.
Они остановились на ступенях крыльца у подъезда. Высокий, он стоял на ступеньку ниже, отчего их лица оказались на одном уровне и глаза встретились.
- Знаешь, спасибо тебе, - вдруг сказала девушка, положив руки ему на плечи.
- За что? – недоумевая, спросил юноша.
- Благодаря тебе я полюбила фигурное катание, и…, - она сделала паузу и с волнением добавила, - и тебя.
***
На пути в столицу, скорый поезд «Новороссийск-Москва» встретила небольшая метель. Проносились мимо запорошенные снегом полустанки. Седые равнины, сменявшиеся редколесьем, тонули в морозной дымке.
Состав приближался к Казанскому вокзалу.
- Иваныч, получается у тебя последний рейс в этом году? – помощник машиниста откинулся на спинку потертого кожаного сиденья.
- Бери выше, Степан, - не поворачивая головы, ответил машинист, - завтра начинается мой отпуск. Так что новогодние праздники отмечу по полной программе. Сын с невесткой и внуками приезжают, - взгляд его серых глаз оживился после этой фразы.
Лет пятидесяти, плотный, круглолицый, он походил на рождественского снеговика, такого же добродушного и радующегося жизни.
- Ба! – воскликнул тот, кого звали Степаном, рослый, широкий, в сдвинутой набекрень фуражке. – Так это не просто повод, а повод в квадрате. Грех не отметить, а? – он многозначительно крякнул.
- Согласен! – нарочно растягивая букву «О», весело пропел Иваныч, сбавляя скорость локомотива. – Вот только…
Он не договорил. Разговор прервало сообщение диспетчера из репродуктора радиосвязи. Состав в срочном порядке на пятнадцать минут отводился на запасной путь, по требованию проходящего спецпоезда.
- Какой же мы тогда скорый, - погрустнев, пожал плечами машинист и стал переключать тумблеры на приборной панели.
- Да не грузись ты так, Иваныч, максимум через час уже будем закусывать сорокоградусную Томкиными шницелями. Сегодня в кафе ее смена. Он встал, потирая ладонями уставшую поясницу и выпрямившись, взглянул в окно на длинные тени наступающего вечера.
***
На сортировочной ветке, завершив торможение поезда, Иваныч задымил папиросой, пережидая указанное время. Степан распахнул дверь кабины и, вдохнув широкой грудью чистый морозный воздух, спустился на подножку и спрыгнул на припорошенный снежной крупой бруствер. Густели надвигающиеся сумерки. Все вокруг становилось пепельно-серым под мантией зарождающейся ночи.
Степан медленно обошел локомотив, сбивая каблуком налипший на решетку путеочистителя снег. Вдруг его внимание привлекло едва заметное бурое пятно на отвалившейся ледышке. Он подошел поближе и обомлел. Неужели кровь?
В два прыжка помощник машиниста оказался на лестнице, ведущей в кабину электровоза. Повиснув одной рукой на поручне, он закричал:
- Иваныч, глянь метельник! Глянь, Иваныч!
Через несколько секунд они вдвоем на негнущихся ногах приблизились к путеочистителю, называемому у железнодорожников – метельник. Опытный взгляд машиниста скользнул под козырек конструкции. В подтверждение самых тревожных опасений, внутри, на металлической балке, висела окровавленная женская шапочка.
- Это ЧП, - прошептал машинист, - локомотив теперь перемещать нельзя, надо сообщить диспетчеру о замене и сигнале, - тяжелый вздох сорвался с его губ, - сигнале в милицию.
- Что, Иваныч? - с трудом разбирая слова и пытаясь связать обрывки услышанных фраз, нетвердо переспросил Степан, машинально двинувшись за старшим в направлении кабины.
***
Звонок из дежурной части застал Житяева за написанием отчета о командировке в Калининград, когда день, прошедший относительно спокойно, давно исчез в тяжелых вечерних сумерках.
- Савелий Семенович! - раздался в трубке обрадованный голос молодого дежурного, - хорошо, что вы на месте. У нас происшествие на железной дороге. Полковник Мищенко просил срочно организовать выезд.
Оперативник неторопливо потер бровь.
- Ну и организовывайте, мне то какая печаль? Мой рабочий день уже закончен, - недовольно ответил он, но рука его автоматически потянулась к связке ключей, нащупывая ключ от сейфа с табельным оружием.
- Товарищ капитан, тут такое дело, - не унимался дежурный, - у меня группа на раскрытии кражи зависла, а в отделе никого из оперативников нет, только вот до вас удалось дозвониться.
«Не может быть? - Савелий взглянул на часы. - И правда, что-то я засиделся сегодня».
Можно было и отказаться, но Житяев понимал, что дежурный позвонил не взаймы у него попросить и не на субботнике подменить по случаю насморка. Да и воспитывать молодых, таких как этот сотрудник, следовало лучше всего на собственном примере.
Он оторвался от бумаг, еще раз взглянул на часы, и ответил в трубку, что спустится через пару минут.
Савелий Житяев, хотя и был профессионалом высокого уровня, никогда не любил работать в одиночку. А сейчас, наверное, даже более чем раньше. Накопленный за долгие годы опыт давно привел его к выводу, что когда за дело берутся хотя бы двое заинтересованных в едином результате людей, то даже при самых невообразимых трудностях, увеличивается простор полета мысли, находится место неожиданному открытию. В особенности, по его мнению, это касалось версий при раскрытии преступления. Как во время лекции, когда профессор вдруг не может подобрать нужное слово, в зале всегда найдется внимательный слушатель, выручающий подходящей репликой.
Сегодняшний вечер не был исключением.
Поэтому Савелий воспрял духом, когда услышал, что на место уже выдвинулись эксперт из городского управления и участковый железнодорожного района.
Он убрал документы в сейф, снял с вешалки серое драповое пальто и, на ходу застегивая пуговицы, вышел из кабинета.
***
Машину пришлось оставить на привокзальной площади и дальше идти пешком, в полутьме пересекая многочисленные железнодорожные ветки, под свист и грохот проносящихся мимо составов.
На запасном пути, в трехстах метрах от здания Казанского вокзала, одиноко высился локомотив. В свете двух мощных прожекторов со стоящей напротив дрезины, но еще больше, наверное, в свете последних событий, он выглядел как-то зловеще. Словно совершивший вынужденную посадку инопланетный корабль - таинственный, неприступный, пугающий.
Группа из нескольких человек в ожидании толклась рядом. Высокий участковый в форменной шинели беседовал с кем-то из руководства вокзала.
На открытой местности было холодно, дул порывистый ветер. Житяев поднял воротник и натянул поглубже меховую шапку.
Среди стоящих Савелий сразу узнал эксперта Валеру Боровского. К слову сказать, это был не просто эксперт, а начальник экспертного отдела. Чего Савелий никак не ожидал и чему очень обрадовался.
Боровский – невысокий, худощавый, в очках тонкой оправы на узком лице, внешне напоминал опального русского поэта Николая Заболоцкого. В свое время в Ленинграде защитил кандидатскую по биологии, но по пути науки дальше не пошел. Из-за амурной интрижки с женой председателя партийной ячейки ушел из института и уехал в Москву. Взявшись, наконец, за ум, нашел себе применение в экспертном отделе управления внутренних дел, и который на протяжении вот уже нескольких лет успешно возглавлял.
- Сегодня что, свет клином сошелся на начальниках? – подходя, буркнул Житяев, сам, будучи руководителем группы по тяжким преступлениям.
- О, привет, Савелий! – протянул руку Боровский, удивленный не меньше его. - Видимо кто-то переживает, чтобы мы в кабинетах не засиделись.
- Ну что ж, спасибо им за заботу! Скоро на факт безбилетного проезда будем выезжать руководящим составом.
Среднего роста, атлетичный, с живыми светло-голубыми глазами Житяев, даже в своем поношенном «боевом» пальто, имел представительную внешность. Начальник станции, интуитивно признав в нем руководителя, бросился в объяснения по поводу происшествия.
После короткого диалога решили приступить к осмотру.
- Думаешь, несчастный случай? – поинтересовался Боровский, открывая чемодан эксперта.
- Несчастный случай? – протянул, задумавшись Житяев. – Или самоубийство? Девушка просто шла по рельсам, а может подобно Анне Карениной сама шагнула под поезд? Бывает и такое. Классика как-никак. Чтобы не гадать, для начала думаю узнать мнение эксперта, – то ли с иронией, то ли всерьез добавил он, пытливо взглянув на товарища.
- Тела нет, - ответил Боровский.
- Может тем лучше, может быть она еще жива!? – запричитал начальник станции, сцепив на груди озябшие пальцы рук, словно читал молитву. – Ведь как только сообщили о происшествии, я сразу отправил двух путейцев вдоль насыпи. Не возвращались пока.
- Это хорошо, - подбодрил его Житяев, - есть надежда.
Когда эксперт, наконец, достал пропитанную кровью шапочку, Савелий вздрогнул - такую же, только другого цвета, носила его тринадцатилетняя племянница.
Модная спортивная шапочка – важнейшая зацепка. Но ее недостаточно для ответа на главный вопрос. Кто эта девушка? Сколько ей лет?
Эксперт сантиметр за сантиметром исследовал днище локомотива и…
- Здесь что-то есть!
Мешок для сменной обуви. Неужели ребенок?
Все кто находился рядом, казалось одновременно издали тяжелый вздох. Иваныч жевал в зубах потухшую папиросу. Степан, сокрушаясь, морщил широкий лоб. Участковый, выглядывающий из окна теплой кабины, замер, оформляя протокол.
На мешке буквы «АН» - первые буквы имени и фамилии. Внутри конек. Не простой, а для фигурного катания. Почему-то один. Размер обуви маленький. Девочка-подросток? Страшная беда!
- Тридцать пятый размер, - прочел Боровский.
- Валера, заканчивайте здесь, – бросил Житяев, - я на станцию, надо звонить в управление, подключать на поиски дополнительные силы. Раз времени прошло не так много, возможно спасем.
- Сейчас!? Ночью!?
- Если она жива, шанс еще есть, утром сам понимаешь, будет поздно.
- Где искать, Савелий? По железной дороге от Москвы до Новороссийска почти полторы тысячи километров!
Житяев задумался, затем покачал головой:
- Неет, теплый черноморский Новороссийск здесь ни при чем. Сам посмотри - коньки, зимняя шапка, да и кровь на ней совсем свежая. Неет, Новороссийск точно ни при чем.
***
Отработав вызов, Житяев, уезжая домой, попросил дежурного немедленно оповестить его по результату поисков. Савелий уже засыпал, а перед глазами все стояла окровавленная женская шапочка. Опытный опер давно приучил себя не забивать голову нелепыми фантазиями, которых, если дать волю, мог быть воз и маленькая тележка, а размышлять, опираясь лишь на строгие факты. Может быть и лучше что пока ничего неизвестно. Есть надежда на благоприятный исход.
Милиционеры, дружинники, дорожные рабочие, все кто в эту холодную ветреную ночь участвовали в поиске, до последнего надеялись – девушка жива и раненная лежит где–то под откосом. Люди готовы были пешком идти от столицы до южного города. Но этого не потребовалось.
Звонок раздался в пятом часу утра. Услышав вместо дежурного потускневший голос Валеры Боровского, Савелий сразу обо всем догадался.
Прошло шесть часов с начала поисков.
- Нашли? – еле слышно спросил он, словно боялся спугнуть последнюю надежду в тишине наступающего утра.
Возникла пауза. Боровский помедлил с ответом, будто подбирал нужные слова, затем сказал:
- Нашли, Савелий.
И снова замолчал.
- Не тяни, Валера, - раздраженно бросил Житяев, - мое сердце щадить не обязательно.
На другом конце трубки послышался приглушенный кашель.
- Час назад тело обнаружили в снегу на краю насыпи недалеко от моста. Примерно в десяти километрах южнее вокзала, как ты и предполагал. Девочка лет четырнадцати. Судмедэксперт только что произвел вскрытие, и я сразу тебе позвонил.
- Неужели криминал!? - ужаснулся Житяев, недоумевая кому и зачем понадобилось убивать ребенка.
***
С раннего утра на город опять посыпало мелкое снежное крошево. Московские дворы и улицы утопали в белых снегах. Земля была удивительно прекрасна и первозданно чиста. Казалось, все погрузилось в безмолвный сказочный сон. Только черные нити асфальтных шоссе врывались в действительность, указывая направление новому дню.
Криминальный морг находился на окраине города, в уцелевшем со времен второй мировой войны одноэтажном корпусе бывшего военного госпиталя. Одинокое здание среди редких деревьев. Кругом ни души. Серые каменные стены давили своей угрюмостью.
На звук подъезжающей машины из теплой будки вылез большой лохматый пес. Он грозно зарычал, но узнав человека, замахал хвостом и, загремев длинной цепью, радостно бросился навстречу.
- Ну, привет, живая душа!
Савелий дружески потрепал собаку за холку. Вытащив из кармана пальто газетный сверток, бросил псу мозговую косточку.
Пес, проводив Савелия черными глазами, принялся за угощение.
Перед входом стоял автомобиль дежурной части и труповозка – серый УАЗ-фургон без бортовых полос и информационных надписей. Кивнув полусонному водителю дежурки, Савелий нырнул в подвальную дверь.
Спускаясь по каменной лестнице в холодное подземелье, он нос к носу столкнулся с Боровским.
Эксперт имел усталый измученный вид. В зубах торчала незажженная сигарета.
- Валера, ты что, не ложился сегодня? - спросил Житяев, протягивая руку.
- Подремал три часа в управлении, пока шли поиски, потом поехал на место. Решил никого не посылать, раз уж сам взялся. Ты же знаешь мой скверный упрямый характер.
Житяев покачал подбородком и, кивнув в тускло освещенный проем коридора, спросил:
- Что там?
- Зрелище не для слабонервных, и это при том, что мне всякое доводилось видеть. Иди, Краснов тебе сам все расскажет, а я сегодня видимо больше не засну. Отпечатки пальцев я снял, одежду и вещи изъял. Приеду в управление, попробую сверить с картотекой, глядишь, повезет, сразу установим личность.
- Кстати, чуть не забыл, Савелий, - уже убегая, окликнул его Боровский, - завтра у Лены вечеринка на даче, праздники на носу как-никак. Приедешь? – он сделал паузу и добавил, - Нина, скорее всего тоже придет.
- Не приеду, Валера, завтра день рождения Риты, - нахмурившись, ответил Житяев.
Боровскому стало неловко, он стушевался и сказал:
- Извини, Савелий, я забыл просто, уже два года прошло, как ее нет.
- Ничего, не оправдывайся, личное оно и есть личное – у каждого свое.
***
- Заходи, заходи, Савелий, - высокий, грузный мужчина в прорезиненном фартуке, стоя спиной к выходу, поливал из шланга белый кафельный пол.
В помещении было холодно и сыро.
- Николай Тимофеевич, еще немного и я, пожалуй, начну верить в чудеса, - озадаченно произнес Житяев, не понимая каким образом, судмедэксперт узнал его, даже не повернув головы.
- Да нет у меня глаз на затылке, не ломай голову. Боровский минуту назад из моего кабинета увидел твою машину. Сказал, что ты пожаловал. Встретил его?
- Да. Коротко успел пообщаться. Неужели совсем ничего нет для опознания?
- Извини, Савелий, в этот раз без фото. Лицо сильно пострадало под колесами поезда. Заключение будет готово минут через сорок. Вот только закончу с уборкой.
- Ждать не буду, дежурка здесь – заберут, – произнес Житяев, - скажите так, что есть.
Седой мужчина закрыл кран и принялся вытирать руки белым вафельным полотенцем.
- Девочке лет тринадцать-четырнадцать. Следов изнасилования нет. Лицо сильно пострадало под колесами – сплошное месиво. Собрать для снимка - потребуется время. Сломана ключица, рука, несколько ребер. Множественные ушибы, ссадины. Но это все от наезда поезда. Все группы мышц достаточно развиты, особенно бедра, ноги. Похоже, серьезно занималась либо лыжным, либо конькобежным спортом.
Савелий, слушая, в очередной раз поразился возможностям современной науки. Хотя помнил, как в школе милиции его в числе других молодых курсантов, обучали по различным внешним признакам определять род деятельности человека. Например, сломанные, как бы оплывшие ушные раковины, чаще всего указывали, что человек занимался борьбой. Мозолистые утолщения на костяшках пальцев – боксом или карате. Да и много еще разного, чего он уже и не помнил.
- Но все эти повреждения, скажем не самое главное, - продолжал судмедэксперт, - с их происхождением все понятно, а вот рассуждать, кому и зачем потребовалось бросать мертвую девочку под поезд – это твоя задача. Я тут тебе мало чем помогу.
- Мертвую? – брови у Житяева поползли вверх.
- Перечисленные травмы произошли уже после смерти. Прижизненный - только небольшой кровоподтек на левой щеке. Причиной смерти явился перелом шейных позвонков. Остальные повреждения возникли не раньше чем через полчаса с момента смерти. Девочку сначала ударили по лицу, затем каким-то образом сломали ей шею, и только потом она оказалась под колесами поезда.
***
С наступлением утра снег почти закончился. Сквозь пелену туч выглянуло солнышко, добавив немного радости в серое течение будней.
«Жигули» первой модели, или как их в народе попросту называли «копейка», достались Савелию по наследству от отца. Тот выиграл машину в лотерею. Автомобиль был что надо, приятного кирпичного цвета - экспортный вариант с фиатовским двигателем. Уверенно держал дорогу с любым покрытием и был достаточно комфортен, чтобы в пути можно было предаваться раздумьям. Савелий держал курс в направлении родного отдела, не переставая думать над происшествием.
Что за нелепый случай? Выходит тело бросили под поезд, чтобы замаскировать убийство? Но кому и зачем понадобилось ее убивать? В который раз он задавал себе один и тот же вопрос. Девочка не изнасилована, не ограблена – в ушах остались золотые сережки, даже не избита, если не считать кровоподтека, указывающего на банальную пощечину. А может быть нелепая случайность? Кто-то схватил ее так, что не рассчитал силы? Но опять же, зачем?
Что ж, на все эти вопросы будет легче найти ответ, установив, как можно скорее личность погибшей.
В такт набежавшим размышлениям Савелий невольно поймал себя на мысли, что вряд ли будет до конца распутывать это дело. Ни сегодня - завтра генерал подпишет его рапорт о повышении и переводе в УВД. Неожиданно он вспомнил, что как раз по этому поводу должен быть сегодня к двенадцати часам в кабинете у начальника отдела. Мищенко не любил ждать, и Савелий, обогнав плетущийся впереди грузовик, прибавил хода.
***
Начальник встретил его не в кресле за столом, как обычно. Высокий, в ладно сидевшем мундире, седой полковник стоял в задумчивости возле окна, созерцая снежный пейзаж. Жестом пригласил к столу.
Мищенко всегда так стоял когда был не в настроении. Савелий сразу понял причину его расстройства.
- Здравия желаю, Николай Алексеевич! – сказал он, отодвигая стул.
Снизу доносились команды разводящих дневные патрули, шум двигателей отъезжающих автомобилей. Где-то невдалеке пропела милицейская сирена.
- Жаль, Савелий, что ты уходишь, - медленно повернувшись, сказал полковник, но Савелий успел уловить промелькнувшую грустинку в его глазах.
- Не обращай внимания на мои эмоции, - словно в подтверждение добавил Мищенко, - одно знаю, там твой опыт и знания больше пользы принесут, тем более, если помнишь, я сам когда-то тебе эти вершины пророчил. Так что все естественно и закономерно - орлята становятся орлами.
Он поднял плечи и развел руками:
- Ну вот, хотел обрадовать, а получилось как-то не празднично. Хотя оно и правда - отпускаю тебя скрепя сердце.
Савелий молчал. Он и сам до глубины души сросся с райотделом, более пятнадцати лет осваивая здесь непростую оперативную службу. Сколько горестей и радости связано с ним за эти годы. Но не только карьерный рост подвиг его на переход в управление.
- Со следующего понедельника ты уже на новом месте, - перебил его мысли полковник, - так что у тебя почти неделя передать все дела ну и не забыть смочить лыжи. Сам понимаешь - напутственное слово в неофициальной обстановке и звучит теплее, - добавил он уже с улыбкой, намекая на отходную.
А потом, широко улыбнувшись, сказал:
- И все же, как бы то ни было, от души поздравляю, Савелий!
- Спасибо, Николай Алексеевич, - ответил Житяев, пожимая протянутую руку, - вот только не хотелось бы передавать незаконченное дело.
- А разве есть такое? Или я чего-то не знаю? – удивился Мищенко.
- Вчерашнее происшествие на железной дороге, - напомнил Житяев.
- А, вот ты о чем! – ответил полковник. - Знаешь, я, конечно, видел по утренней сводке, что ты выезжал на это происшествие. Но это совсем не означает, что тебе и дальше надо им заниматься. На твою долю скоро и без того забот прибавится.
Он замолчал, задумавшись, прошелся по кабинету и, вернувшись к столу, сказал:
- Хотя, честно говоря, я и сам хотел попросить тебя об этом, пока не увидел в почте подписанный генералом рапорт о переводе. А ведь твоя помощь оказалась бы нелишней. В том скором поезде ехали какие-то важные персоны из министерства. После проволочки с заменой локомотива железнодорожникам выписали «премиальные». А кроме них так, промежду прочим, досталось и нам - дело автоматически попало на контроль в главк.
- Вот оно что! – выпрямился Савелий.
- Да, - добавил полковник, - скорее всего, будет принято решение о создании следственной группы. А ты сам-то чего так решил?
Савелий улыбнулся:
- Да есть у меня один приятель - Боровский Валера.
- Не начальник ли экспертного отдела? – уточнил полковник.
- Он самый.
- А что, грамотный парень, эксперт, что называется от Бога, – сказал полковник, еще не совсем понимая, куда клонит Житяев, - и что же?
- Так вот за время нашего знакомства я нахватался от него немало хороших манер, - с дружеской иронией, добавил Савелий, - например не бросать начатое дело и если взялся по возможности доводить до конца.
В глубоко посаженных глазах Мищенко зажегся приветливый огонек.
- Ну что ж при таком совпадении интересов и возражать грех. Так что будем считать это твоим дембельским аккордом. Ты человек удачливый, глядишь по горячим следам и раскроешь. Все же убийство ребенка не рядовое происшествие, – он покачал головой, - у тебя есть какие-то мысли? С чего думаешь начать?
- Сперва, пожалуй, загляну в прокуратуру, узнаю, кто будет вести дело.
- Не трать времени, я тебе и так скажу. Дело передали Кравцову.
Услыхав фамилию, Савелий неожиданно вспыхнул.
- Этот сапожник будет вести следствие!? – воскликнул оперативник, изменившись в лице. - Он же и шагу ступить не даст без своего чуткого руководства. А то, что дело будет раскрыто в кратчайшие сроки, в этом я ни грамма не сомневаюсь. Только надо найти подходящего уголовника да хорошенько его обработать.
- Не можешь простить ему то расследование? – увидев реакцию Житяева, как можно мягче спросил полковник.
- Такое разве забудешь, Николай Алексеевич! - выпучив глаза, вдруг зашелся Савелий, словно железными когтями кто-то сдавил ему самое сердце. - У Кравцова же принцип – будет признание - найдутся и доказательства. И то, что в тот раз убийца уже был арестован, а трупы, задушенные одним и тем же шнуром, продолжали появляться, это его ничуть не смущало.
- Прости, что я напомнил тебе о том деле, - с ноткой вины в голосе сказал полковник, - Кравцова я не оправдываю, но согласись, в раскрытии той серии убийств было очень много сложностей?
Савелий как-то сразу сник и погрузился в себя, но потом, отбросив никому ненужные сейчас эмоции, махнул рукой и лишь сказал:
- В общем, я несказанно рад.
- Ну ладно не кипятись. Потягаться в следствии нам не запретят, а вот вопрос о профпригодности вне нашей компетенции, ты же понимаешь. Не забывай, что отец Кравцова без пяти минут член ЦК партии.
- Да я понимаю, - окончательно успокаиваясь, произнес Савелий, - мы им не начальники.
- С другой стороны лишить тебя оперативного простора никто не может, поэтому действуй, как посчитаешь нужным. На мою поддержку всегда можешь рассчитывать.
Глава 2
- Сто три, сто три, ответьте дежурному!
Участковый инспектор, накручивая долгие километры по обслуживаемой территории, услышал в эфире свой позывной. Отогнув на сером бушлате высокий воротник, поднес радиостанцию к лицу.
- Сто третий на связи, - откликнулся он, прикрываясь плечом от холодного ветра.
- Сто третий, примите сигнал, переулок Березовый, восемьдесят два, второй подъезд, неизвестный лезет в форточку квартиры на первом этаже, звонок поступил из соседнего дома.
- Принято! – быстро ответил участковый, вернул радиостанцию в нагрудный карман и взглянул на часы.
«Это что еще за новость, вор лезет среди бела дня», – с возмущением подумал милиционер, но потом решил, что видимо дело не в наглой квартирной краже. Скорее всего, какой-нибудь школьник потерял ключи, а родители на работе - сейчас как раз занятия первой смены закончились.
Пункт назначения находился совсем рядом, в минуте ходьбы. Участковый сориентировался на местности и, пригладив воротник на капитанские погоны, ускорил шаг.
Обогнув пятиэтажку и пройдя через продуваемую всеми ветрами арку, он вышел в переулок как раз напротив нужного дома.
Рассчитывая, что придется тратить время на поиски окна, участковый вместо этого увидел забавную картину – нарушитель застрял в узком проеме форточки и висел между небом и землей, балансируя по воздуху длинными ногами.
- Попался голубчик! - воскликнул капитан, - Теперь не уйдешь!
И тут же увидел, как исчезли в окне длинные полы коричневой куртки, которую неизвестный стащил с себя, освобождая пространство и не теряя надежды протиснуться внутрь.
Когда участковый подбежал к дому, человек уже растворился в глубине квартиры.
Капитан одним махом преодолел несколько ступеней первого этажа и оказался перед обитой дерматином входной дверью. Со словами «Откройте милиция» нажал на черную кнопку дверного звонка.
В это время ему показалось, что с улицы донесся звук похожий на щелканье оконного шпингалета.
«Да, как все же несподручно одному!», - с досадой подумал страж порядка и уже собирался броситься на улицу, как дверь перед ним неожиданно распахнулась.
