Сею-вею

   Жена Анатолия Ивановича вывела очень понятную формулу работы. Было это на даче. Он сел и задумался. За этим занятием и застала его жена, поставила ведро, бригадирским тоном спросила:
   
   - Чего сидим?
   
   - Да вот, размышляю…
   
   - Размышлять будешь зимой, а сейчас иди работай!
   
   Он посмотрел на ее запачканные шорты, на потемневшие от земли перчатки на руках и глупо спросил:
   
   - А что такое работа?
   
   Вообще-то глупые вопросы вырываются из него с периодической регулярностью. Что всегда раздражало жену. Но в этот раз спешила к соседке, поэтому ответила коротко:
   
   - Работа — это то, за что платят деньги.
   
   Действительно, коротко и предельно ясно. Но если следовать логике этой формулы, то получается, что его мама на протяжении всей жизни не работала. До начала шестидесятых годов ей вообще колхоз не платил денег. Насчитывались какие-то непонятные трудодни. На них в конце года выдавали немного зерна, постного масла, сахара. Потом начали платить сущий мизер. Сапоги у Толи всегда были рваные, а пальтишко – перешитая мамина фуфайка-стеганка. Но его совершенно не волновало, во что был одет. Трагедия была в другом: у него не было лыж. Все пацаны катались с гор на лыжах, а он нет. Просил маму купить лыжи, плакал горькими слезами, но та только разводила руками: «За что же мы, сынок, их купим?».
   
   И когда Толя дошел до полного отчаяния, когда и жить уже было незачем, к нему подошел Костя Кулинча – вор от бога.  Это все знали, но никто ни разу не смог поймать его с поличным. Он организовывал, планировал и руководил всеми набегами на школьный сад, на колхозное арбузное поле. Толе шел одиннадцатый год, а Костя - на два года старше.
   
   - Хочешь лыжи? – спросил он.
   
   - Хочу…
   
   - Пойдем.
   
   Он повернулся и уверенно пошел, а Толя с робкой надеждой бодро зашагал рядом.
   
   Пришли в центр. Возле магазинов, чайной и на автобусной остановке было много людей, как обычно бывает в воскресенье. Кулинча молчал, а Толя терялся в догадках: «Если мы идем покупать лыжи, стало быть, у него есть деньги. В таком случае, почему он решил мне их купить?»
   
   -А где ты взял деньги? – начал его прощупывать.
   
   - Какие деньги? – удивился Костя.
   
   - Деньги, за которые мы купим лыжи.
   
   - Нигде не взял. Деньги возьмешь ты.
   
   - Я?..
   
   - Ты. В универмаге стоит большой шкаф. Видел? Его еще гардеробом называют. До перерыва на обед остается десять минут. Мы зайдем в универмаг, ты незаметно залезешь в шкаф, и я тебя там закрою. Посидишь, пока продавщицы пойдут обедать, тихо вылезешь, откроешь кассу, возьмешь деньги и залезешь назад. Потом, после обеда, я тебя выпущу. Тебе половина.
   
   - Почему половина? – задал Толя свой дурацкий вопрос.
   
   Задал потому, что совершенно не понимал, о чем идет речь.
   
   - А ты хочешь все себе заграбастать?! -  зло прошипел Кулинча. – Я все придумал, а деньги тебе?!
   
   И тут его пронзила догадка. Ведь это же Кулинча!
   
   - Ты хочешь, чтобы я своровал деньги?
   
   - Ну, ты же хочешь купить лыжи?
   
   - Хочу.
   
   - А деньги у тебя есть?
   
   - Нет.
   
   - Так чего ты телишься?
   
   - Я не телюсь, а воровать деньги не буду, - упрямо произнес Толя.
   
   Кулинча скривился, презрительно посмотрел на него и процедил сквозь зубы:
   
   - Бздун. Запомни: никогда ты не будешь кататься на лыжах!
   
   Он мгновенно потерял к Толе всякий интерес и пошел к пацанам, которые курили за автобусной остановкой.
   
   После этого ему еще больше захотелось лыж. Они ему снились, о них постоянно думал на уроках. Где раздобыть 12 рублей? Именно столько стоили небольшие, как раз по его росту, лыжи.
   
   Прошли новогодние утренники, приближалось Рождество и старый Новый год. В Сенче, а это украинское село в Полтавской области, где Анатолий Иванович родился и вырос, бытовала примета: на Рождество и на старый Новый год утром в дом обязательно первым должен войти мужчина. А так как после встречи Рождества и Нового года мужики в основном были не в лучшей физической форме, то соседи приглашали пацанов на Рождество поколядовать,  а на Новый год - посыпать пшеницей или крупой. За это давали конфеты, печенье, пироги. Но иногда давали деньги.
   
   И вот, в канун Рождества начали приглашать. Толя соглашался, но, помня о лыжах, выдвинул условия: никаких пирогов не давать, а только деньги.
   
   - Зачем тебе деньги? – поинтересовалась тетка Оксана, его крестная мать.
   
   Толя ответил честно:
   
   - Хочу купить лыжи.
   
   Она заохала, мол, не нужны они тебе, только ноги поломаешь.
   
