Право на жизнь. Часть 1. Тень надежды. Глава 3

Эта электронная книга, в том числе ее части, защищена авторским правом и не может быть воспроизведена, перепродана или передана без разрешения автора. Контактная информация lomakina-irina (собака) yandex.ru.

Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf, epub). Стоимость электронной книги 200 рублей, реквизиты размещены на главной странице.

3.

Вязь муравьиная почерка нежного,
Нужного, главного, необходимого,
Радость познания, мера дознания,
Выбор идти по пути срединному…

После праздничного костра и того сумасшедшего порыва, который подтолкнул ее отрезать косу, Лиля какое-то время с тревогой прислушивалась к себе: поменялось что-нибудь или нет? Ничего особенного она не ощущала, лишь голова казалась непривычно легкой. Короткая стрижка неуловимо изменила ее резкие южные черты, сделало скулы округлее и мягче. К губам впервые после кровотечения вернулся цвет, на кожу лег краснотой свежий майский загар. А через пару дней Лиля поймала себя на том, что перестала узнавать себя в зеркале. Она будто становилась другим человеком.
В избушку ведуньи Лиля не вернулась. Это вышло как-то само собой. На следующее утро после праздника Роман перенес рюкзак с Лилиными вещами в дом Марты.
— Мы тут подумали… — неловко сказал он, не уточняя, кто это «мы». — Ты только не сердись. Здесь тебе будет лучше, чем у Анны. Ясь от Сани ни ногой, а Марте скоро будет нужна помощь с детьми и по хозяйству. Уже нужна, хоть она и отнекивается.
Лиля кивнула. С этим аргументом трудно было поспорить. Марта, на попечении которой был дом и четверо детей, включая маленького Ярослава, с каждым днем двигалась всё тяжелее, чаще отдыхала, меньше успевала и всё глубже уходила в рассеянное, углубленное в себя состояние, свойственное всем женщинам незадолго до родов.
— А Виктор не будет возражать? — осторожно поинтересовалась Лиля. — Да и тесновато у них.
— В тесноте да не в обиде, как говорится, — усмехнулся Роман. — Виктор понимает, что без помощницы Марте не обойтись. Всё равно пришлось бы кого-то звать, а ты вроде как не чужой человек. А вдруг двойня родится? Только представь!
Лиля улыбнулась. Ужас Романа она не разделяла. Ну двойня, и что такого? Когда она жила в Ёжиках, Пашина тетка много рассказывала о том, как растила близнецов. Ей тогда помогала мать Павла, чьи дети к тому моменту успели подрасти. Как они там сейчас, подумала Лиля. Что вообще в большом мире происходит? Неужели Паша был прав и война неизбежна?..
Переехав в Златград, Лиля изредка переписывалась с теть Олей, рассказывала о своем житье-бытье, а та, в свою очередь, делилась семейными новостями. Год назад она написала, что старшего из близнецов, Олега, по жребию призвали в армию, он служил где-то на границе с НР. Егор порывался пойти добровольцем, и Ольга слезно умоляла в письме: пусть Паша повлияет на мальчишку. Лиля передала просьбу мужу, и тот, взяв выходной, на один день съездил в Ёжики. Что именно он сказал Егору, Лиля так и не узнала, но из следующих писем тети Оли стало ясно, что парень успокоился, по крайней мере, на время. Но если объявят мобилизацию… Лиля вздохнула.
— Так что видишь, всё удачно устроилось, — закончил Роман свою мысль и уточнил, неправильно истолковав Лилин вздох. — Ты-то как, не против?
— Не против, — успокоила его Лиля. — Всё равно мне больше заняться нечем, а тут скучать не придется. — Она улыбнулась. — Дети, полы, пироги…
— Ну и славно, — Роман приподнял рюкзак, сочтя тему закрытой. — Куда отнести?
— В дом, — велела Лиля, — в комнате у печи оставь, а дальше я разберусь.
Рома сделал, как она попросила, и собрался уходить, но Лиля придержала его за рукав. Любопытство мучило ее с праздничной ночи.
— Послушай, — заговорила она. — Вы с Баженой родственники или нет? Павел вроде говорил, что она твоя племянница.
