Муж своей жены

Александр Евдокимов


МУЖ СВОЕЙ ЖЕНЫ

новелла


в стиле «Rock-in-Room»
in the style of «R-&-R»


(аудио-версию слушайте в iTunes и в ЛитРес)


Удовлетворённая своими формами и реальным влиянием на то, что рядом с ней и вокруг неё, Луна доверялась Земле однобоко: она тормошила гравитацию и магнитные поля у дуры-соседки с материками и океанами, и иронизировала всегда, по поводу того, что та разместила на своей почве не только бактерии, но и тварей, да к тому же, и с чего-то, – божиих!... 
Светило, которое жизнь свою имело от Полнолуния и до Новолуния, а затем: от прыща – до аппетитной титьки, каждый день ниспадало к каркасу Земли из меридианов и параллелей, орошая и осушая берега приливами и отливами, и пленила своими боками влюблённых, поэтов, котов и идиотов…
На радость жёлтопузой, всегда, когда над литосферой туч и облаков не обнаруживалось, она напоминала о себе и увлекала, и пугала… она властвовала…
Наспех, но аккуратно, вместо Солнца, – часть лунного бытия, уже хозяйничало в географическом пространстве доступных земельных участках…



И по цементу поползла Луна, бросая тени многоэтажек на лысые газоны.
- Надо было цветы купить.
- Зачем? – слегка вспотев, спросил Геннадий, – Мы же ко мне домой,  к моей жене...
- Ночь на дворе! – Вячеслав небрежно вытащил из-под мышки кусок колбасы. – Предприниматель всегда должен иметь ход – наперёд! Я говорю… Ты же хочешь им быть?!
- Хотел бы! Поэтому и пытаюсь… усердно, как ты!
- Молодец! Учти: предприниматель – это каста!... Я говорю… Э-э… Да! Каста!... А она всегда в тонусе! Да! Жить, будто, касторки только что нажрался! Потеть этим, как больной! Быть на ходу! Я говорю… Всегда в движухе! Как на касторке! Вот, какая каста! Ходить – туда-сюда, как скипидар! Я говорю… Ни минуты покоя от тараканов! Чтоб голову распирало аж!... Тараканишь?!
- Тараканю! Точнее, начал уже, как ты рекомендовал…
- Вот и я тараканю про цветы: надо было забрать… я говорю… штуки три у юбиляра… Там охапка целая была – куда ему их... всё равно выбрасывать, а нам бы сейчас – в такой час!... Я говорю!... Уступишь в малом, Гена, – выиграешь в большом!... Хозяйка твоя сейчас орать начнет.
Колбасная кишка пахучим цветком вскочила в руке Славы: во тьме копченый пуп, её гвоздичной головой, вонзился в небо. 
- Не было такого, – тихо упёрся Геннадий.
- Было-не было! – хозяин колбасы, взглянул на луну. – Последняя капля что делает?
Товарищ молчал.
- Чего молчишь? Я говорю… Таракань!
- Ты спросил, что ли?
Вячеслав остановился: будто темнота сунула бельевой верёвкой свои жилы под горло.
- Ну ты даёшь!... На: – укуси колбасу.
Геннадий влип зубами в копчёный стебелёк.
В небе упала звезда-загадка...
- Тебе как?! Ничего?
