Жизнь без морали Фэнтези Всё

Жизнь без морали ( Всё )
Фэнтези

Часть 1

    Сколько раз я себе говорила, что жить без морали невыносимо, но если бы не сон, куда я попала, можно было бы подумать, что это явь... но всё-таки это был сон. Даже для учёных сон продолжает оставаться одним из самых неизученных явлений. Но как же понять, какое послание каждый сон доносит до меня, что будет или же что случится, и сколько мне нужно видеть то, что наяву и представить невозможно?..

     И как это начиналось? Жуть, взрыв атомной станции. Много пожарных машин и пожарных. Сразу оголились вокруг деревья, стоят без листвы, машут своими ветвями. Я бегу, почему-то в лес... пробежала деревню, хутор и двигаюсь дальше – только я одна, как будто бы откуда-то знаю, что надо бежать дальше. Я сама как будто бы любопытная, но почему-то бежала, не останавливаясь, а мне было в то время пятнадцать лет.
   Меня несёт, как будто бы волной, – это волна страха за выживание или же волна от атомного реактора? Добежала до леса, ночь, нужно где-то остановиться и переночевать. Нашла стог сена в лесу на небольшой полянке. Сделала в нём углубление, не обращая внимания на боль в руках, которые почему-то были окровавленными. Может быть, этот стог сена не был свежим, а простоял несколько лет. С трудом я сделала там отверстие и залезла в него. Ночь проспала как убитая, но к рассвету меня начали атаковать муравьи и другие насекомые. Вышла, побрела по полянке опять в лес, испытывая чувство голода и жажды, хотелось воды...
    Сама же в мыслях перебираю: сколько же прошла и почему не осталась где-нибудь в деревне, ведь встречались же на пути?
    Вскоре набрела на древесные грибы, полакомившись, собрала в подол и пошла более спокойно. Но мне всё ещё хотелось воды, жажда мучила. Попозже заметила трассу через лес и вдоль дороги берёзки. «Слава тебе, Господи, – подумала про себя. – Здесь я смогу от наших берёзок утолить жажду». Когда была совсем маленькой, мать поила меня берёзовым соком, и эта память детства помогла утолить жажду в лесу.
     Я шла не по дороге, а по посадке, потому что у меня присутствовал какой-то страх. Опять приближалась ночь, и где же мне её провести? – возник такой вопрос. Ночные кошмары как будто бы ползут за мной. Я подняла голову у высокого дуба и увидела наверху огромное дупло. Решила вскарабкаться в него. Если даже не помещусь там, то хотя бы сяду, а то в лесу полно волков – они то и дело бродили за мной. Но когда я поднялась, то обнаружила, что дупло как раз для меня, здесь вполне можно спрятаться. Ведь страх нагоняло на меня не только зверьё, а ещё и люди, бежавшие, как и я, – и видно было откуда.
    Наверное, я слишком устала – не хотелось сразу спускаться, и муравьи не ползали по телу, и я решила немного поспать. Вдруг меня разбудил звук разговорной речи. Я выглянула – снаружи были два мужика среднего возраста, с деревенским говором. Они и беседовали меж собою. По их разговору поняла, что взрыв атомной станции серьёзный и всё население собираются эвакуировать, но некоторых также и истреблять. Я не понимала: что значит истреблять? Не война же? А как же мораль? Ведь нужно спасать каждого, пока ты сам живой, помогать, подавать руку, если он тонет, а здесь... Неужели всё? – морали нет, один беспредел, не хватает только людоедства...
    Звук их разговора удалялся. Я выглянула, чтобы посмотреть, в какую сторону они идут. Видно было, это здешние, и мне нужно было слезть с дерева и пойти за ними – аккуратно, чтобы они меня не заприметили.

