лапа

Старуха всегда приходила вечером с густой кашей или объедками, долго пыхтела и медленно наклонялась, пока несколько бездомных кошек и Лапа крутились возле ее ног. Каша была теплой и от того еще более вкусной. В ней присутствовал приятный запах приготовленного зверя или птицы. Хотя, может быть, это был просто запах и все это Лапе казалось. Но какая разница! Ведь казалось же! Значит уже неплохо.
- Ешьте, ешьте, - приговаривала старуха сухим голосом.
Она подолгу смотрела на оголодавших животных, а когда те, насытившись, начинали с благодарностью тереться об ее ноги, медленно ковыляла к подъезду.
Вечерняя еда казалась Лапе самым приятным в серых, холодных и иногда жестоких днях. Гоняли ли ее другие собаки, обижали ли пьяницы, милость которых сменялась резкой злобой, лил ли с неба противный дождь, приставали ли писклявые дети, ворчали ли брезгливые женщины, Лапа всегда знала, что в конце всего этого придет старуха с теплой кашей, и это вселяло какую-то надежду. Надежду, что день не так уж плох, да и жизнь в целом тоже.
Ночь медленно опускалась на город, машины ездили все меньше, прохожие ходили все реже. Кошки спускались в подвал, а Лапа бежала прочь к гаражам. Дело в том, что ночью в город всегда приходили другие собаки. Большие и сильные они ловко запрыгивали в мусорные бачки, рвали пакеты, разбрасывали объедки. К незнакомцам они относились недоверчиво, порой даже агрессивно и невысокая Лапа была часто ими бита. Сама она не могла запрыгнуть в мусорный бачок и все, что ей оставалось – это ждать, не пропустят ли большие чего-то вкусненького. Но они не пропускали и, сбившись в небольшую группу, бежали дальше к другим бачкам.
Днем можно было никого не бояться. Большие собаки приходили редко. Они также как и Лапа опасались других людей.
Лапа лежала на канализационном люке, который не замерзал даже зимой, хотя и оставался все равно холодным, и тихо дремала. Иногда она видела сны, видела свою мать, которая имела такую же черную окраску тела и белую лапу. Но на ее ноге белое пятно было маленькое, а вот у Лапы оно было большое и яркое. Потом матери не стало. Ее сбила ночная машина, и тело еще долго валялось на дороге – грязное и промокшее. Лапа боялась подойти близко, хотя и чуяла в себе тягу. Ей хотелось проверить, может быть, мать ее просто заснула. Но не было это похоже на сон. Слишком спокойно все, бездвижно. И доносило от нее чем-то неприятным, жутким, пугающим. Лапа тогда впервые узнала, что бывает такой сон с запахом. Позже Лапа еще не раз встречала этот запах, и он всегда нагонял на нее ужас и тянущую тоску. Будто что-то важное ушло из жизни, будто что-то неминуемое ждет и ее. Эти чувства всегда пугали, и Лапа убегала прочь, чтобы больше не видеть, не дышать этим.
Шли годы, Лапа несколько раз за свою жизнь щенилась. Время это было приятное, но очень уж трудное. Найти укромное место в городе не удавалось, приходилось бегать все к тем же гаражам и искать его там. С едой все обстояло еще хуже. Подолгу Лапа сидела возле магазина. Там чаще всего удавалось выпросить свежую корку или, если повезет, небольшую сосиску. Но потом и оттуда стали гонять. Местный грузчик, который носил высокие сапоги, не любил Лапу и однажды сильно пнул. Дескать, мешается под ногами. Лапа долго бежала по улице. Ей казалось, что от боли можно скрыться, но не выходило. Брюхо потом нестерпимо ныло, от еды подташнивало. Лапа стала бояться мужчин, особенно тех, которые носили высокую угрожающую обувь. Иногда эти мужчины что-то ласково ей говорили, предлагали еду, присаживались на корточки и протягивали к ней руку. Лапа всегда стояла шагах в семи. Сначала недоверчиво смотрела, потом даже начинала вилять хвостом, но стоило мужчине бросить ей лакомый кусок, то она бежала прочь, и поджимала свой грязный хвост. Тот, кто пытался угостить ее, раздосадовано махал рукой и уходил. Только тогда Лапа возвращалась и ела. Она не могла преодолеть свой страх, он всегда был сильнее ее. Сильнее даже, чем голод.