- Чего? – произнес муж своей жены, и колбасная ткань сорвалась изо рта на ладонь.
- Шучу я! Балдею: – понимаешь? Я говорю… Теперь-то жри! Пошли, педигрипал какой-то… Я говорю… Долго ещё?!... Ох, зря я согласился! Надо было там ещё посидеть… пообщаться… Хотя, народу многовато было… А делиться идеями таракано-ов!... я говорю… нужно только со своими!
- Правильно! Поэтому, мы и идём ко мне! Поделишься… тараканами! Я даже ночами уже не сплю… и думаю, и думаю…
- Что? Уже мешают?!
- Не знаю, а как должно быть?
- Тараканы в голове должны не мешать, а будоражить!
- Как в «Бане»!
- Какой бане?! Тараканы в бане?! Ты что! Я говорю… Крысы даже от воды бегут, а ты в б-б…
- Нет! – аккуратно вместил в диалог объяснение Гена. – В «Бане» Маяковского… Там – б-бу-будоражит, как бу-будильник… бу-бу…
        - Ой! Точно!... Гы-гык! И проверяющий, там… тупица!... Гы! Тот – ему: сюда бы ещё, типа, штрихи Микеланджело!... Ха-ха! А этот, проверяющий… ну, тупой: Анжелов?! Армянин? А тот – нет, итальянец! Этот – фашист?!...
Геннадий парилку!   
- А-а! Да… неплохо, неплохо… я говорю… неплохо! Я говорю…  Тараканишь!... тарабанишь! Ха!... Поселились, значит… уже! Я говорю… Хорошо, брат… предприниматель, хорошо! Терпи их, терпи! Это – основа! Я говорю…
- Да-да, есть один!
- Что?!
- Живёт, говорю, у меня уже один. 
Вячеслав встал, как вкопанный… =
: зрачки, по-тараканьи, измерили дно глазниц;
: свободная рука почесала темя, а потом брюки у заднего кармана;
: колбасная палка сдирижировала и…
И предприниматели продолжили путь.
Микрорайон в спокойном каменном молчании казался тяжелее тьмы. Ветер, не найдя кудри листвы, стучал в рамы, шумел в тряпье, возился на помойках. Выше всего этого, не смотря ни на что, вспучилась Луна, жёлтым оптимизмом.
Шестнадцатиэтажные твари мирно кружились вокруг коллег – рассматривали. Одна из грязных подползла к человекам, и все стороны остановились.
- Орать не будет, я говорю? – ещё раз проволновался Вячеслав, озирая окрест.
- Да мы не орём.
- Жаль цветов нету… я говорю, – не слушая коллегу, сказал Вячеслав и бросил сердце в густую затяжку сигаретного дыма.      
- Ничего не надо! – обеспокоено растёр ладонями и жир и холодный пот Геннадий. – А с каплей что?
- С последней?
- Да.
- Последняя    капля   переполняет, я говорю! И чтобы этого не было – нужно сливать, или перекрывать, я говорю! Кусай?
- Нет.
Луна холодно осыпала тьму рядами обнаженных зубов: хохот какал на цемент, разбрасывая эхо сорвавшихся эмоций на скалы-стены, – Геннадий подтолкнул Вячеслава, но тот коснулся двери и остановился.
- Значит, так: мы входим – ты говоришь «Утанёк».
- А что это?
- Ну, Таня, Танек. Соседский пацан, так сестру зовет – «Утанёк». Понял? Я говорю…
- Угу.
- Повтори.