    Был хороший сезон года, в лесу можно найти, чем полакомиться, но я уже брожу долго – и за несколько дней хоть бы раз заметила воду! Давно потеряла мужиков, которые были для меня как компас. Брела одна, голодная, исцарапанная, грязная, желая хотя бы где-нибудь помыться и отдохнуть, как вдруг увидела, что среди леса, там, куда даже дорога не ведёт, только тропа, по которой хотят люди, стоит несколько хат. Но зато они были устроены очень аккуратно, и я заметила, что здесь есть колодец, а вокруг него цветы, – видно, за ним ухаживали женщины.
   Дождавшись ночи, осторожно подошла к колодцу, опустила ведро, после того как заглянула туда, а там светилась луна – значит, была и вода. Ой же наплескалась!..

   И как теперь поступить? Прибиться к жителям или же идти дальше? А куда идти?..


Часть 2

   Не успела я подумать, как кто-то вышел на крылечко одного из домов. Я не видела лица, но было заметно, как дымок его сигареты поднимается в воздух и то и дело разгорается огонёк – издали это выглядело как мигающий светлячок. Нет, мне здесь нельзя оставаться, нужно идти дальше, – и я тихо прошла вдоль забора, но, увидев опять скошенное недавно сено, всё же решила остаться. Когда я забралась в него, оно ещё пахло свежескошенной травой и было таким мягким, как перина бабушки, правда, она у неё на железной кровати и при каждом повороте скрипит, как старая пила...

   Утром проснулась рано, жажда одолевала меня, и я решила возвратиться к колодцу. Деревня ещё спала, мычали коровы и кричали петухи. Пройдя возле забора, заметила, что это чей-то огород, там только завязывались огурцы, я сорвала парочку – свеженькие совсем, ещё с иголочками... но я убрала их руками. Проглотив огурцы, ещё больше захотела пить. Тихо, уже ползком, пробралась к колодцу, там ещё стояло то полное ведро с водой, которое я доставала за ночь, правда, на поверхности плавала мошкара и моль. Я быстро отлила немного воды из ведра и взахлёб выпила. Но как же запастись водой, хотя бы немного, не соображала, пока вдали не увидела деревянный забор, на котором сохли банки для соленья. Вспомнила: ведь моя бабушка так и делала. Пока не очень светло, мне удалось схватить первой трёхлитровую банку, и, набрав воды, я снова ползком вернулась в своё временное укрытие. Как назло, сосало под ложечкой...
   Через час заметила переполох во всей деревне. Люди грузили детей, вещи на свои повозки, запряжённые лошадьми, и через час двинулись в другом направлении. Ясно: они двигаются на север. Я хорошо училась в школе и понимала, где растёт мох и как определить по нему стороны света. Сейчас бы я тоже двинулась за отъезжающими, но была настолько голодна, что решила немного здесь поживиться, найти что-нибудь поесть. Но сколько бы я ни обходила домов, все были заперты, а окна забиты древесиной. Я даже удивилась: как будто бы не стучали, когда успели справиться?   У одного дома заметила открытый погреб на огороде и решила спуститься туда. А там в бутылях: закрученное сало, консерванты, компоты – всё не перечислишь. Я взяла банку с салом, квашеной капусты и всё же спряталась в своё временное убежище. Не пошла за людьми, понимая, что здесь осталась еда, за которой они обязательно вернутся, сама же немного отдохну, а потом можно и за ними.

     Я оказалась права: через день опять появились те же самые повозки, женщины возвратились, чтобы наполнить их мешками с зерном и продуктами, – и опять в сторону севера. Теперь мне идти за ними? Или немного переждать? До чего же я была напугана произошедшим, что побоялась показаться... Их старообрядский говор, слышный издалека, и одежда говорили о том, что мне точно не будут рады. Вода у меня закончилась, нужно ждать ночи; и только стемнело, я опять ползу к колодцу – уже со своей тарой. Я понимала, что никого в деревне нет, но всё же вдруг кто-то и остался? И я не ошиблась: только набрала воды, как меня кто-то окликнул:
– Валюшка, это ты? Чего ты не поехала с родными?
Мне ничего не оставалось делать, как откликнуться:
– Нет, меня звать Люба, Любовь. Я не здешняя, прибилась к вам, страшно одной-то.
– Я же Вовка, Владимир из нашего староверческого общества. Тебе не стоит здесь оставаться.
– Я уже поняла и поэтому прячусь вот за тем забором в стоге сена уже второй день.
– Ты, наверно, есть хочешь? Иди, я сейчас что-нибудь сварганю и принесу туда, – он стал исчезать из виду, я же пошла обратно, почему-то ничего не боясь. Значит, у меня появилась надежда, что кто-то будет беспокоиться обо мне. Сразу вспомнила родных и особенно маму, понимая, как она переживала за меня, когда я задерживалась..А сейчас так же волнуется бабушка Аня в эти опасные дни, я старшая в семье, и четверо маленьких детей – что сейчас с ними дети племянника? Я не плакала, но Вовка услышал в тишине страх и разочарование в моём голосе, и через некоторое время я уже спокойно ела варёные яйца и хлеб, который он сам и нарезал мне своим перочинным ножом.

