Фрэд Чаринский

Даже не могу толком объяснить, почему решил это написать… Возможно какая-то гремучая смесь воспоминаний, ностальгии и случайных совпадений перекопала память «на два штыка», отыскав в ее глубинах именно это имя. А может быть это и не имя вовсе, а кличка или прозвище? Как сейчас узнаешь!?
Итак, нас трое. Я, Лешка Плюхин и Стас Одинцов. Мы учимся в десятом классе и сегодня вечером, как впрочем, и вчера, без определенной цели гуляем по морозному Свердловску.
С Лешкой мы знакомы с седьмого класса. С того самого времени, когда я, приехал из Харькова в Свердловск, поменяв очередную школу. Отец получил назначение, и семья принялась обживаться на новом месте. Жили мы в двухкомнатной квартире на последнем этаже пятиэтажного дома, а выйдя из подъезда, и перейдя неширокую улицу, я сразу оказывался на школьном дворе. По этой причине, дома частенько гостила толпа одноклассников, коротающая время отмененного урока, а то и банально его прогуливающая. Мы пили чай с вареньем и мучали трескучий кинопроектор, в очередной раз пересматривая «Шпионские страсти» на приколотой к висящему на стене ковру, простыне…
Лешка рисовал. Классная стенгазета была его крестом, который он стоически нес не первый год. По выходным, он любил приходить в гости. Но не как, воспетые в книгах, чопорные англичане, договорившись заранее и согласовав время, а просто - позвонив в дверь, буркнув «Привет» и, быстро разувшись, пройдя в комнату. Его не интересовал «чай с печенюшками». Практически с порога он спрашивал, не пришел ли новый выпуск журнала «Военное обозрение» который выписывал отец, и, получив его в руки, плюхался (надо же, какая тонкая игра слов - Плюхин плюхнулся!) на тахту в упоении рисую «вражеские» корабли и самолеты. Получалось очень даже похоже. Потом он добавлял немного нарисованных взрывов, оживлял пейзаж облаками и волнами, после чего считал «обязательную программу» выполненной. Следует заметить, что Лешка был не только левшой, но и заметно косил. Так что заподозрить в нем художественное дарование, вот так – с лёту, было делом безнадежным.
Стас присоединился к нам в девятом классе, но будучи невероятно активным, громкосмеющимся, непрерывно хлопающим себя в изумлении или в восторге по ляжкам, стал тем Стасом, которому говорили:
- Помнишь, в восьмом в колхоз ездили?
- Я в девятом пришел!
- Мы чё, спорить будем!? А редиской кто завхозу в жбан попал?
- Я вообще в другом городе учился… - сопротивлялся Стас и ему снова не верили.
Если мы играли в волейбол – Стас был рядом и с готовностью заменял уставшего игрока, выбивая мяч на приеме далеко за пределы площадки; если появлялась гитара, он, воспользовавшись паузой, беспощадно терзал ее струны, дурным голосом распевая какие-нибудь сомнительные куплеты… В общем – он был везде!
Сегодня мы прошли пешком от Уральского политеха по проспекту Ленина до Дома Советов, посмотрели на тропинки, проложенные в снегу по льду городского пруда, двинули было в сторону кинотеатра «Космос», но потом свернули направо, и через горку вышли к Дому офицеров.
Пора было возвращаться и расходиться по домам. Руки, глубоко засунутые в карманы, почти не мерзли, а вот ноги вовсю напоминали нам о том, что мы на Урале, что сейчас зима и, вообще, скоро по телеку будет «Спокойной ночи, малыши!»… Несколько фонарей давали достаточно света, чтобы покрытая снегом площадь не выглядела угрюмо.
Пока мы, негромко переговариваясь, решали как лучше поступить – прогуляться пешком или пойти-таки на трамвайную остановку, в некотором отдалении остановился милицейский «бобик», захлопали дверцы, и до нас донеслись голоса:
- В смысле, выходи!?
- В прямом! Свободен.
