Новогодняя лотерея

Каждое утро, а иногда и перед обедом, я совершал прогулку вокруг корпу-
сов санатория.  С  некоторых пор мне стала составлять  компанию  Венера -  невысокого роста, средних лет, просто одетая кореянка, как я уяснил сразу же, любящая поговорить.
Меня это  не заботило, и я, машинально вышагивая два круга, слушал
её незатейливую речь.
- Вчера у нас случилось прибавление, привезли из колхоза «Ленин-
ский путь» двух девочек. Одна, ох, сильно худа, а такая красавица, жалко
её, – оповестила меня  Венера, - совсем, бедная, плохая  она.
- А как  звать их? – поинтересовался  я.
- Красавицу звать  Изольда, другую – Виктория. А меж собой мы их называем  Иза  и  Вика.
Наш санаторий располагался в нескольких километрах от  города, среди пригородных поселений. Он  имел  областной статус, немудрено,
что  здесь на излечении находились в основном жители  из колхозов и
совхозов. В нашей третьей палате один из недавно поступивших был казах,
лет тридцати  пяти. Его затяжной, отрывистый кашель не давал ночью спать, а
днём затруднял всем существование, но мы, «тубики» со стажем,
стойко сносили нового члена палаты.
Во время обеда я увидел  эту новую пару девушек. Они сели за столик Вене-
ры, видимо, она взялась на первое время их опекать.
С женской частью санатория мужская её часть встречались только в столовой
и по вечерам  в помещении холла, разделяющего коридор наше-
го третьего этажа на две половины. Там находился телевизор, просмотр программ  которого  больным разрешался  до одиннадцати часов.
Столовая находилась на втором этаже, в ней принимали пищу «тубики» только нашего третьего этажа. Мы пользовались левым лестничным маршем, девочки – правым, так как вход в холл на день запирался  с женской половины.
Поскольку наш казах ещё был «не ходок», то мы все четверо усаживались за столиком у окна раздачи.  Опишу эту четвёртку в нескольких словах.
Начну с самого колоритного - Мустафы. Это был  молодой, плотного тело-
сложения парень с крупной, черноволосой головой, украшенной  светло - карими, слегка выпуклыми глазами под густыми, почти сросшимися бро- вями. Его белозубая улыбка была настолько приятна, что сразу же покорила раздатчицу Олю, отчего она всегда выдыхала: «Настоящий мужчина!» и накладывала в его тарелку больше обычного рациона.
Второй из четвёрки Игорь, тоже крепкий парень, но постарше, лет так сорока. Он заканчивал курс лечения, в январе ему предстояло выписка. За два месяца своего пребывания здесь он освоил искусство узловязания из полиэтиленовых трубок от капельниц.
Третий из нашей «гвардии», пожалуй, был самым привлекательным, на женский взгляд. Представьте себе армянина, но  с эллинским профилем, сероглазого, с вьющейся каштановой шевелюрой, характером где-то джентльмена, но больше циника.  Вано никого из здешнего «контингента» в упор не видел, за исключениием  нашей палаты и, разумеется, медперсонала.
Появление Изольды им было отмечено словами: «Да, она – ничего…».
Ну, о себе скажу только, что я  оказался среди них самым старым, и при
поступлении в палату получил звание «профессора, так как принёс с собой увесистый портфель, в котором помещалось очень многое – и бельё, и книги, и тетради.
Процедуры мы проходили после завтрака и после утреннего обхода врачей. Нашу палату вела молоденькая ещё женщина Елена Николаевна
Она была очень внимательна ко всем, и всегда с милой, заметной лишь по уголкам её губ, улыбкой вслушивалась в шумы в наших лёгких. Под её внимательно-сострадательным взглядом мне бывалому «тубику» станови- лось спокойнее и увереннее. В этот раз, осмотрев и прослушав грудную клетку Калман-хана, она улыбнулась ему и сказала: «Ну, кажется, началось улучшение…» и прописала ему новые назначения.
После обеда Вано начинал собираться к отбытию: у него был «крепкий блат», поэтому с 14-ти и до 8-ми каждого буднего утра он мог девать себя куда угодно.
Почему-то я с некоторых пор стал пользоваться у Вано особым доверием.
Он, подсев на угол моей кровати любил излагать  свои дон-жуанские истории, тщательнейшим образом выписывая перипетии  каждого случая своих побед. Однажды я спросил его: « В чём ты видишь смысл своих волокитств, неужели
ты не можешь остановить свои «похищения из сералей»?  Он, несколько помолчав, ответил:
- Я привык побеждать, привычка сильнее натуры.
Впрочем, Вано заслуживает отдельного повествования...
Мустафа большую часть свободного от процедур времени проводил в прослушивании аудиокассет. Вставив в оба уха мини-телефоны и опершись спиной о спинку кровати, закрыв глаза, он мог часами покачивать головой в такт слышимой им татарской песни или мелодии. Глядя на него, я порой удивлялся – как  в такого здоровяка могла внедриться  палочка Коха?
Поделки Игоря получались всякий раз всё лучше и  оригинальнее.
Они находили широкий спрос, я видел их даже за пределами санатория –
в салонах автомашин, болтающимися  у переднего стекла на подвеске.   
Близился первый месяц моего пребывания в санатории. Однажды во время нашего с Венерой моциона она мне сообщила, что приехал из города  фтизиатр-светило  на консультацию по поводу предполагаемых  операбельных больных, в списке очередников числилась и Изольда. 
Откуда Венера добывала такие подробности?
Иза изредка и ненадолго появлялась вечерами в фойе, чаще её стройную, закутанную в больничный халат, фигуру можно было видеть в женском коридоре, где она прохаживалась - на свежий воздух выходить ей было запрещено. Однажды Венера мне сообщила, что Иза пишет стихи, их у неё целый блокнот.
И стихи у неё такие грустные, что, читая их, плакать хочется.
- А ты не можешь их мне показать, это возможно?
- Почему нет? – ответила Венера - она сама многие из стихов нам зачитывает. На следующий наш променаж она принесла листок со стихами, переписанными собственноручно. Вот их содержание:

Нашим встречам не быть,
я к тебе не вернусь.
Постараюсь сменить
своё чувство на грусть.
Нашим встречам не быть,
хватит множить беду.
Постарайся забыть
ты  свою Изольд;.
Ты когда-то дразнил
так меня – Изольд;.
Точно, ты не шутил,
знал, что я  изо льда.
Вдруг растаю весной,
как Снегурочка я.
Ты  утешься  с другой, 
и с ней горя не знай.

Эти стихи мне открыли Изольду с другой, потаённой девичьей стороны.
Я попросил Венеру подарить их мне на память, она  не отказала.
Между тем приближался конец года. Мы всей палатой решили Елене Николаевне сделать новогодний подарок. Скинулись, набралась достаточная сумма, которой хватило и на цветы, и на хорошие духи. Флакон нам понравился, а за качество запаха поручился  Вано: он всё это привёз из
города, духи этой марки ему порекомендовала  последняя его пассия.
В пределах санатория на праздники оставалось совсем немногие, и из персонала, и из состава лечащихся. Многих отпускали с вечера 30-го  декабря  по утро
3-го января. Отпустили на побывку и  Калман-хана, так что в нашей палате остались Мустафа, Игорь и я,. Игорь надеялся с родными встретить Новый год по-старому, а мне с Мустафой никак нельзя было обернуться в оба конца за три дня.
Поэтому наша троица подключилась к подготовке новогодней встречи   в самом санатории.  Ёлку установил санаторный плотник-электрик-сантехник, а украшали её девчата - их осталось пять человек. Вместе с ними мы из бумаги клеили и вырезали ленты и птичек, ходили в поселковые  магазины  за мишурой и продуктами к новогоднему столу, накрыть который решили у ёлки.
Мне пришла в голову идея устроить лотерею. Стали  подбирать форму её проведения. Где мы могли найти стоящие лоты? Ясно – нигде.