***
Пройдя сквозь бурлящий водоворот райотдела, где относительное спокойствие и тишина наступали лишь с закатом солнца, Савелий, наконец, появился в стенах своего отделения. В просторном общем кабинете он застал только самого молодого сотрудника – младшего лейтенанта Ладожского. Тот, высокий, широкоплечий как раз колдовал над закипающим электрочайником. У Савелия с утра маковой росинки во рту не было.
- С чем чаек, Алексей? – переступив порог, осведомился он.
- О, Савелий Семенович! - воскликнул Ладожский, не сразу заметив начальника, - Доброе утро!
- Эх, твоими бы устами да мед пить, - вздохнул Житяев, скидывая пальто.
- Да нет, сегодня нормально, - мотнул светлой, как пшеница, головой Ладожский, - Кузнецов оперативку проводил, по сводке ничего особенного - ножевое ранение в ресторанной драке – виновный задержан и происшествие на железной дороге - похоже несчастный случай, а так в основном текучка.
- Вот чем мы с тобой сейчас и займемся, - сказал Савелий, дотягиваясь до полки, где лежал толстый телефонный справочник.
- Чем? Текучкой? – переспросил Ладожский, наполняя кипятком заварник.
- И ей тоже, куда ж без нее, - ответил Савелий, о чем-то задумавшись.
- Чай с бутербродами, - гостеприимно уточнил Ладожский, - вам наливать?
Не услышав ответа, он молча наполнил вторую кружку и стал разворачивать пакет с завтраком.
Савелий немного удивился содержанию утренней сводки относительно обнаружения трупа девочки, прошедшей по регистрации как несчастный случай. Но затем взглянул на часы, висевшие на стене возле схемы района, и сообразил, что официальное заключение о криминальной причине смерти, скорее всего еще не успело лечь на стол прокурору для возбуждения уголовного дела.
- Я со всеми хотел, - вдруг ни с того ни с сего горько вздохнул Ладожский, - на ножевое, но Кузнецов сказал, успею еще и поручил вот разбираться с картотекой.
Парень махнул рукой на баррикаду продолговатых ящиков возле стола.
- Правильно сказал, - твердо заметил Житяев, никоим образом не преуменьшая значимости порученной лейтенанту работы.
Затем замолчал, понимая, что назрело более важно дело и, подумав с минуту, сказал:
- Значит так! Как старший отделения приказ заместителя временно отменяю.
Ладожский мгновенно просветлел и обрадовался, словно заскучавший в порту моряк неожиданному выходу корабля в открытое море.
Савелий едва заметно улыбнулся – «Огонь-парень» и скороговоркой продолжил:
- Наливаешь себе чайку побольше, открываешь справочник и садишься за телефон.
В глазах «моряка» мгновенно отразилось горькое разочарование, а на лицо легла печать великой вселенской грусти.
- И брось унывать, - серьезным тоном заметил Савелий, - сейчас может самое главное от твоего усердия зависит.
- Есть! – заморгав глазами, отчеканил молодой лейтенант, польщенный высоким доверием.
- Начни со спорткомитета, выясни у них адреса и телефоны всех спортивных школ, кружков, секций по фигурному катанию в Москве и области. Здесь важно внимание – одну пропустишь, считай, брался зря. Отмечай каждый звонок на бумаге, потом подколешь к рапорту. Ищем девочку, примерно лет четырнадцати, занимавшуюся фигурным катанием.
Савелий достал из ящика стола чистый листок и ручку.
- Из исходных данных пока имеем только инициалы, - он положил листок перед Ладожским и большими буквами аккуратно вывел «АН».
***
Для того, чтобы быстро узнать кого в настоящее время разыскивает милиция, лучше всего обратиться к тем, кто непосредственно этим самым розыском занимается. Это Савелий прекрасно понимал, поэтому оставив Ладожского штурмовать по телефону спортивные организации, уже через минуту поднимался в розыскное отделение. Правда застать коллег-оперативников в этот час надежды не было никакой, но Савелию, в общем-то, в них и не было особой нужды. Лиза Скворцова, статист по учету розыскной работы - вот кто сейчас его интересовал.
Лестница привела Житяева на третий этаж к приоткрытой двери небольшого кабинета.
Для приличия мужчина негромко постучал и только затем зашел внутрь.
- Здравствуйте, Лиза, - откланялся он, - вы как всегда в гордом одиночестве?
Симпатичная девушка оторвала взгляд от бумаг и одарила его приветливой улыбкой. Форменная рубашка с лейтенантскими погонами сидела на ней безукоризненно. Каштановые волосы были собраны в аккуратный хвостик, взгляд темно-зеленых глаз излучал ум и жизнерадостность.
Житяев коротко объяснил, что ему нужно, и не удивился, когда тут же получил ответ – память у Лизы была отличная, в этом Савелий не раз убеждался и раньше.
- Не хотелось вас расстраивать, Савелий Семенович, но ничего подобного пока не поступало, - ответила девушка, посмотрев в его глаза немного дольше обычного, но тут же покраснела и отвела взгляд в сторону, в безликие цифры карточек статистического учета.
Житяев давно нравился Лизе. Добрый, сильный - именно таким она и представляла мужчину своей мечты.
Савелий, конечно, не знал ничего о столь высокой оценке. Сам же он считал себя человеком вполне заурядным без претензий на исключительность и тем более на идеальность. Скворцова была девушка скромная, и без должного внимания трудно было разглядеть ее симпатии, но Савелий чувствовал невидимую атмосферу душевного тепла всякий раз, когда соприкасался с ней.
После трагической гибели Риты Савелий замкнулся в себе и с головой ушел в работу. Романы его не интересовали. С Лизой судьба свела его в одной из операций, где девушка исполняла роль приманки в поимке уличного грабителя. Тогда Савелий с успехом ее прикрывал.
- Но вы не огорчайтесь, ведь времени совсем немного прошло, - участливо подбодрила она его, - родственники, скорее всего, еще не успели обратиться.
- Вы правы, нет даже суток, - согласившись, закивал Савелий, - знаете Лиза, у меня к вам будет просьба, если поступит информация, сообщите в нашу группу. Я оставил в отделении Ладожского, буду связываться с ним каждый час.
- Хорошо, Савелий Семенович, - с искренним настроем помочь ответила девушка, проникнувшись важностью просьбы, но, пожалуй, еще больше из желания сделать это лично для него.
Но Житяев, голова которого усиленно соображала что предпринять дальше, уже спешил к выходу.
- Правда, странно?! – вдруг на самом пороге услышал он за спиной голос Лизы. – За десять минут до вашего появления звонил участковый из Сыромятинского райотдела, капитан Кашинский, кажется. Просил о том же самом, что и вы.
Савелий каменным изваянием застыл в проеме двери.
***
«Копейка» ровной работой двигателя, похожей на урчание довольного кота, несла Житяева заснеженными московскими улицами в Сыромятинский РОВД или «Сыромятку» как его попросту здесь называли.
В прокуратуру Савелий пока не торопился - там сейчас разберутся и без него. Да и особого желания обозначивать раньше времени Кравцову свое участие, честно говоря, не было. До того как этот «великий» следователь соберет оперативное совещание, есть возможность без указки поработать над раскрытием дела. А то потом зажмет отдельными поручениями, установи того, опроси этого – времени на свободный полет в оперативном пространстве явно поубавится. Кравцов известный любитель покомандовать.
«Капитан Кашинский, капитан Кашинский? - вспоминал Савелий, но на ум пока ничего не приходило».
Вызванивать Кашинского и объясняться по телефону Житяев не стал - достаточно было ответа дежурного «Сыромятки», что участковый на месте. Прыгнув в машину, он тут же выехал в нужном направлении.
«Что за интерес у Кашинского к этому делу? - ломал он голову по дороге. Может тоже пишет, какой-нибудь отчет, да позвонил узнать данные для сравнения? Постой, - вдруг сказал он сам себе, - А ведь Сыромятинский райотдел ни много ни мало в районе моста, у которого обнаружили тело. Здесь явно должна быть какая-то связь».
Савелий прибавил скорости, торопясь разгадать эту загадку.
Погода оставляла желать лучшего. Выглянувшее было с утра солнце, снова скрылось за пеленою туч. Посыпал мелкий как манная крупа и уже надоевший за долгий декабрь снег.
Савелий вдруг подумал если бы не его живая работа, которой он отдавал себя всего без остатка, то чего доброго можно было и захандрить, глядя на эту серость. Как там будет в управлении на новом месте? Не поторопился ли он с переводом? Так ли уж подходит для него размеренный уклад жизни с выходными, праздниками и прочими прелестями спокойной работы?
Возникла в памяти и запульсировала в мозгу история двухлетней давности, когда по Москве разгуливал серийный убийца. Он, Житяев, тогда не вылезал с работы в попытке поймать преступника, посерел от недосыпа и усталости. В составе бригады провернул десятки оперативных комбинаций и уже вышел на след, когда судьба жестоко рассмеялась ему в лицо. Риту нашли в лифте задушенной капроновым шнуром, как и остальные жертвы. Она стала четвертой и последней в кровавом списке. А потом все как в тяжелом сне – задержание, неизвестно откуда взявшийся у душителя пистолет, как на дуэли два слившихся воедино выстрела. Очнулся Савелий уже в больничной палате, под шум неистово колотившего по подоконнику осеннего дождя. Очнулся с горьким осознанием того, что ее больше нет, и что не будет ни долгого следствия, ни суда, ни справедливого приговора, что его, Савелия, выстрел поставил последнюю точку в этом страшном деле.
Десятого ноября его познакомили с Ниной, в городской филармонии на торжественном вечере ко дню милиции. Как всегда отличился Боровский.
В огромном холле перед залом было шумно, играла торжественная музыка, приглашенные готовились к награждению, после которого всех ждал большой праздничный концерт. Разговаривали, шутили, смеялись.
- Не устал еще от одиночества? – на правах близкого товарища казалось ни с того ни с сего спросил Боровский.
Савелий пробурчал что-то невразумительное, но ответ приятеля, по всей видимости, не интересовал. Вместо этого Боровский, который судя по игривому огоньку в глазах, уже успел провести предварительную подготовку, потянул Савелия за локоть и увел от шумной компании в уютный уголок за широкой колонной.
Житяев увидел красивую молодую женщину, которая сразу произвела на него впечатление. Стройная, на высоких каблуках, нежное лицо в пышном ореоле светлых волос, красивые небесно-голубые глаза, под взглядом которых он сразу почувствовал, как начинает плавиться его двухлетняя оловянная стойкость. «Бросив» товарища, Боровский незаметно испарился, словно утренний туман в лучах восходящего солнца.
После торжественной части Савелий с Ниной сбежали из зала и нашли приют в уютном ресторанчике здесь же на втором этаже филармонии.
За бутылкой хорошего коньяка провели чудесный вечер. Нина была руководителем крупного творческого коллектива города, дававшего сегодня широкую праздничную программу. О личном она старалась не говорить, лишь невзначай пожаловалась на ревнивого мужа, отчего честный по натуре Житяев сначала почувствовал себя не в своей тарелке. Но успокоился, когда услышал, что их отношения находятся в стадии развода. Потом они поехали к нему домой, и провели незабываемую ночь, после которой Савелий даже на работе не переставал думать о Нине.
На следующий день Житяев улетел в Калининград, но и одной короткой встречи с Ниной хватило ему, чтобы принять долго вынашиваемое решение о переходе в управление. Тогда он не пропадал бы вечно на своей работе и имел больше свободного времени. Совершенно неожиданно для себя ему вдруг захотелось видеть эту женщину снова и снова.
За нахлынувшими воспоминаниями Савелий едва не пропустил запорошенную снегом крышу трехэтажной «Сыромятки». Несколько стажеров-курсантов из школы милиции чистили от снега широкое крыльцо и подъездные пути. Работали дружно, с задором и неиссякаемой молодецкой энергией. Савелий припарковал «Жигули» и, пробежав по проторенной дорожке, нырнул в теплый тамбур райотдела.
***
В холле перед дежурной частью у широкого стенда с образцами заявлений толпились и галдели какие-то люди. В углу за потрепанным временем столом патрульный наряд оформлял мелкого хулигана. Подгулявший мужчина явно не хотел мириться с участью задержанного и громко выражал свое недовольство, сдабривая протест отборной ненормативной лексикой.
Житяев мелькнул красной корочкой постовому на входе и склонился к маленькому окошку. Загруженный управлением оперативно-следственными группами и нарядами дежурный, его почти не слушал и лишь на прозвучавшую в просьбе фамилию «Кашинский» молча отреагировал взмахом руки в сторону длинного коридора. И Савелий сразу подумал, что все городские отделы милиции настолько похожи, что почти не отличаются друг от друга суетливой и напряженной рабочей атмосферой.
В конце коридора Савелий оказался перед тремя абсолютно одинаковыми дверями. Он невольно улыбнулся, почувствовав себя былинным героем на распутье трех дорог. Выбирать, однако, долго не пришлось – за дверью с табличкой номер восемь раздавались мужские голоса. Разобрать тему разговора из-за шума в холле было затруднительно, и Савелий наудачу постучал.
Дверь открыл среднего роста темноволосый капитан с волевым взглядом под кустистыми, будто насупленными бровями. Объясняться долго не пришлось, в отличие от Житяева капитан сразу узнал его.
- Привет коллегам из «Казанки», - подразумевая Казанский райотдел, - сказал он с удивленной интонацией, - Чего к нам?
- Вы Кашинский? – уточнил на всякий случай Савелий, так и не вспомнив, где мог видеть его раньше - да мало ли где могли пересекаться за время службы.
- Он самый, - ответил капитан, - Кашинский Андрей Николаевич, можно просто Андрей. И давай на «Ты», если не против? Так на кой ляд я тяжам из «Казанки» понадобился?
- Савелий Семенович, можно по имени, - представился Житяев и с намеком выйти в коридор, предложил, - пошептаться бы пару минут.
Кашинский сделал удивленное лицо.
- Ты звонил в нашу группу по розыску, - разъяснил Савелий, - отсюда и вопросы.
- А, тогда понятно, тогда и выходить не надо, - сообразил капитан, - послушай-ка вот лучше историю, - кивнул он в сторону стола.
Савелий прикрыл за собой дверь, еще не совсем понимая, какое это может иметь отношение к его делу.
Кабинет, судя по небогатому интерьеру, оказался комнатой для допросов. Одинокий стол, пара стульев, скамья у стены, составляли все убранство. Стены окрашены едкой на вид желтой краской.
Возле узкого зарешеченного окна, сложив руки на груди, стоял молодой старший лейтенант. За столом сидел средних лет, круглолицый, в коричневом гражданском пиджаке, свой брат оперативник.
- Да я и сам еще не разобрался, чего я звонил, - добавил Кашинский, - может сейчас вместе ответ и найдем. Я пока этого хлопца из чужой квартиры доставлял, он мне такого наговорил.
Он повернулся к задержанному.
- А ну-ка, давай сначала и желательно правду, - скомандовал он человеку, понуро сидевшему на одиноком стуле в середине комнаты.
Притулившись на скамейку возле стены, Савелий внимательно его разглядел.
Еще совсем юноша на вид лет семнадцати. У него были прямые черные волосы, чуть раскосые карие глаза, четкий, будто высеченный на медальоне профиль, ладная спортивная фигура.
Все это время парень молчал, слегка наклонив голову, но как только понял, что ему разрешили говорить, в тот же миг распрямился, развернув плечи и начал свой рассказ. Словно открылся где-то сбоку невидимый бортик, и фигурист на сольном катании стремительным движением выехал на лед и уверенно начал свое выступление.
- Меня зовут Игорь Ваурин, и я не вор, я же вам объясняю. В этой квартире живет моя знакомая по имени Лия.
- А что, воруют только у незнакомых? - вставил лейтенант. - У знакомых то, как раз удобнее – уже известно, где и что лежит, а?
- Да нет же, вы послушайте! - ответил юноша взрослому мужчине вежливо и с почтением, но с такой твердостью в голосе, что если вначале и были сомнения в его искренности, то от них мгновенно простыл и след.
- Сегодня утром мы должны были встретиться в клубе, - продолжил парень, - но она не пришла и на звонки не отвечала. Тогда я решил пойти к ней сам.
- Ну, допустим, - согласился оперативник «Сыромятки», покрутив толстой шеей, - но в форточку то зачем лезть?
- Дело в том, что когда я подходил к ее дому, мне показалось, что в окне дернулась занавеска. Но дверь никто не открыл. Тогда я решил, может что-то случилось, и полез в форточку.
- Прям кинороман, - непонятно шутя или всерьез, подытожил Кашинский.
- Мосфильм, - хмыкнул лейтенант, - таких артистов у нас пруд пруди.
Подтверждением его слов из холла донеслась очередная, на высокой ноте звучная тирада подгулявшего хулигана.
Пропустив мимо ушей ироничные выпады, парень рассказывал дальше:
- Раньше я залезал к ним один раз. Лия потеряла ключ и попросила меня помочь - изнутри открыть дверь. В прошлом году, когда мы шли с тренировки.
После этих слов Савелий почувствовал, как по телу прокатилось легкое напряжение, но не подал виду, продолжая внимательно слушать.
- Только в этот раз я не подрассчитал, что за год поправился и подрос, вот и застрял в форточке.
- Ну, хорошо, - сказал Кашинский, разведя руками, - залез ты, нет девушки, убедился, что ничего не случилось, а дальше то что?
- Дальше? – задумавшись, протянул парень.- Дальше я собирался бежать на работу к ее отцу.
- Почему к отцу, почему не к матери? - подал голос оперативник.
- Они вдвоем живут, мама умерла, когда Лия была еще маленькая, - парень вдруг занервничал, закрутился на стуле, - не знаю что, но я уверен – с Лией что-то случилось.
- Откуда эта железная уверенность? Что, есть какие-то факты?
- Нет, - потупился парень, - но ее не было дома со вчерашнего дня.
- Это-то ты с чего взял? – округлил глаза от удивления Кашинский.
- Вчерашние утренние газеты до сих пор лежат в почтовом ящике.
Несколькими секундами молчания была по достоинству оценена внимательность парня.
- И никогда раньше такого не было, чтобы Лия, заранее не предупредив, пропустила парное катание, да неизвестно куда исчезла, - добавил он.
После фразы про парное катание у Савелия под ложечкой защипало. Он едва удержался не вылезти вперед со своими вопросами. Но опыт одержал верх над эмоциями, и Савелий продолжал слушать, жадно проглатывая каждое слово в этом повествовании. Мозг его лихорадочно работал.
«Все сходится, это, безусловно, она! - соображал Житяев, не принимая даже микроскопическую вероятность совпадения. - Но почему «Лия», когда инициалы на сумке «АН»? - Савелия внутри аж затрясло от ощущения близости истины».
- Ну, ты не преувеличивай, - сказал Кашинский, - мало ли что там с газетой - забыла достать, например. И вообще может она погулять вышла, или в кино, да вот-вот вернется.
- Нет! – замотал головой паренек. – Говорю же вам, не могла она так, не могла!
- Мне кажется ты слишком впечатлительный юноша, – подал голос лейтенант, - или чего-то нам не договариваешь?
Еще примерно после пяти минут игры в вопросы и ответы Кашинский произнес:
- Значит так, Игорь, сейчас с тебя возьмут письменное объяснение и снимут отпечатки пальцев, а ты пока подумай, может, вспомнишь что-нибудь еще.
- Хорошо, - отозвался парень, - но я вам правду сказал.
Дослушав до конца историю и, наконец, сопоставив в голове все имеющиеся факты, Савелий аккуратно спросил:
- Скажи, Игорь, а как зовут отца твоей знакомой?
Паренек, удивился и, блеснув глазами, скользнул на Житяева настороженным взглядом.
- Николай Андреевич Натский.
- Николай Андреевич, - протянул задумчиво Савелий, пытаясь, наконец, связать в единую цепочку невидимую нить своих размышлений, - значит знакомая твоя Лия Николаевна Натская?
- Нет, что вы! – впервые за все время опроса улыбнулся парень. Улыбка у него была совсем юношеская - искренняя и открытая, – Лия это для друзей и знакомых, а полное имя – Амелия, то есть Амелия Николаевна Натская.
У Савелия ржавым гвоздем царапнуло на сердце: «Ну вот и настало время звонить Кравцову и дать отбой Ладожскому».
Глава 3
За все годы службы Савелий, наверное, не вспомнил бы ничего более тяжелого, чем процедура опознания трупа родственниками. Если к другим ситуациям он постепенно привык и воспринимал их как особенности профессии, то опознание всякий раз бушующей волной выбрасывало его душу беспомощным китом на острые скалы, оставляя на ней незаживающие рубцы. Каждый раз он чувствовал себя хирургом, потерявшим больного на операционном столе и выходящим к родным с горькой вестью. Знал он, что и другие ребята - его коллеги, испытывали нечто подобное. Равнодушным не оставался никто.
Отца Амелии – Николая Андреевича Натского, привез патрульный экипаж только под вечер.
Высокий, крупный, респектабельный на вид мужчина, в дорогом пальто и богатой собольей шапке. Лицо его было хмурым. Серые глаза, словно потускневшее зеркало, ничего не выражали, тонкие губы плотно сжаты. Руки он держал глубоко в карманах, отчего плечи казались ссутуленными, словно придавленные грузом безмерного горя, тяжесть которого вряд ли кто-нибудь мог измерить.
Патрульный наряд разыскал Натского на работе, куда он буквально несколько минут назад вернулся из командировки и, еще не успев раздеться, передавал секретарю какие-то важные бумаги. С посеревшим лицом выслушал он объяснение милиционера, что Амелию нигде не могут найти и предположение о том, что погибшая девушка, вероятно, и есть его дочь. Молча залез в патрульный автомобиль, оставив на стоянке главного архитектурно-планировочного управления свою черную волгу.
В холодном помещении морга под бездушным светом люминесцентных ламп разыгранный как по избитому театральному сценарию состоялся драматический акт опознания, столь необходимого следственного действия.
Невероятная гротескная реальность отличала его от самой удачной театральной постановки. Здесь сценаристом была сама жизнь. И нельзя было уже ничего изменить или исправить.
Отдернулась казенная клеенчатая простыня над обнаженным юным телом.
Сгорбленная фигура убитого горем отца с застывшим восковым лицом стала медленно оседать на глянцевый кафельный пол. Ужасный стон, похожий на рев дикого зверя, вырвался из груди сквозь сомкнутые тонкие губы.
- Нашатырь! - почти завопив, скомандовал Кравцов, нависая широкой, как платяной шкаф фигурой над упавшим телом, будто без указаний никто не знал что делать.
В твердой руке судмедэксперта появился стеклянный пузырек с нашатырным спиртом.
Дернув головой от резкого запаха, Натский стал постепенно приходить в сознание. Но это был уже совсем другой человек. Он тяжело дышал, взгляд его блуждал по сторонам, казалось, мужчина не понимал, где находится.
- Доченька, доченька! – то и дело повторял он, - Это я во всем виноват!
Переглянувшись, Житяев с Красновым с трудом подняли тяжелого мужчину и усадили на стул.
Савелий, сбитый с толку причитаниями Натского, с места в карьер бросился задавать вопросы.
- Зря стараешься, - осадил его пыл Краснов, - я тебе как доктор говорю – сейчас ты от него ничего не добьешься.
- Что, и расписаться не сможет? – сдвинув густые брови, спросил следователь прокуратуры, переворачивая протокол.
- Если найдете где его подержать часика два-три, пока отойдет от шока, тогда пожалуйста.
Савелий, выскочив на улицу, позвал милиционеров из патрульного автомобиля и спустился с ними в помещение морга.
- Значит так, сержант, - обратился он к старшему, высокому с уверенным взглядом патрульному, - гражданина Натского аккуратно и неспеша доставьте в райотдел в мою группу лейтенанту Ладожскому и скажите, что я подъеду примерно через час.
Милиционеры, не говоря ни слова, взялись было за обмякшее тело.
В это время подал голос Кравцов.
- Одну минуту, товарищ капитан! - с удивленно возмущенной интонацией произнес он, уставившись черными глазами-буравчиками на Житяева, - Как руководитель расследования не считаю это целесообразным.
Затем он повернулся к сержанту.
- Отведите гражданина Натского в автомобиль и до моих указаний оставайтесь на месте.
Савелий едва не вспылил, но давно усвоивший науку не выяснять отношения при младших сотрудниках, умерил свой пыл и молча проводил глазами выходящих под руки с Натским милиционеров.
Наверху за ними с лязгом захлопнулась никем не придерживаемая металлическая дверь. Пес на улице протяжно заскулил, разорвав вечернюю тишину.
Кравцов спуску никому не давал и был резок с подчиненными, и хотя комплексом вины не страдал, но Савелия сторонился и, наверное, даже слегка побаивался. Поэтому выбрав в качестве защиты правило хорошего тона - обращаться на «Вы», спустил гнев под вуалью строгих указаний как от старшего по должности.
- Савелий Семенович, - сказал он медленно, раздувая словно для большей солидности и без того толстые щеки, - решения здесь принимаю я и раз уж нам снова довелось работать вместе, уясните это на будущее.
Савелий посмотрел ему прямо в глаза и спокойно ответил:
- Скверно, Кравцов, что жизнь тебя ничему не учит. Как был ты, так и остался махровым единоличником в плену дешевых амбиций.
- Что-о!? – не ожидая такого ответа, задергав веками, возмутился Кравцов, и квадратное лицо его налилось багровой краской.
- Успокойся ты, - так же, не повышая тона, продолжил Савелий, - ругаться с тобой я не собираюсь, а по делу скажу – слова Натского не признание конечно, и в его состоянии возможно лишь фигура речи, но упускать время сейчас никак нельзя и допрашивать нужно как можно скорее.
- Какой же вы оперативник, Житяев? - огрызнулся, отдуваясь, Кравцов, но внутренне радуясь, что конфликт переключился на деловые вопросы. - По вашим словам, Натский, уважаемый в городе человек, сам убил свою дочь и вам здесь признание сделал? Вы бы с таким усердием лучше преступника искали, а не путали следствие! Нечего Натскому в ваших казематах делать, завтра я сам без вашей помощи его допрошу.
Пухлыми пальцами он вытащил из кармана носовой платок и принялся вытирать взмокший, несмотря на холод в помещении, широкий лоб.
Савелий задумался. Когда два года назад вся московская милиция ловила серийного убийцу, едва ли тому же Кравцову, в производстве у которого находилось уголовное дело, легко было самостоятельно принимать решения.
