Фиктивный расстрел

После ночных событий в ресторане и последующей за ними встречей с сестрой Верой, Дана Соколовская пребывала в скверном настроении. Ее совершенно добил рассказ Малышева о том, как Стрельников расстрелял ее мужа. Дана после всего этого до сих пор окончательно не пришла в себя.
Утром Соколовская не пошла в общежитие, где ей была предоставлена начальством комната для проживания, а прямиком явилась на работу. Взяв ключ, направилась к двери председателя чека. Перед тем, как открыть дверь, на всякий случай постучала. Пройдя в кабинет, заперла дверь на ключ и открыла сейф. С помощью второго ключа проникла в дополнительное отделение. Положила папку с документом, подтверждающим убийство ее мужа, в середину стопки. Только успела закрыть сейф, как послышался звук проворачивания ключа в замке. Дверь открылась, и на пороге появился Прецикс. Он удивленно взглянул на сотрудницу и, пройдя к столу, кинул мимолетный взгляд на сейф. Дана на мгновение растерялась, но быстро взяв себя в руки, успокоилась. Она уже неоднократно бывала кабинете Прецикса, когда он отсутствовал. Учтиво кинув, она поприветствовала начальника.
– Здравствуйте Август Васильевич. Не ожидала, что вы так рано приедете. Я положила документы в сейф.
– Здравствуй Игнатьева. А почему дверь заперла?
– Дополнительная предосторожность не помешает, вы сами учили меня, быть бдительной. Тем более эти документы имеют особую секретность.
Согласившись с ее доводами, Прецикс утвердительно кивнул.
– Малышев у себя?
– Нет, еще не пришел.
– А Гранов на месте?
– Нет, Август Васильевич, его я тоже не видела.
– Черт знает что! Чтобы они не нарушали дисциплину, следует опять вернуть прежнего начальника, – выругался Прецикс.
Дело в том, что предшественник Прецикса, Тиунов, еще в прежней Новониколаевской чека, подведомственной томской губернии, за небрежное отношение к работе уволил дюжину сотрудников СОО. Прецикс знал об этом и порой, поучая сотрудников, строжился за опоздание и напоминал о Тиунове.
Прецикс крутнул ручку аппарата и, подняв трубку, отдал распоряжение дежурному, чтобы независимо от обстоятельств, начальники всех служб срочно собрались в его кабинете. Соколовская еще не знала, что в Коченево произошли тревожные события и, потому не могла понять, что руководитель чека, терпящий порой опоздание своих коллег, так нервно отреагировал именно сегодня на нарушение трудовой дисциплины.
– Да, вот еще что, чуть не забыл, скоро в НовоНиколаевск приедет Павлуновский со своей женой Дзелтынь, я кое-что рассказывал о тебе, и она хочет познакомиться…
– Со мной? – Удивленно спросила Дана, невзначай перебив Прецикса.
– Разумеется с тобой. Ее уже проинформировали, что дочь царского генерала Потапова работает в Новониколаевской чека. – От последних слов начальника, Дана немного смутилась, но тот беспардонно продолжил, – но, есть одно препятствие, ни Павлуновский, ни его жена не знают, что ты была замужем за врагом революции, этот факт я не стал озвучивать. Так что прими к сведению, наше руководство не поощряет, когда в рядах чекистов появляются лица, имеющие не достаточно чистое пролетарское происхождение. Такие, как ты, с генеральскими корнями в роду, составляют исключение. Вы необходимы партии и делу революции совершенно для других целей. Помни Игнатьева, один неверный шаг и ты снова окажешься там, откуда я тебя вытащил, – Прецикс указал пальцем в пол, и Соколовская поняла, что он имел в виду преисподнюю.
Дане трудно дышалось, казалось, разволновавшись, она выдаст себя с головой, но справившись с собой, ответила начальнику благодарным кивком. Она попросила разрешения удалиться и, зайдя в свой кабинет, села за стол. Сердце беспокойно билось, посылая в воспаленный мозг увеличенный поток разгоряченной крови. Она только сейчас по настоящему осознала, что находилась в одном шаге от смертельной опасности. Приди Прецикс минутой раньше и, застань ее с секретными бумагами рядом с открытой дверцей дополнительного отделения в сейфе, отдал бы приказ закрыть ее в подвальную камеру, в которой она один раз уже побывала. В ее положении, из камеры был только один выход – на кладбище.
