Гриша - санитар леса

Однажды кто-то из старшекурсников позвонил коменданту Военно-медицинской академии майору Григорию Ивановичу Е-ко и этот диалог вошёл в историю Alma Mater периода «застоя» и долго передавался из уст в уста, с курса на курс, превратившись в классический академический анекдот, понятный каждому слушателю:
– Алло, майор Е-ко, слушает.
– Слушай, Гриша, и знай: ты урод, гнида, «гандон» штопанный! 
– Кто это говорит?
– Кто говорит? А ты не знаешь? – Вся академия говорит!
   
И не важно какие эпитеты были адресованы майору, возможно они были ещё хлеще, важно другое. Как в единичности заключена всеобщность, так предвзятое мнение одного старшекурсника, высказанное вслух, нашло своё отражение в сердцах многих, кто хоть однажды встречался с комендантом. Даже те, кого случай уберег от встречи с Григорием Ивановичем, по достоинству оценили злой юмор этого звонка.
   
Все понимали, комендант в академии выполнял роль хищника – санитара леса. Этот многоопытный строевой «волк» по одной походке издалека мог опознать жертву, «болезненную особь», пренебрегающую уставными положениями или предрасположенную к их нарушениям. Когда комендант выходил на охоту, он не пропускал ни одного «потенциального нарушителя».
   
Это состояние жертвы он угадывал по неуверенной походке, сутулости-придавленности, поворотам головы по сторонам, словно повторяющим движения бегающих глаз, и по озабоченному взгляду. Майор был уверен, останови такого и непременно будут обнаружены: или недостатки в форме одежды; или неуставная причёска; или грязные сапоги; или нахождение в неположенном месте в неположенное время; иногда, хуже того, в портфеле может оказаться бутылка вина или водки. Всё это было проверено и подтверждено многолетним комендантским опытом.
   
Образно говоря, такое «нездоровое зверье», по мнению коменданта – «санитара леса», необходимо было затравить и выловить, этого же требовал начальник академии, начальник политотдела и начальник строевого отдела, но не для того, чтобы очистить «лес» Выборгской стороны, на территории которой раскинулась академия, отнюдь нет – «зверьё» надлежало перевоспитывать.

– Всякое воспитание осознанного отношения к военной службе начитается с уяснения её требований. Все требования к военнослужащему изложены в статьях Устава и в других руководящих документах. Что тут не ясно? – обычно повторял эту банальность майор Е-ко и уточнял, добавляя от себя:
– Их только надо выполнять. Вся расхлябанность и попирание Устава нечищеным сапогом – от незнания в квадрате (?!), – глубокомысленно заявлял наш знаток уставной математики, и разъяснял нам – гуманитариям, подняв указательный палец кверху. – В квадрате – это потому, что незнание требований устава умножается на незнание наказаний, которые за этим неминуемо последуют.
    
Горький опыт показывал, осознание «Гришиного квадрата» обычно наступало после того, как слушатель возвращался из гауптвахты. О возможном приобретении этих тайных знаний на практике недвусмысленно намекал комендант. Его любимыми словами были:
– Если военнослужащий не нарушает, это ещё не значит, что он не хочет или не может нарушить, нет, это ещё ничего не значит, когда военнослужащий не нарушает, – и тогда, слушая коменданта, я понял, почему его взгляд всегда был подозрительный и настороженный. Кроме того, сказанное Григорием Ивановичем трудно было даже с первого раза осмыслить, оно сбивало с толку.
    
Вы можете спросить: откуда я знаю про «Гришин квадрат» и прочее? Последнюю фразу нашего коменданта я когда-то записал для памяти, восхищённый обилием отрицаний и замаскированным подспудным смыслом. К тому же я очень внимательно слушал майора Е-ко, когда он проводил с нами беседу по практической уставной пропедевтике после того, как однажды устроил на 2-ом курсе внезапную проверку.
    
А вот что рассказал о коменданте наш однокурсник Шустов:
– Когда мы учились на II-ом факультете комендантом академии был человек воистину легендарный: майор Григорий Е-ко. Он запомнился бескомпромиссной борьбой с неуставными проявлениями во всём их разнообразии. При этом коньком коменданта были малейшие нарушения формы одежды. Как его многоопытный взгляд за несколько метров мог увидеть, что ефрейторская лычка пришита на 2 миллиметра ближе к краю погона, чем положено, а также метров за 70 понять, что низ шинели отстоит от земли не на положенные 28 сантиметров, а на 32, – остаётся загадкой.   
   
