Б. Глава восьмая. Главка 3

     – Ты не спишь? – сдержанный шёпот раздался над самым её ухом, и Полина приоткрыла глаза.
     Фигура Влада, еле различимая в темноте, стояла над ней неясным овалом. Она не заметила, как он вошёл.
     Полина приподнялась в постели, опёршись на локоть.
     – Что ты тут делаешь? – недоумённо спросила она. – Как ты тут оказался?
     – Ты не заперла дверь. Мне надо с тобой поговорить.
     – Поговорить? Сколько сейчас времени?
     – Почти двенадцать. Они уже легли. 
     – Легли, конечно, им же рано вставать завтра. И тебе тоже, насколько я знаю.
     – Да, – подтвердил Влад и упрямо повторил: – Но мне нужно с тобой поговорить.
     – О боже! – вздохнула она и окончательно проснулась. – Другое время ты не мог для этого выбрать?
     – Нет, не мог. Я могу это сказать только тебе. И только по секрету.
     – Ну, ты мог бы сделать это не посреди ночи.
     – В другое время мы не бываем наедине.
     Это было правдой, и Полина ничего не могла тут возразить. В последние пару лет они в основном встречались за обеденным столом. Раньше было по-другому, раньше они были очень дружны. Но с возрастом всё меняется. Да и, по правде говоря, у них почти нет общих интересов.
     – Хорошо, – Полина подтянулась повыше, положила подушку под голову. – Садись сюда, – она похлопала по одеялу рядом с собой. – Только, если можно, покороче. Я сегодня не слишком хорошо себя чувствую.
     – Да, ты сегодня совсем хмурая, – отозвался Влад, с готовностью сев на предложенное место. – У тебя всё в порядке?
     – Не слишком, но я совсем не хочу об этом говорить. Выкладывай, что у тебя там.
     – Ну… это не так просто, – даже в темноте было заметно, как Влад смешался. –Я… кое-что слышал… и видел, и… не знаю, как это объяснить.
     – Где слышал?
     – В школе, в спортзале, вчера вечером.
     – Там, где вы играете в баскетбол?
     – Да, но это было уже после игры. Я вернулся… когда все уже разошлись. Сам не знаю зачем, просто… ну да это ерунда. И там, в раздевалке, было два человека. Один – мой тренер, Богдан Яковлевич. А другой… его я не знаю. Мне удалось… – тут он совсем потерялся в формулировках и умолк.
     – Удалось подслушать, о чём они говорят? – уточнила Полина.
     – Да, то есть… я не хотел, я правда не хотел! Всё получилось случайно.
     – Это неважно, как получилось. Что ты услышал?
     – Вот тут самое сложное. Видишь ли, я не до конца понял, о чём они говорили. Но это было что-то… что-то незаконное, я уверен. Они были похожи на заговорщиков!
     – Заговорщиков, – чуть иронично повторила Полина. – Ты перечитал приключенческих романов в юности.
     – Да нет же, я правду говорю! Они явно совещались о чём-то нехорошем.
     – И ты совсем не понял, о чём именно?
     – Ну… кое-что понял. Просто… Богдан Яковлевич был совсем не таким, как обычно. Не таким, каким я его знаю. Он был просто другим человеком!
     Полина взяла брату за руку. Ей хотелось поддержать его, как-то помочь. Она видела, что он очень огорчён. Но сейчас она просто не в силах была кого-то поддерживать. Тут самой бы не упасть.
     – Ты хочешь сказать, что разочаровался в нём?
     Неуместный вопрос, и она сразу это поняла. Брат отстранился, отнял руку.
     – Он вовсе не мой герой, если ты об этом, – очень тихо промолвил Влад. – Я только… не ожидал, что он такой. Они обсуждали какое-то преступление, какое-то нападение. Этот второй человек вроде как отчитывался, а мой тренер… ну, видимо, он там главный.
     Объяснение получилось путанным, однако одна фраза обратила на себя внимание Полины. Она насторожилась.
     – Ты сказал – нападение?
     – Да, что-то в этом роде. Кажется, этот второй человек вместе с другими на кого-то напал. И это было спланировано.
