Театралы. Тренинг юмор в литературе

Смотрю я вокруг, и тоска берёт. Кажется мне, что сейчас раннее развитие ребенка отражает позднее развитие его матери. Развивай, или проиграешь! - вот он девиз современного материнства. Молчаливая конкуренция за звание “мать сына маминой подруги” набирает обороты, срывая на своём пути башни, границы, горло и детское восприятие мира.

На спектакль обычного провинциального полудраматического театра слетелась та прослойка городского населения, которой по карману не бьёт цена входного билета. И у которой нижняя часть масляной пирамиды уже зачерствела. В фойе как обычно приглушенные вежливые разговоры, селфи с театральными колоннами, вальяжное прогуливание вдоль стен, увешаных  портретами выдающихся актерских талантов. В рамках. В рамках городских границ. Здание театра место такое. Тут будто встроена глушилка на бескультурие и каждый, кто сюда входит сразу приобретает черты воспитанного человека и обязательные хештеги в соцсетях “культурная программа”, “люблю театр” и все такое прочее.

Публика собралась разновидная. Тут и молодежь в подворотиках, и ранние пенсионеры, и женские группки, состоящие из густо накрашенных дам в пёстрых платьях, обтягивающих тестовидные фигуры. По профсоюзным билетам чего бы и не сходить?
Всюду расставлены милые старушки в коричневых жилетах, бардовых бантах на шее и накудрявленных головах с веерами программок, отпечатанных на цветном принтере.  С надписью крупно “Ромео и Джульетта”.

В эту созерцательную толпу и влетела наша героиня. А влетела она не одна. На руках её елозил маленький мальчик лет двух на вид.  Она деловито скинула пальтишко, обнажив красивого вида платье в горошек. Сдёрнула с малыша флисовую куртку с медвежьими ушками, шапку с надписью “я люблю маму”. Мальчик был чистый франт. Белая рубашечка, брючки-стрелочки и галстук в горошек, как отголосок маминого платья. Мама, перетянув свою стройную фигурку широким ремнём наплечной сумки для детских нужд, как ремнём безопасности, проследовала в гардероб.

Гардеробщица, милая старушка, видавшая многое, окатила её недвусмысленным взглядом и переглянулась со своей напарницей из соседнего вещотсека. Выдала номерок, стилизованный под подковку и подмигнула малышу, сидящему на маминой руке. Вежливость она всегда такая. Это подобие маски невысказанности. Вроде и хочется бросить человеку в лицо что-то склизкое и колючее, но желание это прижато огромным камнем вежливости. Тем более театр. Точка конвергенции культур.

Малыш оглядывался вокруг и трепал мамины волосы. Мама тоже времени зря не теряла - делала фотки, надувая губы и прижимаясь к пухлым щёчкам сына.

Публика смотрела на мамочку со странным для взрослого спектакля аксессуаром и тихонечко наклоняясь друг к другу, перешёптывалась.
Мальчик веселился, и когда мать отпустила его на пол в свободный полёт,  забегал вокруг колонн, разбавляя воздух, отяжелевший от пафоса, повизгиванием и звонкими смешками.

Задребезжал звонок. Мальчик вздрогнул и побежал к матери. Тут же был подхвачен её чуткими руками в браслетах с самоцветами. Публика начала сбиваться в кучки, вытекая из разных углов и устремляясь в хищные порталы культурного просвещения.
Захлопали сиденья складных бархатных кресел, как аплодисменты плюшевых медведей.

Мама с мальчиком устроились на верхних рядах. Малыш восседал на её коленях и пытался ухватить пышную причёску, состоящую из плотных искусственных кудрей, сидящей впереди дамы.

Женщина, лет пятидесяти, расположившаяся рядом внимательно рассматривала мальчика и наконец спросила у его матери:
- Какой маленький и уже на такой серьёзный спектакль пришёл. А выдержит?
Мать погладила светлые волосики сына и гордо сказала:
-Выдержит! Правда, Святозар? Выдержишь? Он у меня привычный! Любит театр. Вообще любит всё красивое и культурное. Да, сынок? - переспросила она его. Мальчик громко вскрикнул:
- Дааа!
Люди сидящие ниже оглянулись.
- Мы читаем “Войну и мир” на ночь, слушаем оперы, учим наизусть стихи Броцкого, Гёте, Гомера…
Брови женщины поехали по лбу вверх, нарушая законы притяжения.
- Но, подождите. Разве в этом возрасте не читают Барто, Чуковского…
Девушка искривилась при упоминании этих имён.
- Что Вы?! Как можно! Это ширпотреб! Это для обычных детей. А Святозар у нас гений! Да, милый?