— Племянница. — По блеску в глазах Романа стало ясно: он сразу догадался, откуда растут ноги у неуместного Лилиного любопытства, но рассказывать ничего не собирается. — Да не кровная. Ее отец — мой названный брат. Так вышло. Старая история.
— Ясно, — протянула Лиля и задала другой вопрос, который интересовал ее давно. — А лет тебе сколько?
— Сорок два, — усмехнулся Роман. — Скоро будет сорок три.
— Всего-то? Я думала, больше…
— Жизнь у меня была тяжелая, — усмехнулся Роман. — А в итоге вон как всё повернулось, — непонятно добавил он. — Ну ладно, ты устраивайся, а я пошел.
Марта, разумеется, была в курсе дружеского заговора и встретила Лилю с искренним радушием. Полдня женщины ходили по двору, и Марта рассказывала и показывала гостье свое обширное хозяйство. Лиля кивала, не пытаясь с ходу запомнить всё и мимоходом поражаясь сложности отлаженного быта, со стороны казавшегося таким простым.
Наконец Марта устала, и подруги устроились на крыльце, на закатном солнышке. Из-под крыльца немедленно вынырнула полосатая беременная кошка и принялась ласкаться.
— Спасибо, что согласилась, — сказала Марта.
— Тебе спасибо за то, что приняла.
— Паша мне как брат, — призналась Марта. — И ты мне не чужая. Я давно решила, что сначала тебя спрошу, а уж потом, коли ты откажешься, позову кого-нибудь из родни.
— Ты слышала, что Роман говорил? — сообразила Лиля.
— Да. Не обижайся на него, он часто болтает лишнее. Мы-то привыкли.
— Да я тоже привыкла, — усмехнулась Лиля.
— И вот еще что, — неожиданно заговорила Марта совершенно другим тоном. — Я хочу, чтобы ты смогла справиться сама, без меня. Вдруг я…
Она положила руку на живот и замолчала.
— Да ты что?!! — воскликнула Лиля в непритворном ужасе. — Ты о чем думаешь?!! Троих родила, и четвертого родишь. Пусть даже там двойня. Рожают же.
— Рожают, — согласилась Марта. — И всё же, обещай мне, что поможешь Виктору первое время, если я… Мальчики к тебе хорошо относятся, а Саша и вовсе обожает.
Тут Лиля испугалась по-настоящему. Она сделалась алебастрово-бледной.
— Разумеется, я не брошу их, обещаю! — ответила она и добавила с фальшивой бодростью. — Но всё будет хорошо, вот увидишь!
— Да, конечно, — Марта успокаивающе улыбнулась, но ее рука так и осталась лежать на животе.
Лиле выделили закуток с большой кроватью за занавеской, где раньше спали супруги. Виктор с Мартой перебрались в другой угол хаты, за печку. Дети, все четверо, спали на полатях. В углу закутка пылилась ненужная до поры до времени колыбель, в которой когда-то качали Сашку.
Уединившись в закутке, Лиля коснулась пальцами деревянного бортика, и колыбель едва слышно скрипнула. О своей беременности Лиля вспоминала редко, и сама не знала, добрый это знак или не очень. Она села на кровать и принялась разбирать рюкзак, доставая оттуда вещь за вещью. Сейчас она видела, насколько торопливо она собиралась и насколько не в себе была в тот момент, хотя давно готовилась к бегству. Кроме одежды, в рюкзак каким-то образом попал набор косметики, подарок Ады Грац на прошлый день рождения, и фарфоровая копилка-собачка, которую вручил им полковник на последнюю годовщину свадьбы.
Лиля вспомнила разговор с Рысем в тот день. Они редко встречались: Павел считал, что визиты начальника в их дом нарушают конспирацию, а о визитах супруги Шмель в отдел тем более речи не шло.
Лиле, однако, постоянно казалось, что дело не в одной конспирации, а в том, что Павел по-прежнему категорически не желает смешивать две стороны своей жизни, и то, что теперь она жила в Златграде, а не в деревне, ничего не меняло. В тот день Рысь сам появился на пороге их квартиры, напугав Лилю до полусмерти. Увидев, что у нее дрожат руки, полковник сразу понял свою оплошность.
