мурыся

Имя ей дала бабка – добрая, горбатая и очень старая. Она умела давать кошкам такие имена, которые сразу же к ним прилипали.
Мурыся родилась под осень, а уже зимой научилась забираться на бабкин горб. Бабка ворчала на неё, пыталась прогнать, но та близко прижималась к тёплой шали, накинутой на негибкую спину, и тут же замирала, не желая уходить.
- Брысь, окаянная твоя душа! - бранилась бабка.
Она пыталась прогнать Мурысю полотенцем, но взмаха руки не хватало, чтобы оно достигло кошачьей морды, и спустя минуту наступало смирение. Бабка стояла у печи и пекла лепёшки, а Мурыся довольно сидела сверху и смотрела на оранжевые угли. Ей нравился жар и запах еды разносящийся по дому.
Зимой Мурыся подолгу дремала и видела яркие сны, а летом просыпалась рано, ныряла в небольшое отверстие в полу и через узкие подпольные переходы выходила на улицу. Летним утром в траве много шорохов, которые очень волнуют сердце. Тут и улитка, и дремлющая стрекоза, и ночной мотыль, задержавшийся до рассвета, были и запахи, доносившиеся откуда-то издалека. Они манили, тревожили любопытство, но Мурыся не ходила дальше деревни, боялась. Нередко ей удавалось поймать неосторожную птицу или мышь-полёвку. Она всегда приносила добычу к дому. За мышей бабка гладила её и хвалила, а вот за птиц ругала. Она отбирала их и уносила в дальний угол сада. Там бабка закапывала мёртвых пичужек, а Мурыся тёрлась возле её ног, вдыхая запах свежей земли.
Деда Мурыся не очень любила. От него пахло чем-то невкусным, а ещё его рука была грубой и тяжёлой. Он гладил Мурысю то по голове, то по хвосту, а иногда и вовсе запинался за неё. Он плохо видел, поэтому ходил шумно, не отрывая подошв от пола, вытягивал руки и ощупывал предметы, попадающиеся ему на пути. Мурыся привыкла остерегаться его и именно поэтому часто залезала на бабкин горб, там было безопасно, высоко и удобно.
Мурыся знала всех деревенских жителей, включая людей. Козы обычно не обращали на неё внимание, а вот красный петух часто бросался и норовил побольнее клюнуть. Остерегалась Мурыся и гусей. От них заманчиво доносило пером, но птицы эти были уж очень странные – огромные, шумные и злые. Нравились Мурысе коровы. Они всегда спокойны и безразличны, а ещё от них приятно пахло молоком.
Молоко в дом приносила соседка, её Мурыся тоже знала и тоже любила. Бабка долго говорила с ней о чем-то, а когда соседка уходила, то Мурысе доставалась большая плошка молока. Оно было ароматным и немного тёплым, белым, как снег, и очень вкусным.
Время шло, и Мурыся стала совсем большой. Тело её вытянулось, морда тоже, зелёные глаза, слегка прищурившись неустанно следили за течением размеренной жизни, протекающей вокруг, и всё было хорошо, пока не случилась беда.
Однажды в деревню пришли странные люди. Их было много, и все в одинаковых одеждах. Они принесли с собой шум и суету, новые запахи и страх. Их слова напоминали громкое гавканье.