Святозар между тем жевал самоцветы на её браслете и пинал кроссовочкой спинку кресла, стоящего впереди.
Мать закопошилась в сумке и вытащила из её недр учебник китайского. Мальчик смотрел на картинки и издавал звуки, напоминающие общение инопланетян.
- Вот. Мы ещё и китайский изучаем. Неплохо говорит уже.
Женщина изумлённо сложила губы:
- Подумать только! Чистый гений.
Мать кивнула и погладила сына по голове.
Грянул второй звонок. За ним успел и третий.
Зал собрался полный и затих.
Свет погас, кулисы раздвинулись, оголив взглядам публики конструкцию из гипсокартона, увитую пластиковым плющом.

На сцену выскочил Ромео в ярком наряде и что-то закричал. Показалась и Джульетта. Завязался диалог.
Святозар смотрел на это минуты две. Заизвивался и потёк вниз. Мать пыталась удержать его в стабильной позиции, но удавалось с трудом.
- Смотри, Зарик, это Ромео. Это Джульетта.

Она шептала ему в беспокойное ухо и указывала пальцем то на одну маленькую фигурку, то на другую.
Но мальчик был категорически недоволен. То ли темнота влияла на него разрушительно, то ли шестидесятилетняя заслуженная актриса в роли Джульетты, кто его разберёт.

Мама достала из сумки мякалку-антистресс. Подала сыну.
Он сжал её маленьким кулачком и бросил в темноту людских голов.
Высокий мужчина подпрыгнул в кресле и заоглядывался.
- Мужчина, сядьте! Не мешайте! - зашуршали голоса.

Святозар молча вырывался из цепких маминых рук.  Она тоже не сдавалась. Из сумки вышел леденец на палочке и был отправлен в маленький рот. Но тоже там долго не задержался и прилип к шиньону дамы впереди. Мать попыталась забрать леденец, но он вернулся в её руки вместе с причёской.
- Безобразие! - прошипела дама, хватая уехавшие кудри и прилаживая их на место.

Ромео и Джульетта предавались поцелуям под грустную мелодию.
Святозар выскользнул из маминых рук и пополз на четвереньках под ногами людей.
- Ловите, ловите его! - крикнула мать.
Затылки людей, сидящих ниже, сменялись на лица. Очень озабоченные и гневные лица.
Беглеца вернули к матери. И то ли от обиды, то ли от восторга маленький гений заплакал. Громко так. Заливисто.

Даже Джульетта, вопреки актёрскому этикету, приложив ладонь ко лбу козырьком, стала вглядываться в воспалённое место в зрительном зале.
Бордо залило щёки и шею молодой мамочки. Существо её разрывалось. С одной стороны ребёнок её помеха целому залу взрослых людей. С другой - за билет уплачено. А если уплачено - то требуется получить удовольствие и культурный осадок до конца.

Люди вставали с мест. Махали руками, бросали обидные слова. Порой даже очень тяжёлые. Тем более для театра.

Сумка уже ничем не могла помочь. Мамочка оказалась один на один со свой бедой.
От сцены по проходам бежали старушки в жилетках - верные стражи тишины в зрительном зале.
- Может выйдете? - сказала мамочке женщина, сидевшая рядом.

Лицо Святозара раздувалось и краснело как от пчелиного укуса. Он издавал звуки ревущего вепря. Темнота зала и тусклый свет пыльных софитов вибрировали как и барабанные перепонки собравшихся.

Мамочка встала и неся подмышкой маленького кракена, брыкающегося во все стороны руками и ногами, покинула зал.

В фойе её встретили холодные осуждающие взгляды старушек.
- Не надо ему было учебник китайского давать. Некоторые иероглифы его расстраивают. - Оправдывалась мать. - А вообще он у меня спокойный. Внимательный и вдумчивый.

Святозар, обалдев от масштаба помещения уже вовсю носился вокруг колонн, галстук сдвинулся на спину, стрелочки брючек слегка сломались.
Позже на своей страничке в соцсетях, мамочка выставила фото с сыном и подписала: “Посмотрели Шекспира! Сын был в восторге. Высидел всё. И даже выучил пару строчек. #ранееразвитие #маленькийгений #театр #ребенокишекспир".