Латиноамериканские зарисовки

     Куда хочется попасть после путешествий  по Эвенкии и Русскому Северу? Правильно! Конечно, в теплые края, куда-нибудь на экватор. Так и вышло:  едва в Москве полетели белые мухи, мы отправились в Эквадор, на Галапагосы.

     Кошмарный многочасовой перелет с пересадками, перевозкой багажа, смещением дня и ночи, скрашивали только надежды, - и вот, наконец, мы ступаем на борт кораблика на Атлантическом побережье и пускаемся в путешествие по экзотическим и загадочным Галапагосским островам.

     Попав из промозглой московской осени в самые что ни на есть экваториальные воды Галапагосского архипелага, мы бесстрашно подставили свои тела ласковому, как тогда показалось, солнцу, и уже через пару часов так жестоко обгорели, что все оставшееся путешествие только и делали, что спасались от безжалостно палящих лучей.

      Между тем, Галапагосы являли собой воплощение земного Рая. Все, что возвышалось над великолепно изумрудными водами Атлантики, было верхушками древних потухших вулканов. Поразительно, что многоликая жизнь, представленная здесь во  множестве уникальных форм, попала на острова по воздуху, по воде, и по чистой случайности, что и определило прихотливый состав растительного и животного мира. Тут всё находится в разительном контрасте с привычной  нам сдержанной северной природой: причудливые очертания, яркие цвета, кипение страстей. Густые заросли невероятных деревьев с колючками вместо листьев, распространяющих смолистый запах мирра, кактусы размером с хорошее дерево, и всё это на вроде бы безжизненных, почти лишенных почвы склонах из застывшей лавы. Стремительные   альбатросы стрелами врезались в сиреневые воды, дельфины резвились у самого носа  корабля, жадно всасывая воздух своими дыхалами, вокруг мельтешили рыбы таких расцветок и форм, точно  были подобраны  кропотливой рукой аквариумиста–эстета, а на кусочки мяса, выброшенные из камбуза, моментально слетались самые настоящие акулы.
    
                ****

     Его гарем был лучшим на всем побережье. Молодняк с вожделением и опаской  издали посматривал на роскошные тела красавиц, лениво греющихся у самой кромки прибоя. Детвора бестолково копошилась рядом под чутким надзором мамаш. Он – избранник судьбы, единственный счастливый обладатель несравненных жен. Его жизнь – пример полного жизненного успеха. Отчего же он не выглядит счастливым?  Увы, лобастая усатая морда морского льва    не  может скрыть тревоги и утомления. Он выныривает то здесь, то там, барражирует вдоль береговой кромки, неусыпно охраняя гарем. С упрямой крутолобой головой  и мощным телом, он все еще грозен и способен наводить ужас на  молодых конкурентов, которые стремглав брызгают врассыпную при появлении матерого мачо. Однако в глазах его уже читается обреченность: он измотан вконец, а взрослеющие претенденты копят силы, норовя оспорить его право сильнейшего. Вот она – подлинная жизненная драма на безмятежном морском берегу.  Какой непосильный груз приходится взваливать на себя ради престижа! Как трудно отказаться от этой ноши, даже когда иссякают силы, и ты понимаешь, что приходит пора уступить дорогу молодым! Он смертельно устал, у него нет ни сил, ни времени, чтоб  поразвлечься хотя бы с одной из красавиц, ему некогда даже поесть, хотя еда рядом и в изобилии. Так, проклиная все на свете, не зная ни сна, ни отдыха, работая буквально на износ, он продолжает охранять свой участок побережья с двумя десятками наложниц, нежащихся на солнце. Догадался бы что ли собрать их покучнее и, сэкономив силы и время, вознаградил бы себя за циклопические усилия! Но и это не пришло в лобастую башку, и морской лев без конца упорно носился туда-сюда, наматывая километры и успевая лишь издали порадоваться на свой гарем. И все с ним было понятно, знакомо и грустно, и смешно.
 
     В сотне метров от пляжа на небольшом озере в тесноте коротали время проигравшие -  одинокие особи морских львов. Они были печальны: унылые позы, потухшие глаза, тоскливое соседство с такими же неудачниками.  На их фоне тот измотанный мачо показался мне просто счастливцем и подлинно Львом. Картину всеобщего уныния и жизненного поражения дополняло озерцо, оказавшееся при ближайшем рассмотрении грязной лужей, пахнущей экскрементами, имеющей ядовито-желтый цвет и разительно отличавшейся от безграничных лазурных вод неподалеку.