Мурыся теперь не выходила из дома, и никто не выходил. Странные люди уводили из домов жителей. Они забрали и соседского петуха, и шумных гусей и даже больших коров. Соседка больше не приносила молоко и сама не приходила. Мурыся думала, что и её заберут, поэтому пряталась и лишь по ночам приползала спать к бабке. Деревня замерла и погрустнела, всё стало тихим и строгим. Спустя неделю странные люди стали заходить в дома. Теперь они забирали людей и куда-то их уводили. Пришли они и за бабкой. Она громко говорила, срывалась в слёзы и размахивала руками, но люди не слушали её, лишь громко рявкали и толкали к выходу. Деда они тоже вывели, взяв под руки. Несколько человек осмотрели дом: заглянули на печь и под шкаф, а ещё под кровать, именно там пряталась Мурыся, но они не заметили её серую среди вещей и ушли. Наступила тишина. Мурыся хотела уже выйти из укрытия, как вдруг на улице поднялся страшный рёв и громкие стукающие звуки. Они продолжались непрерывно и долго, то шли друг за другом очередью и беспрерывно, то на мгновение умолкали. Мурыся жалась от страха ближе к стене, и ужас пронзал её тело. Никогда ещё ей не было так боязно, как сейчас. Бабка так и не вернулась, дед тоже. Мурысе очень хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось, но стало ещё хуже. Когда оглушительные стукающие звуки умолкли, раздался звон разбивающего стекла и в доме странно запахло. Этот запах Мурыся знала, он появлялся, когда бабка растапливала печь, но теперь его было слишком много и им трудно дышалось. Мурыся бросилась из-под кровати на кухню и увидела огонь. Он горел высоко и ярко, охватывал стол и стул, полз по стенам. Мурыся заметалась по комнате, все пути были отрезаны, а дышать между тем становилось нечем. Жар теперь был совсем не приятным, но обжигающим и сильным. Мурыся видела разбитое окно и то, как дым сочится в него, но пробраться к выходу было невозможно. Пламя силилось и, потрескивая, расходилось по кухне. В конце концов, переполнившись отчаяньем, Мурыся прыгнула к окну прямо в огонь. Её тонкое тело, вытянувшись в стрелу, молниеносно вылетело прочь на улицу, но подушечки лап успели обжечься, и бежать было нестерпимо больно. Она хотела остановиться и перевести дух, как вдруг увидела двух людей, тех самых, которые заходили в дом. Они о чём-то говорили, но заметив Мурысю, притихли. Один из них осторожно достал из-за пояса странный железный предмет, и тут Мурыся услышала тот самый стукающий звук. Он был всего один. Она бросилась прочь. Впервые она бежала так долго и так далеко. Лишь спустя время она снова почувствовала боль, но теперь уже не только в лапах, а ещё и на голове. Как оказалось позже, с головы исчезло ухо, как раз в тот момент, когда раздался тот ужасный звук. Теперь на месте уха осталась большая яркая рана, которую Мурыся долго лизала, сглатывая кровь.
Несколько дней Мурыся провела далеко от деревни, прячась от любого шума и шороха. Они больше не казались манящими и интересными, всё теперь только пугало. В воздухе носился горький запах дыма, а деревня так и вовсе исчезла с лица земли. На её месте теперь стояли обгоревшие развалины. Мурыся всё же вернулась туда, в надежде найти свой дом, но от него осталась только полуразрушенная печь. Именно в ней и поселилась Мурыся. Она залезала теперь туда, где бабка готовила, и где когда-то лежали раскалённые угли. Почему-то именно в этом месте Мурыся чувствовала хоть какое-то успокоение и только там могла крепко спать.
По ночам она выбиралась на охоту. Теперь некому было показывать добычу, да и голод давал о себе знать. Мурыся кормила себя сама, хотя еда эта была скудной и доставалась с большим трудом.
За несколько месяцев одинокой жизни тяжёлый быт истощил когда-то красивое Мурысино тело. Теперь шерсть торчала клоками и больше не блестела как раньше, сон стал коротким и чутким, а внутри появилось чувство одичалости. Всё казалось опасным, особенно будущее. Трава жухла и вяла, деревья опадали, и скоро на землю должна была прийти она – морозная и долгая зима. Мурыся помнила, какими холодными бывают зимние дни. Они обычно тихие, с алыми закатами, молчаливые и изнуряющие. Зимой хочется сидеть на бабкином горбу и тихо мурлыкать ей в ухо, и чтобы бабка непременно стояла у печки, где тепло. Но бабки больше нет, а предстоящие холода уже ощущаются где-то под кожей, грозят тяжестью и неизбежностью.
Совсем скоро деревья обнажились, птиц не стало, часто шли тонкие тягучие дожди, а ветер студил рёбра и иногда пригонял первые снежинки.
