Алёнин дом Глава 2

Опубликовано в журнале "Смена" ноябрь 2022г.
Опубликовано в журнале "Новая литература"

Глава 2

Захаровна

Такие места, как это, Алёна не любила, суетно, жарко, пыльно… Всюду сновали автомобили, бегал запыхавшийся народ, благоустраивающий квартиры.  Здесь на строительном рынке люди скупали практически всё: электрику, обои, кафель, гвозди, паркет, шпаклёвку, ламинат…
               Алёна же зашла в павильон сантехники.
– Здравствуйте. Вам что-то подсказать? – тут же подскочил к ней смазливый юноша.
– Да – ответила посетительница. – Мне нужен унитаз – она подумала немного. – Пожалуй, два…
– А зачем вам два унитаза? – удивился молодой человек и, тот час, улыбнулся – Ааа, – догадался он – для вас и вашего мужа…
– На вроде того – вздохнула Алёна Сергеевна и отправилась выбирать.
А выбор, как не странно,  оказался богат! Низкие и высокие, средние и большие, дешёвые и дорогие глянцевые предметы радовал глаз, а потому лишь через час, оформив заказ, Алёна освободилась.  Она вышла на свет божий, на крыльце остановилась, закатила глаза.
– Так, в банке была, в Администрацию заходила, линолеум, унитазы купила. Осталось оплатить счета…
Женщина быстро спустилась по лестнице. Теперь ей предстояло пройти к остановке автобуса по вещевым рядам. Однако не успела Алёна свернуть туда, как вдруг увидела знакомую. То была её подопечная, обитательница «Дома престарелых» Антонина Захаровна Круглова, немощная бабуля в стоптанных калошах, цветастом халате, и роговых очках.
Старушка стояла у забора и чем-то странным торговала.
– Покупайте – говорила бойкая – шубку новую – протягивала людям всю рваную фуфайку она. – Не будет ей сноса! А вот платок пуховый…
Алёна подошла к «товару» ближе.
– И почём? – спросила она, взглянув на половую тряпку.
– Три рубля – обрадовалась бабуля и, никого не узнавая, улыбнулась беззубым ртом.
Директор всплеснула руками.
– Да, три рубля это дорого!
– Ну, да? Я вон вчера самовар за рубь с полтиной продала!
– Ааа, ну если самовар – Алёна подумала немного. – А тебе какими деньгами-то платить? Царскими?
– Царские не надо – замотала головой старушка. – Советские давай. За царские меня тятя из дома выгонит…
– Ну, если так…
Женщина открыла кошелёк, отсчитала мелочь.
– На – протянула деньги подопечной она.
И Антонина тут же зажала её в кулак, а директор продавца под локоток взяла.
– Пойдём-ка домой, Захаровна – вздохнула Алёна печально. – Опять сбежала. И что с тобой делать? Не знаю. Торгашка ты моя!

Подружки

Это война, казалось, не закончится никогда. Она длилась неделями, а правильнее сказать, годами. С небольшими передышками, примирениями, слезами. А потом вновь разгоралась…
Две закадычных подружки, два врага сходились лбами, да так, что невозможно было понять, кто из них прав, кто виноват? Главное, чтобы не покалечили друг друга и то ладно…
Одной склочнице было 75, другая намного старше. Ту, что старше звали Нажия, её соперницу Любашей. Одинокая Нажия когда-то в пожаре свой дом потеряла, Любу же «любящие» внуки в «Дом престарелых» сдали. Вот и коротали теперь старушки время вдвоём. Да если бы только мирно коротали!
– Это ты мои очки взяла?! – сегодня  с утра пораньше кричала на соседку Нажия – Они на тумбочке лежали!
– Я их не брала! – отнекивалась Люба – Ищи, где оставила, чего привязалась?!
– Я привязалась?! – не унималась старая – А ну, пошла! – замахивалась на подругу клюкой она.
И Люба, не помня себя, из комнаты бежала. Ковыляла по коридору так быстро, как могла, теряла тапки.
– Убивают! – кричала бабуля – Убивают!!!
И тут на шум выходили соседи, ворчали.
– Опять поругались…
Старух разнимали. Те тяжело дышали, охали, причитали.
– Это всё она! – жаловалась людям Нажия – Это она мои очки своровала!
– Я не крала! – вновь оправдывалась Любаша – Сама их потеряла дура старая!
– А ты, можно подумать, молодая?!
– Да уж, помоложе тебя! И Сталина не оплакивала!
И тут начинались классовые разногласия, до тех пор, пока не появлялась доктор Светлана Ивановна, полная шатенка в белом халате.
– А ну, кто тут Сталина оплакивал?! – спрашивала она, потом смотрела на «закадычных» подруг, украдкой улыбалась – Не угомонитесь, пеняйте на себя! Обеих лишу массажа!
И старые, наконец, успокаивались, оправлялись, а после, продолжая ворчать, шаркали одна в свою комнату, другая в кабинет врача.