    В темноте не видно его, какой он, но сразу понятно, что подросток: голос надтреснутый и нервничает, когда разговаривает со мной. Мы долго беседовали друг с другом, спать я не хотела, так как спала уже несколько дней и поэтому подробности о людях, проживающих вдали от цивилизации глубоко в лесу, меня заинтересовали.
   И неожиданно я у него спросила:
– Ты, наверно, неграмотный?
– Почему ты так думаешь? Писать и читать я умею, а также я знаю много стихов, и даже – не смейся! – я писал тоже, правда, у меня не получались любовные – может, потому что ещё не любил никого?!
– Ну давай, послушаю, не стесняйся, я сама из посёлка городского типа, правда, училась в школе.
– Хочешь стихи Пушкина из раннего?

У лукоморья дуб зелёный;
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом;
Идёт направо – песнь заводит,
Налево – сказку говорит...


   Я молчала, ведь понимала, что его обидеть нельзя – это стихотворение знает каждый школьник, а когда он закончил, сказала:
– А ты знаешь что-нибудь не из детского?
– О весне (отрывок из стихотворения «Осень»)

Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю её снега; в присутствии луны
Как лёгкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмёт, пылая и дрожа!

   Я, удивлённая, слушала, как он читает одно за другим стихотворения Пушкина, боясь его перебить, ведь даже я, учась в школе, не смогла бы вспомнить такого количества стихов...
– Вовка, а давай своё, мне очень понравилось, как ты читаешь вслух.
– Почему ты говоришь «читаешь»? Я не читаю, я их говорю вслух, ведь у меня нет даже листка и книги в руках, а если бы и была, как бы я тебе их прочёл, луна и та не светит.
– Не обижайся, Вова, так говорят, но если ты мне не веришь, то я прошу тебя: вслух скажи одно из твоих стихотворений.
– Я не гордый, слушай...

   Но не успел он даже начать, как его позвал какой-то мужской голос.
– Это батя, мне нужно возвращаться домой, там мы собираем нажитое на повозки, завтра первые мужчины будут выезжать, но я останусь с тобой.
– А куда они уезжают?
– Два дня ходу, потом болота, но мы знаем, как их обойти, а там и гора, с другой стороны нашли место в пещерах, где можно обустроить всё для проживания. Я о тебе не скажу бате, но если ты только захочешь, когда буду уходить, тебя заберу с собой. Здесь оставаться – тоже безопасно.
– Хорошо, я буду ждать.

   Он ушёл, а я залезла в стог сена, свернулась в клубок и сразу же заснула...

Часть 3

   Утром немного расширяю щель в стоге и смотрю по сторонам, никого нет и почему-то стало страшно: может, они все уехали ночью и Вовка обо мне забыл. Я выбралась наружу и побрела наполнить банку водой, как вдруг слышу – меня окликнул Вовка:
– Ты куда пошла? Вернись обратно и не ползай здесь, я тебе ведро с водой оставил позади стога. И поесть тоже.
   Я обернулась и увидела высокого крепкого парня с большими голубыми глазами, даже была удивлена, ведь вчера ночью ничего подобного не заметила... Я опустилась на землю и поползла обратно в своё укрытие, он же вдогонку мне крикнул:
– До вечера! День тяжёлый, нужно пересмотреть все шуфлядки* и закрыть на щеколду** единственный незаколоченный вход.
  Я многое из сказанного им не поняла, но уловила единственное – что он не оставит меня здесь и придёт, когда освободится. Как хорошо, что он окликнул! За таким куда угодно пойдёшь!