Общественный резонанс взбудоражил Москву вплоть до стихийных митингов и забастовок на предприятиях, где работали женщины. Куда уж тут до мелочей разбираться в деталях следствия.
Да и вряд ли Кравцов мог на что-то повлиять. Сверху давили вплоть до исключения из партии и привлечения к уголовной ответственности. Вот и приходилось задерживать всех, кто попадал под подозрение, особенно ранее судимых за насильственные преступления и нападения на женщин в прошлом. Задержанных обрабатывали по полной программе. Тот, кто послабее, мог признаться в чем угодно. Такая была система, и раскрытие громкого дела приобрело тогда, по большей части, политическую значимость. Нельзя было сказать людям, что милиция работает, нужен был видимый результат.
Но не это противило Савелию, в конце концов, все выполняли приказы, а то, что Кравцов даже не пытался идти пусть трудным, но правильным путем в поиске истины, и был не мечом, а слепой перемалывающей машиной правосудия, оставаясь в плену ложной амбициозности. «Не за дело он радел, а за свою шкуру», как выразился кто-то из оперов.
Здесь не было ничего личного, не только Риту Савелий не мог ему простить. А то, что Кравцов, вопреки интересам дела, продолжал оставаться ограниченным карьеристом, отвергающим любую форму товарищества. В гибели Риты Савелий винил и себя тоже, хотя бы потому, что слишком долго подбирался к убийце.
- Ну как знаете, - перешел на «Вы» Савелий, - счастливо оставаться.
- Вы куда?! – опешил Кравцов.
- Как куда? Ловить преступника! – бросил Житяев уже с лестницы.
Через секунду за ним с лязгом захлопнулась металлическая дверь.
***
Савелий любил размышлять за рулем, и с некоторых пор называл машину своим тихим кабинетом, без отвлекающих телефонных звонков, хождений и бесконечного пресса бумаг на столе.
Не то что бы Савелий грудью бился за эту версию, но опросив Натского, можно было бы за что-нибудь зацепиться. В конце концов, кто мог знать его дочь лучше, чем он. Ну завтра так завтра.
С этими мыслями Савелий держал путь в спортивный клуб, где, по словам Игоря, они с Амелией занимались фигурным катанием. Еще бы поработать с парнем, но сегодня на это совсем не было времени. Не ехать же к подростку ночью.
Дорога была пустынной, Савелий включил дальний свет фар, выхватив из темноты заснеженные деревья в сизом мареве наступающего вечера.
Савелий представлял себе какую-нибудь обычную секцию при жилмассиве, каких в городе было немало, где обычно занимаются подростки. Но вопреки ожиданиям клуб оказался достаточно солидным заведением и имел собственный крытый каток, что было редкостью и подчеркивало солидность заведения. Глазам Савелия предстала не какая-нибудь дворовая секция в пристройке к дому и ледовой коробкой неподалеку, каких немало было в жилмассивах, а настоящая ледовая арена, грандиозная и сверкающая. Это был целый комплекс спортивных сооружений, включающий большой каток и несколько поменьше на открытом воздухе, а также крытый лед. Все освещалось мириадами ярких фонарей, которые вперемешку с праздничными гирляндами околдовывали взгляд сказочным великолепием.
Закрыв машину, Савелий некоторое время стоял, высоко подняв голову, любуясь красивым зрелищем. Катки были полны народа. Веселый смех, возгласы, разговоры сливались в один жизнерадостный гул так, что Савелий воспрял духом от бившей ключом светлой энергии. Он еще немного постоял, любуясь, и потом ноги сами понесли его в закрытый каток. Что-то подсказывало Савелию, что искать надо именно там.
Открыв одну из высоких дверей, он миновал небольшой, но просторный коридор, и вышел в красиво украшенный, оформленный к новогодним праздникам, светлый холл с высокими потолками. Посредине стояла пушистая, красиво украшенная елка.
В холле почти никого не было, если не считать нескольких ребятишек лет десяти-двенадцати переодевающихся на длинной скамеечке. Аромат кофе, свежей выпечки и еще чего-то вкусного, витающий в воздухе, указывал на присутствие буфета. Савелий вспомнил, что кроме пары бутербродов Ладожского сегодня ничего не ел. В животе призывно заурчало, словно напоминая, что человеку необходимо время от времени чем-то питаться.
Слева за небольшой конторкой на укрытом клетчатым пледом стуле с высокой спинкой сидела хранительница всей этой сказки. Пожилая, приятная на вид женщина, в синей кофте и пуховом платке на плечах. Внимательный взгляд поверх очков в роговой оправе изучал вошедшего незнакомца.
Не желая пока раскрывать себя, чтобы не вызвать ненужных разговоров, Савелий решил провести опрос под давно испытанной легендой. Рука скользнула во внутренний карман пальто, и через секунду он предъявил журналистское удостоверение, сделанное ему по знакомству одним редактором.
- Здравствуйте, я из газеты «Вечерняя Москва», - представился оперативник.
Дежурная поправила большие очки, взяла удостоверение в руки и внимательно рассмотрела.
- Добрый вечер, корреспондент Житяев Савелий Семенович, - с улыбкой процитировала она, возвращая документ, - чем могу вам помочь?
Женщина была скорее приятно обрадована, нежели удивлена, по всей видимости, внимание столичной прессы не было здесь редкостью.
Савелий выудил из кармана боевой оперативный блокнот, который, впрочем, от привычного журналистского атрибута ничем не отличался и, пошелестев листами, открыл на страничке с записями, сделанными во время опроса Игоря Ваурина.
- Мне бы побеседовать с тренером Орешкиным, - обрисовал он цель своего визита.
- О, - протянула дежурная, - Валерия Николаевича с самого утра нет. Он, кажется, в школу олимпийского резерва сегодня собирался поехать.
Савелий рассчитывал побеседовать с тренером в первую очередь, но ограничиваться только одним «интервью» было бы не профессионально. Понимая, что более яркую и полную картину можно создать из широкой палитры красок, тут же спросил:
- Может быть, есть возможность поговорить с кем-нибудь еще?
Затем пошелестел блокнотом, отыскивая нужную страницу.
- Понимаете, я сейчас готовлю статью о молодых фигуристах Ваурине и Натской, - добавил он, вслепую делая ставку на то, что пара имеет успех достойный газетной заметки. И попал в самую точку.
- Ну что же вы сразу-то не сказали, конечно! – обрадованно воскликнула женщина. – Они такие молодцы и пара очень красивая, гордость нашего клуба!
Савелий незаметно, облегченно вздохнул – все же риск благородное дело.
- Как же вам помочь? - задумалась женщина. – А знаете что, пожалуй, вам стоит поговорить с Кольцовой Натальей Борисовной, они же оба - ее бывшие ученики. А Игореша, открою вам маленький секрет, вообще племянник Натальи Борисовны.
- Вот как! Это было бы здорово! – поддержал ее порыв Савелий.
Дежурная набрала несколько цифр на диске телефона внутренней связи, пару секунд подержала трубку возле уха, потом взглянула на большие часы над входной дверью.
- Как же я сразу не сообразила - в тренерской ее нет, она сейчас с группой на льду, наверное, - рассуждая сама с собой, произнесла женщина. А вот мы сейчас спросим!
Окинув холл взглядом поверх очков, она обратилась к ребятишкам на скамеечке:
- Ребята, вы не знаете, где Наталья Борисовна?
- Тетя Марина, - ответил ей круглолицый курносый мальчуган, выглянув из-под капюшона надетой куртки, - она в буфет пошла.
- Спасибо, Олежек, - узнав мальчика, поблагодарила дежурная и повернулась к Савелию, - вот как хорошо, что она в буфете, там и поговорите спокойно. Проходите по коридору направо.
***
Пересекая холл, Савелий увидел на стене с левой стороны большой стенд с фотографиями. Надпись над ним гласила: «Лучшие ученики клуба «Снежная королева». Наметанный взгляд оперативника выхватил из пары десятков снимков знакомое лицо Игоря Ваурина. Савелий вздрогнул – не было нужды слыть великим логиком, чтобы, не читая текст под фото, понять, кто изображен на соседнем снимке. Амелия смотрела прямо на Савелия – счастливая, улыбающаяся. Приятное светлое лицо, красивые большие глаза. Взгляд был настолько живой и реалистичный, что Савелию стало не по себе. Он отвернулся и зашагал быстрей.
Радиоприемник на буфетной стойке негромко звучал на популярной музыкальной волне. Буфетчица в бело-голубом переднике подавала чай и булочки молодой женщине с девочкой лет десяти в спортивном костюме. Здесь веяло теплом и домашним уютом.
В зале стояло несколько столиков, за одним из которых Савелий по короткому описанию дежурной без труда нашел тренера Кольцову.
Светловолосая женщина лет сорока с грустными зелеными глазами на французский манер неторопливо макала сдобный рогалик в чашку с кофе. Синяя водолазка облегала ее стройную фигуру, выразительно подчеркивая красивую осанку.
Савелий пожелал женщине приятного аппетита и представился журналистом. Кольцова заинтересованно посмотрела на него и предложила:
- А что, Савелий Семенович, присоединяйтесь, у нас здесь прекрасная выпечка.
Это было предложение, от которого в силу известных причин Савелий не мог отказаться. Он подошел к опустевшей стойке, пробежался глазами по прейскуранту и недолго думая, взял себе два стакана чая и четыре больших горячих пирожка с мясом, возлагая на начинку самые большие надежды.
Раздевшись, он присел за столик, коротко объяснил новой знакомой тему интересующих газету вопросов и, обжигаясь, принялся утолять разгулявшийся аппетит. Кольцова откинулась на спинку стула и, помешивая ложечкой остывающий кофе, с сочувствием смотрела на проголодавшегося мужчину. Лишь когда он принялся за последний пирожок, стала рассказывать.
И Савелию открылся удивительный мир парного фигурного катания, мир труда и воли, таланта и красоты. Когда двое катаются в унисон, исполняя танец в такой гармонии друг с другом, что создаётся впечатление настоящего единства движения тел, характеров, души.
Савелий с интересом слушал, лишь изредка о чем-то спрашивая.
- Вы ничего не записываете? - спросила неожиданно Кольцова.
Савелий встрепенулся - он, заслушавшись, забыл совсем, что сегодня судьба назначила ему быть журналистом.
- Не беспокойтесь, Наталья Борисовна, у меня прекрасная память, - нашелся он и тут же ответил комплиментом, - разве повесть такой интересной рассказчицы можно забыть.
Кольцова одарила его приятной улыбкой и со вздохом сказала:
- А знаете, ну и работа у вас журналистов, так и гастрит заработать недолго. Наша семья родом из северной столицы, мы с мужем в Москве всего десять лет живем. Так вот, мой старший брат всю жизнь отработал оперативником в Ленинграде. Таким я его и помню. Не знай я, что вы из газеты, с уверенностью предположила бы, что служите в милиции. И вопросы так же задаете, все больше о времени да обстоятельствах, чем о внешней картинке.
Савелий кашлянул и будто в оправдание пробурчал что-то о различных способах сбора материала и подходах к оценке информации.
- Вы еще не беседовали с Орешкиным? – поинтересовалась женщина.
- Мм, - помотал головой Савелий, проглотив очередной кусок и отхлебнув чая, - сказали он уехал в школу олимпийского резерва.
- Да?! – удивленно отреагировала Кольцова и как бы сама себя спросила, - но зачем? Ведь после вчерашнего вряд ли можно что-то исправить, Амелия, бедная девочка.
Савелий замер похолодев, и чуть не раскрыл себя едва не сорвавшейся с губ фразой - откуда, мол, ей, Кольцовой, все известно.
Но вовремя спохватившись, взял себя в руки, поставил на стол пустой стакан и аккуратно, словно ступая по минному полю, спросил:
- А что случилось вчера?
- О! Так вы еще ничего не знаете?! А я-то думаю, журналист, к чему бы это, когда такой случай произошел.
- Какой такой? – слегка поднажал Савелий.
- Выходит я проговорилась, - вздохнула женщина, - раз так, расскажу, только пообещайте, что не напишете об этом.
- Клятвенно вас заверяю, что не обмолвлюсь даже полусловом, - с гранитной твердостью произнес Савелий, зная, что по-другому и быть не может, что он также далек от газеты, как земля от солнца.
Обещание прозвучало вполне убедительно, и женщина начала свой рассказ.
- Игорь с Амелией призеры первенства Москвы и Московской области, слышали об этом, я думаю?
- Да, конечно! – ничуть не лукавя, ответил Савелий, успев почерпнуть сей важный факт из беседы с дежурной.
- Игорь раньше одиночником у меня катался, а вместе с Амелией уже у Валерия Николаевича. Пары это его специализация, конек можно сказать. У него в этом особый талант – скольких чемпионов воспитал, если бы вы знали! Я даже немного завидую.
Савелий внимательно слушал, забыв про второй стакан чая.
- Вот вам интрига для вашей статьи, - полуприкрыв веки, загадочно произнесла Кольцова, - ни Игорь, ни Амелия звезд с неба не хватали, пока их не поставили в пару. Но дело не только в педагогических достоинствах Валерия Николаевича, хотя это была его идея. И я не из зависти так говорю. Игорю почти семнадцать, Амелии четырнадцать, но для искры, вспыхнувшей между ними, это не имело никакого значения.
- Вот как! – удивленно произнес Савелий, и от открытия такого сильного обстоятельства в деле, у него на душе стало еще горше.
- Но тут я вам совсем не помогу, вам и правда, лучше поговорить с Валерием Николаевичем. И куда он сегодня запропастился? – покрутила головой Кольцова, словно Орешкина можно было найти за соседним столиком, затем отпила кофе и с гордостью за коллегу добавила:
- А вчера к нему на индивидуальный просмотр приезжал сам Шмелев!
Однако увидев, что реакция собеседника на прозвучавшую фамилию равняется максимум единице по десятибалльной шкале, принялась пояснять:
- Шмелев - главный тренер страны по фигурному катанию и руководитель олимпийской сборной. Выдающаяся личность. Вчера, возьму на себя смелость сказать, состоялось событие исторической значимости. От выступления Игоря и Лии зависело, заберет ли их Шмелев в школу олимпийского резерва.
- Я так понимаю, выступили неубедительно? - как можно мягче спросил Савелий, уловив нотку грусти в словах женщины.
- Честно говоря, я до сих пор не понимаю, что произошло. Как они грациозно вышли на лед, словно два лебедя на чистое озеро. Посмотрели в глаза друг другу. У меня аж мурашки по телу побежали. Как красиво начали – круг, поддержка, круг, поддержка - у Игоря очень сильные руки. А Лия, сколько в ней грации и пластики. Это был не просто танец - это была песня, высокий и искренний полет души. А ведь они еще совсем дети, можно сказать. А какая самоотдача, глубина, - увлеченно рассказывала женщина, - и тут Лия упала, потом еще и еще. Ее словно подменили. Шмелев даже не стал дожидаться конца выступления. О чем они говорили с Орешкиным, я с другого бортика не слышала, но разговор, как мне показалось, был довольно резким. Не знаю, что они друг другу наговорили, только Шмелев развернулся и ушел с лицом разочарованного и недовольного человека, словно его самым наглым образом обманули. Ребята убежали в раздевалку, и больше я их не видела. Игореша даже ко мне не зашел, что очень странно.
Теперь Савелий понял, что Кольцова имела в виду совсем другое значимое здесь происшествие и о гибели Амелии ей вряд ли что-то известно, но легче ему от этого не стало.
- Наталья Борисовна, а во сколько были смотрины? – поинтересовался он.
- В четыре часа, - машинально ответила женщина.
По результатам экспертизы смерть наступила примерно в это же время. Савелий ничего не понимал. А может это не Амелия вовсе? Да ну бред какой-то. Но не во время же выступления ее убили? Тогда получается сразу после него. Но кто? От клуба до места трагедии почти сорок минут езды на автобусе или машине.
«Да, пока много неясного», - задумался оперативник.
Его посетило острое желание как можно скорее поговорить с Орешкиным и повторно опросить Ваурина, который в силу неизвестных пока причин промолчал о своих «неслужебных» отношениях с Амелией.
Задав еще пару вопросов Кольцовой, Савелий тепло попрощался с женщиной и направился к выходу.
Проехав несколько кварталов, он, вдруг что-то припомнив, взглянул на часы и быстро, словно боялся не успеть, подрулил к первой попавшейся телефонной будке на углу ярко освещенного гастронома. Набрал экспертное управление. Шли монотонные гудки, трубку долго никто не поднимал и, наконец, раздался запыхавшийся голос.
- Слушаю, Боровский.
- Валера, привет, хорошо, что я тебя застал! - обрадованно воскликнул Савелий.
- Хорошо ему, - ответил, передразнивая, приятель, - человека от дверей поворачивать, я между прочим уже уходил, на ужин опаздываю, - с притворным разочарованием и обидой протянул Боровский, но тут же серьезно спросил, - что-то случилось, Сава?
- Валера, припомни самый первый выезд по делу Натской.
- Ты про мост, где обнаружили тело?
- Нет, еще раньше, про тепловоз в районе Казанского вокзала.
- А, ну так бы сразу и сказал, а то дело Натской, дело Натской, я сразу и переключился на обнаружение тела. Ты имеешь ввиду, где под локомотивом нашли вещи?
- Да, именно! – торопливо подтвердил Савелий.
- Помню, конечно помню, но ты ведь со мной тогда был.
- Да, но сумку то ты из под состава доставал.
- Ну да, - пока не совсем понимая, о чем речь, подтвердил Боровский, - сумка как сумка, ничего особенного.
- Валера, постарайся припомнить, сумка была открытая или нет, когда ты ее обнаружил?
- Закрытая, - тут же уверенно ответил тот.
- Да ты не спеши, припомни, как следует, - допытывал Житяев.
- А что тут припоминать, сумка была завязана на шнуровку.
- Завязана? Это точно? Может шнуровку под составом как-нибудь в узел запутало?
- Да точнее некуда, Савелий, уж узел то от бантика я еще отличить могу. Да и развязал я легко, сам вспомни, когда мы ее открывали, - аргументировал Боровский.
- Спасибо, Валера, извини что задержал, приятного тебе аппетита, - скороговоркой произнес Житяев.
- А то присоединяйся, я сегодня в «Эдельвейс» иду на утку с яблоками, вкуснятина язык проглотишь, - от души пригласил Боровский, но на другом конце уже положили трубку.
Добравшись до дома, Савелий принял горячий душ и сразу залез под одеяло. Приятная истома охватила уставшее тело. Он некоторое время пытался размышлять, почему в завязанной на бантик сумке конек оказался всего один, но потом, успев подумать, что завтра, пожалуй, надо освободить Ладожского от бумажной рутины и взять с собой в оперативный простор, погрузился в глубокий сон.
Глава 4
Натский был довольно известный в Москве человек. Рано потерявший жену, он посвятил всего себя карьере и через несколько лет добился значительных успехов. Из обычного специалиста вырос до ведущего, затем главного архитектора. Активный партиец, кандидат в народные депутаты, вскоре принял назначение на должность заместителя директора главного архитектурно-планировочного управления Москвы. С подчиненными был требователен – спуску никому не давал, умел работать сам и требовал активности от других. Души не чаял в дочери, определил ее в элитную школу, ни в чем не отказывал, но вместе с тем был достаточно строг. Достижения Амелии на ледовой арене только добавили ему престижа и популярности в высоких общественных кругах, в которых он вращался.
Кравцову все это было прекрасно известно, поэтому он сам, будучи сыном не последнего человека в городе, не допускал даже мысли о работе с Натским в стенах ранга райотдела. Кабинет прокуратуры совсем другой уровень для него.
Кравцов с утра облачился в форменный китель младшего советника юстиции, приготовил коньяк и дорогие сигареты, на всякий случай положил в карман нашатырь и наполнил графин с водой. Еще раз пробежался по кругу вопросов, взглянул в окно на падающий хлопьями снег и позвонил дежурному «Сыромятки» доставить Натского с места жительства. Учитывая вчерашнее состояние потерпевшего, допрос предстоял непростой.
На адрес немедленно выехал патрульный экипаж.
Уже совсем рассвело, когда дежурный сообщил, что дверь квартиры никто не открывает.
«Неужели уехал на работу?» - с удивлением подумал Кравцов и набрал номер приемной управления архитектуры.
- Директора сегодня нет, что ему передать? – заезженной скороговоркой ответил безликий женский голос.
Ответ устроил Кравцова так же, как вывеска «Билетов нет» ярого поклонника рок группы, прибывшей с единственным концертом. Поэтому он немедленно представился и запросил подробностей.
- Николай Андреевич как вчера уехал с милицией, так больше не появлялся, - пояснила секретарь.
- И не звонил?
- Ни разу, - сообщила женщина.
- Может он приходил… с утра, например? – допытывался Кравцов.
- Нет, нет, что вы, приемную и кабинет я опечатывала своей печатью. С утра точно никто не приходил.
- Может, уехал куда-нибудь? – предположил Кравцов.
- Не думаю, он всегда ставит в известность, если выезжает, да и странно… - секретарь, не отпуская телефонную трубку, наклонилась через стол и посмотрела в окно.
На стоянке, засыпанная валившим полночи снегом, стояла личная «Волга» Натского.
- Что, странно? – нетерпеливо форсировал Кравцов, словно время телефонного разговора вот-вот должно было закончиться, или женщина могла забыть, что хотела сказать.
- Он даже машину свою не забрал.
- Вот как, - выдавил Кравцов, почувствовав что-то нехорошее.
- Николай Андреевич обычно в девять проводит совещание и подписывает бумаги. Поэтому несколько раз пришлось звонить ему домой, но никто не ответил, если это для вас важно, - пытаясь помочь, добавила женщина.
- Да, спасибо. Я попрошу вас, если станет известно, где он, сообщите, пожалуйста, – следователь назвал цифры своего телефонного номера.
Получив согласие и услышав короткие гудки, он нервно бросил трубку и, нахмурив брови, широкими шагами принялся мерить площадь кабинета.
***
Будь «Копейка» веломобилем, Ладожский согласился бы, наверное, все время крутить педали, избавь это его от кабинетной работы.
Такого счастливого лица Савелий не видел уже давно, что, впрочем, при его роде занятий было явлением редким. А тут счастливое лицо, да еще не где-то, а там где его меньше всего ожидаешь увидеть. Если принять счастье за краткий миг, то невольно начинаешь понимать, как все-таки мало порой нужно для этого человеку.
- Савелий Семенович, - прервал Ладожский его философские рассуждения, - может, Натский просто крепко спит. От такого горя выпил водки или коньяка.
На скользком участке дороги заюзило, Савелий аккуратно притормозил и, умело перекладывая рулевым колесом, выровнял машину.
- Ну и зима в этом году – снега да метели, - посетовал он, - спит, говоришь, а какие еще будут варианты?
Ладожский задумался, помял подбородок и сказал:
- Ну, или к родственникам подался, например.
- Логично рассуждаешь, - похвалил Савелий, - а мог он сначала напиться, а потом уехать, как считаешь?
- Мог, - простодушно ответил Ладожский, не чувствуя подвоха.
- Или сначала уехать, а потом напиться?
- И так мог, - согласился молодой напарник.
Савелий мотнул головой:
- Умозаключения - это прекрасно, конечно, но сам посмотри только два твоих варианта уже дали нам еще пару дополнительных комбинаций. Мог, не мог, это все догадки, хотя возможно и правильные. Так вот, чтобы в них не увязнуть, самым верным решением будет все сказанное по возможности проверить и максимально подтвердить или опровергнуть фактами. Чем мы собственно сейчас и займемся. Кстати, все уже здесь, - заметил Савелий, проехав сквозь арку во двор.
У нужного подъезда маячили милицейский уазик и синие прокурорские жигули.
- Зачем столько сотрудников? – вырвалось у Ладожского.
- А как ты думаешь проверить, дома Натский или нет?
- Первый этаж, можно и через форточку или ключ подобрать, вы же в отделе связку не зря взяли.
- Молодец, наблюдательный оперативник, - улыбнулся Савелий, - только ты сейчас оцениваешь техническую сторону, а я тебя спрашиваю о правовой. Проникнуть в квартиру нелегально можно конечно, но это крайний вариант и незаконный, сам понимаешь. Мало того что ты себя толкаешь на нарушение, так и любая улика, которую удастся обнаружить при таком способе, не имеет никакой силы. Так что Кравцов все правильно делает.
- Только бы еще своевременно, - уже про себя добавил Савелий и, подмигнув Ладожскому, сказал, - приготовься искать понятых, взломщик.
Савелий припарковал машину, и они с напарником, поднявшись узкой тропинкой по заметенному снегом крыльцу, вошли в дом.
***
Подъезд был ухоженный и светлый. На подоконниках междуэтажных окон распускались в горшках живые цветы. Стены украшали незатейливые картины в деревянных рамочках. Внутри было тепло и чисто. Элитный дом, одним словом.
У двери, обитой дорогим импортным дерматином, стоял Кравцов, Кашинский и высокий худощавый мужчина в полушубке с чемоданчиком эксперта в руках. Кравцов топил пухлыми пальцами черную кнопку дверного звонка.
- Давно воюете? – поинтересовался Савелий, обращаясь ко всем сразу.
Кравцов на удивление промолчал, продолжая слушать развеселую трель звонка за входной дверью. И вообще имел какой-то не победный вид.
- О, Житяев, привет! – обрадовался Кашинский. – Да нет, минут пять всего. Сначала на второй поднялись к председателю жилсовета.
В подтверждение его слов сверху раздался голос:
- Ну что, товарищи, никто не открывает?
По лестнице спускалась средних лет невысокого роста женщина в вязаном берете и подбитой мехом безрукавке.
- Тишина пока, Валентина Петровна, - ответил Кашинский.
Савелий заглянул в прорезь отсека с номером нужной квартиры в ряду настенных почтовых ящиков. И взял на заметку – ящик был пуст.
- Сейчас супруги Михайленко подойдут, - сказала председатель.
Где-то на верхних этажах щелкнул дверной замок, и через минуту на площадку спустились блеклого вида пожилой мужчина в пестром свитере и низенькая стройная женщина в накинутой на узкие плечи болоньевой куртке.
- Вот и отпал вопрос с понятыми, - шепнул Савелий Ладожскому, слегка ткнув его локтем в бок.
Примостив папку на лестничных перилах, Кравцов начал оформлять протокол.
- А вот до слесаря не могу дозвониться, - пожаловалась Валентина Петровна, - опять запил, наверное, вчера аванс у него был.
- А слесарь то зачем? – вполголоса спросил у Савелия Ладожский.
