Сколько веревочке не виться...

«Сколько веревочке не виться, а конец придёт!», - выплюнула тётя Таня, швырнув перчатки в мусорное ведро и с размаху хлопнув дверкой шкафа.

Пышная грудь ходила ходуном. Мелко подрагивала синяя жилка на виске. Когда мама вытаскивала из морозилки мясо в целлофановом пакете, пакет туманился, напитывался влагой, которая собиралась постепенно в крупные озёрца. Теть Танин лоб на моих глазах покрывался похожими бисеринами испарины.

Она взяла сигарету из пачки и вышла на балкон.

Я прислушивался к шорохам за закрытой дверью тетиной комнаты. Кто там?
Обычно темные фигуры появлялись под вечер, прячась в серые платки. Склонённая голова и опущенные глаза. Запах страха и стыда. Отчаяние. Тетя провожала их к себе молча и закрывала дверь. Спустя 2-3 часа женщина выходила неуверенно и робко, как новорождённый щенок, едва стоящий на шатких лапках. И как щенок радовалась свободе.

Я крутился около двери, прислушиваясь, то к движениям на балконе, то к странной тишине в комнате. Я был не в силах уйти и заняться своими делами.

Хотелось узнать отгадку. Чем дольше длилась тишина, тем страшнее мне становилось.

Не в силах унять грохот сердца, я потянул медную ручку на себя и вошёл внутрь. Мои ноги дрожали, как два слабеньких побега под порывом ветра. Я сделал шаг, а потом ещё один. Нужно узнать, кто там и почему замолчал.

Коричневая клеенка, такая же, какую подкладывали в саду под простыню некоторым детям на время дневного сна, была бурой от крови. Темная жижа пропитала клеёнку и просочилась на рубашку женщины.
Белое неживое лицо. Мороз. Тишина.

Я  замер, стоял и долго-долго смотрел на фигуру, завёрнутую в белое покрывало.

Спустя какое-то время я вышел. Меня вырвало. И рвало потом ещё часа три, пока я не заснул.

«Сколько верёвочке не виться…, - слышалось мне сквозь стоны. Кто-то рядом плакал, а мне снилось, что всю землю заливает невиданной силы ливень. Капли его хлестали по лицу, кололи и жгли, а я все бежал и бежал, спасаясь неведомо от чего...