Интонация говорившего выдавала в нем человека, облеченного властью, как минимум над одним человеком.
Рядом с машиной возник по пояс голый, несмотря на мороз, крупный мужчина, почему-то не особо довольный, свалившейся на него свободой, и два милиционера.
- Я ж замерзну… Ну, в самом деле.., - пробасил мужчина, морозно растирая правой рукой левое предплечье.
Милиционеры перевели взгляды на нас, как бы на глаз прикидывая что нам слышно, что понятно и насколько мы для них интересны. Через несколько томительных секунд, их взгляды вновь поворотились к «пассажиру».
Примерно минуту ничего не происходило. Мы со Стасом повернулись к милиции спиной, демонстрируя полное отсутствие интереса к происходящему. Лешка при этом располагался полубоком, и со стороны казалось, что смотрит он куда-то в сторону монументального Дома офицеров, но мы-то знали! Ха! Уж нам-то доподлинно было известно, что Лешка косил в правильном направлении…
- Ну че там? – шепотом поинтересовался Стас, которому стоять неподвижно больше трех секунд было невыносимо мучительно. Он скреб ребром подошвы притоптанный снег в надежде докопаться до погребенного под ним асфальта.
- Фиг его знает. Вроде уезжать собираются…
Вновь хлопнула дверца «бобика».
- Держи.
- Мужики, вы чего?
- Держи, говорят. Другого все равно нет…
Машина заурчала и повезла милицию по делам государственной важности туда, где фонарей было еще меньше. Мы как по команде повернулись.
Мужик, которого высадили, неспешно направился в нашу сторону, на ходу пытаясь напялить на себя темно-синий халат, которыми осчастливливают уборщиц в казенных заведениях. При ближайшем рассмотрении он оказался здоровым бугаем лет сорока, которому халат был мал настолько, что не только не сходился на волосатой груди, но даже руки в рукава полностью не помещались. Мы с некоторой опаской смотрели на него, на всякий случай, прикидывая куда бежать «если чего».
Не доходя метров пять, «обретший свободу» довольно вежливо (правда, басом) поинтересовался:
- Парни, у вас закурить не будет? И сколько время?
Сигарет у нас не оказалось, а вот во времени мы его сориентировали довольно точно.
- Блин! – сказал он.
Мы солидарно кивнули.
Мужик попытался запахнуться в халат, но смог только едва-едва свести его полы в районе пояса, отчего верхняя часть разошлась клином, обнажив живот с черной вертикальной полосой волос, переходящей в буйную растительность на груди. На мускулистой шее сидела голова с копной черных кучерявых волос, имеющих достаточную длину, чтобы их трепал ветер. Общее сложение выдавало в нем крепкого, сильного человека, который долго «трудился руками». Мышцы не были рельефными как у культуриста, но убедительно говорили о скрытой в них силе. Мы были с ним почти одного роста, но, практически голый мужик был массивнее меня, одетого в черный милицейский полушубок, купленный летом на толкучке.
На выбритой скуле натекал синяк, а припухшая губа выдавала пропущенный удар. Судя по всему его сопернику или, скорее всего, соперникам досталось на полную катушку.
- Пиджак порвали, а рубаху пришлось выбросить… В крови вся… Была. Дубленку жалко…, - ни к кому не обращаясь, как-то виновато произнес мужик, стараясь повернуться так, чтобы ветер дул в спину.
Не знаю почему, но он уже не казался нам страшным. То ли потому, что был побрит, то ли потому, что у него когда-то была дубленка…
Из нас, теперь уже четверых, я был одет теплее всех. Мужик не счет – халат, черные брюки и ботинки. Стас в своем осенне-зимне-весеннем пальто с поднятым воротником и, видимо, заячьей шапке и Лешка во всесезонно-всепогодной куртке и неизменной вязаной бело-синей шапке с помпоном.
- Я с вами постою немного, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал владелец халата.