Память невольно вернула Дану к событиям прошлого года, когда она, не найдя своего мужа в Омске, очутилась в НовоНиколаевске. Ее задержал патруль, как и многих других граждан, при проверке документов. В городе шла глобальная чистка после отступления колчаковских войск. А выдали ее одежда и интеллект грамотной и образованной женщины, выделяющейся среди этой разношерстной, революционной публики. Ее отпустили, но видимо на время, потому что повторное задержание вылилось в неопределенный срок отбытия в камере чека. Пытаясь скрыть свое происхождение, она умалчивала о своем отце, отставном царском генерале Потапове. Образованная в семнадцатом году ВЧК уже научилась работать, и выявить по фамилии родовые корни человека, было вопросом времени. С женой белого офицера и дочерью царского генерала в чрезвучайке не станут церемониться и, сфальсифицировав обвинительный документ, осудят военным судом и поставят к стенке. В этом аспекте Дана перестала сомневаться, когда ее привели в двухэтажное здание, отданное на тот момент в пользование чрезвычайной комиссии.
Прошла неделя. Ее водили по несколько раз в день на допросы. По поведению и характерам некоторых служащих этого мрачного заведения и в том числе молодого следователя СОО, она пыталась составить для себя психологический портрет чекиста. Гражданская война формировала новое представление о политической полиции; классовая ненависть сотрудников, принятых на службу в чрезвычайку была направлена на уничтожение врагов революции. Люди, наделенные безграничной властью, решали коротко и жестоко – кому жить, а кому исчезнуть. Тех, кто оказался в камере по обвинению в контрреволюционных действиях, комиссия не щадила, их участь уже была предрешена. Дана прочувствовала это с первых минут, когда ее начали допрашивать. Грубый следователь, плохо разбирающийся в людях, постоянно давил на нее, выпытывая к какой организации она примыкает. Стучал кулаком по столу, бросался нецензурными словами, пугал, что бросит в камеру к мужикам-преступникам. То, что перед ним сидит женщина, красивая и интеллигентная, совершенно его не останавливало, он был одержим желанием подводить врагов революции под расстрел и его задача состояла в том, чтобы Дана стала очередной жертвой красного террора.
До рукоприкладства еще не дошло, но после каждого допроса Соколовская постепенно теряла присутствие духа. Перспективы, которые ей обрисовал следователь, конечно же, не радовали: в лучшем случае ее ждал концентрационный лагерь, а в худшем, к чему и стремился молодой чекист, дело закончится ее расстрелом.
Дана понимала, что жива еще благодаря запросу, посланному в Петроград и как только придут данные, ее ликвидируют, как и многих других контрреволюционеров. Изнурительные допросы, выплескивание воды из кружки в лицо, циничные высказывания, что ее отдадут на поругание взводу солдат, шокировали Дану до предела. Она чувствовала, что следователь и без того, грубый и циничный, скоро начнет ее избивать, и каждый раз с замиранием ждала этого момента.
Однажды, видимо пребывая в сквернейшем настроении, следователь, сорвавшись на фальцет, в бешенстве завизжал:
– Подстилка белогвардейская! Я сейчас отвезу тебя в тюрьму и закрою в камеру с мужичьем. Вот тогда я посмотрю, как ты запоешь, как миленькая попросишься ко мне на допрос. Отвечай, с каким заданием приехала сюда?
Не выдержав ее очередного молчания, он ударил Соколовскую ладонью по щеке и, сжав пальцы кулак, приготовился повторить, но в это время в камеру вошел высокий мужчина в форменной одежде и, сев на свободный стул, махнул рукой, чтобы следователь продолжал допрос.
– Повторяю вопрос, с какой целью ты приехала в НовоНиколаевск?
– Я разыскиваю свою сестру.
– Врешь сука, по глазам вижу, врешь! – закричал следователь.
– Ощепков, на полтона ниже, – тихо и вежливо попросил следователя пришедший чекист.
– Товарищ Малышев, я с этой стервой уже две недели бьюсь, а она ни в какую…
– Еще на полтона, – уже жестче попросил Малышев и слегка улыбнувшись, обратился к Соколовской, – мадам Потапова не привыкла к такой грубости, с ней нужно ласково, очень культурно общаться, иначе она примет нас за неандертальцев.
