Любовь навеселе

У витрины, посмеиваясь, останавливались прохожие. Знаменитый плакат Маяковского, выставленный в окне магазина, в точности отражал настроение города! Утыканный сосками двусмысленный браковский* монстр, крича ярким слоганом, настойчиво рекомендовал «сосать до старых лет». Одурманенные нежданным товарным изобилием питерские старожилы добросовестно следовали советам рекламы, остервенело «насасываясь» палёным коньяком, кислотой* и спиртом «Рояль»* - хитом начала десятилетия. Дорвались до долгожданного буржуазного достатка! В городе, не привыкшем к свободе, царил дух вседозволенности - потерянный ныне рай для торговцев наркотиками, босяков и фриков разных мастей. Купи, вставляйся или распивай прямо на улице! Мир алкашей-маргиналов и полулегальных вонючих ларьков!

Ранняя весна. По раздолбанному Дальневосточному проспекту шкандыбает здоровенная пожилая тётка. Грузная строевая поступь несёт отпечаток тяжёлой тюремной походки. Мозглый ветер швыряет в лицо подтаявшую сажистую мокрядь. «Фу, - отплёвывается баба, - прям, как в Норильске. Куда ни попрёшься, в какую сторону ни повернёшь сковородник - отовсюду снег на рыло!» Она убеждена: название города Норильск, где ей довелось отсидеть последнюю из многочисленных ходок, означает «на рыло». Слева, в такт неспешным шагам проплывают щербатые плиты заборов с пристроенными к ним ржавыми торговыми павильонами. За грязными будками виднеются полуразвалившиеся остовы заброшенных заводов. Индустриальный пейзаж выглядит вполне аморально, радуя сердце и душу поддатой странницы. Справа сереют дома-инвалиды – блочные брежневки-развалюхи. В одну из маргинальных девятиэтажок и направляется Тролебузина: там у неё убежище – съёмная, на удивление ухоженная и чистенькая однокомнатная квартира.

Редким полуеврейским именем девчонку наградил отец, являвший собой жгучую смесь сталиниста и вора. Зло разочарованный, с горя вдребезги пьяный зэк-пролетарий – втайне мечтавший о шнифере*-сыне, - завалившись в роддом, поставил ультиматум: «Выбирай из трёх погонял! Кукуцаполь (Кукуруза – царица полей), Тролебузина (Троцкий, Ленин, Бухарин, Зиновьев) или Даздрасмыгда (Да здравствует смычка города и деревни!)». Не отошедшая от родов и не имевшая сил сопротивляться женщина выбрала имя Тролебузина. Муж был доволен: «Наши вожди – поголовно семиты мужеского пола! Может, и дочура с кликухой жидовской сумеет в люди выбиться - медвежатницей станет!»

Девочка, носившая славное вождистское имя, сполна оправдала надежды. С девяти лет начались приводы в милицию, а в пятнадцать она впервые загремела на всю катушку, оказавшись на «малолетке». Впрочем, заботливому татю-отцу, скончавшемуся от перепоя задолго до знаменательного события, так и не удалось порадоваться успехам дочурки.

Тролебузина приостановилась. Из дыры в бетонном заборе, странно коряча конечности, вытягивалось одичалое существо. То ли лохматый пёс-переросток, то ли потерпевший крушение и погибавший в токсичной для него атмосфере пришелец. Тролебузина наблюдала – любила она забавные сюрпризцы-нечаянности! Приглядевшись, увидела, что человек. Дрожащий, немощный старикашка с перекошенной от холода мордой. Чем-то похожий на былого знакомца – не жравшего с неделю и потому ослабшего маньяка-упырищу, которого ей довелось укокошить. С детства она не терпела убивцев! Протянула руку и помогла подняться. Тщательно рассмотрела. Нет! По всему видно, что человек смирный. Решила к себе отвести.