Но тот шептаться не стал и громко сказал:
- Придется подручными средствами.
- Ломать будете? – с тревогой произнесла Валентина Петровна.
Вместо ответа Савелий достал из кармана весьма внушительную связку ключей.
- А обязательно вскрывать? - озабоченно уточнила председатель. - Что все-таки случилось?
- Вы не волнуйтесь так, Валентина Петровна, - успокоил ее Кравцов, - сосед ваш исчез куда-то, вот мы и проверим, не случилось ли чего.
- А Лиюшка, дочка его?! - словно напоминая, промолвила женщина.
Кравцов посчитал преждевременным доводить до гражданских лиц, что исчезновению Натского предшествовала гибель его дочери.
- Про дочь пока ничего не могу сказать, - помедлив, уклончиво ответил он, - как видите сами, никто не открывает, так что проверить надо.
- Надо, конечно надо, - вздыхая и качая головой, согласилась женщина.
Дверь квартиры имела два внутренних замка, один из которых был обычный, а второй «английский» - закрывающийся при захлопывании входной двери. Интуитивно начав с него, Савелий буквально на третьей попытке в подборе ключа почувствовал, как подалась от легкого нажима дверная защелка, и дверь без труда открылась.
- Замок ключом не закрывали, - объявил он, - дверь была заперта лишь на автоматическую защелку.
- Значит, есть кто-то внутри? – с надеждой вырвалось у Кравцова.
- Не факт, замок же английский, могли уйти, просто захлопнув дверь.
Савелий убрал связку и отошел, уступая место эксперту.
Здесь Кашинский их покинул, выдвинувшись работать на участок. А Ладожского Савелий отправил по соседям собирать характеризующий семью Натского материал, проще говоря, отзывы людей.
Оставшаяся группа осторожно вошла в квартиру и приступила к обыску. Нельзя сказать, что это было спонтанное мероприятие. Обыск в деле связанном с убийством - явление обычное и необходимое. Искать требовалось все, что хоть как-то относилось к делу. Малейшая деталь могла иметь значение и повлиять на ход следствия.
Первое на что обратил внимание Савелий, оказавшись в прихожей - свежие газеты на тумбочке возле зеркала. Прошли дальше.
Квартира была трехкомнатная, новой планировки.
Большие комнаты, широкая прихожая, просторная кухня. Роскошная обстановка со всеми ее атрибутами - мебель под старину, дорогие импортные ковры и паласы, хрустальные люстры, гобелены, богатая библиотека.
В квартире царила атмосфера уюта, чистоты и не имелось совершенно никаких признаков указывающих на недавнее присутствие жильцов. Полы в прихожей были сухие, чайник на плите холодный.
Когда сегодня утром Кравцов, не дождавшись Натского для допроса, отменил назначенное на двенадцать часов оперативное совещание, Савелию стало понятно - что-то пошло не так.
После беглого осмотра предположение о спящем хозяине квартиры не подтвердилось. Исчезновение Натского спутало все планы и добавило дополнительных трудностей. Теперь предстояло разбираться еще и в этом.
В кухне на круглом столе под абажуром одиноко стояла пустая бутылка водки, но необычная, а судя по наклейке - штучный экспортный вариант. Алюминиевая крышка валялась на полу.
- Бутылка пустая, в холодильнике только продукты, может он еще за спиртным пошел? - выдвинул предположение Савелий.
- Не думаю, - раздался из комнаты голос Кравцова, который присев на диван, заносил в протокол результаты обыска.
Савелий с экспертом выглянули из кухни.
Кравцов, отложив бумаги, аккуратно, чтобы не стереть возможные отпечатки пальцев, концом шариковой ручки приподнял верхнюю половину большого глобуса на дубовом комоде. Под ней открылся декоративный бар с десятком бутылок в заграничных этикетках: виски, ликеры, вино и бренди. Аргумент оказался бесспорным – зачем идти куда-то, если дома имелся такой запас.
- Наталья Валентиновна, скажите, а как Натский относился к выпивке? – по ходу задал вопрос Кравцов. – Если вам известно, конечно.
- Что вы, что вы! Он вообще не употреблял, – замахала руками женщина.
Супруги Михайленко в один голос поддержали председателя.
Хотя и без того уже стало понятно, что спиртное здесь больше для коллекции – все бутылки оказались запечатанными.
- Да, видимо так и есть, - согласился Кравцов, - а водка на кухне, судя по всему, результат сильного стресса.
Он направил взгляд на тумбочку в прихожей и заметил:
- А газеты из ящика все же достал.
- Скорее машинально, по себе знаю - сказал Савелий, уже успев поразмышлять над этим фактом.
- Я догадался, - буркнул Кравцов.
Одна из комнат была оборудована под кабинет. На столе лежали схемы, чертежи, множество фотографий с фасадами зданий, разные деловые бумаги. У окна высился кульман - чертежный мольберт.
- Николай Андреевич готовился к защите докторской диссертации, - пояснила председатель.
Кравцов уважительно покачал головой.
В комнате Амелии ничего особенного не было - обычная комната девочки ее возраста. Аккуратно убранная постель, книжный и платяной шкафы, письменный стол. Примечательным выглядело большое фотопанно на одной из стен. Это были снимки спортивной жизни. Моменты катания, ярких выступлений, награждений. Всюду улыбки, радость, позитив. Савелий долго рассматривал фотографии, и в голову его закралась какая-то странность, что-то не совсем очевидное на первый взгляд. Так и не поняв в чем дело, он двинулся дальше, оставив в загадках свое впечатление.
Обыск длился более часа и, сняв одни вопросы, добавил другие, над которыми предстояло поломать голову. Деньги, личные вещи и даже паспорт Натского - все было на месте, отсутствовало только водительское удостоверение.
- Может он сейчас банально отдыхает в каком-нибудь вытрезвителе, а то и в больнице, все же бутылка водки без закуски одному, шутка ли, - предположил Ладожский, когда они с Житяевым встретились возле машины.
- Верно мыслишь, Алексей, - похвалил напарника Савелий, садясь за руль, - а когда имеется предположение, что мы обычно делаем?
- Как что? Проверяем! – уверенно ответил лейтенант, а через секунду добавил погрустневшим тоном. - Опять кабинет?
- Почему? Я разве так сказал? – подавив улыбку, нарочито серьезным тоном произнес Савелий. – Задача есть, а способ решения выбирай сам, можно не звонить, а пешком обойти каждое учреждение.
- Скажете тоже, - засмеялся Ладожский, - обойти, так можно и неделю ходить.
- Вот именно, а в нашем деле сам понимаешь важнее не процесс, а результат. Вот тебе, кстати, фотокарточка, - Савелий передал Ладожскому портрет Натского, взятый в квартире, - зайдешь к экспертам, пусть срочно соорудят ориентировку на розыск. Я за тобой через пару часов заеду, думаю, успеешь управиться. А по дороге расскажешь, что дал поквартирный обход.
- Так я еще не всех прошел, время то рабочее - почти половины жильцов дома нет.
- Ну, расскажешь что есть, а по остальным тогда вечером вместе пробежимся.
***
Закинув Ладожского в отдел, Савелий к себе в группу подниматься не стал. Расставшись с напарником у лестницы, он заскочил на пять минут в дежурную часть и заполнил карточку оперативного розыска. Здесь же проштудировал потрепанный телефонный справочник, нашел номер Орешкина и не успел поднять трубку, как помощник дежурного уже забасил в радиоэфире, считывая с карточки приметы Натского. Не больше чем через минуту пропавшего человека искала вся городская милиция. Телефон в квартире Орешкина не отвечал.
Савелий вспомнил вчерашний разговор с тренером Кольцовой о неудачном выступлении юной пары. И вдруг пробилась откуда-то изнутри слабенькая, возможно нелепая, но имеющая право на существование версия, которую он тут же решил проверить.
Он набрал телефон морга, но, как и ожидал, Краснов давно сменился. Зная, что засевшая занозой мысль не даст ему покоя, наудачу позвонил на домашний.
- Он в парке, гуляет с собакой, - выслушав Савелия, ответила жена Краснова.
Савелий решил отложить разговор с Орешкиным и прямиком поехал к судмедэксперту.
***
Официально величать это место парком было, пожалуй, примерно тоже, что называть парочку торговых прилавков возле автобусной остановки рынком. Две аллеи длиной не более ста метров, обсаженные когда-то в далеком прошлом стройными рядами сосновых деревьев. Возможно, в дореволюционные времена они были частью большой помещичьей усадьбы. Об этом история умалчивала.
Парк располагался на приличном расстоянии между двух пятиэтажек и был окружен со всех сторон раскидистым кустарником. Кустарник, как и сосны, стоял усыпанный пушистым снегом.
Савелий пропустил идущую навстречу молодую женщину с рыжим спаниелем на поводке и прошел по единственной проторенной дорожке.
Издалека он увидел плотную фигуру мужчины на дальней скамейке. В белом тулупе, валенках и меховой шапке, завязанной ушами назад, Краснов кормил с рук стайку голубей на небольшом замерзшем пруду. Рядом резвился длинноногий далматинец, которого можно было разглядеть только по черным пятнам окраса, мелькавшим на фоне снега.
Найдя более устойчивый объект для внимания, чем непоседливые голуби, пес переключился на пришедшего и принялся его обнюхивать.
Немалое удивление отразилось в глазах Краснова при появлении Савелия в столь непривычной обстановке.
- Извините, Николай Тимофеевич, что побеспокоил, - оправдываясь, произнес Савелий, - не дозвонился, решил вот заехать.
- Да ты меня удивил во сто крат сильнее, чем побеспокоил, - добродушно ответил мужчина, - ну садись, рассказывай, где пожар.
Поговорив с минуту на отвлеченную тему, Житяев, наконец, обрисовал судмедэксперту свой главный вопрос.
- Не знаю, Савелий, - задумавшись, ответил Краснов, - мое дело установить как можно точнее причину смерти, а обстоятельства, при которых она наступила, а уж тем более мотивы, которые к ней привели – вещи весьма неопределенные, здесь я тебе ничем не помогу. Но на твой вопрос все же отвечу. В данном случае, хоть и совершенно понятно от чего умерла девушка, утверждать, что это дело чьих-то рук, сложно. Характер возникновения хлыстовой травмы настолько многообразный, что вот так сходу нельзя на одном только заключении о причине смерти строить обвинение в убийстве.
- То есть вы хотите сказать, что это мог быть и несчастный случай?
- Вполне, и не только. Даже самоубийство могло иметь место, когда, например, человека резко отбросило назад при ударе тепловозом, если примерять к нашему случаю. Или при падении с высоты спиной на что-то мягкое, что не оставляет следов, на сугроб, например, когда тело приземляется, а голова попадает за край снежного пласта и резким рывком продолжает движение вниз, - детально объяснял судмедэксперт.
Савелий вдруг вспомнил про пешеходный мост над путями и сугробы по краям полотна железной дороги, где нашли девушку.
Долгий труд, амбиции, неудачное выступление как крушение больших надежд – завертелось в голове у Савелия. Может, и не было никакого убийства?
- Что же мне теперь делать в такой непонятной ситуации?
- Искать, Савелий, искать доказательства.
Глава 5
Виктор Андреевич Бочаров хорошо помнил себя в детстве, поэтому не сильно бранил своего десятилетнего сына, когда тот вернулся с прогулки.
Он прекрасно понимал, какую одежду мальчишке не одевай, как не застегивай, все равно придет мокрый и расстегнутый. Но сегодня чаша отцовского терпения оказалась переполненной - сын вернулся домой без рукавиц.
Все бы ничего, но это были третьи варежки за месяц. Дополнительным обстоятельством, ухудшающим положение сына, являлось скорое возвращение мамы с работы. И старший, и младший Бочаров понимали - на этот раз спуску не будет.
Поэтому, переодев ребенка в сухое и, подкрепив манной кашей с булочкой, Виктор Андреевич прихватив фонарик, вышел с сыном в вечерний поиск.
- Ну что, Иван Сусанин, показывай, где бродил, какими тропами?
- Мы сначала на горке катались, - делился сын впечатлениями от прогулки.
- А потом?
- Потом крепость строили, в снежки играли.
На рассекреченных точках маршрута прогулки им попались только чужая вязаная перчатка и оторванный капюшон от чьей-то куртки.
- Да, хорошо вы тут повоевали, - далеко не хвалебным тоном приговаривал отец, высвечивая фонариком очередной трофей на руинах снежной крепости, - кто победил то хоть?
- Наши, - пробурчал мальчишка.
- Вот влетит сегодня нашим от мамы за потерю боевой амуниции, - вздыхал отец.
Младший Бочаров стойко переносил справедливые укоры.
Наконец, обладатель румяной виноватой физиономии после безуспешных поисков пожалел отца и признался:
- Мы еще на мост ходили.
- Ну да! – воскликнул отец. - Как же я сразу не догадался - пьедестал победителей, выше не придумаешь, - добавил он, сразу поняв, что речь идет про пешеходный мост над железной дорогой или виадук как его все по-простому называли.
- Пешком ходили? – резонно спросил отец, зная, что до моста пара кварталов.
- На троллейбусе, - ответил младший.
Минут через пять, проехав одну остановку, они пошли в сторону железной дороги.
По дороге к мосту, обходя замерзший пруд, отец скользнул лучом фонарика по небольшому сугробу.
- Ну, наконец-то! – произнес Виктор Андреевич, похоже, заметив торчащую из снега рукавицу.
Он сделал несколько шагов, присмотрелся и в испуге отпрянул назад, заслонив дорогу сыну – в снегу лежал мертвый человек.
***
О незапланированном совещании вместо отмененного утреннего Савелий узнал совершенно случайно, позвонив в райотдел под вечер. Из-за чего такая спешка никто объяснить не мог, велено было срочно прибыть в прокуратуру. Решив, что это очередное проявление властных полномочий Кравцова, Савелий покачал головой, однако тут же выехал.
Прибыв в прокуратуру, он сунулся было к нему, но женщина-следователь из-за приоткрытой двери соседнего кабинета сказала, что совещание экстренное и состоится у прокурора.
«Вот как! Неожиданно! - подумал Савелий. - Хотя если учесть статус и положение Натского, то немудрено».
- Куда идти? – спросил неотступно следовавший за своим наставником Ладожский.
- На второй этаж, - определился Житяев.
Уже в приемной прокурора, опытный на эти дела Савелий почувствовал, что атмосфера будто накалена. Секретари как зеркало отражали настроение начальства, это Савелий давно считал прописной истиной. Пожилая сухонькая женщина-секретарь в сером деловом костюме сквозь холодные стекла очков хмуро взглянула на часы, на которых была уже половина восьмого. Потом удостоила вниманием вошедших, сухо поприветствовала их и, спросив фамилии, сказала проходить. Быстро скинув верхнюю одежду, напарники вошли в кабинет.
Савелию показалось, что на него упал потолок, такая гнетущая атмосфера царила в кабинете. Понятно, что смерть девочки никак не могла быть поводом для веселья, но Савелий буквально кожей почувствовал, что за деловой строгостью присутствующих скрывалось нечто более весомое, утяжеляющее воздух, словно влажный туман.
Житяев, будучи старшим, пожелал здравия прокурору, поприветствовал остальных и сел с напарником по правую сторону длинного стола, в одном ряду с Боровским и Мищенко. Как раз напротив Кравцова и незнакомого человека в штатском.
Прокурор Юрий Владимирович Симаков крупный в годах седой мужчина поправил большие очки и дал слово следователю. Застучала на машинке молодая светловолосая, смахивающая на бельчонка, стенографистка.
С красным напряженным лицом поднялся Кравцов и вместо обычного принятого по регламенту озвучивания известных фактов и результатов экспертиз сразу обратился к оперативникам:
- Что на данный момент наработано по розыску и установлению преступника?
Савелий даже немного опешил от неожиданно заданного вопроса, но привычный к любым поворотам в работе, поспешил подняться для доклада. Боровский шепотом попытался что-то быстро ему сказать, но Савелий не разобрал.
- На данный момент нами отрабатывается окружение погибшей, соседи, близкие знакомые, - ответил он, - никаких мотивов для убийства в ходе работы пока не установлено. Побоев и следов изнасилования нет, золотые украшения не похищены. Более того по оценке результатов вскрытия трупа есть основания считать произошедшее несчастным случаем или самоубийством.
Савелий увидел, как после его слов лицо Кравцова приняло такое выражение, будто ему прижгли спину каленым железом.
- Вы что?! – выпучив глаза, буквально вскрикнул он. – Вы отдаете себе отчет?
Савелий предполагал аргументировать свое заявление и в деталях передать разговор с судмедэкспертом, но от этой неожиданной реакции вдруг понял, что имеется что-то, чего он еще не знает. И в следующую секунду разговора получил подтверждение своим догадкам.
- Если вы еще не в курсе событий, - сухо и надменно произнес Кравцов, - то берусь вам доложить, час назад в ста метрах от железной дороги обнаружен труп Натского.
Если бы не серьезность вещей, о которых сказал Кравцов, Савелий, наверное, переспросил бы, не шутит ли он. Но так как шутки здесь были неуместны, он несколько секунд стоял остолбенев, переваривая услышанное.
Замешательство было недолгим – Савелий тоже умел защищаться. Стараясь не поддаваться эмоциям, он спокойно сказал:
- А не ваше ли было указание, товарищ младший советник юстиции, отложить допрос и отвезти Натского домой.
И без того красное лицо Кравцова приобрело багровый оттенок в попытке оправдаться.
- Дмитрий Фадеевич, давайте по существу, - охладил его пыл прокурор, - докладывайте по порядку. И вообще, касается всех присутствующих - работаем быстро и отвечаем с места, не вставая.
Кравцов перевел дыхание, присел за стол, и постепенно успокаиваясь, вкратце зачитал протоколы осмотра обоих мест происшествия. Два важных документа, из которых можно было почерпнуть больше, чем из всего остального, что на данный момент имелось у следствия.
- Обоим потерпевшим смертельные ранения причинены в область шеи, - добавил к изложенному прокурор. Кроется ли здесь система сказать сложно, но это уже кое-что для размышлений. Пока можно только догадываться были ли эти два эпизода связаны между собой, но сейчас мы имеем один бесспорно общий элемент - родственные отношения между погибшими. На этом основании считаю целесообразным объединить происшествия в одно уголовное дело. Состав следственной группы оставить прежним.
- Надеюсь, все знают, что дело на контроле в министерстве? - заговорил человек в штатском, оглядев присутствующих цепким, как липкая лента взглядом. – На расследование дали неделю. При необходимости затребуйте дополнительные силы. Не справитесь, создадут следственную бригаду. Такая установка. Но «новогодние подарки» получат все. Это в первую очередь касается оперативного состава. Кто был Натский, думаю напоминать не надо.
- Не мы же его убили! – бросил Житяев, уже заведенный Кравцовым и не имеющий больше желания выслушивать несправедливые упреки.
- Савелий! – попытался осадить его Мищенко.
- Ничего, ничего, пусть говорит, - заступился Симаков, хорошо знавший характер Житяева и, будучи неплохим психологом, своим разрешением положительно повлиял на ситуацию.
Савелий, искренне уважающий Симакова, почувствовал себя неловко и сразу остыл:
- Прошу прощения, Юрий Владимирович, - сказал он, - по делу есть смысл и дальше работать с окружением Натских.
Прокурор поправил свои старомодные очки в роговой оправе, но видимо удобные и привычные для него. Очки эти, давно вышедшие из моды, придавали его облику какую-то основательность и некоторое сходство с мудрой совой.
- Если исключить из общего числа обнаружение предметов гардероба и личных вещей Натской под поездом у Казанского вокзала, то вырисовывается следующая картина, - сказал он, - труп девочки находился в тридцати метрах от пешеходного моста в районе, где она проживала. Не проходит и суток, как убивают ее отца. Если обстоятельства смерти девочки еще под вопросом, то Натский умер насильственной смертью, был задушен. И вот какой интересный момент, тело его находилось не более чем в ста метрах от того же пешеходного моста.
Очень ко многим в жизни вещам Савелий относился весьма скептически. Особенно это касалось разных там мистических закономерностей. Но вот в невероятность совпадений почему-то верил. Довелось ему в жизни знать одного человека, два раза выжившего в авиакатастрофах – редчайший, но вполне реальный случай.
Так и здесь гибель Натской и ее отца при внешней схожести и коротком временном промежутке между происшествиями могли быть всего лишь цепью невероятных трагических совпадений. В конце концов, напившись с горя и выйдя на улицу, Натский мог оказаться случайной жертвой распоясавшегося уличного хулигана. Нельзя было сбрасывать эту версию со счетов. Но могло быть и по-другому. А что если они жертвы жестокой расправы? Или снова маниакальный серийный убийца? У Савелия голова шла кругом от этих мыслей. В такое совпадение он упорно отказывался поверить, ведь это означает, что будут еще жертвы. Его буквально затрясло от этих раздумий.
- Не исключаете возможность появления очередного серийного убийцы? – обращаясь к прокурору, выразил мнение человек в штатском.
- То есть вы хотите сказать кто-то, подразумевая при этом серийного убийцу, совершает преступления, а то, что потерпевшие были родственниками, всего лишь совпадение? - откликнулся прокурор. - Предположим. Но зачем ему бросать мертвую девочку под поезд, когда можно было оставить в снегу, как и Натского. Нет, здесь что-то не то. Первую смерть явно пытались замаскировать под несчастный случай. Вряд ли серийному убийце понадобилось бы бросать под поезд мертвое тело, да еще и сумку с коньками. Ведь это дополнительный риск быть замеченным.
- С одним коньком, - уточнил Кравцов.
- Вот как! – удивился прокурор. – Готов поручиться, что тот, кто это сделал, не знал об этом. Кстати, выяснили, где второй конек и почему так вышло?
- Работаем, - коротко ответил Савелий, у которого уже появились мысли по этому поводу, но доложить пока было нечего.
- Разрешите добавить? – спросил Боровский.
- Да, конечно, Валерий Тихонович, - ответил прокурор.
- Как и озвучил Житяев, все вещи девушки: ключи от дома, карманные деньги, мелкие принадлежности остались при ней. Но есть одна деталь, на одежде обнаружены частицы краски светло-серого цвета.
- Может когда тело протащило поездом, остались следы от элементов конструкции вагонов или локомотива? – предположил Кравцов.
- Да, - подтвердил Боровский, - вы правы, есть и такие следы, но это скорее даже не частицы, а мелкие капли краски.
- То есть вы хотите сказать, что краска свежая? – спросил прокурор.
- Да, и характер разбрызгивания указывает на то, что падали они с большой высоты на лежащее на спине тело.
- А в каком положении находился труп, когда его обнаружили?
- Лежащим лицом вниз.
- Кравцов, Житяев, записывайте в вопросы выяснить причину и источник возникновения, - тут же дал указание Симаков, - это возможно очень важная деталь.
Совещание продлилось еще почти час. Наконец, прокурор, поднявшись, сказал:
- Не исключая возможности совершения преступления посторонним лицом, основную версию предлагаю разрабатывать исходя из прямого мотива. То есть, кто был так или иначе заинтересован в смерти обоих человек. О ходе расследования информировать меня лично. На этом пока все.
***
- Валера, что ты там мне нашептывал? - спросил Савелий у Боровского, когда они вышли из кабинета прокурора.
- Вовремя надо приходить, Савелий, не пришлось бы ничего шептать. Я думал, меня Кравцов живьем съест. Я тебя про Натского предупредить хотел, да не вышло, как видишь.
- Понятно, - отозвался Савелий, - ты настоящий товарищ, никогда друга в беде не бросишь.
Боровский, хорошо знающий натуру Житяева, подозрительно на него посмотрел и, заметив несвойственную обычно Савелию щедрость на комплименты, сказал:
- Ладно, брось Савелий мои богатства считать. О своих несметных достоинствах я и так знаю, говори, что хотел.
- Ну, ты прямо эксперт человеческих душ, от тебя шила в мешке не утаишь, - улыбнулся Савелий, - ты с утра сильно занят?
- А то, - отозвался Боровский, сам видел, как всем гайки закрутили, но джинн сегодня добрый, проси скорее чего хочешь.
- Прокатись с нами завтра до виадука.
Боровский на секунду задумался, потом произнес:
- А ведь ты прав, Савелий, хоть в деле и лежит официальный протокол осмотра места происшествия, есть одно маленькое да весомое «Но» - проводился то он при искусственном освещении. В пять утра солнышко еще заслуженно почивало. А в свете фонарей могли что-нибудь и проглядеть.
***
В морозной дымке стремглав проносились грузовые и пассажирские составы. Путевые обходчики в ярких оранжевых жилетах походили на рассыпанные в снегу новогодние мандарины. Длинными молоточками рабочие мерно выстукивали на рельсах и стоящих на перегоне поездах мелодичный и только им понятный нотный ряд.
Пешеходный мост над железнодорожными путями или как его по-простому называли виадук возвышался над землей не ниже четырехэтажного дома и соединял рассеченные железнодорожными путями два района города. Огромная темно-зеленая конструкция на серых бетонных опорах.
Савелий миновал домик смотрителя возле полустанка и подкатил на небольшую площадку перед широкой лестницей, ведущей на виадук. И хотя солнце давно уже поднялось над горизонтом, на открытом, продуваемом всеми ветрами мосту было довольно холодно.
- Задавай свои вопросы, Савелий, пока мы тут не околели, - сказал Боровский, выбрасывая недокуренную сигарету и натягивая капюшон.
- Алексей, мы на мост, твоя задача отработать свидетелей, - быстро сказал Житяев, - к смотрителю зайди, с рабочими потолкуй, может, нароешь что-нибудь.
- Сделаем! – бодро ответил Ладожский и, подняв как парус высокий воротник, боевым кораблем направился к домику смотрителя, словно маяку, блестевшему в морозной дымке единственным оконцем.
Савелий хотел начать со своих размышлений по поводу причины образования хлыстовой травмы от падения на снежный пласт. Однако тут же от этого отказался. Бегло оценив расстояние от насыпи до путей, он сразу понял, что упав на сугроб и даже съехав потом по инерции вниз, девушка никак не могла оказаться на рельсах - до путей оставалось еще порядка трех метров. Вывод напрашивался сам собой, если она и прыгнула с моста, кто-то потом помог ей попасть под поезд. Отсюда и более позднее время возникновения остальных посмертных повреждений.
