Глава 5. Денис. Отголоски из прошлого

Денис мрачно смотрел на длинную пробку из автомобилей, подъезжающих к мосту. Как пить дать опоздает, опять Викентьев будет орать.
Как погано день начался, так и понеслось.
Мало того, что он опять не смог сказать Ирке, что между ними все кончено, так еще и обидел ее. И она стерпела. Не возмутилась, не заплакала, не высказала ему, какой он хам и подлец, а наоборот, посчитала себя виноватой в его непристойном поведении, кинулась готовить завтрак, заглядывала в глаза, словно заискивала, зачем-то попыталась оправдаться.
«Может, я что-то не так делаю?»
Да, черт возьми, все, все не так!
Прежде всего, она не должна была сторожить его в тот день возле Управления, а он не должен был!..
Не должен был ее слушать и допускать крамольные мысли, ошарашенно глядя на ее слезы.
Ирка разрыдалась, а он растерялся, подумал вдруг:
«А что тебе еще надо, Варламов? Зачем метаться куда-то — вот же она, твоя судьба, — ждала тебя по-соседству, качалась в твоем гамаке, таскала тебе пироги и котлеты, носила цветы на могилу твоих родителей! Может, именно эта девочка росла для тебя? По крайней мере, ты знаешь ее всю свою жизнь. У нее нет безбашенных друзей-байкеров и никаких сюрпризов она тебе не приготовит — вся, как на ладони!»
Откуда взялась эта мысль?
Какой бес (не ангел же!) внушил ему ее, нашептал в левое ухо, словно окутал туманом разум? И что теперь ему делать со своей жизнью? С Иркиной? Пришлось позорно сбежать из собственного дома, чтобы только не отвечать, не смотреть ей глаза, не сделать еще больнее.
Тьфу ты!
Только немного отошел от разборок с одной бабой, как они тут же начались с другой!
На выяснения отношений с наивной и доверчивой, слепо любящей его, Иркой у него не было никаких внутренних сил — вот, если бы она первая проявила инициативу, начала бы обвинять, тогда, может быть, он и решился бы объявить ей о разрыве. А как бы поступила Маргошка, будь она на Иркином месте сегодня утром?
В ответ на каверзный вопрос, поставленный самому себе, Денис только хмыкнул. Во-первых, Маргошка сразу же послала бы его далеко и надолго — уж она-то не цеплялась ни за какие отношения, и выяснять бы ничего не стала, ну а во-вторых, с ней у Дениса априори никогда не возникло бы такой ситуации!

Стоило вспомнить бывшую подругу, как все мышцы пронзила знакомая судорога, скручивая внутренности в один болезненный нервный узел. Взгляд оторвался от дороги и воровато переместился на темный экран, пальцы пробежались по кнопкам, отыскивая нужный номер в записной книжке — посмотреть-то он может. К тому же, звони-не звони — все одно, ему не ответят, сбросят звонок, как сбрасывали его уже много раз за эти четыре месяца.
Вереница машин медленно тронулась по мосту, поэтому глаза оторвались от айфона, нога тронула педаль газа, рука машинально нажала на вызов абонента и вернулась на руль, уши приготовились услышать, что абонент временно недоступен.
— Да? — сонным голосом ответил гаджет, лежащий на соседнем кресле.
От неожиданности Денис резко дернулся, плетущаяся позади него Хонда еле успела взвизгнуть тормозами рядом с его задним бампером. Водитель, обматерил его на всю дорогу, не стесняя себя в выражениях:
— Ты че, мудила, охренел совсем?!
Но Денис проигнорировал нелестный отзыв о его водительских способностях, не обратил на него внимания, практически не услышал — плевать, пусть хоть все оборутся, не до них — Маргоша наконец ответила на его звонок и в данный момент он был очень занят выяснением отношений, ведь тогда, четыре месяца назад, он так и не понял, почему же она его бросила, да еще так внезапно.