От неожиданности, Соколовская замерла и с тревогой посмотрела на Малышева. Он произнес ее девичью фамилию и, назвав мадам Потаповой, особо подчеркнул, в чека знают, что она – замужняя женщина. Видимо пришли документы, и сейчас начнется совершенно другой допрос. Но в одно она уверовала, что с приходом Малышева закончатся гнусные нападки следователя Ощепкова. Дверь открылась, и в камеру вошли еще двое мужчин в военной форме. Следователь вскочил и, вытянувшись, отдал честь.
– Докладывай, как продвигаются дела с этой гражданкой.
– Товарищ начальник, провожу дознание гражданки Соколовской… Но пока безрезультатно.
– Отставить! Иди к себе, а мы тут сами поговорим с этой дамочкой, – ехидно произнес начальник СОО, Гранов.
Ощепков быстро вышел, оставив в камере нового председателя чека Прецикса, его заместителя Гранова и начальника следственного отдела Василия Малышева.
– Итак, гражданка Потапова-Соколовская, будешь дальше утверждать, что приехала в НовоНиколаевск, разыскивая свою сестру, или все-таки расскажешь нам, что истинной причиной твоего приезда сюда явились поиски мужа – штабс-капитана Соколовского.
Сердце Даны сжалось в комок. «Им что-то известно… Но что именно? По всей вероятности важные люди заинтересовались мною, раз председатель чека и его подчиненные сами взялись допрашивать».
С этого момента начались не менее тревожные дни ее прибывания в чека. Жестокие, изнуряющие допросы сменились мягкими и человеческими беседами. Они знали о ней практически все. Кем был отец Даны и что сейчас со своей женой, то есть ее матерью, он живет во Франции, эмигрировав после захвата большевиками власти, как в Петрограде, так и во многих губерниях страны. Что ее родная сестра состоит в партии левых эсеров и сейчас скрывается от советской власти. Но самое важное, как считала Дана, чекистам теперь известно, что она замужем за белогвардейским офицером, служащим в штабе Колчака – Петром Соколовским.
Отпираться больше не было смысла. Никакими военными тайнами на тот момент она не располагала, но, тем не менее, понимала, что ее ожидал расстрел за родство с белогвардейским офицером. Дана покорилась судьбе, смирившись со своей участью и ждала рокового дня. Но однажды, она почувствовала, что отношение чекистов к ней, резко изменилось, а причиной явилось доказательство, что Петра Соколовского за измену, контрразведка белых отправила под трибунал. Из протокола заседания военного суда, представленного ей чекистами, она узнала, что ее муж был приговорен к смерти и вскоре расстрелян белогвардейцами. Затем начались встречи и беседы иного характера, ей сочувствовали и говорили, что ее муж герой и что он помогал Красной армии ценными сведениями. Ее склоняли к тому, чтобы отомстить за мужа. Прецикс планомерно и методично вторгался в ее сознание, с каждым разом внушая женщине, что она просто обязана отомстить за смерть Петра и таким образом принять сторону большевиков. Дана не соглашалась, возражала, противилась. Ценности, заложенные в ее характер, не позволяли ей перейти на сторону красных. За все время, проведенное в чрезвычайке, она научилась разбираться в посещавших ее людях, вот, к примеру, Прецикс, он всегда жесткий, прямой, беспристрастный, беспощадный к врагам советской власти. Его заместитель Гранов ничем не отличался от своего начальника и был таким же ярым сторонником большевиков и к тому же, стоял на своем, считая, что Соколовской нет доверия и ее необходимо ликвидировать. Но среди них совершенно выделялся Малышев, своей утонченной натурой и манерой разговора. Иногда Дана подмечала, что Василий Константинович ведет себя не естественно, когда в камере присутствовали люди, он разговаривал с ней, словно грубый, безответственный тюремщик, но когда они оставались наедине, Малышев кардинально менялся. Соколовская считала, что такое отношение является хорошо продуманным тактичным ходом чекистов, когда грубость и мягкость делают свое дело, меняя оценку подследственного к следователям. После того, как Дана узнала, что ее муж Петр добровольно передавал сведения красным, она сильно переживала и не могла понять, почему он так поступил. Но в ее памяти он остался прежним: любимым и самым родным человеком. Ее терзали сомнения, сможет ли она поступить так, как сделал ее муж и согласиться на сотрудничество с чека.