 
      На другом острове жили игуаны. Их было много. Красивые и странные, как произведения гениального слегка безумного дизайнера, они  были величественны, невозмутимы и почти неподвижны. Передвигались они медленно, время от времени застывая в философской позе отрешенности.   В этом безразличии к окружающему миру угадывалась невероятная древность этих ровесников динозавров.  Суетное мелькание пялящихся на них любопытных туристов нисколько не мешало игуанам разговаривать с вечностью. А, может быть,  и с вечностью им было уже неинтересно говорить, и они просто грелись на солнце, зная, что его свет и тепло  и есть самые главные ценности в жизни.

 
     О Вечном размышляли и гигантские черепахи. Лениво пощипывая травку или нежась в какой-нибудь зловонной луже, они всем видом и манерами показывали свое  неодобрительное отношение к миру, а, может быть, и смертельную обиду на него. Их диковинный вид им явно не нравился, - не зря же говорят «искалечил, как Бог черепаху». Природа  обделила их резвостью и легкостью нрава, дав взамен долголетие и прочный панцирь. Их маленькие угрюмые глазки  говорили, что судьба какой-нибудь колибри, порхающей среди цветов, куда больше похожа на праздник жизни, чем медленное растительное существование, длящееся бесконечно долго. В позапрошлом веке пираты использовали черепах как живые консервы, что поставило их на грань вымирания.  Защитить себя они не могли, а может и не хотели…


     Облачившись в гидрокостюмы и акваланги, мы с Батюшкой отправились в океан к одинокой скале в сопровождении молодого инструктора по дайвингу. Меня колотило от волнения, но я четко вывалился из лодки спиной вперед, стравил немного воздух, слегка погрузился в воду и, увидев подводный мир, сразу успокоился. Вдруг рывок, - это инструктор потянул меня за пояс и затащил  назад в лодку. В последний момент он не решился позволить мне погрузиться. В душе я чувствовал, что, наверное, он прав – я не слишком опытен в подводном плавании, да и сертификата у меня нет, а дайвинг на Галапагосах –  серьезное испытание даже для самых умелых, - но как же я был разочарован!  Когда Батюшка вернулся и перевел дух, он рассказал, что в этом бурлящем экваториальном мире самое страшное и захватывающее происходит именно под водой. Стаи рыб постоянно атакуются хищниками: акулами, тунцами, морскими львами и котиками, и этот апокалипсис, в гуще которого ты оказываешься, не затрагивает тебя только потому, что ты слишком велик и не похож на еду. Трудно сохранять хладнокровие, когда плотоядные твари с разинутыми пастями носятся вокруг тебя, пожирая все, что кажется им съедобным. Мне было и жутко слушать рассказ Батюшки и безумно жаль, что я не смогу этого описать воочию.