— Я напугал тебя? Извини, не мог предупредить, — он виновато развел руками. — Заехал по дороге на работу.
— Но Паша…
— Знаю. Я принял меры предосторожности. Я скажу ему, что заходил, не беспокойся. Врать тебе не придется.
— Зачем вы приехали?
— Поздравить тебя. Сегодня десятое октября, годовщина вашей свадьбы. Ты не забыла?
— Разве такое забудешь, — Лиля улыбнулась. — Спасибо!
Ясь вышел из комнаты и с интересом уставился на нового человека. Рысь улыбнулся мальчишке и вручил ему копилку, в двух словах объяснив, зачем она нужна. Мальчик восторженно обнял подарок и ушел выбирать для него подходящую полку, а Лиля пригласила полковника на кухню. Рысь пил чай, по традиции нахваливал Лилину выпечку и расспрашивал, как ей живется в столице, справляется ли она с хозяйством, не скучно ли ей, не болеет ли сын. Лиля отвечала, сначала охотно, потом всё с меньшим и меньшим энтузиазмом. А потом, отбросив светские условности, решилась спросить о том, что волновало ее на самом деле.
— Полковник, скажите, — перебила она Рыся, рассуждавшего о качестве мяса на центральном рынке Златграда. — Что происходит?
— Ты о чем? — удивился он, и усы у него забавно встопорщились.
— Я о Павле. Он почти перестал бывать дома. Говорит, что всё время занят. У вас действительно так много работы?
— Работы хватает, — нахмурился Рысь и задумчиво посмотрел в чашку с чаем. Помешал ложкой варенье и посоветовал. — Ты не дави на него, девочка. Ему и так нелегко. Он боится за вас, и у него есть на то основания, поверь. Да и работа у нас такая, что всё время приходится быть настороже. Это изматывает. Я и сам так живу. Но у меня, хвала богам, никого нет, кто бы за меня волновался и за кого бы тревожился я сам.
— Но ведь вы… — Лиля замялась, подыскивая слова. — Вы присматриваете за ним, правда?
— Переживаешь, что он не на работе пропадает, а где-то еще? — Рысь грустно усмехнулся. — Не бойся. Если бы что-то было, я бы знал, — повторил он фразу, которую уже однажды говорил.
— И рассказали бы мне?
— Обязательно, — серьезно ответил Рысь. — Но ничего такого нет. И не будет. Только этого ему не хватало…
— Хорошо, — прошептала Лиля. — Спасибо. И за то, что зашли, и за подарок.
Ей стало чуть легче после этого разговора. По крайней мере, она перестала мучиться ревностью. Но ближе Паша от этого не стал…
Лиля вздохнула, осторожно положила копилку на кровать и вернулась к рюкзаку. Полотенце с горской вышивкой, над которой она корпела долгими зимними вечерами в Златграде. Зачем оно здесь? Полотенце было неприятно держать в руках, оно сочилось тоской и страхом. Сжечь его, да и дело с концом. Лиля бросила полотенце на пол. Рука опять нырнула в рюкзак.
Юбка, та самая, мамина, которую она захватила с собой, отправляясь в родные горы. Эта вещь прошла с ней всё: и бегство из Рессии, и несостоявшийся переход границы, и Пашино ранение, и тюрьму. Но с юбкой, в отличие от вышитого полотенца, расставаться не хотелось. Напротив, хотелось уткнуться лицом в грубую шерстяную ткань и от души поплакать о прошлом.
Пообещав себе обязательно это сделать, когда будет время, Лиля отложила в сторону юбку, вновь засунула руку в рюкзак и нащупала на самом дне какие-то бумаги. А это что? Она вытащила смятые исписанные листки. Сердце замерло. Паша?.. С него сталось бы написать ей прощальное письмо и оставить вот так, чтобы она нашла его когда-нибудь потом. Он всегда боялся объяснений и семейных разборок.