Мировоззрение человека в силу обстоятельств может измениться, тем более, когда с ним каждый день тщательно занимаются в вопросах изменения политических взглядов. Когда вокруг меняются люди и жизнь принимает совершенно другое значение, человек, заточенный в темницу, ждет неминуемого конца, но если у него появляется шанс оказаться на свободе, то желание жить берет верх. Но, вопреки надеждам Даны, Прецикс резко поставил перед ней условия: либо она соглашается перейти на сторону большевиков, и включается в работу чека или ее судьбой незамедлительно займется судебная коллегия.
– Ознакомься вот с этим документом, – Прецикс пододвинул лист Соколовской.
Дана, прочитав машинописный текст, тяжело вздохнула.
– Это решение коллегии о моей участи, здесь говорится о высшей мере социальной защиты. Я правильно вас поняла, если я не дам согласие работать на вас, меня расстреляют.
– Сейчас я еду в исполком советов, где меня ждут по решению нескольких дел, в том числе и твоего. Если я положу на стол документ, подписанный тобой… То я твердо гарантирую тебе жизнь. Примешь другое решение, и этой же ночью твоя участь будет решена по-другому. Соколовская, даю тебе пять минут на размышление.
Дана, сдавив виски руками, обдумывала свое положение. Она определенно устала от этого кошмара и по большому счету уже подготовила себя к смерти. Она не хотела предавать своих родных: отца, маму и сестру. Если она станет работать на чрезвычайку, то прощения от родных, не будет. Дана потеряет их навсегда. Белая контрразведка и так скоро канет в небытие и ее месть за мужа, не будет иметь особого значения. Это ее личная месть… Зато она навсегда останется чистой в памяти родных людей, воспитавших ее и отдавших лучшие годы жизни. Дана отодвинула от себя лист и, подняв голову, взглянула в холодные глаза Прецикса. На его скулах заиграли желваки. Он резко схватил лист и ничего не говоря, вышел из камеры.
Весь день, затем вечер и до самой ночи Дана ожидала, когда ее вызовут и объявят приговор. Иногда на глаза наворачивались слезы. Умереть, не достигнув тридцатилетнего возраста, так не хотелось. Конечно, страшно было умирать, когда не знаешь, как это произойдет. «Будет больно? Или я сразу потеряю сознание… Нужно мысленно пройти этот путь, не так страшно будет в последние секунды… В лицо или в затылок? А может пуля разорвет сердце? Тогда я успею почувствовать боль, но это будет не долго…». Она уже слышала о допросах у стенки, так чекисты ломали волю людей, заставляя смотреть, как у расстрельной стены приводят приговоры в исполнение. Какая участь ожидала ее, Дана не могла предугадать.
Вдруг послышался щелчок открываемой задвижки и в камеру вошли два вооруженных охранника.
– Руки назад, – прозвучала команда, – выходи в коридор.
Дану повели в самый конец тускло освещенного коридора. Впереди маячила широкая спина чекиста Щербакова. За спиной, чуть подталкивая ее, шел второй чекист – Копылов. В конце коридора остановились и Дану ввели в узкое, слабо освещенное помещение. Щербаков грубо толкнул ее в передний угол и приказал:
– Лицом в угол и молчать!
Через две минуты дверь открылась и Дана краешком глаза заметила, как конвоиры ввели мужчину средних лет в одном нательном белье. Дверь гулко хлопнула. Раздалась команда Копылова:
– Раздевайся!
– Как можно, товарищ, при даме-то?
– Молчать! Я сказал, раздевайся.
Дана, похолодев, стояла, уткнувшись лбом в угол. Ей очень хотелось повернуть голову. Краешком она видела рядом стоящего чекиста с наганом руке.
Послышался шорох снимаемого белья и тяжелые вздохи.
– Иди к стене…
Дана отчетливо услышала, как зашлепали босые ноги по бетонному полу. И вдруг раздались два оглушительных выстрела. Послышался приглушенный стон. Дана услышала, как зашипел ствол нагана и почуяла пороховую гарь. Она невольно повернула голову и увидела, как тело мужчины рухнуло на стену и сползло на пол. Копылов жестко схватил ее за шею и с силой повернул в угол.
– Мордой в угол! Наглядишься еще…
Она судорожно вздохнула и закрыла глаза. Вдруг раздалась резкая команда:
– Раздевайся!
Дана не сообразила сразу, что обращаются к ней, но повернув чуть голову, увидела словно остекленевшие, холодные глаза Копылова.
– Это вы мне…?
– Тебе, тебе, а кому же еще. Раздевайся и иди к стене.