Нарушения формы одежды он мог найти у каждого, поэтому завидев Е-ко издали, большинство предпочитало не рисковать, и всеми способами избегало сближения. При этом комендант нередко начинал преследование жертвы, и иногда достигал цели, после чего закономерно на факультете и в строевом отделе появлялся пространный рапорт о многочисленных нарушениях, допущенных слушателем, и о его преступной попытке скрыться от коменданта.
    
Иногда начальники курсов, устав от рапортов коменданта, и по совету сверху, обращались к майору Е-ко с просьбой провести лекции и практические занятия с их подчинёнными с надеждой, что недостатки в форме одежды будут выявлены, записаны курсовыми офицерами, и устранены. Весь хитрый расчёт этого мероприятия заключался в том, чтобы выбить из-под ног нашего коменданта почву, лишив его такого обширного и благодатного для него поля деятельности, как выявление нарушений формы одежды.
   
И тогда неугомонный «Гриша», так называли его за глаза, относясь к своей работе творчески и с инициативой, стал приходить контролировать какой-либо курс во время утренней зарядки. Назывался этот рейд: «Проверка выполнения распорядка дня». Значимость этого мероприятия повышалась тем, что «распорядок дня» утверждался начальником академии. И следуя формальной букве всегда можно было заявить, что слушатель Имярек, не вышедший на зарядку, грубо нарушил указание генерал-полковника Иванова.
    
К нам майор Е-ко как-то раз пришел на втором курсе, когда на зарядку уже не бегало до 20-25% проживающих в общаге-пентагоне. Надо сказать, что дневальный, к сожалению, не помню кто это был, повел себя достойно и мужественно, чтобы предупредить однокурсников он громче, чем обычно, закричал: «Гришаааа! На кууурсе!».      
   
Коменданта взбесила такая фамильярность и минут пять он рычал одну и ту же фразу: «Кто пришел? Гриша?! Гриша, а еще кто?». Логику словообразования майора нам было не понять, да и не требовалось: в конце концов трудно ожидать от коменданта тонкостей английского обхождения, изысканностей речи, иронии и юмора островитян. Главное, пока Гриша отвлекся на дневального, все остальные получили возможность где-то спрятаться, создавая эффект мимикрии, то есть принимали форму и окраску окружающих предметов с целью избежать встречи с комендантом.
   
Весьма оригинальное место нашел Киса Воробьянинов. Зная, что рано утром дневальные очистили мусорные бачки, и они к приходу Гриши оказались пусты (эти бачки были из какого-то медного сплава, довольно большого диаметра и в высоту почти до плеч мужчине среднего роста), Киса запрыгнул в бачок, присел в нем, а сверху закрылся, как бы в насмешку над пропущенной физзарядкой, листами газеты «Советский спорт». Если не рыться в баке специально, то создавалось полное впечатление, что под газетами мусор, который дневальные еще не вынесли. По-видимому, наш однокурсник, способный на разного рода уловки, приглядел это укромное место заранее. Там его и обнаружил дневальный 1-го взвода Дима Пашко, выбрасывая вчерашние пустые бутылки, избавляясь от них в ожидании комендантской проверки, и в ответ, неожиданно для себя, услышав из кучи мусора проклятья и нецензурную ругань.
   
Слушая Шустова, я ему признался, что эта история про Кису мне не известна. Но я себе легко представил, что было бы, если бы Гриша обнаружил нашего однокурсника в мусорном бачке. Тотчас рапорт на имя начальника академии был бы написан в самых гротескных выражениях: «грубо нарушая утверждённый Вами распорядок дня», «полностью игнорируя физическую зарядку», «в грязном мусорном бачке», «среди разнообразных отходов», «пренебрегая званием слушателя Военно-медицинской академии и не дорожа им», «вытащен из бачка с отбросами» слушатель 2-го курса II факультета, далее следовала опозоренная фамилия Кисы.
   
Кроме того, я живо вообразил себе пристыженного генерал-полковником Ивановым начальника II факультета генерал-майора Сухова, – «Что творится у вас на факультете?! Когда у вас будет порядок?»; наказанного последним начальника 2-го курса майора Воробьёва, – «Что у вас ваши подчинённые себе позволяют?! Вы что управу найти на них не можете?»; пострадавших старшину Китаева, – «Вы что, не способны вывести всех на физзарядку, какой вы старшина! Вы этого звания не достойны!», замкомвзвода 3 взвода сержанта Клейменова и командира отделения сержанта Кузьмина, – «Вы не командиры, у вас всякий делает что хочет!».
   
В тоже время в этот, не самый худший для Курса день, благодаря самоотверженным и смелым предупредительным действиям дневального у тумбочки, а также отвлекающим ухищрениям дневального свободной смены десантника Пашко, комендант до умывальника-туалета не добрался, тем самым лишив себя исключительной по резонансу в академии добычи, Киса избежал позора, а его начальники – наказания.