Мурыся ослабла и почти не выходила из своего жилища. Она сидела, подобрав под себя лапы, прикрыв глаза и устало дремала.
Дремала, дремала, дремала…
Теперь ей редко снились сны, не мерещился запах птиц. Внутри не было ничего. В этом состоянии даже голод отступал, и, казалось, уже не крутил желудок.
Иногда она видела обрывки прошлой жизни, а в конце сна приходили гавкающие люди, раздавался стукающий звук, и она вздрагивала, просыпалась, а спустя минуту снова прикрывала глаза.
Скоро солнце совсем перестало показываться на небе. Грязь стала глубокой и холодной, сильные заморозки ещё не наступили, но воздух уже был ледяным. Мурыся лежала и смотрела, как по небу текут низкие тучи, похожие на мутную воду, как вдруг где-то вдалеке она заметила серые пятнышки. Они приближались и обретали облик людей. Мурыся забилась подальше в самый угол печи и пристально следила за ними. Это действительно оказались люди, но не такие громкие и резкие, как те, что разрушили деревню. Эти были изнурёнными, в тяжёлых грязных сапогах, в вымокшей от дождя одежде. Они разложили вещи на развалинах, нашли несколько поленьев и разожгли небольшой костёр. Вскоре запахло едой. Мурыся невольно подалась этому запаху навстречу и высунула морду из печи. Её заметили и стали звать, один, самый высокий, даже встал, чтобы подойти к Мурысе ближе, но та из последних сил быстро выпрыгнула из печки прямо в грязь и потрусила прочь. Далеко она не убежала, в ямах скопились лужи, они были глубокие и холодные. Мурыся остановилась и обернулась. Люди сидели недвижно и смотрели на неё. Один бросил ей что-то. Мурыся отскочила, но заметив, что кусок вкусно пахнет, приблизилась и начала жадно есть. Это был хлеб, смоченный в консервном соке. Следующий кусок тоже был брошен, но теперь чуть ближе к людям. Мурыся сама не заметила, как оказалась прямо возле них. Последний кусочек хлеба Мурыся взяла прямо с руки, осторожно, вытянувшись всем телом вперёд, чтобы в случае чего успеть убежать. Ей очень хотелось подойти ближе, но она боялась.
Один из мужчин начал ласково звать её.
-Эй! Безухая! Иди к нам, не бойся. Откуда ты такая, трусиха?
Он говорил ласково и Мурыся села неподалёку от него.
Разговор продолжался недолго, начинало темнеть и люди, устроив себе нехитрый навес на остатках сарая, легли спать. Ночью Мурыся обнюхала их вещи. Люди жались друг к другу и спали, не шевелясь, как бывает от огромной усталости. Мурыся осторожно залезла к тому, что говорил с ней. Здесь было тепло, и впервые за долгое время она ощутила безопасность. Эти люди не гавкали, как собаки и не угрожали «стукающей» штукой, они были, как бабка, которая говорила с Мурысей и кормила её.
Утром Мурыся перебралась на мешок, лежавший в стороне. Его надевали на плечи и он напоминал бабкин горб. Проснувшийся знакомый громко смеялся, когда увидел на нём Мурысю, а когда сели есть, снова подманил её едой. Мурыся в этот раз была посмелее. Она жадно ела хлеб и в этот момент ощутила на себе ласковую горячую руку.
-Ешь, ешь, безухая, поправляйся.
Мурыся выгнула спину, и напряжение в её теле исчезло. Она наклонила голову в бок и, щурясь, начала подставлять её навстречу ладони. Вскоре на теле Мурыси оказалось целых четыре руки. Они гладили её, чесали, трепали по загривку. Мурыся ни на минуту не хотела расставаться с этими людьми. А когда те потушили костёр и надели мешки на плечи, она ловко, как и раньше, вспрыгнула на тканевый горб и ни за что не захотела слезть.
«Что ж, безухая, сиди коли так», - сказали ей люди и пошли прочь, через грязные поля, по вязкой жиже, а Мурыся сидела верхом на одном из них и тихо мурлыкала о счастье, которое внезапно преподнесла ей жизнь.