     Города Латинской Америки вообще и Эквадора в частности похожи друг на друга. Центральная площадь с кафедральным католическим собором, памятник национальному герою в центре, непременный сквер с тропическими деревьями, щедрая природа, испанская архитектура. Кроме локальных раскопок древних поселений ничто не напоминает о загадочных цивилизациях ольмеков, инков, майя, ацтеков,  исчезнувших тысячелетия назад и оставивших после себя лишь камни да ни на кого не похожих аборигенов, продолжающих упорно сохранять свою самобытность, национальные обычаи и одежду.
Скажу больше, эти люди, несмотря на то, что мир и теперь продолжает стремительно меняться, остаются сами собой. На фоне сегодняшней городской обстановки они выглядят пришельцами из прошлого. Их облик совершенно не вяжется с понятием «современный человек». Африканцы, китайцы, японцы, - все как-то воспринимают достижения западного мира. Все, но только не кечуа, аймара или апачи. Кукольная  шляпка с крохотными полями, не защищающая лицо, выжженное высокогорным солнцем так, что не различить его черты, за спиной котомка с ребёнком и каким-то скарбом, карнавально-пышная юбка - эти  атрибуты, кажется,  навсегда приросли к женщине кечуа. Иногда они носят тюки таких размеров, что становятся похожи на вьючных животных. Нищета - печать их жизни, они - заведомо люди вторых ролей. Лучшая работа, на которую они могут рассчитывать  самая  низкоквалифицированная: уборщики, прачки, домработницы, прислуга, - вот, наверное, и весь набор вариантов. Вершиной карьеры здесь считается мелкая торговля с уличных лотков или продажа туристам вязаных  вещей из шерсти ламы или альпаки. Надо сказать, что вязаной продукции так много и качество её так высоко, что туристы с удовольствием раскупают эти изделия на сувениры. Ясно, что таким образом не разбогатеешь. Я часто встречал их,  бредущих по пыльным дорогам под палящим солнцем с мешками  в своих нелепых и непрактичных нарядах. Особенно изумляет их приверженность к шляпкам, которые у разных племен разных фасонов. Они абсолютно декоративны и на несколько размеров меньше головы, что порой  придает их владельцам клоунский вид.  В шумной городской толчее эти люди движутся по своим траекториям, сохраняя себя в чужом для них мире. Их жилища  - жалкие домики из кирпича-сырца за глинобитными заборами. Вокруг – ничего, редко когда около дома посажено дерево, и это сразу меняет впечатление. Но обычно  только безрадостный выжженный солнцем пейзаж, пыль, носимый ветром мусор, одинокие фигурки аборигенок, пасущих лам и что-то вяжущих при этом, замурзанные дети. Вот типичная картина вопиющей бедности коренного населения Эквадора и Боливии (Боливия выглядит ещё более неустроенной). Уверен, что рано или поздно аборигены захотят жить на своей земле «без посторонней помощи».


     Мы прилетели в Ла Пас. Оказалось, что Боливия - полузакрытое государство, куда трудно долететь и доехать. Пришлось добираться с двумя пересадками – в Чили и Перу. Впечатление усиливалось тем, что мы прилетели ночью. Аэропорт располагался на высоте 4 000 метров над уровнем моря. Сразу навалилось кислородное голодание. Поразило обилие людей в форме, очень похожей на пиночетовскую: щеголеватые таможенники с кокардами на фуражках и эмблемами на рукавах, какие-то полковники и полицейские, все в великолепных мундирах и портупеях, загорелые до черноты. Еще в самолете обратила на себя внимание кубинская молодая пара. Светловолосая кубинка с латиноамериканскими чертами дружески улыбалась нам с Батюшкой, безошибочно угадав в нас людей из бывшего Советского Союза. Мы в смущении отводили глаза, - на приветливом жизнерадостном лице красавицы беззастенчиво сиял здоровенный синяк. Несмотря на непринужденный вид путешественницы, боливийские таможенники перешерстили весь ее багаж. Нас, слава Богу, не тронули.  На двух такси мы понеслись в отель по ночным предместьям  Ла Паса. Дорога круто уходила вниз. Город показался заброшенным, погруженным в темноту, молча глядящим в ночь пустыми глазницами окон. С 4 000 метров мы должны были спуститься более чем на километр,  так как центр располагался далеко внизу. Когда-то обжив долину, Ла Пас начал неудержимо подниматься по крутым склонам, пока не заполнил всю гигантскую впадину, образовав уникальный градостроительный организм с перепадами высот до полутора километров. Первое жутковатое впечатление постепенно сменилось необъяснимым чувством спокойствия. А утром мы в этот город влюбились. Здесь везде кипела жизнь: торговцы, туристы, машины, полицейские, местные жители племени аймара, костелы, памятники, фонтаны, старинные особняки, - все напоминало бурный водоворот в этом удивительном городе-котле с улицами, задирающимися куда-то ввысь и теряющимися в облаках. Крутизна склонов, на которых лепились домики, делала Ла Пас похожим на гигантский термитник, труднодоступный для пешехода. Зато внизу шумело человеческое море.  Мистическим образом этот город очаровал своей  аурой всех, не только меня, архитектора.