Дрожащими руками Лиля развернула сложенные вчетверо листки. Но почерк был не Пашин. Твердо очерченные, угловатые буквы ложились ровно, нигде не сбегая со строки. Ни имени, ни приветствия. «Если ты уже заглянул в папку с личным делом Ваганта, значит, догадываешься о том, что я собираюсь тебе сообщить. Если нет, загляни в нее сейчас, а потом возвращайся к письму. Да, я знал твоего брата, он три года работал под моим непосредственным руководством. Но я не буду извиняться за то, что так долго хранил этот секрет. Мне казалось, что нашей работе эта информация лишь помешает. Я нашел Ярослава там же, где и тебя — в военной тюрьме Златграда…»
Лиля торопливо перебрала листки, сразу сообразив, кто и кому писал это письмо. Дошла до последней страницы, впилась глазами в заключительные строки: «В Златград не возвращайся. Прощай. Я любил тебя как сына». И дата — семнадцатое апреля, день их бегства из столицы.
На следующий день Павел ушел. Ушел, согласившись с ее ультиматумом, не сказав ни слова в свою защиту. Но почему? О чем рассказал полковник в своем последнем письме? Неужели только о брате? Эту тайну давно следовало раскрыть, и хвала богам, что ей, Лиле, не придется больше следить за языком, чтобы ненароком не проболтаться. Но сердце подсказывало ей, что дело не в одном Ярославе-старшем. Она вернулась к началу письма и принялась читать.
Прошло, наверное, с полчаса, а она всё сидела на кровати, держа письмо и глядя в одну точку, среди разложенных вокруг вещей. Исписанные листки дрожали, как от ветра, но никакого ветра в спальне, разумеется, не было. Дрожала рука.
Лиля осторожно положила письмо на кровать и сжала пальцы в кулак. Теперь она знала всё: куда отправился Павел, почему он это сделал и зачем. Она не ошиблась, подозревая, что причина в Марине. Но всё оказалось сложнее. Это дело касалось и его брата, и будущего страны.
Лиля вспомнила Бажену и ее «теорию» о способностях Павла вмешиваться и менять чужую судьбу. Выходит, Марина сбилась с дороги? И без Шмеля ей никак не найти свой путь? А он, не зная, друг она или враг, всё равно помчался на ее поиски. Ушел, не раздумывая, оставив всё…
Лиля прислушалась к себе и с удивлением обнаружила, что прежней боли не ощущает. Чем отчетливее вставала перед ее глазами полная картина происшедшего, тем яснее она осознавала: если бы Павел поступил иначе, если бы он сжег письмо и остался в Залесье — это был бы уже не тот человек, которого она полюбила с первого взгляда. Не тот, что бросился ей на помощь, не подумав о риске. И не тот, что всегда поступал как должно, не считаясь с ценой.
Он не мог иначе, вот и всё.
«Но почему он мне не сказал? Я бы поняла… — подумала Лиля и тут же покачала головой. — Себе-то не ври. Что бы он сказал? Ты запретила ему даже имя Марины упоминать, и хотела в тот момент одного: чтобы он остался с тобой, как обещал. Ты отказалась бы слушать любые объяснения…»
Он не стал ничего говорить, но оставил письмо. Лиля снова взяла в руки смятые листы. Письмо было всем: и объяснением, и извинением. Последним воплем о помощи, рукой, протянутой через пропасть, которая ширилась с каждым днем. «Если ты и теперь не услышишь, не поймешь меня и не простишь, мне и в самом деле некуда возвращаться».
Лиля в испуге вскинула голову, будто наяву услышав Пашин голос.
И в этот момент до нее дошло еще кое-что. Собираясь уйти навсегда, Павел ни за что не оставил бы письмо. Оно было обещанием. Обещанием вернуться.
Лиля выпрямилась и прижала листки к груди. Закрыв глаза, с застывшим лицом и крепко сжатыми губами, впервые со дня Пашиного ухода она пыталась мысленно преодолеть разделяющее их расстояние, создать из ничего связующую их нить, так грубо разорванную. Новая Родина… Место, которого она всегда так боялась, проклятая земля, откуда не возвращаются. Она хорошо представляла, как трудна стоящая перед мужем задача, как непросто будет ему выполнить ее и остаться в живых. Но, вопреки всему, вновь ощутила готовность в него поверить.
— Прости меня, — прошептала она. — Живи. Борись. И пусть у тебя получится всё, что ты задумал.