Возвращение

 

              9 МАЯ 1973года я проводил в дороге. Добравшись до Перми, я поспешил на ж\д вокзал, брать билет на поезд до Куйбышева. Ощущение было потрясающее – я свободен! И ошалевший от этого чувства я слонялся, то по вокзалу, то по перрону, с идиотской улыбкой на лице, пытаясь переварить происходящее. Все осталось далеко позади: где-то там, в тайге остался свитер и злобное лицо Семена; штрафной изолятор на строгаче и скальпель в руке озверевшего начальника санчасти; да чего только там не осталось. Мозги не переваривали, как я мог пройти все эти кошмарные шесть лет, и как так оказалось, что их уже просто нет, а я свободно хожу среди свободных людей...
             
               До отправки поезда оставалось несколько минут и я прошел на свое место. Положив бумажный пакет с беляшами на столик, бросив свой рюкзак на самый верх, где лежали матрацы, я запрыгнул на полку. Через отрытую часть окна, вслушивался и рассматривал вокзальную суету. В вагоне была еще большая суета и беготня. Внизу подо мной мама прощалась с какой-то девушкой и шепотом поучала, как нужно хранить документы и деньги. Той было неудобно, она поглядывала вверх и тоже шепотом с ней спорила. Объявили отправление, все провожающие поспешили на выход и в отсеке нас осталось двое. Теперь мама с девушкой прощалась через окно, а я лежал на своей полке глядя в потолок. Через несколько минут я снова прилип к окну, разглядывая постройки и людей, уже проносящиеся мимо окна под грохот колес на стыках.
               В вагоне началась обычная жизнь, на соседних столах раскладывались и поедались захваченные продукты, я тоже проголодался и спустился к своему пакету.
- Угощайся беляшом…
- Да мне мама столько всего надавала, что я и не съем…
Так мы и познакомились. Девчонку звали Надя, и она ехала в Уфу, где училась в техникуме - от мамы у которой проводила майские праздники. Я глядел на милое лицо девушки, улыбался и кивал головой в такт ее рассказа о техникуме, подругах и оставленном доме в Перми. Сейчас я почему-то думал и вспоминал Авдонину Риту и нашу последнюю встречу шесть лет назад. Перед глазами как наяву, из туфли выпал и покатился металлический рубль, а я растерялся и оконфузился, хотя почти год мечтал об этом моменте.
- Ну а ты расскажи куда едешь, домой или в гости? – Я словно очнулся от своих мыслей и стал рассказывать о Куйбышеве, о своих родителях, сестре... Но рассказ не клеился, что можно было рассказывать из жизни шестилетней давности шестнадцатилетнего мальчишки. И тогда я сказал, что еду домой из колонии, после шестилетнего срока. Ее глаза расширились, она подобрала ноги прикрытые подолом платья на лавку и обхватила их руками...
- А ты знаешь, я ведь так сразу и подумала… - И я вслух стал вспоминать все то, что еще пару часов назад мозги не переваривали, как прошли эти кошмарные шесть лет. Уже в вагоне включили свет, за окном смеркалось, а я все что-то рассказывал, сидя напротив. Надя опустила на пол ноги и взяла мою руку в свои, глаза ее блестели от слез.
               В соседних «купе» стелили постели и ложились спать, а мы сидели в углу, прижавшись, друг к другу. А позже забрались вдвоем на мою полку…
И так до рассвета мы лежали, обнявшись и мечтали. И я искренне верил, что приеду домой только на несколько дней, а затем помчусь в Уфу за своей Наденькой, с которой мы поженимся и о чем-то еще мы говорили и мечтали…

