Дети-узники

«ЛЮДИ МИРА, НА МИНУТУ ВСТАНЬТЕ!»


11 апреля отмечается Международный день освобождения узников фашистских концлагерей. Централизованная система фашистских концлагерей предназначалась для физического уничтожения целых народов, в первую очередь славянских, для истребления евреев, цыган, для беспощадной эксплуатации узников. Эти лагеря оснащались душегубками, газовыми камерами и другими средствами массового истребления людей, крематориями. Жители Сосновой Поляны, угнанные во время Великой Отечественной войны насильно в Германию, рассказывают о своем печальном детстве. О детстве за колючей проволокой.

За что?

Передо мной школьная тетрадка, исписанная мелким почерком Нины Васильевны Мозгиной. Недавно она ушла из жизни, а ее воспоминания, от которых мурашки пробегают, остались…

«До войны наша семья жила в рабочем поселке от судостроительного завода им. Марти (п. Володарский Ленинградской области). В моей памяти начало войны связано с пустым зданием и открытыми дверями детского сада – рядом с нашим домом. А жестокая действительность пришла немного позже, когда снаряд попал в наш дом. В это время мы находились в бомбоубежище. Когда мы вышли, вся наша семья (восемь человек, в том числе четверо детей) осталась без жилья, одежды и запасов питания.
Начался обстрел... А люди... Они в ужасе бежали подальше от взрывающихся домов, от дыма, огня, смога... В этой горячке я была ранена, глаз был поврежден на всю жизнь. За что? В начале февраля 1942 года умерли от голода моя сестра (1 год) и бабушка (75 лет). Через две недели нас (отец, мать, пятилетний брат, вторая сестра, тоже 1 годик, и я, 10 лет) пригнали в концлагерь около станции Веймарн недалеко от Кингисеппа…».

Здесь стоит прервать рассказ Нины Васильевны. В годы войны фашисты совершили чудовищные злодеяния на территории Кингисеппского района. Гитлеровские палачи убивали ни в чем не повинных жителей. Убивали якобы за принадлежность к партийно-советскому активу, за помощь партизанам, за отказ от работы на немцев, за отказ от «добровольной» эвакуации в немецкие тылы, убивали без всяких причин и мотивов. За период оккупации с августа 1941 года по 1 февраля 1944 немецкие солдаты и офицеры расстреляли, повесили и замучили около 1000 мирных советских граждан. И это неполные сведения. Здесь было создано несколько трудовых лагерей, куда сгонялось трудоспособное население, особенно молодежь. В Кингисеппе, Котлах и Пейпии были созданы концентрационные лагеря, всех замученных и убитых детей невозможно сосчитать.

«… В этом концлагере нас держали в конюшнях на нарах в 3-4 яруса. Кормили один раз в сутки баландой из ржаной подгорелой муки, разведенной водой. Начались болезни: дизентерия, брюшной тиф… Люди умирали, как мухи. 5 мая 1942-го умерла моя вторая сестра (ей исполнился 1 год и 3 месяца). В мае 1942-го нас перегнали в концлагерь на станцию Идрица Псковской области. Поместили нас рядом с бывшим военным городком. Держали также за колючей проволокой под охраной автоматчиков на вышках. Здесь многие переболели тифом. Переболела и я, мама тоже болела, но мы остались живы, а те больные, кого увозили, уже не возвращались. Детей старались прятать от проверок.
Взрослых гоняли на работу в военный городок, а нас, детей, заставляли убирать помещения и территорию лагеря. Летом мы собирали лекарственные травы, а зимой нас по глубокому снегу гоняли собирать молодые побеги хвойных деревьев…».

Побег

«…В июле 1944-го нас погрузили в эшелон с военной техникой и повезли в Германию. На станции Митава под Ригой во время бомбежки нам удалось убежать. Даже глубокая и широкая река не была преградой, хотя многие не умели плавать, в том числе моя мама. Маме помог мужчина: он хватал ее за волосы и бросал вперед, я перебралась через реку самостоятельно. Не всем это удалось: немцы спохватились и стали топить плывущих ударами прикладов. Мы успели. На наше счастье лес начинался сразу за рекой, и это было спасение. В лесу беглецы собирались в небольшие группы и уходили вглубь.
По пути нам попался хутор, где нас, мокрых, дрожащих, голодных, встретили враждебно и пытались отравить. Пришлось, не отдыхая, уходить дальше. Наша группа, 40 человек, пробиралась лесом только ночами, боясь преследования. В районе Риги наши войска окружили много фашистских дивизий. Пришлось обходить этот участок. Хутора и поселки Литвы и Латвии были целы, разрушений не было. Другая картина открылась в Белоруссии. В деревнях сохранились только печные трубы, да и то кое-где. Люди жили в землянках. Мы шли по освобожденной земле. Наши солдаты, узнав, откуда мы идем, помогали, чем могли…
Наша группа дошла до Идрицы. В августе мой отец был призван на фронт. Он воевал в штрафной роте, вернулся инвалидом, но живой. Он нашел нас в Идрице, и в марте 1946 года мы вернулись в Ленинград».

