Себяед

- Слава, можешь посмотреть моего мальчика в сороковой реанимации? – как-то нехотя предложил мне мой однокашник и начальник абдоминальной хирургии.

- А что с ним?

- Помирает, пацан…Медленно, но верно идет к финалу. Полтора года назад его проперировал по поводу апендюка. Гнойный, флегмонозный, который естественно осложнился разлитым перитонитом, а затем сепсисом и несостоятельностью швов. Ты бы знал, сколько раз я ему в живот лазил?! Чуть ли не каждые две недели…- замолчал Володя и потер короткие седые волосы. - Даже, если и выживет, то всю жизнь будет сидеть на внутривенных смесях. У него кишки-то осталось сантиметров десять, да и те, скоро удалим. 

- А психиатр ему сейчас зачем? 

- Не знаю. Таблеток ему уже никаких нельзя… Может, поговоришь, а там глядишь, что-нибудь повернется в его голове... Ты, знаешь, мне кажется он жрёт. Я предупреждал его уже не раз, но он, клянётся-божится, что ни-ни, а потом у него развивается несостоятельность анастомоза с перитонитом и реоперацией. На его брюхе живого места уже не осталось. Режем уже по старым рубцам… И к тому же, он не в тюрьме…Кто-то приносит ему еду... Хотя, ты прав, раньше нужно было тебя звать... Профукали мы момент…

В сороковой ему выделили отдельный зал. Просторный, чистый, можно сказать, что почти ВИПовый, так как в соседнем лежали свежие послеоперационные: трое мужчин и одна женщина. Кто на трубе, кто ещё под седацией, а кто просто смотрел в потолок.

- Здравствуйте, Александр!

- Здравствуйте, доктор! – ответил худощавый бледнолицый юноша, через силу выдавливая улыбку на грустном лице. Он полусидел или полулежал в функциональной кровати, и смотрел со второго этажа в госпитальный сквер. Ему приоткрыли стеклопакет, и возможно он даже мог почувствовать запах расцветших кустов жасмина. На тумбочке игровая приставка, смартфон и пачка с журналами. Редкое счастье для реанимационного больного, да ещё к тому же солдата. Из пластиковой бутылочки медленно капает молочная смесь, из стеклянной бежит раствор с антибиотиком, внизу по дренажам стекает гнойный экссудат и все остальное полагающееся. 

- Давай знакомиться! Я врач-психиатр. Владимир Васильевич попросил поговорить с вами. Если вы не против, расскажите мне о себе.

- Я не против… - нехотя ответил юноша, откладывая смартфон и закрывая рукой рубцовое отверстие от трахеостомы на шее, - Но рассказывать особо нечего. Родился в Москве. Отца не знаю. Жил - не тужил… с мамой и бабушкой. Детский сад, школа, потом кулинарный колледж, работа в ресторане и армия. Служил в Выхино. Мать договорилась, чтобы меня по специальности использовали… в столовой части. В увольнительные домой ходил. С девушкой встречался. Потом поссорился с ней. Нашла другого. Попереживал конечно. За неделю до дембеля заболел живот. Вот лечусь. Пошел на третий срок службы. Что ещё? – исподлобья спросил он.

- Расскажи, Саша, о чём ты мечтаешь?

- Если честно, о еде. Вырвать бы эти все трубки, катетеры, зонды, дренажи, забросить подальше пакетик с калостомой и поесть по-человечески… Эх, как давно это было! Вы бы знали, доктор, какую я утку по-пекински готовлю! – сказал Саша и мечтательно закатил глаза. Они увлажнились и заблестели, как глаза у бегуна при обсуждении новых кроссовок ручной работы, у алкоголика при упоминании о запотевшей рюмке водки с солёным хрустящим огурчиком, у коллекционера, который с упоением описывает приобретение очередного раритета. «Человек – это борьба зависимостей» - подумал я, глядя на проступающий румянец у этого анемичного юноши и дрожащие от волнения руки. Я слушал его рассказ про выбор утки у знакомой бабули в деревне под Талдомом, про покупку мини-ананасов на Рижском рынке, горных артишоков с каперсами в итальянской лавке и не мог остаться равнодушным. Я незаметно сглатывал слюну и думал, почему такой злой рок настиг этого юношу. Неужели, сила страсти сильнее мозга, неужели его воля повреждена аддикцией и обратного пути уже нет? 

Перед отпуском я оставил ему карандаши с бумагой. Мы договорились, что он будет писать дневники, рисовать на произвольные темы, а потом поделится своими достижениями. 

- Ну как, Вов, наш общий знакомый? – спросил я у коллеги через месяц.

- Три недели назад умер. Нажрался. Перитонит. На вскрытии массивная ТЭЛА. 

(ТЭЛА – тромбоэмболия легочной артерии).