Геннадий изгнал свое дыхание! Ветер почувствовал, как губы обдуваемого, трубочкой потянулись ему навстречу: Гена сжал всё тело и гаркнул.
- У-ута-анёк!...
- Да не ори! Я говорю… Молодец!
Они двинулись  вверх: открылась дверь – подвал кинулся в лица прелой вонью и комарами, и дорога повела их мимо мусоропровода и лифта – в Генкин дом.
- А  зачем  говорить «У-утанёк»? – толкнул с эхом, по ступенькам хозяин, доставая ключи.
- Вместо цветов, – увеселение! Лёгкий и пустой юморок! Я скажу: «Ддатвуй», а ты: «Утанёк». Понял? Я говорю…
- Угу.
- Открывай. Я говорю…
Губы  Геннадия  обхватили  букву «у», открылась дверь и открылась тьма, – жена мужа своего спала.
Коллеги переглянулись: восторг застыл пальцем на сжатых губах.
- Т-с-с!... Пойдём на кухню.
Железобетон, поглотив Луну, толкался ребрами в чёрном квартирном пространстве, двигая по узкому коридору на людей комнатушку неполезной жилплощади.
Вячеслав  сразу  же  закурил, – пепел  полетел в раковину. Геннадий, отмахнувшись от дыма, открыл форточку и лунный воздух столкнулся с цивилизованной духотой, и вскружились занавески.
- Хватит глотать пакость! Садись, Слава, ноги уже гудят.
Дома голос хозяина зазвучал твёрже.
- Какие у тебя идеи... Ну?
- Отдыхай, нах..! – и небольшой паузой Вячеслав отрёкся от сказанного. – Я, Гена, очень много думал и решил: нужно создавать что-нибудь… я говорю… тараканить!
Гость сел: сверкали и глаза, и улыбка.
Взгляд хозяина округлился и начал блуждать по стенам кухни, будто он только что получил ордер на этот цемент.
- Да, я как-то… тараканил, но не думал, что... А в чём и как проявить себя?
Вячеслав оживился.
- Чайку бы, я говорю, поставил.
- Хорошо. Чай-вода! Ну, говори... хотя, – минуточку...
Гена  распахнул  врата  холодильника, и на скатёрку со льда сошла – водка.
- Ни хрена себе, я говорю! – воздух восторженно кинулся из грудной клетки гостя и осадил испариной бутыль.
- Сейчас закусить поищу.
- Не шарься: суй колбасу под гильотину, я говорю.
Неожиданно ожили настырные скрипки кровати… =
: палец Вячеслава прилип к губам;
: Геннадий отмахнулся;
: в открытую форточку ворвались свежие звуки лунно-цементных далей и растворили в себе тепло близкой спальни…
Нож срезал пробку с бутылки и хозяин швырнул её в заоконную пыль.
Ужинозавтрак вырвал из петель рубашек верхние пуговицы.
Водка расплескалась по первой...
- И в чем же нам проявиться?
- Отдыхай, нахоу... Плесни-ка!... Ещё – я говорю…
- Не гони, Слава!
- Этого требует классика. Помнишь, – «миль, пардон, прошу плеснуть»?
- Помню: родное – алтайское…
- О, а вот и наш друг, я говорю! – гость вытаращил глаза на появившегося таракана. – Как он здесь?!
Таракан замер на углу стола.
- Я же говорил, – есть один… пока: принёс в спичечном коробке… в подъезде обнаружил и…
