Грустная сказочка

      Вошли двое, чертыхаясь и усиленно растирая лакированные лбы. Низок косячок, не по городским меркам делан. Не евро стандарт, к коему привыкли  городские.  Да и комплекции у обоих не колхозного телосложения: тела к труду не привычные,  сладкой негой обласканные. Сразу видно на рыночных отношениях  вскормлённые.  Как вошли в избу так сразу и к столу.  Ложки свои достают, хозяйскими  брезгуют.
      Сели.     
      Сидят.         
      Ждут. 
      Час сидят, лбы вспотевшие  батистовыми платочками вытирают.  Два сидят,  глаза выпучив из-под бровей нахмуренных.  Три часа проходит, а за ними ещё четверть. Время дремать пришло, как полагается, да  чтой-то не дремлется  на пустой желудок.  Тут дверь и отворяется, входит старичок.
      — Здравствуйте гости дорогие!  Кто вы и откуда? —  спрашивает.
      — МЫ ВЛАСТЬ  твоя!  Волею народа и тобой  ИЗБРАННАЯ!  К тебе пришли  —  КОРМИ НАС!  —  Так и ошарашили, будто ледяной водой окатили.  А сами голодными глазищами вращают. Зубами белёнными пощёлкивают. Ложками по столу так и постукивают. 
      Испугался на первых порах старичок, из горницы в сени выскочил. Отдышался,  очухался, призадумался.  Привидится же такое, и врагу не пожелаешь.  Отворяет дверь, и в щелочку малую заглядывает.  А эти двое на том же месте сидят, во все стороны пялятся. 
      Делать нечего. Не бежать же из собственного дома. Пошёл старик на двор, наколол дров, печь растопил.  Накопал картошки, чугунок в печь посадил.  Закипело варево, зашкворчало сало. Накрыл дед стол скатертью. Ухватом чугунок на стол поставил,  яичницу в сковороде придвинул. И усевшись на край скамейки, самокруточку закручивает,  гостей разглядывает.
      Те сидят, щёки надули зенки выкатив.
      — Угощайтесь,  гости дорогие!  —  дед спохватился —  скатёрочку на краю  по-правил. 
      Посмотрели  гости дорогие на угощение.  Удивились столу деревенскому. Это какое-то недоразумение!  Это к собственной власти пренебрежение!
      — Да как ты смеешь, старик, проявлять к нам такое неуважение!  Мы тебе что, — собаки безродные?  Что ты нам голышей в ведре на стол ставишь! — заревели гости дорогие.
      —  Мы, из кожи вон лезем.  Думы за тебя Думаем.  О твоём достатке печёмся. Живи только,  да радуйся!  Делать ничего не надо, только работай, да нас корми! —  а сами-то хаить-хают, а сало уплетают. Всё уплели, ничего не оставили, даже крошки со скатерти слизали.  Насытили желудки свои ненасытные, к себе старика подзывают.
      — Сказывай, кто ты?  Какого роду, племени?  Чем живёшь?
      Приблизился к ним старик.  Отвечает:
      — Такого то  отца и такой то матери сын. Окрестных мест уроженец. Живу на земле своей, данной мне богом, с неё и питаюсь. 
      — Ну, вот что, старик, возрадуйся!  Наконец-то пришла к тебе — Цивилизация!  Плати и пользуйся.
      — Да у меня и нету ничего, окромя огорода и дома со скотиной — пожимает дед плечами.
      — На нет и суда нет.  Дело решённое.  Кто больше заплатит того земля и хозяйство —  стукнул кулаком по столу один из гостей.  Чугунок даже со стола соскочил, еле успел старик его подхватить.  Другой гость извлёк из карманов бездонных, мошну огроменную  с бумажками не виданными, все цвета змия зелёного.  Недолго старик лицезрел  это чудо, лишь пока плыло оно из кармана одного в карман другого.
      — Дело решённое, Аукцион завершён! — громкий окрик и удар по столу кулаком.
      — Попрошу освободить помещение! 
      — А как же Я ?! — только и вымолвил старик.  —  Как мне быть! 
      — Мы тебе пенсию назначим.  Вон,  видишь коврик при дверях, так,  то тебе, вместе с веником.  Да со стола не забудь смести, глянь, сколько осталось, то всё твоё, — на доживание. 
      Вышел старик  на двор, огляделся вокруг,  попрощался с хозяйством своим, кровью и потом нажитым.  Достал суму дорожную  и, вложив инструмент  трудовой, вернулся к дому.  Черенком от лопаты, подпёр дверь в горницу,  обложил  соломкою  пшеничной уже  не свой дом и чиркнул спичкой.
      Только лишь за околицей обернулся, разглядел багровые отблески, распространившиеся  по всему горизонту  в надвигающихся  тучах.  Но не было это похоже на вечернюю зарю. 
     
      Напряжение природы переживало  свой апогей и готовилось  пролиться грозовым дождём и смыть тягостную  духоту прошедшего дня.  Воздух томился в ожидании прохлады. Над просёлочной дорогой, словно черные молнии мелькали ласточки,  рассекая  толпившуюся над луговиной  мошкару.  Притаившийся, за верхушками  сосен и берёз, ветер ожидал своего выхода, когда  развернёт он вовсю  ширь свои плечи и выйдет погулять по земле матушке. 
      День угасал, готовясь уступить место новому дню. ...
                2015 г