Савелий высказал свои соображения Боровскому. Тот сразу сказал, как отрезал:
- Не могла она с моста упасть. Во-первых, поезд пришел на Казанский вокзал почти в половине восьмого вечера. Отними два часа до момента смерти девочки, получается, в пять - половине шестого она должна была прыгнуть. А в пять здесь знаешь, сколько народа, как в мавзолей на Красной площади. И освещение как днем, - Боровский кивнул вверх, где над виадуком возвышались мощные фонари, - по любому без свидетелей бы не обошлось. Во-вторых, упасть она должна была на рельсы на спину, причем строго параллельно мосту.
- Это с чего ты взял? - удивленный такой уверенностью спросил Савелий.
- А это Сава к вопросу о краске.
Боровский достал из кармана медный пятак и ребристой частью поцарапал стойку леерного ограждения. Савелий отчетливо увидел под темно-зеленой краской серый слой.
- Грунтовка! – сразу сообразил он.
- Да, наносили перед основной покраской. А ночью мы этого не увидели. Ну что, в машину за чемоданом? Будем изымать для сравнительного анализа.
- Я понял, что ты имеешь ввиду, - по пути сказал Савелий, - упади девушка с такой высоты спиной на рельсы и повреждения были бы совсем другими. Точно, ее мертвую кто-то туда положил. Прав был прокурор.
- Именно! – согласился Боровский. - К тому же ночью не везде так светло как на пешеходной части, вниз к бетонным опорам моста свет почти не попадает. Там вполне можно укрыться с мертвым телом и подождать проходящий поезд. А сейчас и следов не найдешь, снегом вон как все завалило.
- Вот почему железнодорожники ничего не заметили, - догадался Савелий, - если перед самым локомотивом выйти из-за опоры и бросить тело, оно не попадет в луч фары и в поле зрения машиниста.
Впереди на мосту показался Ладожский, рядом с которым шагал низенького роста кряжистый мужичок. Если Ладожского всегда отличала соответствующая его характеру летящая походка, словно он на коне несся врагам головы рубить, то мужичок шагал по-хозяйски размеренно, будто поле широкими шагами мерял. И, несмотря на разницу в росте, Ладожский едва за ним поспевал. Подошли. Мужичок лет шестидесяти, в ватнике ладном, валенках добротно подшитых. Взгляд с прищуром, оценивающий, что у купца на ярмарке. Сразу видно хозяин.
- Доброго утречка, люди добрые, а я уж сам к вам собирался, гадаю, никак из управы приехали.
- Из управы отец, только другого ведомства, - ответил за всех Боровский, поняв, что смотритель имел ввиду управление железнодорожным транспортом, - из милиции мы.
- Знаю, мне уж Алексей Петрович сказал.
Ладожский засветился от гордости, нечасто в силу молодых лет его кто-то по имени отчеству называл.
- А я смотрю в гражданском все вроде. Понятно теперь. По девчоночке погибшей, небось? Жалость-то какая, - с горьким сочувствием добавил смотритель, - а мы со дня на день комиссию ждем.
- Поэтому и покрасили? – спросил Савелий, кивнув на мост.
- Ну да, подновили малость, Федька, рабочий, грунтовку разбавил сильно, на два раза проходить пришлось, а так у нас все в порядке и знаки, и освещение, - как будто и правда, перед проверяющими отчитывался смотритель, - мост то пешеходный, машины к нему редко подъезжают. Все больше к самой платформе, провожать, а не то встречать кого. Я и подумал, сегодня уж точно с комиссией приехали, не по темну, а с утреца.
Савелий насторожился:
- А что, еще кто-то приезжал?
- Третьего дня волжанка черная покрутилась да уехала, - ответил мужичок.
- Это позавчера, получается, - прикинул Савелий, - а во сколько?
- Мм, стемнело уж, - сняв рукавицу и потирая ладонью морщинистый лоб, задумался смотритель, - а, припомнил, грузовой как раз с Москвы проходил. В шесть часов это было. И волжанка минут через пять проскочила.
- Никто из машины не выходил? – спросил Савелий.
- Нет, - помотал подбородком смотритель, - она и остановилась то на момент, развернулась, фарами светанула да уехала. Про номер не пытайте, впотьмах не углядел.
Изъяв образцы краски и порядком закоченев, залезли, наконец, в прогретый салон. Боровский сунул замерзшие пальцы под теплый обдув.
- Слушай, Валера, - обратился к нему Житяев, - а тебе волжанка эта ничего не напоминает?
- На черную волгу Натского намекаешь? – отозвался тот. – Я тоже так подумал, когда смотритель цвет машины назвал. Ох и нешуточная масса вопросов сразу возникает. Разбирайся, голова. Если что надо, звони, я у себя буду теперь допоздна, наверное. Неделя нам на все про все. Потом щедрое руководство начнет «подарки» раздавать.
После осмотра виадука Савелий только укрепился во мнении, что кто-то бросил Амелию под поезд после смерти. Для чего? Скорее всего, замести следы. Но кто и зачем? Опять те же вопросы, что и в начале следствия. Он решил как можно скорее лично поговорить с Вауриным и Орешкиным и выяснить, как развивались события после неудачного выступления.
Глава 6
Садовая оказалась тихой улицей в спальном районе города. Стоящие в шахматном порядке пятиэтажки, окруженные голыми деревьями, напоминали огромный лабиринт с одноликими стенами. Дом двадцать восемь глазницами окон смотрел на пустырь, дворовую хоккейную коробку и пару снежных горок.
Савелий подрулил к самому подъезду и припарковался рядом со стареньким «москвичом». Зашел в подъезд и, найдя нужную квартиру, нажал кнопку звонка. Ждать пришлось недолго, дверь открылась почти сразу.
На пороге стояла среднего роста немолодая женщина с лицом, еще хранившим остатки былой привлекательности. Черные волосы ее были аккуратно уложены, легкие румяна плохо скрывали бледность щек, в карих глазах смешались тревога и удивление.
- Ох, а я решила, что это Игореша, - первое, что сорвалось с ее плотно сжатых губ.
Она вопросительно посмотрела на Житяева.
- Гражданка Ваурина? – спросил Савелий, показывая удостоверение.
- Да, - заметно дрогнувшим голосом произнесла она, - с Игорем что-то случилось?
- Нет, надеюсь что нет, - ответил Савелий.
- Скажите сразу, - взволнованно произнесла женщина, - мне что-то нехорошо.
Ее вдруг качнуло к стене, и Савелий едва успел выставить руку, чтобы не дать женщине упасть. Осторожно поддерживая, он усадил ее на укрытую вязаной накидкой табуретку, стоявшую в прихожей.
- Не волнуйтесь, никаких дурных вестей относительно сына я вам не принес.
Ее печальный взгляд посветлел.
- Игорь куда-то пропал, он уже вторые сутки не появляется дома.
- Вы подали в розыск?
- Я сегодня собиралась это сделать, потому, что полчаса назад узнала, что Игорь мне солгал. Он вчера сказал, что заночует у Володи Белоглазова, своего приятеля. Так уже бывало не раз, когда они готовили праздничную программу к школьному вечеру. Поэтому я и не волновалась. А сейчас позвонил Володя и спросил Игоря, - Ваурина пожала плечами, - теперь вы понимаете? И в школе его не было.
- А что за Володя? – поинтересовался Савелий.
- Володя Белоглазов - друг его из параллельного класса. Они в прошлом году вместе на астрономический кружок ходили. У Володи на даче целая обсерватория с настоящим телескопом.
- На даче вы сказали? – прикинув что-то в голове как бы между прочим, спросил Савелий.
- Да, на Волоколамке. Ой, да что это я вас в прихожей держу, - всплеснула руками женщина, - вы проходите в дом там и поговорим.
Она провела его в просторную комнату, небогато, но с хорошим вкусом обставленную.
Присаживаясь на диван, Савелий увидел на полке серванта фото в деревянной рамке, на котором были изображены коренастый мужчина в трико для вольной борьбы с черноволосым мальчиком лет восьми, выполняющие элемент борцовского приема.
- Это отец Игоря, один из последних снимков, - сказала Ваурина, уловив интерес Житяева, - почти десять лет прошло с тех пор. После того как его не стало Игорь потерял интерес к борьбе. В школе он учился хорошо, с плохой компанией не водился, поэтому я не настаивала, чтобы он чем-то занимался в свободное время. Но как-то раз в выходной день я взяла его на любительский каток и сама того не ведая увлекла фигурным катанием. В клуб он пошел уже самостоятельно, как только научился немного кататься.
- Скажите, Надежда Викторовна, - издалека начал разговор Савелий после того как они представились друг другу, - вам ничего неизвестно об Амелии Натской?
- О Лие?! – улыбнулась женщина. – Вы меня разыгрываете. Как же неизвестно - Лия мне как родная, они же с Игорем катаются в паре на льду. Но разве от материнского взгляда может что-то укрыться. Они же влюблены друг в друга. Еще первой наивной, но такой искренней любовью. При любом удобном случае стараются проводить вместе свободное время. Какие они светлые, настоящие.
Ваурина с какой-то особой внутренней теплотой посмотрела на стоявшее здесь же на серванте фото Игоря и Амелии, где уличный фотограф запечатлел их гуляющими в городском парке.
- А отца Амелии вы знаете? – спросил Савелий.
- Натского-то? С ним я хорошо знакома, он даже удостоил вниманием побывать здесь один раз, - с иронией произнесла женщина.
Эта перемена тона показалась Савелию странной, и он в тему разговора спросил:
- Как-то вы нелестно о нем, в отличие от его дочери?
Ваурина оценивающе взглянула на него, словно решая, стоит ли откровенничать на эту тему.
Лицо у Савелия было светлое, взгляд прямой и ясный, разговор он вел без суеты, спокойно и уверенно.
Это подкупило женщину.
- С Натским мы общались не так уж и редко, но исключительно во время выступлений детей, да и говорили в основном о фигурном катании. А здесь он был всего один раз и его визит больше напоминал не приход в гости, а инспекторскую проверку. Не могу сказать, чтобы он был против отношений Игоря и Лии, но у меня возникло чувство, что прежде чем допустить их дружбу он убедился, что его благополучию ничего не угрожает. Хотя возможно зря я так резко его характеризую, наверное, на его месте поступила бы точно также. Учитывая его должность и положение. Натский - птица высокого полета. Мы ему не чета.
- Но ведь он все же разрешил дружить им, – сказал Савелий, не совсем соглашаясь.
- Здесь сыграли свою роль талант Игоря как фигуриста и перспектива их дальнейшего совместного роста, только и всего. Престиж, вот что для Натского важно, я это сразу поняла.
- Надежда Викторовна, а о чем еще говорил Игорь, когда собирался к своему знакомому? – поинтересовался Савелий.
- Да мы собственно долго и не разговаривали. Извините, вы, наверное, подумали, что мы виделись в тот вечер. Я же не сказала вам, что когда пришла с работы, Игоря дома уже не было. Минут через двадцать он позвонил какой-то возбужденный, сказал что спешит, многое еще надо успеть сделать и заночует у Володи. Вот и все собственно. Я даже не успела спросить, как прошло выступление.
Ваурина поправила челку и, вдруг о чем-то вспомнив, сказала:
- Да еще оставил этот конек.
- Какой конек?! – Савелий аж слегка вздрогнул.
Поднявшись, женщина позвала Савелия за собой обратно в прихожую.
Там она приоткрыла дверку платяного шкафа и Савелий увидел, словно в зеркальном отражении в точности такой же конек, что был обнаружен под колесами поезда.
- Надежда Викторовна, одну минуту, - опередил Савелий Ваурину, рука которой потянулась достать конек, - то, зачем я пришел к вам имеет прямое отношение к этому предмету.
- Вот как! - удивилась женщина. – Может быть, объясните, что все-таки случилось, неужели Игорь попал в какую-то плохую историю. Это что, была кража? – эмоционально отреагировала женщина.
- Нет, я так не думаю, - произнес Савелий, - но мы разберемся.
- Странно, очень странно, - покачала головой Ваурина, убрала руку и отошла на полшага в сторону, - то есть, как я поняла, вы хотите забрать конек?
- Да, Надежда Николаевна, это необходимо для установления истины, - без колебаний ответил Савелий.
- Что ж, делайте, как знаете, - произнесла хозяйка дома, - вы служитель закона, возражать не стану.
Примерно полчаса понадобилось Савелию, чтобы пригласить двух понятых из соседей, аккуратно упаковать конек в газетный сверток и оформить протокол изъятия.
- Надеюсь, вы теперь хоть что-то расскажете мне, - произнесла Ваурина, когда они остались одни и вернулись в комнату.
- Надежда Николаевна, я помню, вы назвали себя женщиной сильной, - издалека начал Савелий.
В темно-карих глазах Вауриной вспыхнул тревожный огонек.
- Я пришел не по поводу Игоря. Я пришел по поводу Амелии и ее отца, - произнес Савелий, - произошла страшная беда.
Ваурина присела в кресло, накрытое плюшевым пледом.
Как можно короче и без неуместных подробностей Савелий рассказал ей правду.
Женщина вдруг задрожала и вся сжалась в комок, обхватив свои плечи тонкими белыми пальцами. И сразу как-то поблекло все в этом доме, из живой разноцветной картинки превратилось в потускневшее черно-белое фото. Будто чья-то невидимая рука приглушила полуденный свет до сумрака, отдающего болью в глазах.
Лицо женщины стало мертвенно бледным, глаза наполнились тяжелой слезой. Она не проронила ни слова и застыла как изваяние, уставившись в невидимую несуществующую точку пространства.
Горький комок подкатил к горлу Савелия, уступив место вопросов томительной гнетущей тишине. Савелий поднялся и отступил на шаг, понимая, насколько лишним здесь и сейчас будет любое его слово или присутствие.
Потом он осторожно вышел из квартиры и, прикрыв за собой входную дверь, сбежал вниз по лестнице.
У подъезда Житяев смахнул с ветки рябины колючий снег и, бросив на раскаленный лоб, побрел к машине.
***
- Сколько же в Подмосковье дач?! - удивленно воскликнул Ладожский, когда они миновали очередной поселок, - Мы уже почти час едем, а они все не кончаются.
- Много, почти вторая Москва. Правда людей здесь в это время практически не встретишь, - ответил Савелий и оказался прав.
Остановив, наконец, машину у нужного поворота возле таблички с надписью «Садово - огородное товарищество «Весна», они, утопая по колено в снегу, двинулись дальше пешком по едва различимой тропке. Когда позади осталась березовая роща и мостик над замерзшей речушкой, вышли к стройному ряду одноэтажных дачных домов. Поселок словно вымер, лишь где-то вдалеке лениво брехала собака.
- Смотри дом под номером восемнадцать, - уточнил Савелий.
- Вот он, - сразу ответил Ладожский, показав на кирпичный домик с зеленым забором и калитку, погребенную под огромным сугробом.
- Весело, - произнес Савелий, посмотрев на сугроб, - выходит зря прокатились, как чувствовал, что нет его здесь.
- Идет кто-то, - махнул рукой Ладожский.
Савелий повернулся и увидел невысокого мужчину, вышедшего из крайнего на улочке дома.
- Давай-ка поработаем со свидетелем, - предложил напарнику Житяев.
- Добре! – воодушевленно произнес Ладожский и, развернувшись, протяжно крикнул:
- Подождите, пожалуйста!
Но человек и сам уже спешил им на встречу.
Краснолицый помятого вида и неопределенного возраста мужичок приблизился к ним.
- Господа офицеры, - заплетающимся голосом произнес он, запахиваясь в поношенный армейский ватник, - закурить не найдется?
От небритого лица пахнуло стойким винным перегаром.
- За господ спасибо конечно, - с улыбкой ответил Житяев, - только мы не курим.
- Спортсмены, небось, - то ли с завистью, то ли с иронией произнес мужичок.
- Ага, охотники на лис, - добавил Ладожский.
- Чего, чего? Легавые что ли? - протянул краснолицый.
Савелий с Ладожским переглянулись и дружно расхохотались.
- Да ну вас, - махнул рукой мужичок и поспешил было обратно.
- Погоди, отец, - остановил его Савелий, - магазин далеко тут?
При слове магазин краснолицый вожделенно сглотнул.
- Километр по шоссе в следующем поселке, а вам то зачем?
Савелий выудил из кармана металлический рубль.
- Хватит на курево?
- Хва-атит. И на чекушку останется. А чего надо то? – спросил мужичок, понимая, что монету за так ему никто не даст.
- Скажи, давно здесь кто был? – спросил Савелий, показывая на дом.
- Что, правда из милиции что ли? – прищурился тот.
Савелий показал удостоверение.
- Я сам военный пенсионер, прапорщик, - поделился мужичок, - с женой вот поцапался, да ушел на дачу в партизаны. К праздникам сама приедет – верное дело. А мне тут тепло, еды хватает, только вот с куревом беда, а заначку я уже прогудел и…
- Так что с соседями? - перебил его Савелий.
- А, - встрепенулся мужичок, - так это, ночевал тут вчера паренек один, чернявый такой. Я его раньше видел, дача вроде друзей его. Печку не топил, видать с обогревателем сидел. А на калитку не смотрите, он с обратной стороны через сад зашел. А сегодня как рассвело, к станции подался.
Металлический рубль заслуженно перекочевал в дрожащую от похмелья руку.
- Эх, попросить бы этого прапорщика сообщить нам, если Ваурин вернется, - озвучил свои мысли Ладожский, когда напарники садились в машину.
- Как ты себе это представляешь? – откликнулся Савелий.
- Ну да, судя по темпам телефонизации, если только телепатически, - вздохнул лейтенант, - хотя у прапорщика по любому армейская радиостанция где-нибудь на чердаке пылится.
- Ага, и танк в сарае за чекушкой по сугробам ездить, - плеснул Савелий масла в огонь, и оба дружно рассмеялись.
- Надо немедленно объявить Ваурина в розыск, - сказал Савелий, выезжая на трассу и разгоняя «копейку», - и, пожалуй, вечером придется опять скататься на эту дачу. Если парень решил поиграть в прятки, то, скорее всего, ночевать сюда вернется.
- Неужели Ваурин замешан в убийстве, – неуверенно произнес Ладожский.
- Сейчас сложно что-либо предположить, - ответил Савелий, - когда человек пускается в бега, это может означать все что угодно. Боязнь стать следующей жертвой, например. А ты его, небось, уже в подозреваемые записал?
- Честно говоря, не знаю, что и думать, - пожал широкими плечами лейтенант.
- Ничего, не ломай голову, разыщем, спросим, – сказал Савелий, - эх, надо было его сразу в розыск выставить, не учел я, что он будет так маневрировать, ну ладно приедем в город, исправим. Что у нас дальше по плану, Алексей?
- Заехать к Орешкину и опросить оставшихся соседей Натского.
- Отлично, что все помнишь, - похвалил Житяев молодого напарника, - по Орешкину пока отбой, я попросил кое-кого его навестить, позже свяжемся, узнаем результат. Давай прямиком в отдел, а потом к соседям.
***
Наскоро перекурив на углу райотдела, Кашинский по просьбе Савелия отправился проверить Орешкина по месту жительства.
Вечер окутывал город синей шелковой пеленой, словно художник, сглаживая кистью очертания зданий и тонируя белоснежный фон таинственной паволокой.
Орешкин жил на Заречной улице, которая формально находилась на территории обслуживания «Казанки» или говоря официальным языком - РОВД Казанского района. Но по географическому положению дом его соседствовал вплотную с жилмассивом, обслуживаемым Кашинским.
Кашинский прекрасно понимал Житяева, его рациональный оперативный подход в виде просьбы проверить дополнительный адрес. Тем более что это не составляло для него большого труда в ходе работы на участке. В конце концов, делали одно общее дело.
Прошагав пару кварталов, капитан пересек оживленное шоссе и вступил на вотчину Казанского РОВД. Оглядевшись, он свернул в переулок и дворами вышел на Заречную улицу, встречая по пути лишь редких прохожих.
Удивлению его не было предела, когда подойдя к дому, в отсвете зажигающихся уличных фонарей он увидел следующую картину. В темном окне квартиры на втором этаже из форточки торчали чьи-то ноги. То есть совершенно точно, что в квартиру кто-то пытался залезть.
Такой силы дежавю Кашинский испытал первый раз в жизни. Но если и требовалось время, чтобы разобраться с собственными впечатлениями, то ему, как стражу порядка, заниматься этим прямо сейчас было явно неуместно. Откинув эмоции на время грядущее, и забыв про Орешкина, капитан бросился вперед задержать нарушителя.
Поддерживая одной рукой хлопающий на бегу офицерский планшет, он нырнул в подъезд и буквально взлетел вверх по лестнице. Выбрав нужную квартиру, без лишних церемоний забарабанил в дверь. Но вместо привычного «Кто там?» он услышал резкие голоса, грохот и сдавленный крик. Недолго раздумывая, Кашинский обнажил табельное оружие, прицелился и, зажмурив глаза, выстрелил в дверной замок. Дверь распахнулась от удара пули, и участковый вбежал в квартиру.
В комнате на полу почти в полной темноте боролись двое.
С повторившимися, что и в прошлый раз мыслями о том, как все же несподручно без напарника, Кашинский, удерживая в одной руке пистолет, закричал:
- Стой, стрелять буду! - а свободной рукой вытащил из кармана и включил фонарик.
Драка тут же прекратилась, лишь в наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание лежавших на полу людей.
- Встать! – скомандовал участковый.
Оба стали медленно подниматься.
В это время он, бегло оглядевшись, щелкнул на стене выключатель. Ярко вспыхнула под потолком трехламповая люстра.
Кашинский оказался бы глубоко неправ, если бы вдруг подумал, что его сложно будет чем-то удивить после того, как он второй раз подряд за столь короткое время увидел человека, проникающего через форточку в чужую квартиру.
Но буквально через секунду брови его поползли вверх, глаза округлились до окуляров морского бинокля - один из людей оказался ни кто иной, как Игорь Ваурин. К такому совпадению Кашинский готов не был. Но и это оказалось еще не все.
Его величество случай видимо решил сегодня совсем не щадить мистера Кашинского, бросив его в самое жерло невероятных совпадений – рядом с Вауриным стоял Орешкин.
Кашинский замер, ошарашенный происходящим и, лишь машинально сменив фонарик на радиостанцию, выдохнул в эфир:
- Дежурная часть сто третьему…Заречная тридцать два, квартира двадцать четыре…экипаж срочно.
***
- Надо бы поскорее выставить Ваурина в оперативный розыск, пока с ним чего-нибудь не случилось, - с лицом человека, открывшего Америку, сказал Ладожский на въезде в город.
- Что да, то да, но это ты к чему, Алексей? - удивленно откликнулся Савелий. - Ведь раньше, чем доберемся до райотдела, ничего не выйдет.
- Сыромятка по пути, в двух кварталах отсюда, - пояснил парень, вглядываясь в освещенные уличными фонарями заснеженные улицы города.
- Молодец, напарник, ай да голова, - похвалил его Савелий, - так и сделаем.
Минут через десять они уже поднимались по ступеням крыльца Сыромятинского РОВД.
- Давай так, Алексей, - сказал Савелий, открывая двери, - ты дожимаешь до конца вопрос с розыском, а я срочно сделаю один звонок.
Они вместе зашли в дежурку, и пока Савелий накручивал диск телефона, вызванивая Боровского, Ладожский шустро заполнил формуляр и передал помощнику дежурного.
Грузный, с бульдожьего вида лицом сержант внимательно изучил карточку и, сделав недоуменное лицо, хмыкнул и пробасил:
- Не успели его отпустить и уже в розыске.
Савелий повернулся в пол оборота, не отрывая трубку с монотонными гудками от уха.
- Кого не успели отпустить? – удивленно спросил он, хотя сразу понял о ком идет речь.
- Ну, паренька этого, Ваурина, - пояснил сержант, почесав толстый нос, - Кашинский его с час назад доставил еще с одним задержанным. Молодого, ну то есть Ваурина этого отпустил минут пять как, а со вторым до сих пор разбираются.
Бросив трубку, Савелий выскочил из дежурки в коридор и лицом к лицу столкнулся с Кашинским.
- Ух ты, на ловца и зверь бежит! - воскликнул участковый. – А я-то думаю, что это до тебя дозвониться битый час не могу.
- Андрей, где Ваурин?! – машинально задал Савелий самый глупый из всех возможных вопросов.
- Как где? Отпустил, – уставился на него Кашинский, - Ваурина, что тоже ищем?
- Эх, голова моя седая, - потер затылок Савелий, - что ж я тебе сразу про него не сказал.
- Да ладно, брось расстраиваться, Савелий, найдем и его, только дай команду, - воодушевленно проговорил Кашинский, - Орешкина же нашли.
Боевой настрой и оптимизм Кашинского в виде такой хорошей новости мгновенно передался Житяеву.
- А что за история, Николаич, как Орешкин с Вауриным у тебя вдвоем оказались? – с нескрываемым интересом спросил он.
- Расскажу, не поверишь, - улыбнулся Кашинский, - Орешкина сейчас дознаватель опрашивает. Он мне даст знать, когда закончит, если захочешь, потом можешь сам с Орешкиным пообщаться. А пока пойдем ко мне, поделюсь сегодняшними приключениями.
Из-за двери дежурки выглянула светлая взъерошенная голова Ладожского.
- Савелий Семенович, так Ваурина ищем?
- Ищем, Алексей. Как найдем, потом решим, что с ним делать.
***
В просторном общем кабинете участковых было пусто, весь личный состав вышел в предпраздничные рейдовые мероприятия по городу.
Кабинет представлял собой что-то наподобие актового зала. Слева от входа стоял президиум из трех столов состыкованных торцами в один ряд. А с правой стороны напротив него располагались несколько рядов низких кресел, как в зрительном зале.
Кашинский бросил планшет на стол и оседлал задом наперед один из стульев президиума с высокой спинкой. Житяев с Ладожским приземлились на мягкие полукресла зрительного зала.
Как и обещал Кашинский, в историю трудно было поверить, но рассказывал он увлеченно, и оперативники внимательно его выслушали, прежде чем Савелий подал голос:
- Ты знаешь, - произнес он, - при всей невероятности ситуации звучит вполне логично.
- Мне, честно говоря, тоже так показалось, - согласился Кашинский, - в том, что парень - умелец шнырять по окнам, кстати, нет ничего удивительного. Я помню себя в студенческие годы, юркий и ловкий был. В общежитии частенько лазил через форточки, если кто ключи в комнате забыл, а дверь захлопнулась.
- А Ваурин как сам это объяснил? – спросил Савелий.