   Он хотел ей сказать, чтобы не каркала, но воздержался: завтра колядовать и крестная, по всей вероятности, даст целый рубль.
   
   Не такое это простое дело – колядовать. Надо встать не позже шести часов утра, чтобы опередить, как теперь говорят, конкурентов. А на улице еще кромешная тьма и все собаки отвязаны. На этот случай у Толи заранее приготовлена палка из боярышника - она колючая и собаки ее боятся. Первым делом пошел к крестной. Окна светятся, дверь веранды не заперта. Ждет. Отряхнул сапоги от снега, переступил порог и нараспев продекламировал:
   Коляд, коляд, колядница,
   Вкусна с маком паляница,
   А без мака не така,
   Давай тетка пятака.
   
   Крестная стояла посреди комнаты и умиленно слушала. А когда он закончил, хлопнула ладонями и запричитала:
   
   - Ай, какой молодец! Какой молодец! Спасибо тебе!
   
   Она быстро подошла к вешалке, засунула руку в карман пальто, достала оттуда рубль и протянула Толе.
   
   - На, возьми. Только не покупай ты этих лыж. Лучше купи сапоги, а то у тебя совсем худые.
   
   Он схватил рубль и стремглав понесся на улицу. К девяти часам в общей сложности наколядовал три рубля. Неимоверно мало. Но он не отчаивался: через неделю, 14 января предстоит встречать старый Новый год.
   
   Время шло, и Толя мучился в раздумьях: надо придумать что-то такое, чтобы денег на Новый год давали больше ему, а не его другу Витьке Голодцу. Толя представлял, как Виктор, придя на Новый год к его, например, крестной, потупив глаза в пол, прогундосит: «Сею, вею, повеваю, с Новым годом поздравляю!». Захочет крестная, глядя на это произведение, дать ему рубль? Нет. В лучшем случае даст пирог с тыквой. А ему обязательно даст рубль, если найдет такое поздравление, которое ей понравится.
   
   Толя пошел в библиотеку, чем очень удивил маму, но кроме «сею, вею, повеваю» ничего не нашел.
   
   В предновогоднюю ночь его лихорадило. Он забрался на теплую печь и думал. Но, видимо, правильно говорят: если долго думать, что-нибудь придумаешь. Внезапно он вспомнил мамину молитву, которую она всегда произносила перед весенним засевом огорода. Она становилась напротив солнца и говорила: «Роди, Боже, жито-пшеницу, всякую пашницу….». А потом перечисляла все, что хотела посадить: картошку, морковь, капусту, подсолнух, фасоль, помидоры, огурцы, свеклу и прочее.
   
   Очень хорошая молитва. Но в новогоднем поздравлении надо сказать крестной что-то особое. Лично для нее. Долго думал, но ничего так и не придумал. Решил разбудить маму и поговорить. Сонная мама выслушала, вздохнула и сказала:
   
   - Толенька, у меня очень болит голова. Давай поговорим завтра.
   
   Да, плохо, когда у мамы болит голова. Ей очень плохо. И плохо ему.
Но почему для картошки есть молитва, а для маминой головы - нет?! Лежал и повторял молитву до тех пор, пока не придумал.
   
   Подхватился в пять часов утра, помчался к крестной, переступил порог, снял шапку и начал:
   
   Роди, Боже, жито-пшеницу,
   
   Всякую пашницу,
   
   Картошку, свеклу, морковь, помидоры,
   
   Чтобы солнце светило,
   
   Трава зеленела,
   
   Чтобы у вас, тетенька,
   
   Головка не болела!
   
   Сею, вею, повеваю,
   
   С Новым годом поздравляю!
   
   Она стояла и слушала, сложив ладони у подбородка. Потом сплеснула руками и присела.
   
   - Ой, Боже ж мой миленький, как ты там… чтобы головка не болела?..  Как ты это так! Сынок, а прочитай еще раз…
   
   Толя прочитал еще раз, а потом и третий. Крестная прослезилась, поцеловала его в лоб и достала с ящика целых три рубля. В то утро он принес домой семь рублей. Плюс три рубля с Рождества. Для покупки лыж не хватало двух рублей. Но мама собрала два десятка яиц, отжала творог, отнесла на рынок, и уже после обеда Толя купил лыжи.
   
   На второй день, когда он съехал с горы прямо к улице, его встретил Кулинча. Удивленно оттопырил нижнюю губу и спросил:
   
   - Твои?
   
   - Мои! - гордо ответил Толя.
   
   - Дай прокатиться.
   
   - У тебя есть свои.
   
   - А я хочу на твоих.
   
   - Сначала научись на своих, а потом проси мои…
   
   Кулинча смахнул рукавом под носом соплю, подпрыгнул к Толе и толкнул. Спутанный лыжами, тот полетел и ткнулся лицом в лыжную палку. С губы брызнула кровь, а с глаз - слезы. Он лежал и плакал. Но, несмотря на слезы, душа его радовалась и ликовала: «Ну и что, что я в слезах и в крови? Зато вот тебе, Кулинча, моя фига прямо под нос: я катаюсь на лыжах!».