— Приветик, Марго! — Рот растянулся в саркастической ухмылке. Против его воли собственный голос язвил, язык издевался. — Спишь? Что, бессонная ночка выдалась? Хорошо развлеклась? Я рад за тебя!
Высказав свои предположения, Денис чертыхнулся про себя — идиот, разве эти слова он собирался сказать ей? Сейчас бросит трубку.
— Денис? — в трубке послышался сладкий зевок. — Зачем ты звонишь?
Вот так, словно только вчера расстались, как будто не висели тяжким грузом у него за плечами четыре чертовых месяца, когда она сбрасывала звонок за звонком, не отвечала на сообщения, отгородилась от него в социальной сети, когда каждый прожитый без нее день казался ему резиново-растянутым, бесконечным.
«Зачем ты звонишь?»
— Хочу поговорить с твоим парнем, — объяснил он девушке. — Дай-ка ему трубку, нам надо кое-что обсудить!
Снова не то. Да что ж такое-то?! Язык жил самостоятельной жизнью, самозабвенно плевался ядом во все стороны, и Денис был ему не указ.
— У меня никого нет, — голос Маргариты преобразовался в презрительно-устало-механический.
Выяснять отношения с раннего утра у нее, видно не было никакого желания — зато у Дениса оно вспыхнуло неукротимым пламенем и сжигало изнутри, разбередив сведенный судорогой нервный узел в животе.
— Не развешивай мне лапшу, детка! Разве такое возможно, в принципе? Ну же, давай, колись, с кем ты там сейчас? Слышал, Герману опять выпала фишка, но может я ошибаюсь? А может, он там не один такой счастливчик?! Тогда понятно, почему ты не выспалась!
Яд капал с языка, капал с трубки, Денис физически ощущал, как травит свой собственный организм, но ничего не мог поделать с собой.
— Если у тебя все, то до свидания, мне уже пора, — презрительно-устало-механическим голосом Маргоша послала его куда подальше. — Спасибо, что разбудил.
Ее спокойный тон взбесил.
— Нет, не все! Мы не договорили!
— А я не собираюсь продолжать разговор в таком тоне, — отрезала Маргоша и отключилась.
Денис бросил телефон на кресло и задался вопросом: есть ли разница между злостью и бешенством? И где проходит черта, обозначающая границу между ними? Когда он начал разговор — это была просто злость, закончил в бешенстве. Что за чертов характер?!
Сколько раз он представлял себе их разговор, представлял, как скажет, что скучает, что жизнь потеряла всякий смысл без нее, что он готов забыть ее измену, попытаться понять ее свободный образ жизни, попытаться принять его и снова начать все сначала — а вместо этого cлетел с катушек с первых же слов и закусал ядовитым зубом.
Вереница машин медленно сползала с моста, еще немного и пробка должна рассеяться. Сколько он тут ездит, столько администрация города обещает расширить полотно дороги, но, когда это случится на самом деле, неизвестно, а пока приходится каждое утро терять время в бесконечных пробках, другого пути через реку нет. Ну вот, наконец-то, машина сползла колесами на твердую землю, Денис приготовился рвануть вперед по обочине, вслед за несколькими лихачами, такими же нетерпеливыми и хитрыми, как он, приспособившимся обгонять пробку по узкому тротуару. Привычные к утренним автомобильным гонкам, редкие пешеходы пробирались по протоптанной возле заборов домов тропинке.
Однако, этим утром Дениса ждало еще одно испытание: снова ожил телефон, но на этот раз звонила ему вовсе не Маргоша, и даже не Ирка — звонила Мэри, отцова шлюшка.
Несколько секунд он слушал мелодию рингтона и тихо зверел — с этой бабой он не желал общаться и не стал бы ни при каких обстоятельствах, если бы не обещал умирающему отцу, из-за чего долго потом ругал себя за ненужную жалость и неожиданную бесхребетность.
— Мэри? Привет, что там у тебя случилось?