- Да как объяснил, издалека начал, в клубе фигурного катания, мол, на днях какое-то особо значимое выступление закончилось провалом, когда они с той девушкой погибшей выступали.
- Погоди, - перебил его Савелий, вдруг нащупав зацепку, - он что, знает о ее гибели?
- Да не знает вроде, - повел плечами Кашинский, - твердит то же самое – найти ее не могу, с ней что-то случилось. Не придерешься, в общем.
- Ну, а дальше?
- И сейчас та же песня, я говорит, решил, что с тренером что-то случилось, дверь не открывает, на телефонные звонки не отвечает. Вот и полез в окно, проверить что с ним.
- Но это же бред, - сказал Савелий.
- Я тоже так подумал. Именно поэтому сразу взялся за Орешкина. И веришь, нет, он мне слово в слово то же самое повторил. Мол, после неудачного выступления воспитанников ушел в себя, дома заперся, на звонки не отвечал, двери никому не открывал. Во как переживал человек, - не то с иронией, не то взаправду посочувствовал Кашинский и продолжил, - а тут говорит, придремал, сквозь сон слышу, в окно кто-то лезет. Вскочил в темноте, решил грабитель ну и набросился на него. Я вовремя подоспел, точно бы он этого парнишку придушил. Ты знаешь, Савелий, видел я в жизни совпадения, но такого…
Кашинский встал, взглянул на часы и, натянув бушлат, стал пристегивать планшет на портупею.
- Придушил, говоришь? – задумался Савелий. - Тебе это ничего не напоминает?
- Думаешь это он, Натского? – сразу сообразил Кашинский. - Но зачем? Какой мотив?
- Не знаю, в этом то и загвоздка, но проработать версию все же стоит.
- Может у них какая-то личная неприязнь была? – вступил в разговор Ладожский.
- Не исключено, Алексей, одно только не вяжется, если смерть Натского - его рук дело, кто тогда девочке шею сломал?
- А если он и ее тоже? – предположил лейтенант.
- Не мог он, я в клубе выяснил - Натская в тот день вперед ушла, а Орешкин до позднего вечера на катке с группой оставался. Свидетелей много - могут подтвердить, - Савелий поднялся вслед за участковым, - а давай-ка мы у него самого спросим.
***
Однако разговор с Орешкиным вопреки ожиданиям Савелия не добавил ничего нового к тому, что он и так знал. Даже ни в каком противоречии Савелий не смог его уличить. Да, было выступление в клубе. Да, его лучшие фигуристы не оправдали надежд, которые он так на них возлагал. Но никого из них, а тем более Натского, он после этого не видел, безвылазно просидел дома несколько дней, переживая провал.
Орешкин показался ему достаточно непростым, скользким типом - он все время разговора, как будто, что-то недоговаривал. После беседы у Савелия в душе остался неприятный осадок. Житяев не был бы таким хорошим опером, если бы не придал этому значения. При наличии железного алиби на момент гибели Амелии, подтвердить, что во время убийства Натского Орешкин находился дома, было некому. То есть задержать его как подозреваемого, ничего не препятствовало. Но Савелий не стал этого делать. По телефону он быстро решил вопрос с Мищенко, и едва только Орешкин покинул стены Сыромятинского РОВД, невидимой тенью ему на хвост сели оперативники из отдела наружного наблюдения.
***
Поздно вечером дома Савелий сварил пакет магазинных пельменей, выложил их горкой на тарелку, посыпал перцем и уселся перед телевизором.
Вспомнились времена, когда вот также долгими зимними вечерами они с Ритой ужинали и смотрели какое-нибудь кино. Вдвоем они всегда лепили домашние пельмени, учили английский и разговаривали обо всем на свете до поздней ночи. Теперь же ему было тоскливо в своей берлоге. И вот в его жизни появилась Нина. Но была ли она его женщиной? Он мысленно попытался представить ее в кресле напротив, но картинки не было. Отставив пустую тарелку, Савелий стал клевать носом, прилег и, укрывшись пледом, заснул. Теперь телевизор действовал на него как снотворное.
Глава 7
- Вот уж точно любимым делом можно заниматься в любое время года, - весело сказал Савелий.
- Это вы о чем, товарищ капитан? – недопонял Ладожский.
Савелий кивнул на ватагу мальчишек, лихо гоняющих мяч на утоптанной снежной площадке.
- А, - засветился широкой улыбкой Ладожский, - а я-то подумал про работу.
- А нашей работой можно заниматься еще и в любое время суток, юморист. Но мне нравится твое отношение, - тепло отозвался Савелий, - пока не зашли, обрисуй-ка мне по соседям общую картину. Много опросил в тот раз?
- Прошел-то я почти всех, квартир пять-шесть если и осталось, только докладывать особо нечего.
Савелий вопросительно взглянул на собеседника.
- Все как один, - продолжал Ладожский, - хорошо отзываются. Жили, говорят, тихо, мирно. Натский посторонних домой не водил, а уж женщин и подавно. Заботливый отец был, все для дочери, и спецшкола с преподаванием на английском языке, и элитный клуб фигурного катания, и одежда по последней моде. Хорошо жили, в общем. Никто плохого слова не сказал. Думаете, есть смысл время терять, опрашивая остальных?
- Есть ли смысл, это мы с тобой с полной уверенностью скажем, когда до конца всех обойдем, - резонно заметил Савелий, - а время сэкономим, если разделимся. Давай-ка мне половину квартир из тех, что остались.
Ладожский назвал ему номера, и напарники разошлись по разным этажам.
Не успел Савелий дослушать очередной хвалебный монолог мужчины с квартиры напротив Натских, как его отыскал Ладожский. С ним стояла девушка-подросток лет четырнадцати-пятнадцати. Стройная, подтянутая, с круглым веснушчатым лицом и пробивающейся из под песцовой шапки рыжей челкой.
- Это подружка Натской, а еще они вместе на фигурное катание ходили, - поведал Ладожский.
Та кивнула, и по яркому блеску темно-зеленых глаз Савелий сразу понял, что ей есть чем поделиться.
- Но здесь она беседовать не хочет, просит машину ей показать, - пожав плечами, добавил лейтенант.
Савелий недоуменно хмыкнул и вышел в подъезд.
Втроем они спустились к машине.
- Ой, так это обыкновенный автомобиль, - разочарованно протянула девочка, - а я думала у вас патрульный, с мигалкой и решетками для бандитов.
- Мы оперативная служба, нас никто не должен узнавать, - подыгрывая девочке, таинственным голосом произнес Савелий, - понимаешь?
- О, так это еще круче! - засияло в улыбке симпатичное личико с солнечными веснушками на носу.
Они залезли в теплый салон.
- Я слышала, Лия и ее папа пропали. А что, их так и не нашли?
- Это где ты слышала? – спросил Савелий, у которого возникло ощущение, что девочка начиталась детективных романов и решила покрутить им мозги пустой болтовней.
- В нашем дворе все только об этом и говорят, да и в клубе тоже.
Услышав про клуб, до которого от дома Натских было не меньше получаса езды, Савелий сразу понял, что даже самый плохой детектив сразу бы догадался, каким образом информация туда просочилась. Решив больше не тратить время, он с акцентом глубокого разочарования на последнем слове серьезно произнес:
- Ты хотела что-то рассказать или нам показалось?
В его светлых голубых глазах отразились большие малахитовые озера. Взгляд девочки был вовсе не глупый и без праздно-любопытного выражения.
- Ладно, - махнул рукой Савелий, посчитав, что возможно поторопился с выводами, - тебя как зовут?
- Маша, Мария, - ответила девочка.
- Так уже и до клуба докатилось, ты, небось, рассказала? – спросил Савелий.
- Нет, я не рассказывала, честное слово, - клятвенно заверила девочка, хлопая длинными ресницами.
- Ну и откуда ты дева Мария взялась на наши грешные головы, - покачал головой Савелий.
- Ничего они не грешные, - с полной серьезностью произнесла девочка, - все вы на себя наговариваете.
- Святые еще скажи.
- Скажу, если меня выслушаете, - и не думая шутить, промолвила девочка.
- Хорошо, - сказал Савелий, - рассказывай.
- Когда ваш компаньон к нам зашел…
Савелий улыбнулся – слово то какое применила - «компаньон», да, видать начитанная девочка, но перебивать не стал.
…я на улицу одевалась, а у нас в гостях тетя Зоя из восемнадцатой квартиры и тетя Оля из двадцать второй, мамины подруги с работы. Поэтому я дома ничего и не стала говорить, мне бы потом от мамы влетело, что лезу во взрослые разговоры.
- А где твоя мама работает? – спросил Ладожский.
- В валютном магазине «Березка», - просто ответила девочка.
«Знатное местечко – подумал Савелий, - впрочем, в таком доме среди жильцов простого рабочего, наверное, днем с огнем не найдешь».
- Меня дедушка учил всегда правду говорить, - продолжила Мария, словно ей было не четырнадцать, а тридцать четыре и она делилась воспоминаниями далекого детства, - а они втроем давай рассказывать какой Николай Андреевич хороший, хоть и знают, что Лию он держал в махровых рукавицах…
- В ежовых, - поправил Савелий.
- Ну да, в ежовых, - согласилась девочка, - он даже на улицу ее почти не выпускал. Только уроки, книги и фигурное катание.
- А что в этом плохого, - вклинился Савелий, - тем более что она фигурное катание любила.
- Ага, как же, любила! Лие только потом фигурное катание стало нравиться, когда ее в пару с Игорем поставили. Он такой классный, я ей даже завидую. А до этого она каток просто терпеть не могла, так же как и свою спецшколу с английским языком.
И тут Савелий в подтверждение ее слов вспомнил о странности на фотопанно в комнате Амелии, которую до этого никак не мог понять. Ведь Амелия занималась фигурным катанием с четырех лет, а фотографии на стене были только с начала парных занятий. То есть не само по себе фигурное катание было главным для нее, а то, что в нем присутствовал Игорь, человек, в которого она была влюблена.
- Откуда ты все это знаешь? – спросил Савелий. – Она тебе что, сама рассказывала?
- Конечно, она мне сто раз это говорила, - не принимая никаких возражений, сказала Маша, - мы же подружки. А потом появилась эта красотка, и Николай Андреевич вообще строгий стал.
- Какая еще красотка? – недоуменно спросил Савелий.
- Не знаю, артистка вроде. Я ее видела один раз только.
- А все говорят к нему женщины сюда не ходили, - вставил Ладожский.
- Нет, я случайно их встретила, не здесь, а в парке, в Сокольниках, осенью, за концертной сценой, - пояснила девочка, - и даже немного слышала, о чем они говорили.
- Так-так, - Савелий с интересом подался вперед.
- Она сказала, что желает чего-то большего, и что он дочь любит сильнее, чем ее.
- Ага! - поднял брови Савелий.
- Да, говорила, что не надо пока ничего рассказывать Лие, потому-что она не поймет. И что он зря в парк пришел, их могут увидеть знакомые.
- А он что?
- Он ей признавался в любви и умолял немного подождать.
- Прямо умолял?
- Да, и вообще был какой-то странный, будто заколдованный как в сказке. Все смотрел на нее, смотрел не отрываясь. Я никогда его таким раньше не видела. Ведь он всегда такой строгий и важный.
- Интересно, немного подождать это сколько? – выразился вслух Ладожский, и у Савелия от этого простого, казалось бы, на первый взгляд вопроса промелькнула в голове чудовищная, но пока еще не развенчанная в своем праве на существование версия о детоубийстве.
Он вдруг подумал, что под словом «немного» можно подразумевать три-четыре года до совершеннолетия Амелии, а можно ведь и пару месяцев до ее гибели.
- Слушай, а могла Амелия покончить с собой? – глуховатым голосом, как бы между прочим, спросил он.
- Кто? Лия?! – удивленно воскликнула Маша. - Скажете тоже. Ни за что на свете.
- А из-за неудачного выступления в клубе, к примеру? – прощупывал Савелий возможные обстоятельства гибели Натской.
- Да ну, что вы, из-за этого расстроиться и пореветь могла, только и всего, - ничуть не сомневаясь, уверенно произнесла девочка.
Увидев такую однозначную реакцию, Савелий перевел разговор на другую тему.
- А что артистка эта? Как ее звали, не помнишь? – спросил он.
- Нет, Николай Андреевич ее называл «моя дорогая».
- А о чем они еще говорили? – спросил Савелий.
- Больше ни о чем, артистка сразу же убежала, и Николай Андреевич тоже ушел. И вообще они вели себя как заговорщики, особенно красотка все время боялась, чтобы их кто-нибудь не увидел.
- А ты молодец, наблюдательная, настоящий детектив! – похвалил девочку Савелий.
- Спасибо. А родители хотят, чтобы я фигуристкой стала. Нет, мне конечно фигурное катание очень нравится, но я мечтаю, как дедушка вражеских агентов обезвреживать. Он у меня знаете, где служил - в СМЕРШе, всю войну прошел, - с гордостью поведала Маша.
- Встретились родственные души, - засмеялся Савелий, - мой дед тоже там служил. Только СМЕРШа давно уже нет.
- А в милицию фигуристок принимают? – спросила девочка.
- Спортсмены у нас в почете, - ответил Савелий, взглянув на богатыря Ладожского, перворазрядника по греко-римской борьбе, а потом на Машу и с грустью подумал, какая она все-таки наивная и открытая эта Маша и как жаль, что Рита так и не успела родить ему такую же хорошенькую дочку или сына.
***
- Валера, куда ты деваешь свои деньги? – в шутку спросил Савелий, в очередной раз, поражаясь запредельной аскетичности Боровского. - У тебя даже ковра приличного нет.
Боровский жил в небольшой однокомнатной квартире в центре Москвы. В зале у него стояли диван, кресло, книжный шкаф и журнальный столик. С гардины над широким окном ниспадали темный тюль и коричневые занавески. На стенах однотонные приятные глазу обои. Ничего лишнего. Даже телевизор у Боровского был маленький и обитал в кухне на холодильнике.
- Диоген, если что, вообще в бочке жил, а ты меня коврами решил удивить, - сославшись на авторитет известного древнегреческого философа, ответил Боровский.
- Ага, а джинн в бутылке, еще скажи, - засмеялся Савелий.
- Кстати, про бутылки! – поднял вверх указательный палец Боровский. - Секунду.
Он исчез в дверном проеме и, погремев в кухне посудой, вернулся с двумя запотевшими бутылками жигулевского пива и тарелкой вяленой воблы. Подкатил к дивану журнальный столик, поставил снедь и плюхнулся в кресло. Друзья сделали по хорошему глотку – пиво было отменное.
- Аромат пивной бочки еще долго напоминал Диогену о прелестях мирской жизни, - с улыбкой произнес Боровский, и приятели дружно расхохотались.
Они некоторое время молча наслаждались напитком, потом Савелий сказал:
- Валера, ты извини, что я тебя посвящаю в свои вопросы, но Нина вроде наша общая знакомая.
- Чего это ты про нее спросил? - Боровский с удивлением взглянул на него, - Вы вроде поладили? Нет?
- Да в том то и дело, я как из Калининграда с командировки прилетел, дозвониться до нее не могу. У меня со всеми этими последними событиями голова кругом идет, уже начинаю подумывать, не случилось ли с ней чего.
- С Ниной!? – отмахнулся Боровский. – Да ну, что с ней может случиться. Просто она натура творческая, сам понимаешь, в вечном поиске вдохновения. Может, рванула куда, на юга, без обратного адреса. Ничего, развеется и вернется. А ты молодец, переживаешь.
- Как тебе в голову пришло меня с ней познакомить?
- Устал видеть одиночество друга, - с нарочитой грустью склонив голову, вздохнул Боровский, - а если честно, она сама на тебя глаз положила. Когда поняла, что я тебя знаю, попросила представить. А ты что, на нее запал что ли? Я-то думал у вас так, ничего серьезного, встретились-разбежались. А ты прям заинтересовался.
- Да не то чтобы, - протянул задумчиво Савелий, - возможно. А что она за человек?
- Не скажу, что знаю ее особенно близко, скорее дольше, чем ты. Пересекался, бывало через общих знакомых, только и всего.
- Ясно, – грустно улыбнулся Савелий, - везет мне на загадки еще и в личной жизни.
- Ничего, ты мальчик взрослый, разберешься, - махнув рукой, ответил Боровский, приложился к горлышку бутылки и продолжил, - ну раз уж я тебе на личном фронте ничем не помогу, то, может, хоть в расследовании попробую это сделать.
Савелий мгновенно переключился и посмотрел на товарища так, словно они уже битый час искали в чужом городе нужного им человека, а Боровский только сейчас признался, что, оказывается, знает адрес, где тот живет.
- Слушаю тебя внимательно, - сказал он.
- Ну, сначала про конек тобой изъятый. Конек как конек, ничего особенного, правда, дорогой фирменный тонкой работы. Отпечатки пальцев на нем троих человек – Натской, как хозяйки, Ваурина, как человека, взявшего его, и тренера Орешкина. Так что ничего удивительного. Но вот что интересно, на том коньке, что ты изъял, прямо посредине скользящей поверхности имеется воздействие абразивным предметом. Проще говоря, след грубого напильника.
- То есть ты хочешь сказать, кто-то намеренно поцарапал напильником лезвие конька?
- Да, Савелий, совершенно определенно, что тот, кто это сделал, понимал, какие возникнут последствия.
- Оттого Амелия и падала на льду во время выступления, - осенило Савелия, - но кому в голову могло прийти так навредить девушке.
- Не знаю, думай, Савелий. А пока идем дальше, - продолжил Боровский, - помнишь, смотритель на полустанке возле виадука говорил про черную волгу, мол, подъезжала в темноте?
- Конечно, я только о ней и думаю, только ответ приходит все время один и тот же.
- Я не ошибусь, если скажу, что ты считаешь эту машину не иначе как волгой Натского, как собственно мы сразу и подумали, когда смотритель нам про нее рассказал? – спросил Боровский.
- Ты абсолютно прав, Валера, да только смерть Натского спутала все мои мысли. Единственное что приходит на ум, то что он мог подъехать к виадуку, чтобы разыскать свою дочь, если, к примеру, знал или видел, куда она пошла.
- Не торопись с выводами, Савелий, – сказал Боровский. - Сегодня я сделал несколько исследований по этому делу, закончил только под вечер, поэтому о результатах кроме меня пока никто не знает. Кравцову сообщу завтра утром. Так вот, порой вещи могут рассказать больше чем их владельцы. Но давай по порядку. Первое по машине – отпечатки пальцев в ней только Натского и Амелии, волосы на обивке сидений тоже только их.
- Он что даже никого не подвозил в своем лимузине? – вставил Савелий, сделав удивленное лицо.
Боровский продолжал:
- Мне тоже показалось бы это странным, но среди разных бумажек, изъятых из бардачка, лежала также квитанция на химическую чистку салона в сервисе автомойки. Как раз в день смерти Амелии.
- И есть время услуги? – оживился Савелий.
- Да, но мы к этому еще вернемся. Педант Натский все содержал на уровне. Вид и состояние машины - позавидуешь, - Боровский со смаком глотнул пива, - а еще несколько волосков с головы девушки я обнаружил…попробуй угадать где.
Савелий, задумавшись, потер подбородок. Так как выбор не отличался обилием вариантов, он тут же предположил:
- Неужели в багажнике?
- Именно, - подтвердил Боровский, щелкнув двумя пальцами, - но даже здесь можно было сослаться на то, что волосы могли попасть туда с каких-нибудь вещей девушки, хотя концентрация моющих средств на волосах настолько мала и поверхностна, что можно с уверенностью утверждать, что они оказались там после химической чистки салона. Возьму на себя смелость в пользу этого сказать, что Натский вероятно подвозил дочь из клуба домой и что-то из вещей мог бросить в багажник, сумку с коньками, например, чтобы чехлы не поцарапать. Слабенько и с натяжкой, но можно так представить, согласись? Отсюда и волосы.
- Подожди, если мне не изменяет память, Натский же был в этот день в командировке в Зеленограде?
- Да, так есть, и квитанция Зеленоградского автосервиса по времени это подтверждает. Все это зыбко конечно и можно истолковать по-разному. Да, был в командировке. Потом вернулся, встретил дочь в клубе после выступления, в багажник положил сумку с коньками, отвез дочь домой и снова уехал. Смотри как складно. А возле виадука мало ли чья волга могла проезжать.
Савелий, соглашаясь, кивал головой.
- Но теперь о главном, - с возникшим вдруг возбуждением добавил Боровский, - исследовал я также и одежду Натского. Пришлось попотеть изрядно. В итоге на шапке и плечах пальто обнаружил три крошечных пятнышка серой грунтовой краски.
Боровский замолчал, взял с тарелки золотистую воблу и принялся ее методично и неторопливо разминать, как бы предлагая товарищу собраться с мыслями и самому закончить рассказ.
Савелий с минуту сидел неподвижно, потом поставил на стол бутылку, которую все это время просто держал в руке и подохрипшим голосом сказал:
- Краска с ограждения моста?
Боровский откинулся в кресле:
- Говори, говори, теперь я тебя послушаю.
Савелий встал с дивана, зачем-то подошел к окну, потом вернулся обратно.
- Чудовищная версия, - начал он, словно находился в судебном заседании и поддерживал обвинение преступника.
- Ничего, мои уши выдержат, - ответил Боровский, и Савелий продолжил:
- Жил человек, некто Натский, всего добившийся в этой жизни сам, высокого положения, успеха, благосостояния. Рано потеряв жену, воспитывал дочь самостоятельно. Во всем возлагал на нее большие надежды, и в учебе, и в спорте, правда, не особо считался с ее интересами. По принципу - все, что меня касается, должно соответствовать. И тут в его жизни появляется женщина, с которой ему хочется связать свою судьбу. Но не все так просто. Есть причины, по которым дочь определенно не примет ее. Прятаться и ждать та женщина не желает. То есть налицо скрытый конфликт. Натский буквально начинает сходить с ума, часто даже срывается на дочери, необоснованно завышая планку своих требований. Привыкший всегда добиваться цели он попадает в положение полной беспомощности с сомнительной перспективой ожидания. Нервы его начинают сдавать. В один из дней, находясь в важной командировке, он возвращается в Москву, чтобы лично присутствовать на выступлении дочери, выступлении совсем не рядовом, а весьма значимом. По какой-то причине он опаздывает к началу и встречает дочь у клуба, когда выступление уже закончилось. Узнав о провале, он устраивает скандал, даже бьет один раз по лицу, заталкивает в машину и в какой-то момент с силой дергает, схватив за пальто. Находясь во взведенном состоянии, при его комплекции, силу трудно контролировать. Резким рывком он случайно причиняет ей смертельную хлыстовую травму. Еще не отойдя от шока, инстинктивно решает отвести от себя подозрения. Он кладет тело в багажник, находит удобное место под мостом и, держа труп на руках, дожидается проходящего поезда.
Друзья некоторое время молча смотрели друг на друга. Потом Боровский закурил сигарету и, вдохнув горьковатый дымок, произнес:
- Возможно, все так и было. И Натский случайно стал виновником смерти собственной дочери. Если собрать пазлы воедино, вырисовывается именно такая картина. Добавлю тебе как эксперт - хлыстовая травма могла возникнуть у девушки и от резкого торможения автомобиля. Если Амелия сидела на заднем сиденье посредине, то есть там, где нет подголовника, то длина ее туловища до шеи как раз соответствовала краю спинки сиденья. Резкий тормоз и прощай. А дальше как ты рассказал. Что случилось между ними на самом деле неизвестно, сейчас мы у них уже ничего не спросим, сам понимаешь. Одно ясно, произошло что-то, от чего девушка умерла. Я тоже считаю, что вряд ли Натский стал бы убивать свою дочь. Не вяжется хлыстовая травма под прямой умысел. Вот если бы он задушил ее или банально ударил по голове, а потом без сознания бросил под поезд, тогда да, а так уж слишком сложно и вычурно получается. Больше нелепую и трагическую случайность напоминает. Сейчас мы ни обвинить, ни оправдать его не можем, но в любом случае ответственности за ее смерть с него это не снимает.
Дослушав Боровского, Савелий снова подошел к окну, вглядываясь сквозь темный тюль в расплывчатые огни квартир дома напротив и, не поворачиваясь, сказал:
- Одно только не вписывается в этот стройный ряд – убийство самого Натского.
Глава 8
Заместитель начальника Ступинского РОВД майор Криницин спустился в дежурную часть проверить несение службы. Заступивший с утра наряд работал в обычном режиме. Майор выслушал доклад дежурного, расписался в журнале проверок и, пригладив седеющие на висках волосы, собрался было уходить.
- Да что вы, женщина, как можно такие слова воспринимать как угрозу - вдруг приглушенно донеслось до него из-за двери комнаты для разбирательств. Показалось, даже раздался смешок.
- Я вас уверяю, что это так, - настойчиво и с волнением утверждал женский голос.
Разговор заинтересовал Криницина.
- Что там происходит? – осведомился он у дежурного.
Круглолицый рыжеволосый капитан повернул голову.
- Я не стал раньше времени вам докладывать. Ситуация довольно странная, товарищ майор, обратилась гражданка с заявлением об угрозе жизни, утверждает, что муж собирается ее убить.
- Из нашего неблагополучного контингента семейных скандалистов, небось, - предположил майор, - утром с похмелья убить готовы, а вечером за поллитрой снова любят друг друга больше жизни.
- Да нет, в том то и дело, - ответил дежурный, пожав плечами, - женщина вполне приличная, трезвая и выглядит хорошо.
- В чем же тогда странность? - переспросил начальник.
- Она не наша, москвичка, из дома ушла, здесь у родственников с неделю уже живет. А сегодня получила от мужа телеграмму, в которой он якобы ей угрожает…
Дежурный не договорил, на столе перед ним зазвонили один за другим сразу два телефонных аппарата.
- Одну минуту, Федор Иванович, - извинился капитан, потянувшись к телефонам.
- Ничего, ничего, работай, - поднялся майор и направился в комнату для разбирательств.
Открыв дверь, он зашел в кабинет, и в груди у него приятно потеплело. Большие голубые глаза, чувственные губы, изящная фигура в элегантной норковой шубке. Он мысленно назвал ее светской дамой и едва удержался, чтобы не осыпать комплиментами. Обстановка явно была неуместной для подобных выражений. Криницин машинально поправил форменный галстук и двинулся к столу.
Увидев старшего начальника, двое оперативных сотрудников встрепенулись и поторопились подняться для приветствия.
