Деревенский романс

          Дело было так. Я был курсантом второго курса АВЛУГА(Актюбинское Высшее Училище Гражданской Авиации). Однажды в  нашем  училище объявили смотр художественной самодеятельности под девизом « Слава труженикам села ». У меня в голове уже некоторое время «крутилась» приятная мелодия. Я подумал, что если эту мелодию сыграть на баяне под аккомпанемент гитары, должно получиться красиво. А если к этому ещё придумать текст « на деревенскую тему», то получится номер для конкурса.
     Незамысловатый текст придумался быстро и без особых усилий. Аккомпанировать на баяне должен был профессионал. Валера Залисский из соседней группы, по кличке "Лисыч", имел за плечами музыкальную школу по классу баяна, а также, богатый опыт выступлений и на роль профессионала подходил. Под моим руководством он выучил аккомпанемент. С нотами я никогда не дружил. Поэтому всю замечательную мелодию я Валере напевал в замедленном темпе, а он её подбирал. В некоторых местах мне приходилось самому показывать переходы прямо на баяне. У меня за плечами тоже было полтора класса музыкальной школы на баяне, и я, хоть и не умел играть так, как он, но тоже знал, как нажимать кнопки и мог доходчиво объяснить и показать, что мне от него нужно.
        Потом мы  всё это разучили и хорошенько отрепетировали вместе с гитарой и голосом. В каптёрке у Серёги Кучинского сымпровизировали              " студию звукозаписи" и с седьмого дубля записали это... не знаю как лучше - это произведение  или , может быть, этот "шедевр". Я шучу, конечно, насчёт шедевра. Не помню, у кого и какой мы нашли магнитофон. Тогда это было довольно сложно. Компьютер тогда, наверное, ещё даже не изобрели. Да и простой кассетник,  какую-нибудь "Весну" или "Легенду" с более-менее приличным микрофоном пришлось поискать. Получилось для уровня художественной самодеятельности вполне прилично. Нам понравилось.
      Много позже, когда появились компьютеры, эта запись была кем-то оцифрована вместе с другими моими песнями курсантского периода.

      Вскоре в училище случился этот самый конкурс художественной самодеятельности. Я, вообще-то, такие конкурсы не любил и старался от них отбрехаться любыми способами. Дескать, у меня есть жутко уважительная причина, которую я назвать не могу, потому что дело это сугубо личное. Отказывался я не потому, что "ломался" или набивал себе цену. Просто я очень стеснялся выступать со сцены. Одно дело - петь в курилке, перед небольшой группой сокурсников, где тебя все давно знают и любят твои песни.  Никто тебя не оценивает, а просто слушают и, в основном, с интересом и одобрением. Или в нашем ВИА ( вокально инструментальном ансамбле ) "Икар", где нас было несколько человек, и основное внимание приходилось не на меня. Да и, вообще, играть в ансамбле - это было престижно, что ли. Слова "круто" тогда не было, а если бы оно было тогда, то играть в ансамбле было бы - круто. Совсем другое дело - выступать со сцены одному. Я всегда очень волновался и потому много сбивался и ошибался. У меня дрожал голос, колени и всё, что могло дрожать. Сам себе я в этом состоянии совсем не нравился  и поэтому отбивался от конкурсов, как мог.
        Но с "Деревенским романсом" я выступить согласился. Во-первых, выступал я не один, а с Лисычем, и главная партия - баянная - была его, хоть и придуманная мной. И дуэтом - это не в одиночку, это - совсем другое дело, это - почти ВИА. Во-вторых, песня мне самому очень нравилась и хотелось похвастать. В-третьих, Валере песня тоже нравилась, и он тоже очень хотел с ней выступить. В общем, выступили мы на училищном конкурсе, заняли какое-то призовое место (честное слово, не помню - какое) и получили призы.
        Мне вручили большую сувенирную деревянную кружку, на которой я шариковой ручкой крупными буквами написал-выдавил " СИРОТСКАЯ" (по ассоциации с "сиротами" из 12 стульев Ильфа и Петрова) и до окончания училища пил из неё чай, когда чаепития случались в комнатах общаги. Посуда в общаге была в дефиците, и иногда кто-нибудь из соседних комнат заглядывал и просил: «Мужики, дайте, пожалуйста, "Сиротскую", с возвратом, конечно».