Сегодня старуха пришла с опозданием. На улице уже потемнело, и было безлюдно. Кастрюля пышно дымилась на морозе и кошки в нетерпении терлись возле старухиных ног. Лапа тоже подошла, но стояла не мешаясь. Старуха отлила из кастрюли в маленькие немытые плошки, и кошки тут же бросились толкать свои морды в долгожданную еду. Старуха между тем направилась к плошке побольше, для Лапы, но сделав несколько шагов, странно скривилась, выронила кастрюлю и повалилась на землю. Каша вытекла густой лужей прямо у Лапиных ног. Серый кот сразу же подбежал и начал лизать у краев. Лапе тоже хотелось есть, но она вдруг почувствовала рядом со старухой что-то неприятное. Нет, это был не тот страшный запах уже случившегося, но нечто неминуемо сгущалось в воздухе. Лапа снова видела эту недвижность, такую же какую видела раньше. А что дальше? Снова придет этот мерзкий запах, снова намокнет и измарается тело? Оно будет лежать тут очень долго, и никто больше не принесет ничего горячего и вкусного.
Старуха уже несколько лет приносила еду и она была тем единственным человеком, которого Лапа совсем не боялась, которого считала своим. Старуха редко гладила ее, чаще кошек, но Лапа любила ее запах: немного едкий, затхлый, но очень знакомый и добрый. Сейчас что-то произошло, и произошло с тем, кто был Лапе очень дорог.
Она залаяла. Впервые в жизни она громко и отчаянно залаяла, но никто не отозвался. Лапа заметалась из стороны в сторону, в ее голосе появились отчаянные короткие стоны и урчание. Страх рос в груди. Он был сильный, настойчивый, сводящий до судорог. Хотелось это прекратить, хотелось, как и раньше бежать куда-то от этого чувства. Бежать до тех пор, пока не заболит грудь, пока не заноют ноги, пока не появится ощущение, что все осталось позади. Но Лапа не бежала. Странно, но в ней была уверенность в том, что если она сейчас убежит, то больше никогда не случится день, в котором все знакомо, что что-то важное уйдет из жизни и уйдет навсегда.
Она завыла. Протяжно и хрипло, жалобно и долго. Лапа никогда не выла и, казалось, даже не умела этого делать, но теперь… Она видела яркие звезды и пар, который выходил из ее нутра. Она видела тонкий и острый месяц, недвижно застывший в стороне слева. Она видела прозрачное белое облако, которое мягко подсвечивалось небесным светом и неспешно плыло куда-то вдаль. Она слышала голоса, которые приближались и становились громче.
Голоса! Это люди! Лапа снова залаяла отчаянно и непрерывно. Она заметалась от старухи и в сторону идущих. Те заметили. Они подошли ближе и увидели старуху. Начали громко говорить на своем, куда-то звонить. Вскоре приехала мерцающая машина. Она жутко гудела, и Лапа от страха помчалась к гаражам. Она бежала теперь без оглядки, потому что больше не было сил сдерживать свой ужас, бороться с ним.
Около часа она не решалась выползти из-под сваленных досок. Ей хотелось вернуться к каше и к старухе, но от одной мысли о мерцающей шумной машине ее била дрожь. В ушах гудело, и только спустя время Лапа услышала тишину. Она немного успокоилась и осторожно вышла на дорогу. Никого не было. Она потрусила вперед, к дому старухи. Повсюду было очень тихо. Не встретились даже большие собаки. Когда Лапа подошла к месту, уже никого не было: ни старухи, ни прохожих, ни знакомых кошек. Месяц переместился в середину неба, облако бесследно испарилось, и только пустая кастрюля лежала на том же месте, где и была.