     – А имя этого второго человека случайно не называлось?
     – Да, Богдан Яковлевич назвал его… только я что-то не могу вспомнить.
     – Постарайся, Владик, – настаивала она. – Это может быть очень важным.
     Влад наморщил лоб.
     – Кажется… – не слишком уверенно проговорил он, – кажется, его звали Павел.
     – Павел? Ты уверен?
     – Да, теперь почти уверен. И ещё тренер называл его музыкантом.
     Холодок пробежал по спине Полины. Так и есть! Какое удивительное совпадение!
     – Послушай, Влад, – громко зашептала она. – Ты правильно сделал, что рассказал мне. Но думаю, тебе нужно пойти с этим в полицию.
     – Нет, – он рывком встал с кровати. – В полицию я пойти не могу.
     – Но ты ведь сам сказал, что речь шла о преступлении.
     – Да, но я не могу знать наверняка. А главное, ведь это мой тренер, Поля!Понимаешь, мой тренер, который… который очень много для меня сделал. Я не могу донести на него! Это будет… предательство.
     Полина медленно покачала головой. Конечно, реакция её брата была вполне предсказуемой. На его месте, наверное, она тоже бы так рассуждала. Однако она не на его месте.
     – Я понимаю, Влад, я понимаю, – успокоительным тоном сказала Полина.
     Получилось натянуто, неестественно. Ей уже давно не удавалось найти нужные интонации в общении с братом. Трудно ведь избавиться от ощущения собственного превосходства, когда ты всю жизнь была старшей сестрой.
     – Только рассуди сам, – продолжала она, – если твой тренер замешан в каком-то нехорошем деле, могут пострадать другие люди. Вряд ли ты хочешь брать на себя ответственность за их благополучие.
     Влад упорно молчал. Пожалуй, это был не лучший подход. Полина решила переменить тактику.
     – Вот ты упомянул, что Богдан Яковлевич был совсем другим человеком. В каком смысле?
     – Он… говорил о том, что нужно… сдать кого-то. Каких-то людей, которые им помогали. Этот Павел сомневался, а Богдан Яковлевич настаивал. Я никак не могу понять… он всегда говорил, что мы в команде должны друг друга поддерживать. Не выдавать чужих секретов. А тут… тут он предлагал пожертвовать этими людьми. Даже если они совершили что-то плохое, это ведь нечестно!
     – Ну вот видишь, – уцепилась за его слова Полина. – Твой тренер на самом деле не такой человек, каким тебе представлялся. Он учил вас тому, чему сам не следует. А ты сомневаешься, нужно ли тебе идти в полицию. Это, конечно, не моё дело, но мне видится, что он уже лишился твоего доверия. Просто ты сам пока не хочешь признаться.
     – Да, наверное… – упавшим голосом согласился Влад. – Просто мне сейчас очень трудно… и плохо. Ты единственная, с кем я могу посоветоваться.
     Это было сказано очень просто и без всякой аффектации. Полина почувствовала, как внутри у неё что-то дрогнуло.
     – Не стоит так переживать, – мягко промолвила она. – Тебе просто нужно принять решение, и принять его самому. Я могу тебе помочь, но не могу решить за тебя. Не спеши, обдумай всё хорошо. А потом скажи, к чему ты пришёл. Договорились?
     – Хорошо, договорились! – в голосе Влада послышалось некоторое облегчение. – Спасибо тебе, – он протянул руку и неуклюже погладил сестру по голове. – Обещаю, что не буду думать долго!
     – Вот и отлично. А сейчас иди к себе и постарайся заснуть.
     – Уже иду. Спокойной ночи!
     Дверь за Владом бесшумно закрылась, и комната погрузилась в мягкую тишину. Полина всё так же полусидела, прислонившись к спинке кровати. Этот ночной визит разволновал её, даже сильнее, чем можно было предположить. История, которая началась в парке и свидетелем которой невольно выступил Петя Евстигнеев, теперь получила неожиданное продолжение. Полина оказывалась втянутой в уголовное расследование со всех сторон – это было, конечно, неприятно, но в то же время волнующе.
