Божественная аллегория

 
       


        Верующий человек, который свято верил в свое божественное происхождение и всегда  надеялся на помощь бога, которую никогда не получал, но продолжал верить в то, что однажды бог услышит его молитвы и придет ему на помощь,  никогда  не видел это  создание, наделенное людьми всесилием,  и  названное  ими же    богом, тем не менее... И  потом   в книжке под названием  Библия, в которой люди написали божественную историю  он только видел много раз картинки с изображенным на них Богом   и разговаривал, но  не с ним лично, а с тем, кто обещал ему всё  то, что он просил у этого совершенного создания.  Человек этот, с помощью которого происходило это  общение со Всевышним,   назывался священно служитель. То есть он служил чему-то священному, как культу или идолу,  которому принято  поклоняться.

Но просьбы человека,  его желания всё равно не выполнялись,  он продолжал верить,   потому что ничего другого не оставалось и ничего другого он не умел, всё  надеясь на высший разум, который по-прежнему  не  замечал его,  маленького человека, сверху выглядевшего,   как крохотная песчинка,  затерянная в океане   среди множества таких же песчинок-людей,  которые тоже о чем - то просили у Бога.

И они, не уверенные ни в чем,  сомневающиеся в себе,  а только  верящие в свои надежды, не получающие повсеместно поддержку, потому что как можно получить поддержку для себя,  для своих желаний у другого,  он ведь к  тому же и не господь бог,  то  совсем растерявшийся человек стал тонуть в сомнениях,  всё  глубже погружаясь в пучину зыбкой почвы,  которая уходила прямо   у него из- под ног каждый раз,   когда он понимал,  что не имеет поддержки,  а жить ему хотелось и потому он громко на весь мир кричал об этом,  прося о помощи и снова не получая её, уже возмущался, становясь всё более агрессивным.

    И  тогда он  стал хвататься за всех тех, кто твёрдо стоял на ногах, словно утопающий за тоненькую соломинку,  и тянуть их за собой,  туда,  куда сам в этот момент  погружался,  рассказывая попутно о том, что это такое, тот Бог, которого он ни разу не видел, не ощущал тактильно с помощью прикосновений, он  с ним даже не разговаривал, но всё верил в его существование,   надеялся на его помощь, прося эту помощь сейчас у такого же человека,  как  он сам,  и всё равно он продолжал рассказывать,  потому что ему так  сказали, о том,  как  этот небесный создатель   всесилен, и как  способен помочь каждому человеку на этой планете, каждой песчинке, что затерялась в этом огромном, почти бесконечном  мировом океане  людей.

  Он предлагал тому, за кого сейчас цеплялся, как за последнюю   надежду на спасение, поверить  вместе  с ним  в  то же самое  и потонуть тоже вместе с  ним, он попросту обращал сейчас в свою веру в Нечто того, кто твёрдо стоял  на ногах и верил в себя самого, справляясь  с невзгодами самостоятельно, не уповая на какую-то сверхъестественную помощь, живя в настоящем,  реальном мире, наполненном телесными созданиями —  людьми и животными, а  не питаясь иллюзиями и   мечтами о чём–то высоко духовном, но не имеющем телесную оболочку, которая каким-то образом могла помочь ему, человеку, пусть и одному из многих, но тому, кто не был обладателем простого воздушного пространства, названного душой, в которой должна была бы находиться  совесть, но управляемая мозговыми нейронами, находящимися в человеческой голове, с помощью которых он думал  и понимал, что такое плохой поступок,  а что такое хороший, то есть с помощью своего   ума он   мог дать оценку происходящему и не позволить самому себе стать бессовестным, если ума его хватало на то, чтобы  не назвать чёрное белым и наоборот. То есть в его уме рождалась совесть и все его человеческие  качества, называемые душевными.
 
       Но в этот раз, тот, кто находился на краю пропасти, в которую медленно, но верно погружался всё сомневающийся во всём, но верящий в бога человек, тот,  за которого  он  всё хватался, как за   соломинку утопающий,   оказался не уверенным в себе и  слабым, он не твёрдо стоял на ногах, и потому   не удержался  и...

     Он, не сумевший  устоять на собственных ногах, погрузился во тьму сомнений, уверенный теперь   только  в том, что разобраться во всём  ему поможет только тот, в кого его заставил поверить тонущий   и тянущий за собой   в ту же пучину мракобесия,  тоже давно   ушедший  с головой  в трясину, в которой всю свою жизнь находятся те, кто  стоит перед вечной  дилеммой,  как между двух огней:  бог накажет или бог простит,   стоя   перед иконой,  как перед камнем преткновения  с надписью «Направо пойдешь —  без коня останешься, налево… сам погибнешь.» И  так и не решив эту задачку с двумя   неизвестными, не определившись с право и с лево,  не будучи  уверенными ни в чем,  придумав  с позволения  служителей религиозного  культа  для крепости собственной веры кучу наказаний,  накладываемых часто самостоятельно  епитимий на себя же,    оправдывая такое слабостью человеческой натуры,  зная, что человек грешен, что  должен отмолить,   смыть свои грехи,  пронося при этом   через всю свою жизнь навязанное кем-то посторонним, даже не свыше,  чувство вины.

     А ведь  человек, который живёт с чувством вины, ещё и за не содеянное,   всегда находится на грани между жизнью и смертью, стоя у того камня с надписью  «налево пойдешь… направо пойдёшь…»,  всё  желая заслужить награду или  получить одобрение  за свои поступки от Бога и всё  не получая её,   однажды разочаровывается,  но верить и ждать обязан, потому что так положено — стоять у того камня, всё  пребывая в сомнениях и думать,  а не разверзнутся ли сейчас перед ним врата ада…

      Жить в постоянном   страхе перед наказанием,   ни есть жить в комфорте.
Откуда в таком человеке возьмётся доброта, если он всё время боится неотвратимости  наказания, живя в страхе  ожидания  смерти.

Этих людей, это  понимание   существования Бога, вера в его  всесилие, будто бы  держит    на коротком поводке,  протягивая  им    руку с горбушкой хлеба,   за которой человек будет постоянно следовать из боязни остаться без неё  и умереть с голоду,  когда говорят, что своя рука владыка,  а никак  не чужая,  хоть и  украшенная благими намерениями. Чужая владеет тобою, беря в жёсткие объятия смерти ещё при жизни,  постоянно держа в крепких  тисках страха.

    Потому что   любая вера, кроме веры в самого себя,   в нечто потустороннее,  ещё и  обладающее  могущественной силой,   основывается   на вере в неотвратимость наказания.  Ведь себя и наказать не сподручно, и сделать себе плохо не захочется.

    Ну,  а пока что   одни, те,  что уверяют,  что  бог есть, продолжая тянуть за рукав других  в трясину своих собственных сомнений и неуверенности, уповая на слабость человеческой натуры,   на которую легче всего повесить разные  грехи  и проступки,  всё так же доказывают его существование, как непреложную истину. Но разве есть  в  этом  надобность,   навязывать истину, не требующую доказательств, разве можно  аксиому делать и делать    снова    аксиомой, даже без учёта аллегорического изложения о   существовании    бога и обращении  в свою веру.

18.05.2019 г.
Марина Леванте