Дана вскрикнула и, сложив руки крестом на груди, прижала ладони к плечам. Чекист схватил ее за отворот платья и, рванув с силой, зашелся бранью:
– Ты что, сука, в одежде подыхать собралась…
Дана почувствовала, как затрещала ткань и правое плечо обнажилось.
– Да оставь ты ее, пусть в одежде идет, – послышался голос Щербакова.
Дану подтолкнули вперед. Она сделала несколько шагов и встала у стены. Рядом лежал мертвый мужчина.
– Руки назад, – прозвучала команда и Копылов, сделав петлю на ремне, крепко стянул запястья ее рук.
Дана закрыла глаза и стала про себя считать, чтобы только не думать о выстреле. Бах! Бах! Прозвучали два выстрела. Она вздрогнула и слегка пошатнулась. Но выждав несколько секунд, резко повернула голову. Ствол нагана был направлен прямо ей в лицо. Она широко открыла глаза, и замерла.
– Ты что, растяпа, стрелять разучился, уже с пяти шагов в черепушку попасть не можешь… – раздался голос Щербакова, – а ты, стерва, рылом к стене! – зашелся он в крике.
Копылов тщательно прицелился в затылок женщине, но этот момент открылась массивная дверь, и помещение кто-то вошел.
– Копылов, отставить! – По голосу мужчины Дана узнала – это был Малышев. – Развяжите ей руки. Гражданка Соколовская, следуйте за мной.
Дана не чувствовала ног, они стали словно ватные. В горле пересохло, нестерпимо хотелось пить. Малышев завел ее в кабинет следователя и, уловив жаждущий взгляд, направленный на графин с водой, налил в стакан и протянул женщине. Затем предложил сесть на стул.
– Хотите жить?
Вопрос прозвучал ясно и однозначно. Она без раздумий кивнула. После всего, что она увидела и пережила, вряд ли у нее возникнет желание повторить это снова.
– Тогда подпишите этот документ.
Дана, даже не взглянув на текст в бумаге, макнула перо в чернильницу и расписалась.
– Хотите есть?
Опять коротко прозвучал вопрос. И снова она кивнула. Малышев достал из ящика стола какой-то сверток и положил перед Даной.
– Это платье, переоденьтесь. Я тоже проголодался, сейчас мы с вами пойдем в столовую.
– В столовую…?
На глазах Даны непроизвольно навернулись слезы. Она еще не пришла в себя окончательно от «расстрела», а ее уже зовут в столовую.
– Дана, вы сделали правильный выбор. Когда-нибудь, вспомнив этот день, вы скажете себе: «Я не жалею, что сделала этот шаг».

И вот, спустя время, после того, как она узнала, что виновником смерти Петра был руководитель партизанского отряда Стрельников, являющийся теперь заместителем председателя томской чека, угол зрения в отношении данной организации стал резко меняться. Да, она прекрасно понимала, что теперь является частью карательного аппарата. Как и все сослуживцы, она участвует, хотя и не физически, но все равно ликвидирует контрреволюционеров, составляя грамотно в юридическом отношении документы и после подписи начальников, людям объявляют приговор и пускают в расход.
Однажды Прецикс зашел кабинет следователей и в свойственной ему манере, объявил:
– Игнатьева, вы с Малышевым отлично справились с очередным политическим делом по обвинению бывших белогвардейских офицеров. Трое из группы, решением коллегии суда, приговорены к высшей мере. На днях состоится исполнение приговора. Ваш долг принять участие в ликвидации врагов советской власти.
Дана промолчала.
– Что молчишь, чистенькой хочешь остаться? – строго спросил Прецикс, – не выйдет. Либо ты как все, борешься с врагами, либо тебя в один прекрасный момент свои же поставят к стенке.
На выручку Дане пришел Малышев.
– Август Васильевич, мы с Игнатьевой уже разговаривали, как раз на эту тему… Знаете, как она переживает, ведь в своей жизни она наган-то, как следует, в руках не держала, не говоря уже о прямом попадании.
– Ну, это не проблема, – весело произнес Прецикс, – вот ты Василий и научишь ее стрелять. Два дня вам на подготовку, в среду исполнение приговора.
Когда Прецикс ушел, Дана благодарно посмотрела на Малышева и, пожимая плечами, молча замотала головой.