Выслушав ответ, Денис резко вырулил на обочину и остановился, перекрыв возможный проезд своим собратьям-лихачам, за что тут же огреб порцию полезных советов:
— Да что же ты творишь-то, гад?!
— Дома сиди!
— На автобусе езди!
— Тебе поговорить больше негде, баклан?!
Пока Денис вылезал из своей «малышки», решительным шагом подходил к обнаглевшему от безнаказанности водителю Хонды, тот успел оценить проблему, поднял стекло и проехал вперед, сделав вид, что его не касается нервная обстановка на трассе.
— Твое счастье, урод, что некогда мне разбираться с тобой, — процедил ему вслед Денис.
Вернувшись в машину, снова набрал ненавистный номер.
— Еще раз и поподробнее: когда и куда он ушел? Он учится по субботам, а ты устраиваешь вечеринки? Впрочем, мне плевать. Где, ты говоришь, Сережка был в это время? Ночевал у друга? Значит, сходи к этому другу, обзвони всех его друзей, подумай, куда еще он мог уйти! Время только полвосьмого, может, он проспал. Я не собираюсь бросать все свои дела и кидаться его разыскивать — это твой сын! Нет-нет-нет, знаешь, на меня ты не пытайся перекладывать ответственность за него — у нас с тобой договор, не забыла? Я только выполняю предсмертную просьбу отца, кстати, причин увеличивать ваше содержание не вижу! Всё! Если не придет через час, тогда звони, подключу кого-нибудь из наших ребят.
После этого разговора пришлось парочку минут приводить к общему знаменателю свою нервную систему — общение с Мэри каждый раз надолго выбивало из душевного равновесия.
Нечего сказать, создал он себе проблему! Отец ее создал. Земля ему пухом!

Сколько горя папа причинил матери, но она мужественно делала вид, что ничего не знает о его второй семье, страдала молча, в одиночку, прятала от всех свои переживания, даже от сына — в особенности от него, не хотела, чтобы он, тогда еще подросток, возненавидел своего отца.
Может, Денис так ничего и не узнал бы до поры, до времени, но отцову шлюшку, которую по идиотскому совпадению тоже звали Марией, не устраивало такое положение вещей, прятаться и скрываться она не желала, делить отца с его законной женой и сыном была не намерена.
Она громко заявила о себе, придя к ним в дом с коляской, угрозами и ультиматумами — молодая и красивая нахалка.
Денис помнил замешательство и растерянность в глазах своей матери, когда двухлетний Сережка носился по их гостиной, ошалев от свободы, раскрывал дверцы у всех шкафов, лез в ящики, хватал и разбрасывал только что выглаженное белье по полу — никто не делал ему замечаний, не останавливал, а наоборот, Мэри (так она представилась) лишь напоказ умилялась его резвостью и разрешала лезть везде.

В тот день привычный мир рухнул навсегда: Денис не мог больше смотреть на отца без брезгливости — какая любовь, к черту, в сорок восемь лет! — не мог оторвать глаз от наглой бабы, предъявившей его, Дениса, матери свои требования на право обладания ее мужем, не понимал, не хотел понимать позицию своей мамы, которая даже не попыталась отстоять свое неоспоримое преимущество, а сразу же сдалась: не вцепилась в волосы этой наглой твари, не высказала ей прямо в бесстыжую рожу, куда та может засунуть свои ультиматумы,  не запихнула ее ребенка обратно в коляску и не указала им обоим на дверь — просто молча опустилась на стул и выслушивала претензии молодой соперницы с самым жалким и беспомощным видом, глядя куда-то в сторону.
Самому Денису было уже семнадцать лет, предательство отца упало на плечи гранитной глыбой, потрясло, и, если бы его настоятельно не попросили выйти из комнаты, он так бы и поступил — выгнал бы в шею эту проститутку вместе с ее ребенком.