     Только вот мысли её сейчас заняты совсем иными проблемами. Весь вчерашний вечер и сегодняшний день она была словно сомнамбула. Почти не ела, не слышала, когда с ней заговаривали, не прикасалась к инструменту. Ей нужно было пережить, переболеть произошедшее. Вывести эту отвратительную сцену в кабинете Михаила Павловича из своего организма, как выводят яд. Однако легче сказать, чем сделать. В своём воображении Полина снова и снова прокручивала все подробности их беседы. Она искала какую-нибудь лазейку, какую-нибудь деталь, которая бы хоть в малой мере оправдала руководителя оркестра в её глазах. Возможно, она всё-таки неправильно его поняла. Возможно, имелось в виду нечто иное, чего она сразу не распознала, поражённая грубостью предложения. Полина знала: если ей не удастся найти что-либо подобное, её дни в оркестре сочтены. И вовсе не потому, что Михаил Павлович, встретив столь решительный отказ, будет в том или ином виде ей мстить, – хотя и это нельзя было вполне исключить. Нет, дело прежде всего в ней самой. Не оправдав Михаила Павловича, она не сможет находиться с ним рядом, не сможет быть частью его коллектива. Это бы означало потерять всяческое уважение к себе. Ей нанесли оскорбление – и серьёзное оскорбление. Она не может просто взять и утереться. Ведь тогда руководитель решит, что, хотя Полина и отвергла его предложение, к чему-то подобному она всё равно бессознательно готова, и рано или поздно её можно будет уговорить. Такого нельзя допустить. Возможно, нужно ещё раз поговорить с ним и расставить все точки над i. Чтобы никаких иных трактовок её поведение не допускало. Но главное всё-таки – оправдать Михаила Павловича самой, простить его, если угодно. Только здесь речь не шла о пресловутом христианском прощении, которое ничего не требует. Нет, она будет требовать! Она будет требовать извинений, да, непременно, по всей форме. И объяснений тоже, таких, которые её удовлетворят и позволят договориться с самой собой. Потому что иначе…
     Но Полина не хотела думать, что будет в ином случае. Она слишком дорожила своим местом в этом оркестре. Попасть туда было большой удачей, а уход станет ещё большей неудачей. Да и куда ей уходить? Жест, возможно, получился бы и красивый, но бессмысленный. Другого симфонического оркестра в городе нет. Переехать куда-либо ещё она сейчас не может, и тут дело даже не в деньгах. Всю свою жизнь прожив на одном месте, в кругу семьи, Полина боялась столь кардинальных перемен. Боялась, что не сможет справиться, что необходимость решать неотложные бытовые вопросы не позволит ей отдаваться музыке в той степени, в какой она привыкла. И потом, кто возьмёт её в свой оркестр, никому не известную скрипачку без связей и опыта, приехавшую издалека? Подобное предприятие обречено на провал. Нет, уходить ей нельзя. Она ведь умеет только играть. Чтобы научиться чему-то ещё, потребуется слишком много времени. А времени Полине было жалко. Ей ведь уже двадцать три, подумать только, как бежит время! Значит, необходимо остаться, необходимо приложить все усилия, чтобы сохранить своё место здесь.
     Полина закрыла глаза и попыталась избавиться от того липкого, мерзкого ощущения, которое возникало у неё всякий раз, как она думала о разговоре с Михаилом Павловичем. Однако это было выше её сил. Руководитель оркестра представлялся ей огромным морским спрутом со множеством щупалец, которые тянулись к ней и хотели схватить. Бред разыгравшегося воображения, но как же трудно прогнать этот образ! Сможет ли она теперь когда-нибудь воспринять Михаила Павловича по-старому, с лёгкой иронией и в то же время с известным пиететом? Нет, вряд ли. Вчера он показал свой животный, звериный оскал. И дело тут даже не в Доницетти. По сути, Доницетти – лишь повод. Если бы она согласилась на дирижёра, Михаил Павлович, несомненно, не упустил бы и своего шанса. И это было самой противной и болезненной мыслью. И она заставит сама себя оправдать его?
     О, если бы благие решения приходили во сне! Но такое случается лишь в романах. А она должна разрубить этот узел сама, как бы крепок и тяжёл он ни был!