Мустафа вдруг предложил лотерею сделать шуточной и в качестве лотов взять любые предметы. Дело сдвинулось с места: быстро набрали около 10 - 11 «лотов».
По памяти перечислю некоторые из них: набор открыток с видами природы края, книга детективов, пластмассовый складной стаканчик, мартышка - изделие Игоря, набор жвачек, большая головка лука, клизма, набор фломастеров и ещё что-то.  Коронным лотом решили сделать бутылку полусухого шампанского. Ко всем лотам сочинили  рекламные  слоганы.
К примеру вот как звучал слоган к лоту № 4( клизма) : «То, без чего нельзя надеяться на легкую жизнь, вещь для всех, на все времена». 
Главный лот – шампанское имело следующий слоган: «Утешение для отчаявшихся в жизни, приз для настоящих мужчин и женщин».
Красочное объявление, выполненное мной, Мустафа прикрепил в коридоре у столовой. Оно оповещало  о следующем: « 31 декабря в фойе
3-го этажа в 22 часа начинается новогодний  Бал-маскарад с танцами. Разыгрывается беспроигрышная лотерея. Приглашаются  все желающие!»
Все девушки, вместо халатов, оделись в цивильные платья, джемпера.
Надели туфли, накрасились, намазались, наодеколонились. Явились все пятеро, в их числе были и  Изольда с Викой. Мужчин оказалось шестеро, пришли ещё трое больных из второй палаты. Ребята эти были не шумного поведения, с собой принесли  бутыль  0.7 литра красного вина и магнитофон «Дайна»
В десть вечера все собрались. Включили магнитофон, стали крутить записи Пугачевой, Кузьмина, Серова, Ротару, Ободзинского.
Часов в 11 Мустафа - крупье, объявил начало розыгрыша Новогодней лотереи. Первым лотом шла луковица. Выставив на тумбочку коробку,
Мустафа поставленным голосом выдал:
- Лот № 1. Натуральный продукт, лучше, чем любые деликатесы, Любимое лакомство французов.  Стартовая цена -30 копеек»
Я тут же вступил в торг: «40 копеек!» Виктор из второй палаты тоже вступил в игру: «50!» Цена вяло нарастала по 5 копеек за раунд.
Наконец в игру вступили девушки - сама Изольла: - «Один рубль!» На счет «Три!» она заполучила лот. Коробка тотчас же была вскрыта, и из ватной одежки, под всеобщий хохот, в том числе и самой  Изольды, была извлечена здоровенная луковица. Ещё больший смех вызвали розыгрыши клизмы и стаканчика: «Лучшее средство для вступления в любую компанию!».
Последним лотом шло «Шампанское» Мы с Игорем, зная лот, упорно соперничали за обладание им, и стартовую цену в 1 рубль мы подняли до пяти рублей.
Победу я уступил Игорю, и когда бутылка с шампанским была извлечена из ватной шубки,  Мустафа торжественно объявил: «По случаю встречи  Нового года шампанское по просьбе выигравшего поступает на праздничный стол!»  Проводили старый год вином, новый встретили под бой курантов шампанским.  Танцевали, шутили. Изольда не танцевала, сидела, зябко кутаясь в шаль, и молча смотрела на веселящихся. Заметив, что ей грустно, я подсел рядом с ней  и спросил:
- Отчего самая красивая не танцует?
- Мне не хочется - Изольда явно стеснялась своего дыхания и  при разговоре прикрывала слегка краем шали  свой рот. После некоторого молчания я задал ей глупый вопрос:
-  Изольда, вы  не расстроились из-за такого выигрыша?
-  Нет, но я подумала, что разыгрывается мандарин – просто ответила она.
Без  десяти минут час пришли дежурный врач и старшая сестра. Праздник закончился.
Третье  января… Ничего вокруг не изменилось, те же запорошенные ал-лейки, тот же распорядок дня, те же привычные лица.  На предобеденной прогулке  Венера сказала:
- Сегодня  окончательно решится, когда будут оперировать Изу.
Операционная санатория располагалась на первом этаже. Операции производились при участии опытных профессоров-фтизиаторов, которые прибывали накануне ответственных операций. Стало известно – Изольду оперируют 12 января. Игоря
мы проводили  10-го. Он сказал на прощание:
- «Хорошо, что я  уезжаю раньше…»
Вплоть до назначенного дня  Изольда не появлялась на публике, от Венеры мы знали, что она очень слаба. После полудня  Иза пошла на первый этаж, ей помогали медсёстры.  В такие дни в корпусах стоит необычайная тишина. Все знают, что происходит, все ждут, переживают, надеются…
Результат операции обычно не объявлялся. Оперируемый оставался в  «хирургии»
до следующего утра. Если операция проходила успешно, то  в помещении хирургии оставалась на дежурство медсестра. На этот раз дежурную не оставили. Операция закончилась поздно, о печальном исходе её мы узнали уже на утренних процедурах.
А к обеду мы  увидели, как с черного входа вынесли в зеленом  полиэтиле- новом пакете тело  Изольды и уложили на заднее сидение  «Волги». Там  уже сидела заплаканная маленькая женщина, её мать. Она приняла голову  дочери себе на коле-
ни. Машина медленно поехала, издавая непрерывный прощальный сигнал. Мы группой  проследовали за ней  до ворот.
Когда мы шли назад, Венера, взглянув мне в глаза, молча сунула мне    листок бумаги, свёрнутый несколько раз, и, убыстрила свои шаги.
Я не стал заходить в корпус, пройдя несколько по аллейке я развернул листок и прочитал записанное на нём круглым венериным почерком:

Уязвлена одной мечтой,
я приз  взяла.
Но мне – увы!  Совсем не  то
в нём обрела.
Живу – живу ли?! – средь потерь.
О,  Бог,  поверь,
приму, как избавленье  смерть,
из круга  бед.

Зачем  слезами моих  глаз
я  умываюсь  каждый раз?
Кто даст ответ?
Зачем  Изольда  родилась
на белый свет?

И я гадаю: - «да» иль «нет»
- погаснет ль неба синий цвет?
Уснёт ли в восемнадцать лет 
во мне  поэт?
Это были прощальные  стихи  нашей Изольды. ..
Мне так памятен её нежный овал лица, грустный взгляд, и всё никак не гаснет во мне досада и обида на самого себя  на нашу глупую лотерею, на то, что не смогли мы загодя  со-о-бра-зить, и  вместо луковицы вложить  один обычный мандарин!  Это могло бы стать для неё радостью сбывшейся надежды, и, как знать, может быть, это добавило бы ей сил  выдержать…