- Так, я говорю, в тебе должны быть, а не у тебя… я говорю… Ладно, пусть, как символ живёт, но следи, я говорю, за потомством… Ха-ха!... предпринимательским... Наливай!
Через мгновение кухонный воздух, измазанный колбасой и хлебом, потянули ноздри мужчин в свои глотки...
- Первый вариант, – возвращая кухне кухню, начал Вячеслав, – летом соседка по даче огурцом мордашку мазюкала. Свежим огурцом, то есть его жопой… Мы бывало чудно с ней... Я говорю, – рекомендую огуречный лосьон. Пользуешься? Его пьют быстрее, чем мажут, – говорит она. И я не вынес шевелений этих губ!... Потом смекнул: огуречный сок с одеколоном дадут настой – лосьон! Три флакона сделал. Если сейчас разводить, то к зиме будем иметь деньги.
- Заманчиво...
Хозяин с трудом подавил в себе восторг.
Таракан тихо прошёл мимо блюд к бутылке.
- А как три пробных, – нормально?
Над белым пространством кухонного стола завис кулак и выдвинул вверх большой палец, а затем аккуратно обхватил бутылку и позволил руке наполнить тару. Одна рюмка швырнулась в  Славкины губы и колбаса смачно похлопала по ним.
Хозяин, облапав стопочку, всё сидел и смотрел куда-то...
Таракан длинными усами ощупывал каплю водки...
- Работает у тебя голова, работает! – улыбнувшись произнёс Геннадий, и залил рот горечью. – И пузырьков пустых можно… мильён набрать… на пустырях… за дарма…
Рюмка залпом опустошилась и плюхнулась  на  стол,  разглаживая   тараканье мясо прозрачным дном.
- Штука серьёзная, я говорю… Это, Гена, не только продукт косметики… Усёк?! Для жаждущих… 
- А: – понял! Как боярышник толкнём! Пойдёт! Это ж ещё  дороже!
- Совершенно в дырочку, я говорю! Что позволяет взобраться на локомотив и крикнуть: «А пиижайте к нам лет так чеез двадцать – тъицать!»
- Да, аньше-аньше! – подхватил шутку Гена.
- Гагак!
Колбаса таяла на зубах и пальцах.
- Заманчивая идея! Кому-нибудь говорил? 
- Нет.
- Не торопись. Надо подумать... Можно и на машину набрать. Вот ведь... Хотя – опасно! Контрафакт, ведь… Дай сигарету.
Брови Вячеслава растопырились.
- Отдыхай наха... я говорю…
- Не  лупь  шары! Я курю иногда... после последней! – слукавил Геннадий, окутываясь дымом.
Скрипки из спальни коснулись туманного шлейфа.
- А кто будет продавать?
- Мы, я говорю, – убедительно ответил гость.
- Я же член… партии?! Единоросс я…
- Отдыхай наха!... я говорю…
Сквозь сизый смог прорвалась грустная улыбка и застыла на лице хозяина.
И в миг!... =
: в   его   зрачки   наждачным   лбом   вошёл   рой    пепла, облепивший раковину, до блеска надраенную им;
: захотелось смыть этот срам; 
: стереть струёю – встать было лень!...
- У прилавка стоять не могу! Хоть режь!  Слава, я бутылки никогда не сдавал... ещё той стране! Стыдно: люди кругом, что скажут?