Она ушла сама, но не одна — вместе с ней ушел и отец. Протестующие вопли младшего сводного брата еще долго звенели у Дениса в ушах, Серёжка не хотел прерывать свое интересное занятие, сосредоточенно и самозабвенно рассыпая по коврику в ванной комнате стиральный порошок.
 
Отец вернулся через два года. Немного поколебавшись, мать впустила его.
«Он здесь прописан», — объяснила она взрослому сыну, виновато глядя в глаза, горящие непримиримым возмущением.
В ответ на это Денис съехал в институтскую общагу, потому что рана была еще слишком свежа, а христианским всепрощением он не страдал по молодости лет, в отличие от своей матери.
Прибегая домой за чистыми вещами, узнавал, что время от времени отец снова уходит к своей шлюшке, правда, ненадолго, и снова возвращается в семью, с которой так и не смог порвать официально. Теперь он обитал в квартире, как временный жилец или, как сосед, то появлялся, то снова пропадал, но мать, почему-то мирилась с этим, даже оправдывала его перед Денисом.
«Разве было бы лучше, если бы он бросил маленького ребенка? Вот тогда я перестала бы его уважать»
«А я?! — возмущался Денис. — А меня, значит, можно было бросить?! За то, что он бросил меня, ты не перестала его уважать?!»
«Ну ты ведь уже не маленький, сыночек, — грустно улыбалась мама. — Вон какой вымахал, рукой не дотянешься подзатыльник дать!»
В общем-то, она была права, ему вполне хватало тепла и ласки от нее одной, а вот отец с того дня потерял право давать советы и разговаривать с сыном на равных — общаться с ним Денис не желал, игнорировал, словно тот и вправду был временным постояльцем в свободной комнате.
Через некоторое время, в очередной раз вернувшись от Мэри, отец свалился с приступом жестокого кашля и болью в груди. Не подойти к больному человеку, несмотря на все свои обиды, Денис посчитал подлостью, а подойдя, поразился впавшим щекам, выступающим скулам, тревоге и скорби в глазах. За те два-три года, что они жили вынужденными соседями, отец исхудал, высох и, будто стал меньше ростом, а он и не замечал, а может, не хотел замечать.
«Я вызову Скорую.»
Отец ухватил его за руку.
«Обещай мне, что не оставишь брата!»
«У него есть мать», — Денис упирался, уже тогда чувствовал, что этот разговор выйдет ему боком.
«Мэри… плохая мать, — сухие глаза подернулись влагой. — Сережка пропадет с ней.»
Денис молчал, не знал, что ответить, попробовал выдернуть руку, но отец требовательно сжал ее горячей ладонью.
«Прости, сынок! С твоей матерью я поступил нехорошо, но с тобой расставаться я не собирался. Ты не должен переносить ненависть ко мне на своего брата, он тут не при чем! Обещай, что позаботишься о нем!»
«Обещаю, ладно.»
Слово вырвалось: тогда он думал, лишь бы прекратить этот странный разговор, но в больнице отцу диагностировали обширный инфаркт, как осложнение на сердце после застарелой плевропневмонии, перенесенной на ногах — отец скончался через два часа после прибытия в больницу, спасти его не смогли — слишком поздно.
Беда одна не приходит: на девятый день умерла мать.
Поехала на кладбище, да не доехала — случился инсульт. Забеспокоившись через несколько часов после ее ухода (уехала с утра, а на часах уже полдень!), Денис кинулся разыскивать ее по всем знакомым, нашел поздно вечером в городском морге. Мать лежала там, как неопознанный труп, подобранный рано утром на автобусной остановке.
«Умолил Господа, не смог там один, без Машеньки, — причитала у могилы соседка. — Она-то, святая душа, теперь хоть заступится за него!»
Вторые похороны дались Денису очень тяжело, хорошо, что Харитоновы, тогда еще просто соседи по даче и знакомые отца, оказались рядом с ним в это непростое время и взяли на себя скорбные хлопоты.