– Настя, так или иначе, а стрелять придется. Не переживай, нас будет несколько человек. Просто нажимай на курок. Можешь при этом закрыть глаза…
– Нет, не смогу, мне страшно.
– Это в первый раз, потом привыкнешь.
– Легко у вас Василий получается на словах. Как к убийству можно привыкнуть? Я помощник следователя, а не убийца.
– Тише! Неприятностей захотела. Больше нигде так не высказывайся. Пойми ты, наконец, чекисты – это типичные карьеристы, которым свойственно идти по головам наверх. Кто-то услышит твои речи, доложит, а начальство сразу решит, не пролетарское у тебя сознание, а буржуазное, коль ты врагов советской власти людьми считаешь, а чекистов – защитников партии и народа, объявляешь убийцами.
– Василий, я совершенно по-другому выразилась…
– Не оправдывайся. Пойми, кому-то будет выгодно извратить твои слова. Что такое настоящие пытки, ты уже видела, но не приведи тебя господь прочувствовать их на себе. И потому предостерегаю тебя, Настя, держи язык за зубами. По сути, мы – новониколаевские чекисты плохо знаем друг друга. Когда в марте этого года по-новому сформировали уездную чрезвычайку, в нее отовсюду пришли незнакомые люди. Пойди, разбери их, кто и где раньше служил. Вот, например, когда тебя хотели расстрелять, один из чекистов – Щербаков, бывший партизан, узнав, что ты имеешь отношение к белогвардейцам, упрашивал Гранова, что бы ему поручили расстрелять тебя, как ненавистную ему контру.
– Неужели у него совершенно нет сердца, ведь убить беззащитную женщину много ума не нужно.
– Сердца, говоришь… Настя, Настя, наивная твоя душа, еще не опаленная войной. У Щербакова жену белые каратели замучили до смерти, вот он и мстит, и попробуй его разжалобить. Сколько в войнах судеб исковеркано, сначала была Империалистическая, затем Гражданская и везде кто-то, кого-то потерял. У тебя вот муж погиб… Небось, душа-то негодует, тоже отмщения просит, а, Настя… Ты Копылова вспомни, как он тебя «расстреливал». Так он потом возмущался, почему у него забрали боевые патроны и выдали холостые? Копылов еще тот садист и деклассированный элемент, куда он пойдет работать, если тяжелее ложки в руках ничего не держал. У него судимость за ограбление, а советская власть амнистировала этого урода, и вот, он тут как тут – в чека. Такой вот контраст из работников чрезвычайки.
– Я-то в чем виновата перед Щербаковым? Я смотрю, что у него, что у Копылова нет конкретизированных обвиняемых, им подавай живое «тело» и не важно, что через секунду оно уже будет трупом.
– Настя, такие как Щербаков, бывшие красные партизаны, как раз подходили новой организации. Они пришли в чека со своими представлениями о справедливости. Издевательства, оскорбления глубоко сидят в сущности таких нелюдей. Они устраивали непокорному населению самосуды, сопровождающиеся пытками и издевательствами, проводили показательные казни. И народу это нравилось, особенно молодежи, которая, кстати, вступая в чекистские ряды, продолжала нести беззаконие, никаким образом не связанное со справедливым разбирательством.
Дана плотно сжала челюсти, от чего на ее скулах выступили желваки и некоторое время сидела молча. Затем она спросила:
– Василий, по утверждению Прецикса, мой муж передавал сведения красным – это правда?
– А никто точно не знает. Тебе Прецикс приговор трибунала показал, и ты видела его собственными глазами, а на самом деле… Кто его знает, – ответил неопределенно Малышев, – ты сильно не переживай по этому поводу, я постараюсь разобраться в этом деле.
– Ты можешь узнать, был ли предателем мой муж, но как? Ведь у чекистов имеются данные, что Петр передавал сведения красной разведке.
– Ты еще плохо меня знаешь, я из преисподней самого черта выужу, – улыбнулся Малышев, – ладно, Настя, со временем все уладится, а завтра поедем с тобой за Ельцовку, там у нас в бору небольшое стрельбище, вот и поучу тебя, как лучше в «контру» целиться и стрелять без промаха.
– Василий, а где их расстреливают?
– За редкостью в нашем подвале. Иногда в 1-й тюрьме , а в основном за березовой рощей, где кладбище, вот там и приводят приговоры в исполнение.

Глава из романа "Мятеж". Полностью книга находится здесь: https://ridero.ru/books/myatezh_2/