!Сигарета ненавистно расплющила на дне тарелки огонь и застыла упрямым бычком! – !Генкины руки утёрлись собой!


   
- И деньги нужны, и плюнуть бы на всё, но...
- Что но, я говорю?! Ха!... Мы ведь партиями и будем продавать.
- Не остри! – обида  красными нитями поползла на белки Генкиных глаз. 
Вячеслав ухмыльнулся.
- Я вспомнил самоубийство при андроповской власти... С табурета шагнул завкафедрой советского Вуза, я говорю… Такие трупы раздражали райкомы: прямо с табурета и – в яму: без почестей, чтоб. Жизнь у нас – малина, я говорю!... Тогда, сотрудники от жены предложили заказать оркестр, но она, вдруг, взбзднула: «Я член партии»... Грустно, Гена...
Он не ответил.
В руках хозяина квартиры скомкалась салфетка и Геннадий тщательно вытер тараканье мясо у бутылки водки, похоронив его в грязной тарелке.
- Тараканы-тараканища…
Тишина зависла кольцом дыма и этот белый обруч, клубясь и извиваясь, потянул над столом арию поставленным, противным голосом, подражая вою осеннего ветра…
Вдруг, прокуренный круг дрогнул и разорвался: в кухню вошла жена своего мужа.
- Ддатвуй, Утанёк! – выпалил гость, уступая стул.
Геннадий  обиженно  зашевелил  пальцами  на  ногах, зло сжав понапрасну вытянутые губы.
-У-у... уже встала, – выронил он запас энергии для шутки.
- Я давно не сплю. Что не сказал: картошки бы пожарила.
- Спасибо, Таня, у нас – колбаса! – Вячеслав добродушно приобнял и кухню, и хозяйку, и сел, и подмигнул хозяину. – Мы идею вынашиваем, я говорю…      
- Слышала. Бизнесмены.
Нож скользнул в Генкину руку и потянулся к жене.
- Ты, мать, если жарить картошку, то жарь!
- О!... хозяин, я говорю! – уже хозяюшке вмигнул гость и что-то кухонное вошло в его тело: хотелось жарить, парить, стряпать, – сжигая свои колени до водяных мозолей. – Кстати, ты же язык преподаешь?
- Да, – английский.
- О! Индивидуально  трудовая! Конкретные деньги, я говорю! Гена, твоя жена – золото! Я тоже владею методикой обучения: «сол» пишется с мягкий знак, а «тарелька» без… я говорю…
Теперь,  из  форточки, в  цементно-лунное  пространство, вслед за рваной пробкой, полетел смех. Это чувство было неодинаковым: Геннадий делал оскалы скупясь.   
- Тебе, Слава, тоже можно  уроки  давать! – и мягкие губы Тани сорвали яркую белизну зубов, и нож обелил картошку. – Отработал и по клиентам. Семьи нет, торопиться некуда.
- Правильно! Глядишь, – женюсь, я говорю…
- Тебе пора, – туманно изрёк хозяин и встал.
Через  короткий  шаг, рванулась шумная струя в раковину, легко смывая рой пепла.
- Вот что, мать-утанёк, поставь тарельку и иди сюда.
Двери и стены отодвинули кухню: в спальне муж своей жены не сдержал свои экзальтации.
- Чего ты выскочила туда?!
- Опять? Ген, обидно!
- Не нравится? А почему ко мне не выплываешь в халатике? Почему не кормишь, когда я один прихожу? Ещё и без трусов, наверное!
Его рука через одежду вцепилась в мягкий лобок жены своей и супруги. 
- Дурак ты!
- Пусть! Но смеяться над собой не позволю! Еще поговорим! Ложись, и никаких! Я говорю…
Геннадий удалился. Тьма коридора смыла с лица раздражение, и в кухню он внес уже виноватую улыбку.
- Всё: поели картошки... Я у неё хотел добавки под картошку-то... обиделась...
- Зря ты...
Гена  устало махнул рукой, ладонь упала на колено, пальцы забегали, заплясали.   
- А оркестр был на похоронах? – неожиданно сменил тему Гена.
- Был: от студентов дули, я говорю…
- Ну, а  какие   другие   варианты деятельности? – раскрошил далёкую шопеновскую симфонию гостя хозяин и, поискав глазами таракана на столе, пожалел, повертев в руках ком салфетки.
Вячеслав,   оттолкнувшись   от   глаз   собеседника, медленно потащил истоптанное перегаром пространство кухни – в собственный перегар – в пузе, желая выудить зевоту, но получился длинный усталый вдох.
- Отдыхай, нахоу... я пошутил. Какая, к чёрту, деятельность, я говорю! Прогарное дело.
- Врёшь! А одеколон с огурцом?
- Он белеет: реакция мутная… я говорю…
- А последняя капля, что делает?! – не глядя на Вячеслава, обиженно пробормотал хозяин. 
Гость молча встал, аккуратно завернул остатки колбасы в газету и протянул руку Геннадию.
- Отдыхай, нахо-о!...
- Я провожу, – виновато отозвался тот.
- Мы все, я говорю, проводники и полпреды! – иронично выдохнул Слава и шагнул к двери.