               Дома меня встречала вся семья: мама, папа и повзрослевшая сестренка Ира, а к вечеру пришли двоюродные сестры и Гришка – все Ляховецкие. Родители рассказывали, что папа уже договорился в отделе кадров и с начальником 36 цеха Скоробогатовым, который возьмет меня учеником дерево-модельщика. И что это большая перспектива и даже честь, попасть на Авиационный завод, где папа уже большой начальник, и где работала мама. А сейчас Гришка работает в отделе снабжения завода и заканчивает вечерний плановый, а Маринка тоже в заводе технический контролер. В общем, мои перспективы росли с каждым часом. В выходные мы едем на дачу, а уже с понедельника нужно оформлять все необходимые документы и прописку. И все это нужно успеть до дня моего рождения, чтобы 22.05.73г. в свои 23 года я твердо стоял на ногах.
               Завод «Фрунзе» был один из самых крупных в Куйбышеве. И не смотря на то, что завод был режимным, меня приняли по протекции отца. Так что меньше, чем через месяц я вновь ходил через проходную за забор и запретку, а рабочая спецовка очень походила на лагерную робу.
               Жизнь моя в корне изменилась и теперь бурлила событиями с утра до позднего вечера или ночи. Если первые пару дней я еще надеялся встретиться с Наденькой,  то еще через несколько дней стало понятно, это был короткий дорожный роман, у которого нет продолжения.  Каждый день начинался с ожидания любви, этим он и заканчивался.
               Работа на заводе начиналась с прохождения медкомиссии. И первой с кем я познакомился и воспылал страстью, была Людочка - медсестричка из заводской поликлиники. Стоило мне только зайти в поликлинику, как я прямо в первом же кабинете столкнулся с этаким нежным, изящным существом 18ти лет и с лицом богини. Ну и все, я забыл обо всем. После смены в цеху, я несся через проходную, висел на подножке переполненного трамвая и встречал Людочку после ее работы. Она жила с мамой в комнате одной из двухэтажек посёлка на Авроре, куда я ее и провожал. Это был весёлый и милый ребенок, с которым мне было легко и весело. Но когда же страсть достигла наивысшего предела, мне пришлось обращаться к специалистам из другой поликлиники.
              На этом все и закончилось, страсть к Людочке поутихла, но никуда от меня не делась в поисках нового объекта. я просто впервые узнал, что любовь, даже в самом ее привлекательном и невинном образе бывает, опасна и коварна.

              Мое следующее знакомство, опираясь на предшествующий опыт, произошло со взрослой девушкой Полиной. Она была на несколько лет старше меня, из очень интеллигентной еврейской семьи и жила с родителями в престижном доме на улице Осипенко. С ней я впервые попал на спектакль в драму, а затем посетил и оперный театр. Если честно, Полина совершенно не заинтересовала меня как женщина, но начав общаться с ней, меня потянуло узнавать другой мир, к которому раньше даже не прикасался.
              Этому знакомству я обязан знакомому моего папы Иосифу Галеснику, с которым мы работали в одном цеху. Иосиф был личностью легендарной и не столько по тому, что был ветераном нашего цеха, а потому, что был ветераном Великой Отечественной войны. В 20 лет с началом войны он ушел на фронт и принимал участие в битве за Сталинград, пройдя путь от Волги до Берлина.
              Через него я вначале познакомился с его сыном Марком, работающим журналистом в заводской редакции газеты «Моторостроитель».
              Их семья жила в двухэтажке заводского поселка времен войны. Это был беспокойный район, где типично еврейскому и творческому пареньку было не совсем комфортно. Марк с детства не умел решать вопросы, которые в таких районах постоянно возникали в наши годы. Но поселок Роторный, это место, где жил мой родственник и наставник в боксе Гришка Ляховецкий. Там же жили и ребята, с которыми я занимался в юношеские годы боксом. И хотя Марк был на шесть лет младше меня, наша дружба, начавшаяся с того, что в районе его «зауважали», продолжилась.
               Именно Марк познакомил меня с Полиной, а затем и с общительными девчонками из заводского комитета комсомола - в котором я не состоял. И вообще, именно через Марка  я начал интересоваться, а затем и общаться с людьми творческими и совершенно другого от меня уровня.
Через какое-то время меня уже принимал как гостя главный режиссёр оперного театра заслуженный деятель искусств Борис Александрович Рябикин. Он жил в генеральском доме на площади Куйбышева и по комнатам его квартиры я ходил как по музею...

                Вот так Мир вокруг меня из маленького замкнутого пространства, зажатого между колючкой и тюремным режимом, с каждым днем разворачивался до неимоверных размеров.