Как опускали мать в могилу он не помнил, Елена Семеновна что-то вколола ему перед погребением и Денис находился в каком-то ватном облаке. Ирка, в то время девчонка-школьница, вела его под руку, не отпускала и говорила что-то успокаивающее. Денис не слушал, ждал, когда же она замолчит, хотелось тишины и покоя, но их больше не было в его жизни.
 
Дурацкое обещание, данное отцу, лишь бы тот отвязался, тяготило и не забывалось, как он не старался от него отмахнуться, всплывало в сознании молчаливым укором — так тянет старый долг, о котором никогда не напомнят твои знакомые, потому что слишком хорошо воспитаны, но о котором ты сам забывать не должен, если хочешь считать их друзьями.
Но с какой стати, он должен заниматься своим сводным братом? У него есть мать — хорошая или плохая, неважно — она и обязана им заниматься! Почему отец опутал его по рукам и ногам своей просьбой?
После поминок сорокового дня, в конце концов, Денис решил съездить посмотреть… Он оказался прав: все-таки оно вышло ему боком, то неосторожное обещание, которое вырвалось лишь потому, что молчать было нельзя.
Мэри нисколько не изменилась за те семь лет, что они не виделись: ни внешностью, ни характером.
Она встретила его кокетливой улыбкой и все два часа напропалую строила глазки. Против воли глаза задерживались на ее длинных стройных голенях, коленях с ямочками, полной груди, теснившейся в легкой домашней майке — отцова шлюшка была хороша. Она прекрасно видела его мужской интерес, оценивающие взгляды и (можно было не сомневаться), намекни он, легла бы с ним в постель, не задумываясь ни на минуту.
Денис без труда разглядел масляную поволоку под длинными ресницами, которую ни с чем не спутаешь, и едва не взбесился — как мог отец клюнуть на такую дешевку?! Да видно же невооруженным глазом продажную сущность этой бабы! Или он выбирал ее исключительно по экстерьеру, как лошадь?!
 
Брат оказался хмурым долговязым мальчишкой, светловолосым и лохматым. Пока его мать оживленно трясла перед носом Дениса пухлыми прелестями, а заодно тетрадями и дневником своего сына, пока расписывала его успехи в английской школе и спортивной секции, Сережка, послушно сидел за столом, делая вид, что все это его не касается, однако, украдкой бросал неприязненные взгляды на родственника и снова скучающе приподнимал брови, прикрывал глаза ресницами. У Дениса он не вызвал никаких братских чувств, хотя пацан, вроде был и неплохой: учился с удовольствием, судя по оценкам, много занимался дополнительно, имел уже какие-то похвалы в секции бокса. В его пользу говорило и то, что он не пререкался со взрослыми, а покорно ждал, когда его выпустят из-за стола, но все же, в быстрых вороватых взглядах проскальзывало упрямое нетерпение — те такой уж он и паинька. Денис разглядывал сводного брата, с мрачным удовлетворением забавлялся, глядя, как тот ерзает на стуле, рассеянно слушал жалобы его матери на скудные детские пособия, выдаваемые социальной службой, на высокую квартирную плату, с неприятным удивлением узнал, что Мэри, оказывается, не работает, а проживает деньги с карточки его отца.
Решение трудного вопроса пришло само собой.
С Мэри Денис заключил договор, который устраивал его по всем пунктам: он переводит ей дополнительное пособие, типа алиментов, на содержание своего сводного брата (все же, не чужой он ему), но не просто так, а исключительно за успехи в учебе.
Или так — или никак!
За двойки и хулиганство Денис платить не собирался, поэтому впоследствии тщательно проверял оценки брата, по крайней мере четвертные и годовые. Он платил — Мэри особо его не доставала, только в последнее время стала требовать увеличения пособия. А теперь еще и Сережка начал уходить из дома — ситуация с братом начинала выходить из-под контроля.
 
На работу Денис безнадежно опоздал…