Майор жестом руки прервал излишние церемонии и спросил так, будто и не было вовсе предварительного разговора с дежурным. Имел он такую манеру в работе - составить себе мнение, оценив информацию от разных источников.
- Что здесь происходит? – без претензий на оригинальность задал он тот же вопрос, что и дежурному.
Старший оперативник Никитин, высокий и длиннорукий как баскетболист, молча подал ему телеграмму.
Криницин быстро пробежал глазами несколько строчек и сделал недоуменное лицо.
«Не могу без тебя зпт приезжай скорее тчк завтра нашем месте семь тчк очень люблю вскл»
- Как сие понимать? – не обращаясь ни к кому конкретно, с удивлением спросил он.
- Товарищ майор, может быть, хоть вы разберетесь, - задрожавшим голосом произнесла заявительница, которую, судя по интонации, уже вывели из себя непонимание и твердолобость сотрудников.
Женщина стояла, едва касаясь тонкими пальцами спинки пустующего перед ней стула и низко, словно на паперти, склонив голову. И было в этой сцене что-то такое, будто не за помощью она пришла сюда, а за покаянием.
- Присядьте, пожалуйста, - судя по всему уже не в первый раз, просил ее шумный Никитин.
- Я не собираюсь здесь рассиживаться, - возмущенно бросила женщина, - если мне даже не пытаются помочь.
- Так что все-таки произошло? - обратился к ней Криницин. - Объясните, какие у нас должны быть причины понимать телеграмму как-то иначе, ведь в ней нет ничего угрожающего, скорее наоборот.
- Моих слов вам разве недостаточно? – теряя самообладание, со слезой в голосе произнесла женщина.
Криницин взглянул на нее и подумал, что возможно в этом есть резон, кому, как ни жене, лучше знать собственного мужа и еще о том, что вряд ли удастся продолжить нормальный разговор в такой напряженной обстановке. Здесь требовался иной подход.
- Ваши слова для нас самое главное, - спокойно сказал он, совершенно правильно считая, что убедиться в достоверности заявления есть работа правозащитников, - обещаю вам во всем разобраться и если вы не против, лично выслушаю вас в своем кабинете.
Представительный вид и серьезный тон старшего офицера внушили женщине доверие, и она согласно кивнула.
В кабинете у заместителя начальника было тихо, лишь постукивали на стене старинные ходики, и слегка дребезжал от ветра уличный оконный карниз. Ступинский РОВД занимал двухэтажное здание еще времен сталинской застройки. Отголоски шума дежурной части и первого этажа если и долетали до кабинета, то оставались за толстой дубовой дверью.
Криницин предложил женщине снять шубку и усадил не на стул, а на небольшой кожаный диванчик сбоку у стены. А сам, к ее немалому удивлению, вместо того чтобы занять место за столом и начать сухой допрос, воткнул в розетку стоявший на низкой тумбочке чайник и неторопливо достал из стола чашки. Поставил на стол банку кофе и блюдце с лимоном. Он не произнес ни слова до тех пор, пока готовил кофе.
Разлив напиток, он, щелкнув ключом, достал из сейфа миниатюрную бутылку коньяка, плеснул ложечку в чашку с кофе, погрузил туда же ломтик лимона и подал гостье.
Сделав несколько глотков, женщина немного расслабилась и первой начала разговор.
- Вы знаете, - произнесла она, - я впервые за последнее время почувствовала себя так спокойно. Настолько, что мне хочется рассказать вам все без утайки.
- А разве можно иначе? – спросил Криницин.
- Наверное, нет, но там, внизу, мне так не показалось.
- Так что же привело вас сюда? – мягко перенаправил разговор Криницин.
- Понимаете, товарищ майор…
- Можно Федор Иванович, - предложил офицер.
- Очень приятно, Антонина Геннадьевна, - с легким наклоном головы произнесла в свою очередь женщина и продолжила, - моя история весьма банальна и, наверное, больше достойна осуждения, чем сочувствия. Валерий был хорошим мужем. Может быть чуточку больше ревнивым, чем нужно, но заботливым и внимательным. Сейчас мне трудно сказать любила ли я его. Когда мы познакомились, мне казалось, что да. Он долго и красиво ухаживал за мной, и когда, наконец, сделал предложение, мне казалось, я встретила свое счастье. Не знаю почему, но с годами мне стало казаться, что самое главное в моей жизни еще впереди. Я не отдавала себе в этом отчет, пока не встретила другого мужчину и не поняла, насколько сильно его полюбила.
Майор внимательно слушал, изредка помешивая ложечкой остывающий кофе. За окном резко пропела милицейская сирена. Женщина слегка вздрогнула.
- Помня о его ревности, я не говорила правду, и желание развестись мотивировала охладевшими чувствами. У меня не хватало решимости признаться, а ведь лучше было бы сделать это самой, сразу. Хотя мы и скрывали наши отношения, но теперь я поняла, что он каким-то невероятным образом все знал с самого начала. Да, - опустив глаза, тяжело вздохнула женщина, - расставание, как закономерная развязка, рано или поздно должно было случиться. Мы все обсудили с мужем, и дело уже двигалось к разводу, пока не произошли эти ужасные события.
- О каких событиях вы говорите? - осторожно поинтересовался майор.
- Сначала, у того мужчины, в которого я влюбилась, при странных обстоятельствах погибла дочь.
Тревожный огонек промелькнул в глазах у майора. Он выпрямил спину и непроизвольно подался вперед, внимательно слушая дальше.
- И буквально на следующий день, - продолжала женщина, - убили его самого.
- Вы говорите, убили? Откуда вам это известно?
- Да, он был задушен прямо на улице, мне рассказал об этом знакомый из органов.
- То есть вы предполагаете, что ваш муж…, - начал майор.
- Я не знаю, - задрожавшим голосом перебила его женщина, - я не могу ничего утверждать, но я боюсь.
- Понятно, - промолвил Криницин, качая головой, - поэтому вы и уехали из Москвы.
С минуту он сидел неподвижно, взявшись рукой за подбородок и уставившись на потертый линолеум пола, потом произнес:
- Что ж, пожалуй, ваши опасения не лишены оснований. Более того, вы абсолютно правильно поступили, что пришли в милицию. Сейчас я свяжусь с начальником Казанского РОВД и…
- Как?! Разве не вы будете этим заниматься? – привстав и подавшись к столу, взволнованно произнесла Орешкина.
Криницин даже немного растерялся, ведь ему, профессионалу, было виднее как действовать. Прозвучавший вопрос его несколько насторожил, рука с телефонной трубкой замерла на полпути. Неужели есть причины, кроме той, что телеграмма пришла на адрес в Ступино, почему она не подала заявление в свой РОВД, а обратилась сюда?
Но когда майор поднял голову, то увидел испуганный взгляд, такой же, как и в начале разговора.
«Видимо любое упоминание о том, что придется вернуться туда, где ей угрожает опасность, ввергает ее в страх. Отсюда и этот неожиданный вопрос, - подумал Криницин».
- Вы не должны беспокоиться, - твердо сказал он, - Я не собираюсь выставлять вас из кабинета на произвол судьбы. Начиная с этого момента, ни один волосок не упадет с вашей головы, я вам обещаю.
Заметно успокоившись, женщина опустилась на диванчик, и, хотя в позе ее еще чувствовалась некоторая напряженность, черты лица разгладились, и взгляд потеплел.
- Поверьте мне, я знаю, что делаю, - добавил Криницин и набрал номер Казанского РОВД.
Мищенко быстро вник в ситуацию и немедленно выслал машину. Не более чем через час декорации кабинета замначальника Ступинского РОВД сменились на кабинет начальника «Казанки».
***
Житяев, подъехав в райотдел, как раз пробивался сквозь гудящий словно улей холл, когда дежурный позвал его.
- Савелий Семенович! – буквально вскочив с места и замахав рукой в окошко, крикнул он. - Мищенко просил срочно зайти к нему, как только вы появитесь.
Савелий кивнул и ускорил шаг, решив на секундочку забежать к себе, и встретил полковника, выходящего из общего кабинета группы.
- Савелий, отлично, что ты приехал! Как раз вовремя.
- Дежурный сказал срочно идти к вам, а вы здесь…
- Ко мне успеем, а пока я хотел предварительно поставить тебя в курс дела.
- Неужели еще один труп? – вырвалось у Савелия, еще до конца не отошедшего от известия о гибели Натского.
- На этот раз обошлось, но мыслишь правильно. Так что теперь нам главное грамотно сработать, чтобы избежать жертв. И вообще, Савелий, исчезаешь в оперативном просторе, не забывай брать радиостанцию. Мне что, тебя учить?
- Виноват, товарищ полковник, поставил на подзарядку да забыл в спешке.
- Забыл он, детский сад какой-то, - нестрого пожурил его Мищенко, жестом приглашая вернуться в кабинет.
В группе кроме оперативника Горшенина, упорно терзающего потрепанную пишущую машинку, никого не было.
Увидев своего непосредственного начальника, он поднялся приветствуя.
Савелий махнул рукой.
- Привет, Димыч, а Ладожский где?
За него ответил Мищенко:
- Ладожский твой охраняет прекрасную незнакомку в моем кабинете.
Далее полковник коротко изложил Савелию хронику событий начиная с обращения Орешкиной в Ступинский РОВД, по ходу рассказа увязывая новые факты с текущим расследованием.
За весь его недолгий рассказ Савелий несколько раз ловил себя на мысли, что слышит знакомые нотки в новой мелодии.
- А ведь это мотив, Савелий, как ни крути, - подытоживая, добавил Мищенко.
- Месть обманутого мужа за измену жены?
- Совершенно верно.
- Жестоко, - сжав губы, покачал головой Савелий, - но почему он не тронул ее?
- Может, хотел ударить туда, где побольнее? Но твой вопрос не стоит сбрасывать со счетов, судя по телеграмме, теперь он решил добраться и до нее.
- Почему же он сам не приехал. Зачем эта странная телеграмма?
- Это загадка конечно, но думаю и на нее есть ответ, просто мы пока его не знаем.
Мищенко открыл двери. Савелий прошел через короткий тамбур и застыл на пороге.
- Нина?! – вдруг вырвалось у него в тишине кабинета.
Савелия сначала обдало жаром, словно в парной бане на камни щедро плеснули крутого кипятка, а потом сдавило виски как от ковша ледяной воды на голову.
- Прости, Савелий, - надтреснувшим голосом проговорила женщина, - я не нашла в себе сил рассказать тебе обо всем.
Житяев нахмурился и произнес:
- Грустно все это, Нина, но не жалей ни о чем, разные мы с тобой люди. А так хорошо все начиналось.
- Может оставить вас одних? - понимающе спросил Мищенко и посмотрел сначала на Савелия, потом на Нину, как бы предоставляя каждому из них выбор ответа. Ладожский, сидевший за столом напротив, быстро поднялся.
- Спасибо, товарищ полковник, - ответил Савелий, - личное не в счет. Думаю, когда мы закончим с этим делом, у меня будет достаточно времени во всем разобраться, - только за себя ответил Савелий и перевел взгляд на Нину, как бы передавая ей слово.
Опустив глаза, та промолчала.
Мищенко прошел за свой стол и, повернувшись к окну, с минуту стоял молча, глядя на круживший за окном пушистый снег, затем сказал:
- Ну что ж, о работе, так о работе. Скажите, Антонина Геннадьевна, вы, правда, считаете, что это его рук дело? То есть я хочу спросить, способен ли ваш муж на такое?
Женщина обхватила голову руками и потерла тонкими пальцами виски. Лицо ее выражало огромную усталость, глаза потухли и выглядели бесцветными. Казалось, она даже немного дрожала и выглядела совсем подавленной.
Однако всегда добросердечному Савелию на удивление было совсем не жаль ее.
«Так ты и есть артистка, - подумал он, вспомнив рассказ и описание данное Машей - осталось только понять, где и с кем ты играла свою роль».
Ему вдруг стало горько за то, что он делился с ней своими планами на жизнь, откровенничал, рассказывал про Риту.
- Я не знаю, - с ноткой отчаяния произнесла Нина, избегая встречаться взглядом с Савелием, - он скрытный и очень хитрый. Я до сих пор не могу понять, как он узнал обо всем, а теперь еще и об адресе в Ступино.
- Возможно, мы выясним это позже у него самого, - сказал полковник.
- Так вы найдете его?
- Почему вы думаете, что нет?
- Когда мы сегодня с вашими сотрудниками заезжали домой, я обнаружила, что Валера забрал свои вещи, документы и большую часть всех наших сбережений. Он сбежал только и всего. Скорее всего, он собирается уехать.
- В телеграмме муж просит вас встретиться с ним, ведь так или я ошибаюсь?
Орешкина сразу догадалась, чего от нее добиваются. Взгляд ее заметался.
- Вы предлагаете мне пойти на встречу? – с волнением спросила она.
- Без вашего участия ничего не получится. Только так мы сможем задержать его.
- Но вам же известно, где он будет меня ждать, почему не схватить его там?
- Он вполне может следить за рестораном с безопасного расстояния и если не увидит вас, то просто исчезнет, усложнив розыск и резко поставив под угрозу вашу безопасность, – намеренно сгущая краски, сказал полковник, зная, что Орешкин уже сейчас находится под плотным контролем наружной службы.
В таком ходе был свой резон. Если Орешкин и есть настоящий убийца, и задумал расправиться с женщиной, то выманив преступника на встречу означало взять его там же с поличным.
- Вы конечно можете отказаться, - добавил полковник, понимая, что риск в этом плане определенно был, - но только при вашем активном участии мы сможем поставить в этом деле жирную точку.
В воздухе повисла долгая пауза. Женщине предстояло сделать выбор. Казалось, в тишине кабинета было слышно, как стучит ее сердце.
Гулко пробили на стене старинные часы.
- Хорошо, - едва слышно промолвила она.
Глава 9
Ресторан «Тихая пристань» получил свое название отчасти из-за места, в котором располагался. И хотя морем здесь даже не пахло, а единственная река Москва протекала весьма не близко, но тихая и уютная улочка, протянувшаяся среди трехэтажных домов старой постройки, вполне оправдывала название. Автомобильное движение здесь не отличалось интенсивностью, а вечером вообще было явлением редким.
Подполковник Мищенко лично руководил операцией, поэтому сразу исключил из числа ее участников Житяева, Ладожского и еще ряд лиц кто по роду службы мог раньше контактировать с Орешкиным и кого тот мог случайно опознать. Все эти приготовления живо напоминали постановку классического театрального действия, где каждому участнику отводилась своя роль. Наивно было полагать что преступник, ранее душивший своих жертв, вновь проделает то же самое. Не было никаких оснований считать, что ослепленный ревностью Орешкин не проявит избирательности в выборе способа расправы. На встречу он вполне мог прийти и с ножом в кармане. А это многократно повышало степень риска. Не досматривать же его перед входом в ресторан. Поэтому надо было исходить из худшего, что могло произойти.
Решено было исключить случайных посетителей и закрыть ресторан на спецобслуживание с соответствующей вывеской на входной двери. Перед тем как Орешкин войдет, табличку на время убрать.
В высоком мужчине в темном пальто и меховой шапке трудно было узнать подполковника Мищенко. Да и он, откровенно говоря, окинув взглядом зал ресторана, был приятно удивлен результатами подготовки.
Здесь, за столиком справа от входа трое крепких парней отмечали день рождения товарища, произносили здравицы и веселые тосты, звенели бокалами. У барной стойки девица с «боевым» макияжем заигрывала с молодым мужчиной. Несколько парочек уютно расположились в глубине зала. В ресторане царила достойная вечернего заведения непринужденная атмосфера. Играла легкая музыка, приглушенный свет софитов приятным полумраком наполнял зал.
Мищенко отдал пальто и шапку в заботливые руки гардеробщика – сержанта Будимова из технического отдела и, получив номерок, прошел к барной стойке, где симпатичная молодая барменша – специалист по учету розыскной работы Лиза Скворцова заботливо поставила перед ним высокий бокал с безалкогольным коктейлем.
Обратил он внимание и на элегантную женщину, сидевшую за столиком возле окна. И хотя приглушенный свет скрывал излишнюю бледность ее лица, от подполковника не укрылись напряженность ее позы и взволнованный взгляд.
«Впрочем, все не так уж и плохо, - подумал Мищенко, - можно списать эту заметную нервозность на ожидание предстоящей встречи. Все-таки хорошо, что Орешкина совершенно не знает, кто и в каком качестве ее прикрывает, так легче избежать прокола».
Орешкин мог и не прийти - гарантий здесь не было никаких. По последней информации дома он не ночевал.
Прошло еще несколько минут томительного ожидания. Наконец в зале на мгновение погас и снова зажегся свет. Это был сигнал, который подал Будимов, щелкнув нужным тумблером на электрическом щитке возле гардероба.
В зал вошел высокий, стройный мужчина в дорогом костюме. Гладко выбритое лицо светилось улыбкой, в руках едва помещался красивый букет из белых роз, и вообще Орешкин совсем не напоминал измученного ревностью брошенного мужа или хорошо скрывал это.
- Ниночка, как я рад, что ты приехала! – начал он разговор, который тут же стал записываться на вмонтированный под столом магнитофон.
- Какие красивые цветы! – словно оттаяв на миг, воскликнула женщина, будто и не было вовсе разлада и расставания.
- Но зачем, Валерий? - произнесла она через секунду, и глаза ее наполнились грустью.
- Почему ты спрашиваешь меня, ведь ты прекрасно знаешь ответ – я люблю тебя Нина, люблю, не смотря ни на что. Прости, возможно, это моя вина. Будь я более внимательным к тебе, уверен, ничего бы не произошло.
Нина взглянула на него, и в глазах ее отразились одновременно внимание и испуг.
- О чем ты, Валерий? – тихо спросила она, по просьбе подполковника Мищенко стараясь вывести разговор на нужную оперативникам тему об убийствах.
Но Орешкин, непонятно, то ли совсем не смутился, то ли не подал вида.
- Я понимаю, тебе нелегко сейчас, - сказал он, присаживаясь напротив, - но кто же знал, что все так произойдет с Натским, с Амелией.
«Ты, ты знал!» - запульсировало в голове у Нины.
- Но зачем, зачем же так? – весьма пространно выразилась она.
Орешкин вдруг решительно поднялся. Рука его скользнула в карман пиджака.
Нина напряглась и непроизвольно подалась назад на стуле. Группа из трех отмечавших день рождение мужчин-оперативников мгновенно приняла боевую готовность.
- Не буду просить от тебя немедленного ответа, - сказал Орешкин, - я уйду сейчас, уеду в Лужники к маме, буду жить у нее и ждать твоего звонка, Нина. Номер телефона ты знаешь. Я не побеспокою тебя и не приду, пока ты не позвонишь. А ты возвращайся, Нина. Возвращайся…домой.
Рука его медленно потянулась вверх из кармана, и он положил перед оцепеневшей от страха женщиной свою связку ключей от квартиры.
***
Согласно разработанному плану операции требовалось сопроводить объект за пределы улицы, на которой располагался ресторан, и слежку прекратить.
Без намека где-то задержаться, Орешкин двинулся по тротуару вдоль одинаково серых в вечернем сумраке домов, но через несколько метров вдруг остановился, пропустил одинокий автомобиль и пересек проезжую часть. Оперативники осторожно последовали за ним, решив, что он вполне может где-нибудь затаиться и следить за рестораном. Стараясь двигаться на безопасном расстоянии, чтобы не раскрыть себя, они держали объект в поле зрения. Однако пройдя от ресторана еще довольно приличное расстояние, Орешкин, мелькнув светлой курткой под уличным фонарем, свернул в сторону и растворился в полутемном переулке.
Прекратив наблюдение, сотрудники, действуя по инструкции, отправились назад, облегченно вздохнув и радуясь благополучному завершению операции.
В это время между ними и объектом из глубины подворотни скользнула едва заметная тень.
Прогромыхал по дороге городской автобус, и снова наступила тишина, лишь свистел в уличных проводах холодный ветер.
- Ты не слышал? – вдруг спросил один из оперативников, невысокий, коренастый, с фигурой борца.
- Нет. О чем ты? – ответил второй помоложе в куртке с капюшоном, натянутым поверх спортивной шапки.
- Вроде крикнул кто из этой подворотни.
- Кому там кричать, не Орешкину же?
- Да нет же, говорю тебе, словно захрипел кто-то.
- Брось, показалось наверное, вон, как ветер воет – любой волк позавидует.
Но старший уже принял решение.
- Бежим, - скомандовал он, увлекая напарника за собой.
Оба прытко сорвались с места и в несколько секунд преодолели расстояние до переулка. Под проходной аркой в тусклом свете раскачивающейся на ветру лампы шла жестокая рукопашная схватка.
На короткое мгновение человек в светлом оказался сверху, подмяв под себя другого в темной одежде и наотмашь нанося по нему удары руками. Но тот, вдруг проявив недюжинную ловкость, выгнулся как кошка на борцовский мост, касаясь поверхности земли лишь затылком и подошвами ботинок, и резким рывком скинул с себя противника. Однако освободившись, даже не попытался бежать. В следующую секунду, оттолкнувшись ногой от стены, он коротким движением бросился на противника, вцепившись пальцами в его шею, как коршун когтями в свою добычу. За то малое время, в которое оперативники преодолели с десяток шагов до места схватки, тот, что был внизу, захрипел и безвольно обмяк, уже совсем не оказывая сопротивления.
- Стоять, милиция! – гулким эхом прокатилось по подворотне и оба оперативника навалились на атакующего.
Даже вдвоем им с невероятным трудом едва удалось расцепить его мертвую хватку и оттащить от неподвижно лежащего тела. Пришлось изрядно повозиться, пока на сильных и несгибаемых как сталь запястьях задержанного защелкнулись наручники.
Только тогда дрожащими после напряженной борьбы руками старший оперативник, тяжело дыша, достал из кармана портативную радиостанцию и нажал кнопку выхода на связь.
***
Призрак безлунной ночи еще бродил по Московским улицам, нехотя встречая рассвет, когда Кравцов, стряхивая с шапки и воротника снег, спустился в допросную КПЗ.
Он неспеша разделся, достал из портфеля протокол и по телефону внутренней связи дал указание привести подозреваемого. Через пять минут надзиратель прибыл с задержанным. Кравцов издалека услышал их гулкие шаги в тишине длинного коридора.
Нелепо смотрелся в тюремных стенах дорогой модный костюм Орешкина, служивший здесь ему повседневной одеждой и пижамой одновременно.
Высокий надзиратель с угрюмым заспанным лицом усадил задержанного на стул около стола и, гремя ключами, удалился. Орешкин молча присел, пряча за торчащим из под пиджака надорванным воротником сорочки синие кровоподтеки на шее.
Набросав шапку протокола, Кравцов стал задавать лобовые вопросы, но разговор не шел. Совсем. Орешкин держался настороженно, высокомерно, позиционируя себя как жертву произвола.
- Не надо делать из меня козла отпущения, я никого не убивал, - с вызовом бросил он, - вам, товарищ следователь прокуратуры, должно быть известно, что такое презумпция невиновности. Так что я не обязан доказывать свою непричастность.
- Известно, известно, - ответил Кравцов, - а еще мне известно, что такое отсутствие алиби и мотив. Не хотите мне рассказывать, посажу в общую камеру, там вас быстро исповедают.
- Позвольте! - возмутился Орешкин. - Я что, уголовник какой-то, что вы так со мной разговариваете. Я человек в городе известный. Заслуженный тренер. И работаю не в летнем театре билетером, а в элитном клубе. Э-лит-ном! - повторил он по слогам. - Куда простым смертным дорога закрыта. У нас дети высокопоставленных чиновников и партийного руководства занимаются, - затем, что-то прикинув в голове, добавил, - если вы сын того самого Кравцова о котором я подумал, то должны понимать. В ином случае требую предоставить мне адвоката и возможность позвонить.
Кравцов, имеющий огромный опыт работы и ведения допросов почувствовал, как порождаемый страхом включился у Орешкина защитный механизм и он при всей своей показной ершистости уже поплыл. Но и Кравцов блефовал тоже – кроме мотива и отсутствия алиби никаких доказательств его вины не было. Требовалось чистосердечное признание или как минимум конструктивный диалог. Ведь Орешкин, являясь подозреваемым, мог запереться и вообще ничего не говорить. Грубой силой вряд ли от него чего-то добьешься, начнет жаловаться, дойдет до ЦК, отец точно не будет в восторге. Незачем бросать тень на репутацию семьи. Нет, здесь нужен тонкий подход, а не нахрапистость и нажим. Поэтому Кравцов решил играть по другим правилам.
- Да, с отцом вы угадали, - смягчив голос, участливо произнес он и спросил, - а вы его откуда знаете?
- Фадей Тихонович с десяток лет назад произносил речь на торжественном открытии клуба, - оттаявшим тоном произнес Орешкин, - а в прошлом году просил за кого-то из родственников перед руководством, чтобы взяли в группу. Конечно же, взяли, пошли на встречу. Это ведь не одно и то же, что со всем стадом на общую открытую коробку. Ну, вы понимаете, о чем я?
Вспомнив, как отец замолвил словечко за племянника не прошедшего отбор на общих основаниях, Кравцов согласно кивнул и добродушно улыбнулся, выражая Орешкину всяческое свое расположение.
- Валерий Николаевич, - уважительно обратился он, - вы поймите меня правильно, у меня нет какой-то особой задачи обвинить именно вас, и я лично меньше всего вас подозреваю, но сами видите, обстоятельства сейчас сложились не в вашу пользу. Мне кажется, при вашей поддержке мы смогли бы быстрее во всем этом разобраться.
Почувствовав перемену атмосферы и некоторый триумф, Орешкин приосанился. В глазах его мелькнул оттенок самодовольного выражения.
Теперь Кравцову оставалось только немного дожать, обозначив свою полностью доверительную позицию. Например, предложить задержанному сигарету, как он обычно поступал в таких случаях, но вот незадача - Орешкин не курил. И тут Кравцов вспомнил о маленьком термосе в своем портфеле, который для себя всегда предусмотрительно брал на службу, если предстояло работать вне кабинета.
- Может быть, хотите стаканчик кофе? – запросто предложил он, словно дело происходило не в тюремном подвале, а у него на загородной даче.
Приглашение оказалось весьма своевременным и возымело чудодейственный эффект, сняв у Орешкина остатки напряженности.
- Кофе? – удивленно переспросил он.
- Да, я всегда беру для себя термос, - также просто пояснил Кравцов.
- Не откажусь, - сухими губами, ответил Орешкин, - кофе в этих казематах равно глотку свежего воздуха. Разве можно отказаться.