        Всё бы хорошо, но, опять же, вскоре после училищного конкурса в Актюбинске организовали конкурс художественной самодеятельности среди высших учебных заведений города. В мои планы участие в нём совершенно не входило. Но "закосить" от этого мероприятия после занятого в училищном конкурсе призового места шансов у меня просто не было. Лисыч "рвался в бой". Выступать ему нравилось и хотелось. Хотелось "блеснуть" ещё раз, теперь уже на более высоком уровне. Так или иначе, я был вынужден согласиться. Я опять уповал на то, что буду не один, а , вроде как, в ансамбле, а это - совсем не то, что без ансамбля (" сам бля, один бля" ), и "как-нибудь прорвёмся". Мы с Валерой серьёзно готовились и многократно репетировали, дабы не ударить в грязь лицом...
          Смотр художественной самодеятельности среди ВУЗов г. Актюбинска проходил в доме культуры (ДК), по-моему, "Металлург". Но может быть, это был ДК с каким-нибудь другим гордым промышленным названием, например, "Химик" или "Прогресс". Давно это было, и я точно не помню. Но больше склоняюсь, всё-таки, к "Металлургу", хотя никакого принципиального значения это не имеет. Кроме курсантов Высшего Лётного училища в смотре принимали участие студенты мединститута, студенты пединститута. Остальные ВУЗы я тоже не помню, но, вроде , их было пять. Короче, народу было много.
         И вот мы с Валерой уже за кулисами. На сцене идёт очередное выступление. Кто-то что-то танцует, а может, поёт. Нам не до этого, потому что следующий выход - наш. Мы, конечно, сильно волнуемся ( по крайней мере, я - точно ). Лисыч не прекращает оттачивать технику игры. Он в двести двадцать пятый раз повторяет виртуозные вступления и проигрыши. Он потихонечку нажимает баянные кнопочки и осторожно раздвигает меха, чтобы не было слышно на сцене, чтобы не помешать выступающим перед нами. Мне проще, моя гитарная партия - без изысков, особой техники не требует. Двести раз повторять там нечего. Вокальная партия тоже не требует каких-то усилий. Текст, который придумал сам, я тоже помню хорошо. В общем, делать мне пока нечего и я просто спокойно жду нашего выхода и очень волнуюсь. Я, всё-таки, надеюсь, что мы с Валерой сейчас выйдем на сцену и ка-а-ак дадим!..Ка-а-ак врежем!.. И все обалдеют… Ну может не так триумфально, но что-то в этом духе.
       И вдруг… Я даже не сразу понял, что случилось. А случилось... страшное! Я, посмотрев в очередной раз из-за кулис на сцену, оборачиваюсь на Валеру и вижу, что он стоит, развернув меха на всю ширину (или длину?), красивый, как на картине. На ум сразу приходят слова из песни "Эх полным полна моя коробушка". Только не хватает улыбки на Валерином лице. Совсем наоборот, на лице сначала вопрос, затем недоумение,  далее отчаяние и непонимание. С этим набором эмоций Лисыч пытается свернуть развёрнутые меха обратно, но не тут то было. Меха заклинило в развёрнутом положении, как будто внутри кто-то вставил распорку, и возвращаться в исходное положение они не собираются. Наверное, баяну просто надоело многократное повторение и он объявил забастовку. Возможно, были и другие объяснения этому мистическому явлению - не знаю. Валера красный и потный от злости и отчаяния предпринимает новые и новые попытки исправить ситуацию и "собрать баян в кучу". И с усилием, и осторожно, и, пытаясь растянуть ещё сильнее, а потом резко обратно, и ещё как-то... Валера иногда с вопросом смотрит на меня, как будто ждёт спасения. А я стою и с тоской понимаю, что моя гитара, к сожалению, не заклинит. И выходить мне придётся сейчас одному, т.е. без ансамбля, сам бля, один бля…
       Нужно отдать Валере должное. Он до самого конца честно боролся с баяном. До самого объявления нашего выхода. По всем правилам и законам баян должен был в последний момент уступить Валериной настойчивости и самопочиниться. Но чуда не произошло. Когда объявили наш выход, я вышел один. Сейчас мне пришла в голову мысль, что Лисычу, возможно, нужно было выйти с развёрнутым баяном и просто постоять на сцене, пока я пел и на губах исполнял баянную партию. Вот так это звучало "па таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба таба... ну и так далее. Могло получиться смешно. Но могли и не понять. Поэтому вышел я один, дрожащим от волнения голосом проблеял, за себя и за «того парня» с баяном, сорвал жидкие вежливые аплодисменты и поклялся больше ни в какой самодеятельности участия не принимать. Ни в жисть!