Со стороны они – забавная пара. Высоченная, плотная бабища с недобрым, внушающим робость лицом и еле живой доходяга в грязи и лохмотьях. Если бы не Тролебузина, дед бы не удержался на ногах: ветер и снег продолжали неистовствовать, творя вокруг них аморально-маргинальную круговерть. Редкие прохожие старались держаться поодаль, хотя картина и не из ряда вон! И не такое видывали. Время диктовало свои реалии.

От деда разило гнилью. «Обделался, что ли, - размышляла Тролебузина, - или от наркоты разлагается?» Но не брезговала: ей не впервой. Дома первым делом раздела и затолкала в ванну, полную горячей воды. Сверху сыпанула порцию дешёвого порошка для ручной стирки. Пусть отмокает! Одежду свернула в куль и бросила в мусоропровод. Прошла на кухню. Открыла морозильник. Выбрала початую «полулитровочку - чистую слёзочку». Полюбовалась на опрятный рядок радетельно уложенных «белых сестричек». В груди потеплело: запас окрылял её душу! Плеснула в стакан грамм сто. Выпила. Плеснула ещё грамм пятьдесят. Снова выпила. Будто расцвело внутри. Словно солнышко ясное встало, растопив злую наледь, покрывавшую сердце. Беснующаяся за окном непогода осталась далеко-далеко. «Вот ведь, - подумала Тролебузина, - всё же от Бога! И люди – всё животины! Сморкач или цуцик иной - всё твари живые… Пойду-ка взгляну, что там да как…»

Дедуля, положив голову на край ванны, тихонечко спал. Серая мыльная пена лохмотьями плыла по воде, прикрывая страдальца густой грязной плёнкой. «Ишь! Разморило-то как!» - шмыгнула носом жалостливая от «ромашкового» невесомого опьянения Тролебузина. Открыв слив и включив горячую воду, начала намывать тщедушное лёгкое тело, бесцеремонно крутя и поворачивая его во все стороны. Дед только кряхтел да охал. Пар заволакивал крохотную ванную. Сопрев, Тролебузина скинула халат, оставшись в огромных застиранных трусах и лифчике. Наконец, отмыв и оттерев хилую тонкокостную плоть, взвалила беднягу на плечи и отнесла в комнату.

Убрав полотенце, Тролебузина в изумлении ахнула: перед ней, поджав колени, лежал сильно колбасившийся с будуна и недоеда худенький паренёк лет двадцати – двадцати двух. «Вот же недотыка! - Сердце Тролебузины – истасканное по зонам, недолюбленное и недоласканное – так и всколыхнулось от нежности. - Сейчас, сейчас тебе полегчает». Простучала пятками по узкому коридору, налила полный стакан водки. На этот раз прихватила и литровую колобаху лимонада. Отведав «лекарства», пациент погрузился в глубокий, спокойный сон. Присевшая над ним Тролебузина залюбовалась. Хрупкий, с белокурыми после мытья волосами паренёк показался ей ангелочком. Вздохнув, она приоткрыла кончик одеяла и, протянув руку, дотронулась до шерстистой, в болячках ноги. Тихо-тихо, чтобы не разбудить, провела от ступни до колена. Сердце внезапно забилось - чрево наполнилось зыбким, забытым, растерянным в пересылках и тюрьмах теплом. Первобытное сильное чувство - затюканное людским неприятием, битое дряблой докукой-сухотой - возвращалось к женщине. «Любовь согревает сильнее, чем водка», - подумала она, убирая прочь руку. На душе становилось светло: жизнь обретала и ценность, и смысл! Выпив ещё полстакана, Тролебузина достала раскладушку и, целомудренно устроившись рядом с кроватью, уснула.

За ночь подметала-метель прибралась – прикрыла весеннюю распутицу белоснежной простынкой. С раннего утра в посвежевшем, занесённом вьюгой дворе начали копошиться похожие на тараканов собачники - клумбы, газоны и детские площадки заново разукрашивались игривыми серыми кучками.