«Ну, вот и славненько, - подумал Кравцов, вспоминая вчерашнюю неудачную попытку допроса Ваурина, - ничего, щенок, найдем и к тебе подход, а пока посиди, подумай».
Он щелкнул замочком портфеля и достал термосок. Под верхней крышкой его находилась еще одна поменьше, которая также как и первая служила стаканом. Налил оба, первый поставил Орешкину.
Тот, обмазанными зеленкой сбитыми в кровь пальцами осторожно поднял стаканчик.
Орешкин оказался настоящим гурманом.
- Это не просто кофе, - смакуя напиток, оценил он, - это бальзам.
Кравцов не торопил события, и они выпили по нескольку глотков, прежде чем Орешкин начал рассказывать.
- Вы прямо мастер выводить на откровенность, - сказал он, - столько всего накопилось, я даже не знаю с чего и начать.
«С начала, - подумал Кравцов, но ничего не сказал».
- Вот вы предполагаете, что это я виновен в смерти Натских, а между тем, скажу откровенно, если гибель Амелии меня до сих повергает в шок, то от кончины Натского я ничего подобного не испытываю. Более того не побоюсь показаться циничным - поделом ему. Нет, только вы не подумайте, это не рассуждения мужа, которому наставили рога, хотя признаться, ничего хорошего и в этом тоже нет. Меня другое больнее задело. То, что я его за товарища считал. Мы дружили, можно сказать.
- Вот как! – удивился Кравцов.
- Да, с того времени когда он пришел ко мне и просил за Лию. Она же в группе у Кольцовой в середнячках ходила. А Натский, знаете ли, упертый, если что в голову взбрело, в лепешку расшибется, но сделает. Так и с Лией - решил из нее чемпионку воспитать. А она фигурное катание ненавидела просто. Да и кому понравится, когда тебя заставляют, не спросив согласия.
- А как же ее успехи? – спросил Кравцов.
- А, - протянул Орешкин, - об этом отдельный разговор. Девочка то она способная была, только без желания занималась. Ходила в клуб и ходила, лишь бы отца не раздражать. А я как-то на одной тренировке увидел, как она на моего ученика Ваурина заглядывалась. Все старалась поизящней прокатиться, чтобы он ее заметил. Ну, я взял да и обмолвился, что неплохо бы их в пару поставить. Натский неделю потом от меня не отставал, звонил, уговаривал, чтобы я ее к себе забрал. У Кольцовой-то одиночники только, а у остальных тренеров другая возрастная группа. Я и взялся за этот проект. Уже через год пара Ваурин-Натская вошла в десятку сильнейших фигуристов области. Ну а дальше больше, сами знаете, слышали, наверное. Натский вокруг меня только что хороводы не водил. А так и подарки к праздникам по поводу и без повода и дефициты разные помогал доставать - стенку, ковры, хрусталь. Но сейчас не об этом. Как-то само собой вышло, стали мы больше общаться и за стенами клуба. В гости домой и на дачу к себе нас с женой частенько приглашал.
- Тогда вы и догадались про их отношения? – поинтересовался Кравцов.
- Нет, что вы, таких артистов еще поискать надо – даже намека не было. Разговаривали, общались и все. Лия только как-то Нины сторонилась, чувствовала видать ложь, хоть та к ней вроде как со всей душой. Дети они фальшь чувствуют. А раскусил я их не сразу. Дело вот как было.
Кравцов заинтересованно слушал, с интересом ловил каждое слово.
- Собирался я как-то в клуб на вечернюю тренировку, - продолжал Орешкин, - а на улице довольно сильно похолодало. Ну и решил достать теплый свитер. В шкафу не нашел, полез на антресоли и наткнулся на упаковку импортных кожаных перчаток. Дефицитная вещь. Мои тоже не дешевые, но отечественная кожгалантерея. А здесь импорт, Швеция. Подумал, жена молодец, подарок мне приготовила, на седьмое ноября видимо решила сюрприз сделать. Я неделю счастливый ходил. Утром седьмого подходит ко мне, глаза еще закрой говорит и дарит…одеколон. Вы представляете?
- Так может вы поторопились с выводами - к Новому году перчатки были? – спросил Кравцов. – Да и какое отношение это к Натскому имеет, то есть, каким образом это на него указывает?
- Никаким, согласен. Я тоже так и подумал – на седьмое - одеколон, на Новый год - перчатки. А тут через пару дней на руках у Натского их увидел. Как я удержался тогда, вида не подал, сам не знаю. Внутри аж закипело все.
- Может у него такие же перчатки были?
- Да ну что вы, наивные отговорки. Я бы может и внимания на его руки не обратил, если бы не особая примета, как выражаются в вашем ведомстве. На правой перчатке, на коже характерный рисунок – складки расходятся, как сноп ржаных колосьев, а над ним пересекаются, словно две турецкие сабли. Я когда нашел их в антресоли, хорошо разглядел, из тысячи узнаю. Согласитесь, неповторимая особенность для кожаного изделия.
Кравцов кивнул.
- И после праздника перчатки из антресоли исчезли. Я можно сказать ему доверял, а он меня предал. Я потом не выдержал все-таки, дома жене скандал устроил, вынудил во всем сознаться.
- А жену насколько я понял, вы простили? – подметил Кравцов.
- Простить то простил да обиду не забыл, а так с ней легче потом управляться будет. Может выводы сделает из всей этой истории, за ум возьмется да послушней станет. Не смотрите на меня так. Да, я такой, все мы разные. Каждый по-своему свое гнездышко вьет.
- Интересную же историю вы мне рассказали, - покачал головой Кравцов.
Тюрьма стала потихоньку просыпаться. В коридоре послышался лязг дверей и засовов, скрип тележки – задержанным развозили утренний чай.
- А как вы про Ступино догадались, что жена именно туда уехала? – осведомился Кравцов.
- Да никакой особой догадки не было, удача и расчет, вот и все.
Кравцов заинтересованно наклонил голову.
Орешкин продолжил:
- Взял с полки книжного шкафа записную книжку и по всем адресам ее родственников и близких подруг дал одинаковые телеграммы.
Кравцов присвистнул.
- Да, - усмехнулся Орешкин, почти двадцать телеграмм. Как видите, отлично сработало.
- А с Вауриным-то чего не поделили? – как бы между прочим, поинтересовался Кравцов.
Орешкин скользнул по следователю быстрым оценивающим взглядом – так ли уж случаен был заданный вопрос? Не высказал ли ему Игорек свои умозаключения? Но никакого особенного поведения не увидел - Кравцов подперев рукой толстую щеку, непринужденно делал в протоколе какие-то пометки и был похож на большого домашнего хомяка.
Орешкин подавил улыбку и с ехидцей произнес:
- Ваурин? Еще один влюбленный Ромео. Он тоже решил, что это моих рук дело, мстителем себя вообразил.
Он отхлебнул из чашки.
- А кофе у вас отменный, Дмитрий Фадеевич.
Глава 10
- Савелий Семенович, а я вас обыскался.
- Да в канцелярии очередь будто год почту никто не получал, - Савелий бросил на стол пачку свежей корреспонденции, - а что за срочность, Алексей?
- Кравцов вам уже три раза звонил.
- Вот как! – удивился Житяев. – Что ему нужно? Вроде всех поймали-арестовали, только успевай-оформляй. Не сказал, что хотел?
- Спросил, пришло ли нам отдельное поручение.
Савелий округлил глаза и быстро рассортировал принесенную пачку. Выбрал конверт со штемпелем прокуратуры с пометкой «Нарочное» и перекинул Ладожскому.
- Глянь, я пока разденусь.
Входная дверь вдруг распахнулась. В кабинет метеором залетел невысокий плотный мужчина. Салютовал Ладожскому, сидевшему за столом, а стоявшему у входа Савелию протянул широкую пятерню.
- Сава, рад тебя видеть! А то вроде в одной конторе служим, а видимся раз в пятилетку, - выпалил он на ходу.
- Ничего, Костик, скоро будем еще реже, - вроде как в шутку, но с нескрываемым оттенком грусти в голосе произнес Савелий.
- Подписали? – спросил тот, кого звали Костиком, со скоростью света забрасывая в рабочую папку какие-то бланки.
- Да, с понедельника. Так что готовься, капитан Кузнецов, принимать управление кораблем.
- Ясно, - без особой радости произнес Кузнецов, - жалко, что уходишь.
- Ладно, все слезы на последнем партсобрании, - улыбнулся Савелий, имея ввиду отходную, - а ты что носишься как ужаленный?
- Разбой на Выборгской, с группой выезжаю. Ну все, я полетел, - уже на ходу бросил Кузнецов, захлопывая дверь раньше, чем свою папку.
Ладожский еще несколько секунд неподвижно смотрел ему вслед, потом качнул большой головой, извлек из конверта единственный листок и стал читать вслух:
- Отдельное поручение. В связи с необходимостью по настоящему уголовному делу ускорить проведение…
- Переходи к вопросам, - перебил его Савелий.
- Установите дополнительный круг свидетелей и очевидцев происшествий…
- Дальше! – вновь прервав напарника, бросил Савелий.
- Допросить подозреваемого Ваурина Игоря…
- Стоп! – скомандовал Савелий. – Ух ты, посмотрите, как замаскировал-то - допросить ему надо, вроде как промежду прочим. Что, Кравцов, парень-кремень тебе попался? Не ожидал? Думал на блюдечке показания получить? Не тут-то было, не работают здесь твои методы.
Выпустив пар, он без сил плюхнулся на стул и, уставившись в одну точку, с минуту сидел, о чем-то задумавшись, потом спокойно сказал:
- Ну что, Алексей, пошли исполнять.
Камеры предварительного заключения или сокращенно КПЗ находились здесь же в райотделе, занимая весь цокольный этаж. Поэтому Савелий принял решение поднять Ваурина для допроса в свой личный кабинет.
Полуподвальное с узкими коридорами помещение КПЗ и при электрическом освещении выглядело довольно мрачно. Даже на Савелия, часто приходившего сюда по долгу службы, оно навевало тягостное чувство. Коридоры казались лабиринтом, настоящий ключ от которого находился не на связке охранника, а где-то в руках далекого и невидимого правосудия.
Савелий подал необходимые бумаги.
- А, это тот, который все время молчит, - прочитав фамилию, сказал угрюмый надзиратель.
Вскоре вывели Игоря. Когда парень шагнул из полутемного дверного проема в освещенный коридор, Савелий взглянул на него, как обычно смотрел на других задержанных, пытаясь получить первое впечатление от их состояния. Это помогало при ведении дальнейшего разговора. Однако вопреки ожиданиям он не увидел в лице Ваурина ни страха, ни отчаяния, ни угнетенности. Игорь держался прямо и открыто, не прятал и не отводил глаз. Так бывало, когда человек твердо уверен в своей невиновности или… правоте.
Савелий достал приготовленные заранее наручники и согласно инструкции пристегнул руку задержанного к своей руке.
В кабинете он снял браслеты и усадил Ваурина на стул посредине комнаты. После вчерашнего столкновения в подворотне, разбитый нос парня, заклеенный пластырем, напоминал нос гладиатора под защитной пластинкой боевого шлема. Один глаз припух и смотрел как бы с прищуром. На губах, словно малиновое варенье из бабушкиного буфета, запеклась кровь. Орешкин вчера не жалел его, вкладываясь в каждый удар.
- Ну, здравствуй, отчаянный фигурист, - сказал Савелий, присаживаясь за стол напротив.
- Здравствуйте, - буркнул Ваурин.
- Придется немного подождать. Как ты, наверное, понял, с самого начала задержания теперь во всех следственных действиях с тобой будет адвокат, - разъяснил Савелий, - минут через сорок подъедет он и… мама.
Взгляд Ваурина оживился.
- Зачем? – спросил он.
- Что зачем? – недопонял Савелий.
- Мама зачем?
- Положено по закону, несовершеннолетнему, - ответил оперативник.
- Так не получилось, маму решили сюда привезти! - бросил Ваурин. - Я все равно ничего не скажу.
Он отвернулся, уставившись в пол.
Савелий пожал плечами и, подумав, сказал:
- Я пока не знаю что там по допросу Орешкина, но если он не будет иметь к тебе никаких претензий, скорее всего к вечеру тебя освободят, и с мамой вместе поедете домой.
- Так я что не задушил его? – поднял голову Игорь. - Он жив?
- А ты что хотел его убить? Оперативники говорят, он сам тебя избивал, пока ты не вывернулся.
- Да, хотел, - заиграв желваками на скулах, со злостью проговорил Ваурин, - Я все равно до него доберусь.
- Ты что, ты это серьезно? – опешил Савелий и услышал, как нелепо прозвучал его вопрос.
Ваурин был напряжен как взведенная боевая пружина. Черные глаза его пылали ненавистью, и сам он был похож на дикого зверя, волка, на пути коварного охотника, разорившего его логово, убившего волчицу и беспомощных щенков. Теперь он не искал себе спасения и готов был принять неравный бой только бы дотянуться клыками до горла ненавистного врага.
Савелий ровным счетом ничего не понимал и знал наверняка, что и во время допроса в присутствии адвоката и матери Ваурин ничего не скажет. Решать надо было здесь и сейчас.
Поднявшись, он стал быстрыми шагами ходить по кабинету, все больше и больше закипая внутри.
- Что происходит! – вдруг, вспылив, крикнул он. – Может быть, хватит уже этих нелепых тайн. Девушка погибла, убили ее отца. Завтра возможно будут еще жертвы, а вы здесь всё упиваетесь бессмысленными склоками, пытаетесь друг другу что-то доказать.
- Не будет, я уверен, - проговорил Ваурин, добавив лишь масла в огонь.
Савелий рванулся с места.
- Да кто ты такой, чтобы так говорить? В чем ты можешь быть уверен, пацан?
Он сунул руку в ящик стола и достал оттуда какой-то предмет размером не больше спичечного коробка. Зажал его в пятерне, выпрямился и шагнул почти вплотную к парню.
- Бить будете? – выпалил тот. Глаза юноши сверкали яростным огнем.
- На, смотри! – выдохнул Савелий и разомкнул пальцы.
Из руки на колени Ваурину выпал обрамленный в рамочку портретик молодой женщины. Она была, как и Амелия тонкая и светлая и смотрела с фотографии добрым открытым взглядом.
- Это Рита, - произнес Савелий, - жена моя покойная.
Увидев черную ленточку в нижнем углу портрета, юноша вдруг сник и потупил взор.
- Два года назад это было, - сбивчиво от волнения начал Савелий, - секретное дело, призрачный серийный убийца ходил по Москве. Душил женщин в подъездах, лифтах. Мы слишком долго к нему подбирались, вот так же как сейчас, через преграду непонимания, нежелания помочь. По принципу – моя хата с краю, ничего не знаю. Рита стала его последней жертвой.
Парень наклонил голову, уткнувшись в свои ладони, закрыл лицо руками и с горечью произнес:
- Почему же вы сразу мне не сказали, что Лия умерла, когда я говорил, что с ней что-то случилось? Вы же знали!
- Чтобы это изменило?
- Все. Все было бы по-другому.
Юноша исподлобья пристально посмотрел в глаза Савелия, словно пытался установить с ним какую-то особую невербальную связь, убедиться в готовности слушать.
Савелий ждал и молчал, чувствуя невидимую внутреннюю борьбу, происходившую в душе Игоря и его стремление преодолеть последние сомнения.
В тишине кабинета было слышно, как под неплотную раму окна с настойчивым свистом пробивается холодный ветер. Казалось, в минуте этой прошла целая вечность.
Наконец Игорь распрямил спину, перевел взгляд на стоящий в углу электрокамин с языками жаркого пламени на декоративной панели и начал свой рассказ.
- Про выступление вы все знаете, добавить нечего. А вот потом.… Когда Лия в очередной раз упала, Шмелев крикнул стоп и махнул рукой, чтобы мы подъехали. Он видимо поговорить хотел, спросить, что не так, он знаете какой знаменитый тренер?
Савелий кивнул.
- Только Лия не стала подъезжать, она со стыда готова была сквозь землю провалиться и в слезах побежала в раздевалку. Я решил, тогда тоже не буду подходить. За Лией сразу развернулся. А Орешкин, он еще меня остановил, что это спрашивает с Амелией сегодня? Гад, гад, ненавижу его, - юноша с силой ударил руками по бокам сиденья стула.
Савелий, пока еще толком ничего не понимая, внимательно слушал.
- Я тогда лишь переобуться успел, - продолжал Игорь, - и сразу за Лией. В раздевалку заглянул, ее уже нет, только шкафчик открытый и конек на скамеечке лежит. Я его схватил и в чем был на улицу выбежал. Не успел только. Лия уже возле дороги стояла с отцом.
- С отцом? – переспросил Савелий. – Ты не путаешь, это точно был он?
- А кто же еще, неужели вы думаете, я отца Лии не знаю, - заартачился Игорь.
- Ну ладно не кипятись, я удивился просто - на выступлении его не было, а тут неожиданно появился.
- Он на машине приехал, - добавил Игорь, - возле волги своей у тротуара ждал. Я сначала не понял, что произошло. Видимо Лия ему что-то сказала. Он закричал, по лицу ее ударил и в машину затолкал.
Савелий сразу вспомнил про небольшой прижизненный кровоподтек на лице Амелии, о котором говорил судмедэксперт.
- Я к ним сразу бросился, - рассказывал Игорь, - не добежал только, Натский меня увидел, сразу газ надавил и с места рванул. Я ничего не понимал, решил к ним домой поехать разобраться. В клуб вернулся, оделся и конек Лии в свою сумку положил, чтобы заодно ей отвезти. Но дома их не оказалось, и машина во дворе не стояла как обычно. Я больше часа то на улице, то в подъезде ждал. Потом домой поехал. Звонил, звонил по телефону, бесполезно, никто трубку не брал. Дома я конек из сумки достал и тут случайно зазубрины на лезвии увидел. Вы представляете себе? Вот почему Лия все время падала.
- А какие зазубрины? – как бы ни понимая, спросил Савелий.
- Зазубрины на скользящей кромке, - со знанием дела объяснял Игорь, - такие остаются, когда лезвие крупным напильником перед шлифовкой затачиваешь.
Парень пристально взглянул на оперативника.
- А знаете, откуда они появились?
Савелий только вопросительно приподнял бровь.
- Это Орешкина рук дело, - выпалил Игорь, - я сразу понял.
- С чего это ты взял? – недоумевая, спросил Савелий.
- Он всегда коньки сам готовил и перед выступлением лично у всех проверял, а у нас с Лией особенно.
- Но зачем ему понадобилось такую подлость устраивать?
- Не знаю, - покачал черноволосой головой Игорь, - не могу понять, но он это специально сделал, чтобы Лия плохо выступила.
И тут вдруг до Савелия дошло – «Так вот, Орешкин, где твоя хитрая месть укрылась! А мы тебя за убийцу принимали. Не-ет, слишком уж просто бы все выглядело. Ты из тех оказывается, кто исподтишка. Через ребенка значит, отыграться решил».
- Меня когда с РОВД отпустили, - продолжал рассказывать Игорь, - я же снова к Лие поехал. Только сел не на троллейбус, а на автобус, который вокруг микрорайона идет и вышел на остановке в районе моста. Там короткий путь есть к домам - люди тропинку в снегу каждый год протаптывают. Тут я его и встретил.
- Кого?! - не понял Савелий. - Орешкина?
- Нет, - ответил Игорь, и голос его задрожал, - отца Лии.
У Житяева округлились глаза, и он безуспешно попытался обрубить, возникшую в ту же секунду в голове закономерную логическую цепочку. Ведь именно там и нашли труп Натского - в снегу возле тропы, ведущей от моста к жилмассиву. Савелий не мог поверить в страшный вывод, который рисовало его воображение. Но Игоря уже было не остановить.
- Если бы вы мне тогда сказали, что Лия умерла, у меня было бы время подумать, а так я даже не знаю, что со мной произошло, - он покачал головой, - я говорю, Николай Андреевич, что случилось, где Лия? А он мне: «Уйди с дороги сопляк, я на поезд опаздываю». Я спрашиваю - на какой поезд? Он: «На мой поезд, самый последний». И тут только я увидел, что он пьяный. Говорю ему - не уйду пока не узнаю где Лия. А он меня толкнул и закричал: «В морге, вот где она, задушил я ее вот этими вот руками», и потряс передо мной своими ручищами, а потом схватил и закричал: «Я и тебя сейчас щенка удавлю». Я вырваться хотел, да не тут-то было, он как медведь на меня навалился. Схватил за куртку и встряхнул так, что зубы клацнули, мы поскользнулись и упали в снег. Я сам, не понимая, что происходит, вцепился ему в шею, до конца, пока пальцы не онемели и пока он не обмяк.
Житяев несколько секунд сидел в ступоре, немигающим взглядом уставившись на Игоря, потом хлопнул себя по лбу и резко поднялся. Его потрясывало в нервном ознобе.
- Ведь ты же мог ничего не рассказывать, никто бы на тебя никогда не подумал, - сам не ведая почему, с горькой досадой выдохнул он.
- Я знаю, но я не смог бы с этим жить, - твердо сказал парень, однако Савелий увидел, как на смуглых щеках его заблестели тонкие серебряные нити слез.
Непонятное щемящее чувство заполнило сердце Житяева, железным обручем сдавило виски.
- Игорь, ты же понимаешь, что с тобой теперь будет? Тебя будут судить, это же приговор, тюрьма, разбитая жизнь.
- Я все понимаю, - немного помолчав, ответил тот на удивление спокойно, и ответ его прозвучал не глупым юношеским порывом, а совсем по-взрослому глубоко и осмысленно, - я очень любил ее… Лию…Амелию…мою Снежную королеву.
***
Хотя февраль испокон веков называли месяцем ветров, погода стояла на удивление тихая, и солнышко уже несколько дней светило как-то ласково, словно чувствовало скорый приход весны и улыбалось миру, оттаивая понемногу от зимних холодов.
Савелий сидел у себя в кабинете, задумчиво просматривая утреннюю сводку происшествий.
На календаре двадцать второе февраля, завтра намечался праздник, но радостное настроение вместе с тем не приходило. Вчера состоялось последнее судебное заседание - Игоря Ваурина приговорили к двенадцати годам лишения свободы. Савелий был там и слышал, как звучал в тишине судебного зала бесстрастный голос судьи: «После неудавшейся первой попытки убийства Ваурин не отказался от своей затеи. Ведомый жаждой мести, он долго выслеживал Орешкина, и лишь вмешательство сотрудников милиции не позволило ему довести начатое до конца». Убийство Натского плюс покушение на убийство Орешкина. Приговор казался справедливым, однако равновесия в душе у Савелия не наступило. Не все так просто было в этой истории. И хотя как говорил Мищенко - в деле, наконец поставлена жирная точка, Савелию она казалась многоточием, растянувшимся вперед на долгие двенадцать лет. Первый раз за всю службу его по-настоящему волновала судьба виновного. Но закон есть закон и… В это время в дверь тихонько постучали.
- Да, войдите, - машинально ответил оперативник, не поднимая головы.
Дверь открылась.
- Доброе утро, Савелий Семенович, - раздался приятный женский голос.
- Здравствуй, Лиза! - удивился Житяев и поторопился подняться.
- Сидите, работайте, товарищ майор, - с жестом руки, серьезным тоном произнесла Скворцова, в точности копируя манеру Житяева при входе в кабинет к подчиненным.
Савелий от души улыбнулся:
- Хороший ты человек, Лиза, а про майора, молодец, напомнила, получить то получил, да капитанское удостоверение еще не поменял. А ведь гарнизонный строевой смотр на носу, недолго от генерала и «премию» схлопотать. Проходи, чего стоишь загадочная такая?
Вторую руку Лиза держала за спиной. Приняв торжественный вид, девушка подошла к столу и произнесла:
- С праздником, Савелий Семенович! – и положила на стол открытку, гвоздику и маленького вязаного медвежонка.
Савелий взял игрушку в руки. Мишка выглядел совсем как настоящий и словно живой по-доброму смотрел на Савелия темными пуговками-глазами.
- Неужели сама сделала?! – восхищенно спросил он и сделал паузу, - …для меня.
- Для вас, - тихо сказала Лиза, и, улучив момент, когда Савелий отвлекся, наклонилась через стол, и едва касаясь губами, поцеловала его в щеку.
Пока Житяев, покраснев и смутившись от неожиданности, соображал, что же это было, Скворцова птичкой выпорхнула за дверь, и быстро убежала.
- И ты еще спрашиваешь, почему я забрал рапорт и решил остаться, - улыбнулся Савелий и прижал пушистого медвежонка к своей щеке.
Эпилог
Минуло ровно двадцать лет с тех трагических событий. Отшумели долгие январские вьюги. И снова наступил февраль - вестник весны. На московские улицы тихо падал пушистый снег, лениво напоминая об уходящей зиме.
Сегодня ледовая арена московской школы олимпийского резерва заполнилась зрителями. Вот-вот должен был начаться международный чемпионат среди юниоров. Команда российских фигуристов вернулась после долгих сборов из Канады. Гордые и счастливые родители и друзья стояли у самого бортика и наблюдали за разминкой спортсменов.
- Игорь, Игорь, смотри, вот она, - радостно воскликнула симпатичная молодая женщина, повернувшись к высокому черноволосому мужчине с пробившейся нетающим снегом на висках сединой.
Юная фигуристка как раз проезжала рядом и тоже увидела их.
- Папа, мама, смотрите, как я умею! – крикнула она.
Плавно заскользив по льду, девочка оттолкнулась и, сделав несколько стремительных оборотов в воздухе, уверенно и изящно приземлилась на лед.
- Лиюшка, доченька, молодчинка! – замахала рукой женщина и, прижавшись к плечу своего спутника, сказала. – Дорогой, какая она у нас все-таки красавица!
- Да, - тепло обняв ее, ответил мужчина и, глядя задумчиво куда-то вдаль сквозь годы и расстояния, добавил, - настоящая королева.
Роковой лёд
© Copyright: Эдуард Григорян Григ, 2019
Свидетельство о публикации №219051400701
Свидетельство о публикации №219051400701
Рецензии
Прочитала на одном дыхании, Эдуард!
По этому произведению можно ставить фильм! Настоящий криминальный боевик!
Инна Люлько 16.08.2024 13:08 • Заявить о нарушении
По этому произведению можно ставить фильм! Настоящий криминальный боевик!
Инна Люлько 16.08.2024 13:08 • Заявить о нарушении