Лукич

Летнее солнце, не зная жалости, всё припекало, и не было от него спасения никому, ни ребёнку, ни дряхлому старику, каковым Леонид Лукич теперь и являлся.
               В такую погоду он всё больше посиживал в своей комнатке в одиночестве, ни с кем не общался, разве, что с инвалидом детства Алёшкой, весёлым малым. Тот, безногий, приезжал к нему на низкой каталке, улыбался, да всё историю свою рассказывал.
– Мать, когда от меня отказалась, думал всё, не переживу, а потом ничего привык и даже понять её пытался. Ты знаешь, Лукич, я ведь и сейчас на неё зла не держу. Ну, кому нужно такое счастье? – он посмотрел на своё обрубленное тело – Никому…
– Ну, уж не скажи – возразил сорокалетнему другу старик. – Другая мать за своё дитя жизнь отдаст. А твоя… – собеседник махнул рукой, пригладил окладистую бороду, крякнул – Кукушка она у тебя.
– Может быть и кукушка – вздохнул Алексей и по-детски добавил. – Только я всё равно её люблю – он подумал немного. – Пожилая она, наверное, уже стала. Да и одна. Вот денег скоплю и к ней отправлюсь.
– Кудааа? – удивился Лукич.
Алёшка улыбнулся.
– Город Уфа, старая часть, а там я её быстро найду…
– Ну, ищи, ищи – процедил старик – Только уж потом обратно возвращайся. Не примет она тебя дурака. Чудес на свете не бывает…
– Бывает – возразил Алексей. – Вот к тебе, к примеру, дочка приезжает? Чудеса?
– Чудеса – усмехнулся Лукич и вспомнил свою последнюю встречу с Марьяной.
Явилась дочь к нему не одна, а со своим новым «мачо», лет так на 15 её младше. Но, не смотря на это, отец был дочери рад.
               – Здравствуй, Марьяша – обнял он свою любимицу.
– Здравствуй, папа.
– Как дела?
– Нормально.
– Как мать?
– Ничего, выживает…
– Как это выживает? Я же ей отписал и дом, и гараж, и дачу.
– Так она это всё продала.
– Как продала?
– В долги с кредитами влезла, вот и пришлось имущество банкам отдать.
– Понятно – Лукич покачал головой. – Выходит, всё, что заработал когда-то, пропало.
– Пропало – вздохнула Марьяна.
Она подумала немного.
– Пап, а ты мне денег не дашь?
Леонид Лукич удивился.
– Какие деньги, родная?
– Ну, ты же бывший бурильщик, и у тебя наверняка что-то осталось. Нефтяные акции, например. А?
– Нефтяные акции? – усмехнулся отец – А ты о них откуда знаешь?
– Мать сказала…
– Значит, мать? А она тебе не рассказала, как обманом меня обобрала, да сюда отправила?
– Пап, ну я же не такая…
– Такая, дочка, такая – старик вздохнул тяжело. – Нет у меня ничего…
И тут Марьяна встала.
– Значит, нет? – спросила она ещё раз отца.
– Нет.
– А откуда кровать новая, одеяло?
Мужчина усмехнулся.
– Заметила, стало быть?
– Заметила. А ещё поняла. И правильно мать тебя в этот гадюшник сдала! – дочь засмеялась – Здесь тебе самое место, козлу старому!
Марьяна пошла к выходу.
– Подыхать будешь, не жди! – сказала она и пропала.
– Вот тебе и чудеса – вздохнул Лукич и вновь посмотрел на Алёшку. – Вот тебе и чудеса…

Смола.

Жизнь в «Доме престарелых» текла размеренно. Утренний подъём, завтрак, прогулка, обед, сон и ужин. И каждый день повторял предыдущий. Правда, теперь шёл ремонт, но он не в счёт. А так, просто тоска зелёная.
«Удавиться что ли?» – подумала про себя Смола и сделала ещё одну затяжку.
Морщинистая, как урюк, с редкими жёлтыми зубами, растрёпанная, седая, вся в наколках она сидела на лавочке у входа под козырьком, тянула «Беломор» и вспоминала прошлое.
О том, какой красивой когда-то была, о маме и о папе, о не родившемся ребёнке и загубленной молодости… Хотя, об этом после…
А сейчас…
Старуха закашлялась.
– Проклятая чахотка, чтоб тебя – заворчала она, выбросила бычок, достала новую папиросу, прикурила, опять закинула ногу на ногу и продолжила вспоминать.
Так вот. Родилась Смола ещё в советской Эстонии. Правда, тогда все девочку звали Томой. Томочкой Порошиной.
А уж хорошенькой она была, не передать! Большие голубые глаза, золотистые волосы и коса до пояса. В семье Тамара была одна, а потому родители её обожали, баловали, ласкали, и всё бы ничего, если бы дочери всё это не стало надоедать. А потому росла Тамара капризной, дерзкою, часто обижала мягкотелую мать, в общем, творила, что хотела…
А в начале 60-х Порошины переехали в Ленинград. К этому времени Тома повзрослел и уже кое-что начала понимать. Правда, не в книгах да в учёбе, а в ресторанах да в моде…
Одевалась девушка коренным ленинградкам под стать, а кумиром своим считала диву французского кино Бриджит Бардо. Ей подрожала, собственной ею и была. Да вот беда, нищие учителя отец и мать перестали ей позволять тратить денег столько, сколько она хотела. А потому Тамара пошла воровать. Постепенно конечно.
Сначала она стащила у своей подруги кольцо, потом бумажник у тётки в метро, затем в кинотеатре дорогое пальто. И пошло, поехало… А вскоре Тому и вовсе понесло.
 Она связалась с гоп стоп компанией и уже обчищала квартиры состоятельных граждан. Собственно за что и получила первый срок. Однако тогда ей дали немного, но этого хватило, чтобы свести в могилу сначала своего отца, а затем и мать. Вот так…
И всё же жизнь Тамару ничему не научила.
Освободившись, она вновь продолжила мошенничать, воровать, а однажды в пьяном угаре убила сожителя. И снова срок получила.
Ну, а после и нечего вспоминать. Тюрьма стала для Томы вторым домом…
Смола вздохнула тяжело.
«27 лет по зонам. Шутка ли сказать? – старуха посмотрела на свои грубые ладони – Так бы взять и кожу с себя содрать! Да, поможет ли? Прошлое всё равно набело не переписать. Удавиться что ли? – Тамара усмехнулась – Это можно…»
Она ещё раз вздохнула, выбросила очередную папиросу, встала и, покачиваясь, нехотя, отправилась в корпус снова спать…