      На знаменитое соляное озеро мы ехали по бездорожью целый день. Высокогорье, солнечный жар, сухая, пыльная дорога и убогие селения. Человеческое присутствие в этом суровом и красивом ландшафте обозначалось мусором, жалкими строениями и стадами пасущихся лам. Пастбища, выщипанные ламами до состояния велюра, были,  как горохом усыпаны продуктом их жизнедеятельности. В душе я сетовал на Сергея за эту тоскливую фазу путешествия, с недоумением глядя, как он, стоя в позе Наполеона на лужайке, сплошь усеянной экскрементами, как истинный географ, восторженно восклицал и попросту тащился от окружающего «лунного» пейзажа. Однако когда мы доехали, наконец, до соляного озера, картина преобразилась. Чудо природы. Белоснежная и ровная как стол поверхность до горизонта. Искрящаяся на солнце соль казалась льдом, думалось, тронь - и обожжёт холодом.  Сиреневые краски заката усиливали ощущение зимы. Мы неслись с дикой скоростью по абсолютно гладкой  равнине, пока не увидели впереди верхушку вулкана. Оказывается, вулканы способствуют росту кактусов, - таких диковинных, огромных и красивых, как здесь, я никогда не видел. Наконец, уже в темноте, наша небольшая процессия добралась до отеля, полностью построенного из соли: стены, мебель, пол, - все было соляное. Экзотика полная, к тому же, соляная среда еще и полезна для человека. Переночевав в соляном отеле, мы вернулись в Ла Пас для перелета через Лиму и Мадрид назад в Москву.
 
     На обратном пути  по каменистому бездорожью мы повредили два колеса и  были вынуждены остановиться в шиномонтаже   какого-то неприметного городка. Чтобы не терять время, тут же на Центральной площади, под сенью дерев развернули походный стол и пообедали сухим пайком под чилийское вино. В явно небогатом событиями забытом Богом местечке мы невольно обратили на себя внимание, - детвора, сгорая от любопытства, подбиралась все ближе. Постепенно завязался разговор, потом, преодолев робость и недоверие, поиграли в мяч. Из вопроса: «Кто вы?» стало ясно, что в далекой боливийской глубинке про Россию не знают совсем ничего. В ответ мы  нарисовали карту мира и попытались объяснить, где расположена эта огромная страна. Для закрепления пройденного материала в детской памяти   скупили весь товар у местного мороженщика. Невиданное зрелище наверняка запомнилось очевидцам: на центральной площади какие-то чужаки угощали мороженым местную детвору, выстроившуюся в очередь к лотку и чрезвычайно довольную.

      Последний день путешествия провели в Мадриде. Город был в полицейских кордонах и снующих группах шведских футбольных болельщиков. Они выделялись  желтыми майками фанатов и шапками «под викингов». После страстной и живой Латинской Америки благополучный безмятежный Мадрид со своими игрушечными футбольными баталиями напоминал впадающего в детство инфантила.
 
     Мои друзья сказали, что надо обязательно сходить в музей хамона                и отведать вяленой свинины с забористым хересом. Это было действительно вкусно и обстановка вокруг была экзотична: стены сплошь увешаны завяленными свиными окороками, каждый с именем автора и эксклюзивной ценой. Хамон – скорее ритуал, чем блюдо. Тончайшие ломтики    деликатесной свиной ноги запивают  прославленным испанским вином  в обстановке трактирной толчеи, стоя у прилавка.  Никто ни на кого не обращает внимания. Общий гвалт в сочетании с особым вкусовым переживанием   погружают в  испанскую  традицию.
Следующим пунктом программы была аргентинская харчевня, где мы  спокойно ели мясные деликатесы, пока за соседним столиком не появилась группа молодых американцев. Сергей послал от нашего стола пару бутылок чилийского красного, и тут началось: один за другим провозглашались тосты, американцы пьянели на глазах, а когда Сергей, с иезуитским радушием разлил на всех еще бутылку «Абсолюта», сдобрив его лаймом, наши американские друзья сделались счастливы и пьяны до последней степени. Побратавшись и прокричав здравицы в честь России, они кое-как утекли из заведения.
 
     А назавтра была уже Москва, мороз, пробки  и работа, которая давно  ждала со своими неотложными делами.


СЕВИЧЕ – вкусное латиноамериканское блюдо, состоящее из морепродуктов с острой подливкой.


КЕЧУА, АЙМАРА –  индейские народы, составляющие значительную  часть  коренного населения Перу, Эквадора и Боливии.

ЛАМА – домашнее животное коренных  латиноамериканцев. Даёт шерсть и мясо. Похожа на нашу овцу, только с хорошенькой головкой на длинной шее.

АЛЬПАКА – разновидность ламы с особо тонкой шерстью.

ВИКУНЬЯ – разновидность ламы с великолепной шерстью. Небольшой размер и малое поголовье викуньи сделали ее шерсть особо дефицитной.

 
Латинская Америка
 2007 год