Проспавшийся паренёк, тщившийся воскресить вчерашний напрочь размытый день, прислонился к балконной двери, погружаясь в давно прожитое. Зябкий март, кружа ватными хлопья влажных снежинок, возвращал его в прошлое: когда-то в родительской двухкомнатной «распашонке» он точно также стоял у окна и любовался узорчатым хороводом белых летучих корабликов. Безжалостная цепкая память не отпускала, отчётливо проступая «весёлыми картинками» далёкого детства: чадными трубами близкого химзавода, токсичными отстойниками и ядовитыми золоотвалами.
Тролебузина тоже проснулась и пребывала в утренней жёсткой депрессии. Очарование пьяной ночи ушло в никуда. Хмурясь, она искоса поглядывала на давешнего «милушку»: перед ней стоял не белокурый ангелочек, а попахивавшая тлением, заживо разлагавшаяся развалина! Узкая изъеденная гнойничками спина и сутулые плечи вызывали лишь отторжение.

Она поднялась – раннее злое похмелье требовало немедленной жертвы.

«Любить и жалеть такого - что воду носить в решете», - решила баба.

Тихонечко-легонечко стала подталкивать паренька к выходу. От «постояльца» доносился гнилостный тонкий душок. «Фирменная вонь», - подумала Тролебузина.

- Ступай, касатик! Ступай! Обогрелся, помылся – и будя!

Но в последний момент сердечко негаданно ёкнуло. Словно предчувствие смутное охватило хозяйку. Махнув рукой, выгонять квартиранта не стала. Взамен прихватила бутылку водки и с комфортом устроилась в кресле напротив увешанной картинками старенькой мебельной стенки. Быстро пьяневшие глаза упёрлись в ободранную временем репродукцию эрмитажной акварели Руо*. На ней красовалась покрытая синими и фиолетовыми мазками уродливая голая тётка.

«Вылитая я», – подобные сравнения и раньше ей в голову шли.

Жалость к себе и кручина проступили нежданными слезами:

«У той трупные пятна на теле лежат, а у меня по всей душе разнесчастной разлиты!»

Внезапно, будто весточка добрая с воли – так вдруг сладостно стало сердечку, - снизошло озарение: художник-новатор выписывал не безвестную женщину, а одну из жён мироносиц - библейскую Марию Магдалину! Сподвижницу самого Иисуса!

Вспомнилось, что тюремный священник когда-то учил: «У католиков длинные волосы и череп – непреложные атрибуты кающейся блудницы».
«Волосы не распущены, а наверх прибраны – только и разницы, - Тролебузина, слывшая бабой дотошной, пристально разглядывала полотно. - За череп отражение лика в зерцале сойдёт - такое же страшное!»

Подгоняя детали увиденного под ниспосланную ей свыше вдохновенную интерпретацию, она не забывала о животрепещущем.
Наполнила стопки. Одну протянула обретшему заново ангельский облик страдальцу.

«Чудеса, да и только!» - вертелось в больной голове.

Целебная сила «полулитровочки - чистой слёзочки» внушала нешуточное почтение. Оздоровительный напиток окончательно просветлил её, подбодрив некрепкую духом маловерку. Тролебузина осознала: великой грешнице и внешне точной копии христианской святой выпала доля послужить человеку и Богу! Возлюбить-охранить страстотерпца и новоявленного мученика! Заживо сгнивавшего от стрептодермии горемыку-приживальщика!

Впереди обозначилась вожделенная ясная цель. Настроение вмиг поднялось. Тролебузина искренне верила: не от водки!

День задавался! Как и накануне, ощущение нужности и значимости пустопорожней доселе жизни наполнило мир! Яркое алкогольное счастье и жажда крестного подвига кружили голову!

До следующего трезвого утра.


• Жорж Брак – основатель кубизма, любимый художник Маяковского.
• Распространённое название ЛСД.
• Сомнительного качества дешёвый спирт, производимый в Нидерландах и популярный в России начала 90-х.
• Шнифер – высший разряд «домушников», идущих лишь на крупные кражи.
• «Обнажённая с поднятой рукой», акварель Жоржа Руо – одного из представителей французского фовизма.