Псковские партизаны

Нина Степановна Смирнова, активист Общества малолетних узников фашистских лагерей, вспоминает свои печальные дни:
«Нашей деревне на Псковщине повезло: немцы к нам только наведывались, а квартировали в других селах. Об облавах нас предупреждали свои «полицаи», и мы уходили в леса. Но вскоре немцы узнали о нашей связи с партизанами. Нагрянули в деревню, взяли в заложники несколько семей, в том числе и нашу. Не добившись от нас никаких сведений о партизанах, выстроили перед оврагом на расстрел. Взрослые спрятали нас за свои спины, и мы первыми упали в овраг, правда, кто-то переломал руки-ноги, но остались живы. Часть заложников, как добротную рабочую силу, отстоял у немцев «полицай», поручившись за их лояльность. Среди них были и мои родные.
И мы продолжили свое партизанское дело. Дети ходили по деревням, якобы побирались, а сами смотрели, где и какие немецкие части располагаются, сколько их и какое у них оружие. Мама и бабушка днем работали, а ночью пекли хлеб для партизан. За хлебом приходил посыльный, внимательно следя за сигналом безопасности.
Вскоре немцы увезли нас в лагерь неподалеку, охраняемый собаками. Днем взрослые работали на лесозаготовках, укладывали дороги, а дети постарше им помогали. Кормили нас очень плохо, хлеб был из опилок и каких-то примесей…».

Глоток свободы

В начале лета 1942-го партизаны освободили нас, и мы вернулись домой. Вся деревня была сожжена дотла – осталась только одна баня. В ней поселилось несколько семей, а остальные жили в землянках. Мама с бабушкой откопали зарытое зерно и напекли хлеба. Впервые за всю войну мы наелись досыта. Вкус и запах этого хлеба я помню до сих пор.
А потом опять немцы, опять страх. Загнали нас в товарные вагоны и повезли в Прибалтику. Но довезли до какого-то тупика и оставили без охраны. Мы сумели выбраться из вагонов и много дней лесами и болотами добирались до дома, обходя жилье стороной. И опять все сначала…
После войны мы жили трудно. Меня отправили в Ленинград, где я училась в вечерней школе и работала на «Красном треугольнике». Ну а дальше все наладилось: главное – мир!».

Своими впечатлениями о лагерях поделилась Антонина Яковлевна Романенко (Посудневская):
«Наверное, мне повезло больше других. Почему? Судите сами. Я родилась в деревне Крапивно Витебской области в декабре 1937 года, то есть в начале войны мне было три с половиной года. Отец ушел на фронт, а мы – мама, я, сестра четырех с половиной лет и девятимесячный брат – остались. Пришли немцы, выгнали нас в землянки, а сами заняли наши дома. Жили плохо, но относительно спокойно, потому что рядом не было лесов, а значит, не было партизан, и у фашистов не было причины устраивать в нашей деревне показательные наказания и казни.
В мае 1944-го маму с детьми, бабушку, дядю, двоюродного брата и две мои тети  повезли машинами в Германию. Ехали через Польшу и маскировались дымовыми завесами. Выгрузили нас на берегу Балтийского моря в городе Киль. Всем провели дезинфекцию. Помню, что жили в бараках, взрослые работали на судоремонтном заводе, а у мамы после этой санобработки так распухли ноги, что она не могла далеко идти, и ее оставили в лагере, где она работала уборщицей. Мы плохо питались, помню одну синюю капусту и кашу.

Повезло нам с начальником лагеря: он оказался лояльным немцем: ни показательных расстрелов, ни пыток я не помню... Очень зверствовал там русский надсмотрщик, издевался над заключенными, но свою цену и он заплатил. Однажды во время налета нашей авиации заключенные поймали этого надсмотрщика, потащили за бараки и стали избивать лопатами. Он кричит:
– Воды дайте! Воды!
– А ты нам давал?
– Не бейте, больно!
– А нам не было больно?
В общем, забили его до смерти. Наказать заключенных не успели. Нас освободили. Вскоре вышел начальник лагеря и обратился ко всем:
– Если я вас обидел, делайте со мной, что хотите.
И его никто не тронул. Всех погрузили в студебеккеры* и отправили в Белоруссию. Я ослабла, заболела пневмонией, и дома, в деревне, училась ходить заново. Тогда же и похоронку на отца получили… А дальше мирная жизнь».

***
Говорят, что история повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй – как фарс. После некоторых событий этот постулат следует взять под сомнение.
2018 год. Германия. В живописный городок Констанц съехалось множество журналистов – из Германии и из-за рубежа: в местном театре премьера спектакля «Майн кампф». Книга эта запрещена в России и во многих странах мира. Вот такая провокационная идея. Постановщики скандальной пьесы предлагали бесплатные билеты любому, кто наденет нарукавную повязку со свастикой. Никто не надел.
2019 год. Польша. Теперь уже другой режиссер ставит в Варшаве этот спектакль. Со сцены польского театра актеры произносят цитаты из издания «Майн Кампф». Режиссер этот не слишком широко известен даже в узких кругах, но у него очень большое желание быстрой славы. Не одобряя фашизм, режиссер считает почему-то важным отразить на сцене произведение Гитлера. Не верится, что это лишь рекламный ход. В современное искусство нередко вмешиваются провокации, но в этом случае стыдно за таких «творцов». Очень стыдно.
Несовершеннолетние узники… Жестокость нацизма, жестокость нелюдей 40- годов прошлого века. Жаль, что и сейчас появились гансы, мыколы и иваны, которые мыслят, как нацисты. Память о том, что пережили наши дети, нужно сохранять, чтобы это никогда больше не повторилось. Никогда!
_________
*«Студебеккер» – трёхосный грузовой автомобиль фирмы Studebaker Corporation, выпускавшийся с 1941 по 1945 годы. В то время он был самым массовым транспортным средством, поставлявшимся Советскому Союзу по ленд-лизу.