Мы переглянулись и снова кивнули. Немного посомневавшись, я протянул ему коричневые шерстяные перчатки. Двойной плотной вязки, теплые. Отец принес две пары. Вроде выдавали ему по службе… А может купил. Ну, в конце концов, скажу, что потерял.
Мужик с прищуром посмотрел на меня, выждал небольшую паузу, тихонько хмыкнул и негромко сказал:
- Человек.
И так мне спокойно стало. Я был уверен, что не то что бояться его не стоит, а более того – случись что – и он за меня разорвет моего обидчика. А может просто фантазия разыгралась. С ней у меня всегда было все в порядке!
- Я ж водитель. Классный. Даже гонщиком был!
Заметив отсутствие восторга в наших глазах, мужчина воодушевленно продолжил:
- Да. На грузовиках. В Египте гонял!
Он смял подбородок в гримасе «Вот так вот!».
- Клёво, - сказал я. Лешка кивнул. Помпон на его шапочке мотнулся вперед-назад. Стас широко улыбнулся и тут же унесся мыслями в пески Египта. Примерно в район пирамид. А куда еще? Других иллюстраций в учебнике географии по теме «Египет» не было.
- Кстати, у меня там дочка есть. Ну, в Египте. Знаете, как это бывает…
Мы не знали. Примерно представляли «как это бывает», но не знали.
- Парни, вы ж местные? Вы Фрэда Чаринского знаете?
- Кого? – спросил Лешка, отворачивая голову от мужика, чтобы лучше его рассмотреть.
- Фрэда. Ну, Чаринского! – и столько было надежды в его глазах, что очень хотелось соврать, но…
- Не, не знаем.
- Мельчает народ. Таких людей не знает… - мужик явно расстроился. Он даже прекратил на время бесполезные попытки прикрыть тело халатом. Несмотря на мороз градусов в пятнадцать, он стоял в глубокой задумчивости, засунув руки в карманы халата и подавленно молчал.
- М-да… Фрэд бы сейчас… Он… - наш, не назвавший своего имени знакомый, воздел глаза в небо, и в них словно пробежала теплая волна, что-то придающее силу, какой-то «паровозик воспоминаний», наверняка очень дорогих.
- Кстати, вот ты, - мужик кивнул подбородком в мою сторону, - стихи пишешь.
По моим округлившимся глазам он понял, что попал в точку. Даже Стас на мгновенье замер, с интересом уставившись на неожиданного предсказателя. Тот потер замерзающие уши одетыми в перчатки руками и обратился к Лешке:
- А вот ты… Ты рисуешь классно. Не бросай.
Мы стояли, раскрыв рты, из которых валил пар, и пристально всматривались в мужика, пытаясь понять: «КАК!?». Как он так смог? Встретить на улице при вот таких странных обстоятельствах трех подростков, замотанных шарфами, в нахлобученных шапках… Пообщаться с ними в режиме монолога десять минут и… Как!?
- А я чего? – проявил активность Стас.
- А ты – ничего, - с той же интонацией ответил мужик.
Стас обиженно сплюнул в снег и отвернулся. Мужик пожал плечами:
- Пойду я. Спасибо вам.
Потом неожиданно повернулся всем корпусом ко мне:
- Я б хотел, чтобы у моей дочки такой муж был.
Я смущенно-благодарно улыбнулся, не зная толком, что говорить в таких случаях. Спасибо? Обязательно! Как только, так сразу?
А он просто зашагал прочь. И последнее, что мы услышали, была фраза, полная разочарования:
- Фрэда Чаринского не знают… Эх, беда…

Прошли годы. У Стаса своя, пусть и небольшая, но очень транспортная компания. Лешка не бросил рисовать, закончил Свердловский архитектурный институт и посвятил жизнь дизайну автомобилей, а я пишу прозу, иногда разбавляя ее стихами.
Фраза «Ты Фрэда Чаринского знаешь?» на долгие годы стала нашим паролем, отсылающим к тем далеким временам, когда мы были молоды и полны надежд.