Татьяна прислушалась, отбросила одеяло… =
: и стала тенью;
: и подошла к окну;
: и к заоконному лунному месиву…
На освещенной улице две тёмные фигуры махали руками, пытаясь остановить такси.
- И всё-таки, я его люблю... – Тёплое дыхание окоченело на холодном стекле.

   

!Колеса завизжали на асфальте! – !Хлопнула дверь!



Силуэт Гены двинулся к дому по узкой полоске асфальта, широкой походкой, легко разрывающей ночь гагаринским маршем.
Её губы скупо сжали рождение улыбки.
- Ах, ревнивец!
В глазах теснились какие-то мысли.
Татьяна сбросила с себя пеньюар и, укрыв наготу халатом, села за кресло на пол.
Лунный свет полз к её ногам, и она поджала их сильнее, боясь быть сразу замеченной своим мужем. От волнения тело охватил озноб, который мешал слушать ребристую дорогу лестничного полотна.
Но было тихо.
- Не  рассмеяться  бы, – она улыбнулась и опустила голову на колени. 
Холод лунного света наполнил ноги Татьяны ледяным весом и тихонько заныла спина.
- Где же он?
Она  встала,  подошла  к  окну:  за  стеклом была пустынная плоскость асфальта.
- Вот ненормальный...
В пространство её мыслей ворвались изломы дверного замка, лунная полоса на полу резко выскользнула из-под ног Татьяны и она расшиблась за креслом.
Гена ворвался в комнату, размахивая букетом цветов. Муж игнорировал родной приют: схватил вазу, нашарил в изголовье кровати флакон одеколона и потащил его в кухню.
Цветы изжогой недоумения пронзили всё пространство спальни: ожидался лобастый гнев хозяина, но... ваза с живыми цветами в объятьях Луны...   
Геннадий гремел уже чем-то на кухне.
- Не заметил?! – задохнулась Татьяна. – Не заметил, что… меня… нет?! Пеньюар нужно бросить на середину кровати!
Будто, наспех брошенная прозрачная ткань лоснилась теперь в лучах ночного Светилы, рассыпающего жёлтую пыль с кровати за кресло...
Кухонный стол качался: Гена возбужденно таскал огурец по острым дырам тёрки.
- Пошутил он! Нашёл мальчишку! Как заговоришь о долге, о чести и сразу мутный, сразу шуточки... Продавать он будет! Врёшь, собака! Присмотрим!... Это урок ему! Но хитёр: реакция, – говорит! Такой сразу предаст, сразу! Что ему Родина – прилавок!... Отдыхай нах...
Тёрка лизнула пальцы!... =
: муж своей жены вылил сок в стакан;
: скрутил с флакона пробку;
: и – встал!...
Он сосредоточенно склонился над стаканом – первые же капли одеколона взболтали в изумрудной жидкости муть.      
- Реакция... Реакция... Такой предаст... предаст... передаст... такой передаст... педераст. Хах! Стихи! Предаст передаст педераст! Поэму напишу...
Гена устало сел.
- Я тебе покажу деятельность! Хахоньки всё! Отдыхай, нахо! А если со спиртом?... Проверим потом...
Остатки водки плюхнулись в рюмку. Пустая бутылка повертелась перед хозяином и юркнула за стол. 
- Бутылки сдавать не пойду...
Он вытащил  из  кармана  носовой платок, вывернул его и бросил в тарелку копченый пуп колбасы.         
- Шутник...
Взгляд Геннадия упёрся в тарелку с тараканьими останками.
- Тараканища! В голове… говоришь?!... Ну-ну! Я говорю… П-предп-приним-матель!... Р-размажу, как и… этого!
Гена брезгливо подхватил двумя пальцами комочек салфетки и перетащил его в мусорное ведро.
- У-утанёк!... У-убью!...



...В спальню ворвался перегар.
Свет Луны потускнел, наполняя глаза Татьяны солью: муж молча лёг на кровать, не укрываясь.
- У-утанёк!  Зря  ты  не вступила... Единоросс-с-с… это мо-озг!... Позиции у тебя нет: перекати-поле! Эх, незрелость сонная... только спать, глаза мазать, да юбки укорачивать! Спишь?... Отдыхай, нахоу... Я т-те-э... Я говорю…
Хозяин завалил комнату храпом.
- Т-тараканища…
           Татьяна плакала, вытаскивая из-под него пеньюар...
Луна украшала всё спальное ложе… =
: золотистая и сексуальная, она искрилась во тьме;
: этой тонкой вуалью, она раскрывала в спальне богиню;
: богиня тянула ткань тонких нитей исподнего облачения…
И!...
В обеих лунного было с избытком…




город Москва