...Вот уже совсем темно, но его всё нет и нет. Наконец послышались шаги. Я молчала, пока он сам не отодвинул сено, раскрыв проход:
– Ну-ка вылезай. Сидишь, как крот... Я тебе поесть принёс и хочу спросить, поедешь ли ты с нами. Мы выезжаем на рассвете.
– Я боюсь, вдруг ваши меня не признают, и что я буду делать тогда?
– Мы ещё раз должны возвратиться. Ещё раз – и всё. У тебя есть время подумать, а сейчас мне пора, мы всю ночь должны загружать живность и запасы, а там что-нибудь придумаем.
   Он попрощался и ушёл, я же немного перекусила и оставила на потом. Залезла в стог и проснулась далеко за полдень от шума – то ли машины, то ли танка. Выглянула: то был танк, за ним большая грузовая машина, а на ней люди в скафандрах, как будто космонавты. Не знаю, был ли это инстинкт или нет, – я вышмыгнула, как мышка, поползла в сторону леса на север, спряталась за большое дерево, но всё же наблюдала: что же будет здесь дальше?
    Машина остановилась как раз возле колодца, и из неё начали спускаться один за другим люди в кирзовых сапогах и в скафандрах, мне почему-то показалось, что они солдаты, за плечами у каждого были подвешены какие-то мешки. Подумала – мародёры, но оказалось, что у них там бидоны с керосином, наподобие горелок, и они стали поджигать один дом за другим, даже не посмотрев, что внутри домов. Такое я видела в кинокартинах, когда жгли хаты во время войны, а сейчас что? И про себя несколько раз я подумала опять: «А где же мораль?» Хорошо, что я оставила свой стог сена, потому что потом они все их подожгли и слышна была команда:
– По машинам! Население, видимо, давно покинуло деревню.

   Они уехали; всё горело, дым, гарь... Я даже подумала: хорошо, что жители успели всё забрать, а то бы сгорело. Мне нужно было найти, где переждать: может, Вовка и возвратится. Идти самой? –  дорогу не знаю, а если и найду болото, то непонятно, как перейти его. Опять большое дерево, но без дупла, и решила взобраться на него. Когда поднялась, сразу же заметила одну повозку, возвращающуюся с севера, и поняла, что это за мной. Сдержал всё же слово Вовка! И я, спустившись вниз, пошла ему навстречу.   Первая окликнула его:
– Вова, я здесь спряталась!
   Он остановил лошадь, я быстро запрыгнула на коляску и сказала: «Скорей поворачивай!» – а по дороге рассказала, что видела сегодня. Он же ответил:
– Увидел дым с нашей стороны и решил вернуться, но не думал, что кто-то мог бы специально поджечь, решил, что по неосторожности – кто-то лучину забыл... Мы-то собирались оставить пожилых и приехать за ними сегодня, хорошо, что забрали всех! А за тебя я переживал, ты для меня стала как родная.
– Спасибо, что возвратился. Сама бы я вас не нашла.

   Двое суток мы добирались до болота, там ещё находились несколько мужчин – к моему удивлению, они убивали лошадей и разрабатывали на мясо, я как-то вопросительно посмотрела на Вову, тот же сказал:
– Всё равно лошадей не перевезём через болота, и нам всем нужны продукты на первое время.
  Он стал меня знакомить со своими сородичами, но они не были особо рады моему внезапному появлению, только кивали головой и продолжали дальше работать. И вдруг я сказала Вовке, чтобы все слышали:
– Оставьте парочку здесь, привяжите к дереву. Ведь не знаете: может, ещё пригодятся.
– А девка-то твоя умна! Молодец, она заменит тебе мать.
   Вовка ничего не рассказывал о своём семейном положении, о матери, только говорил, что у них большая семья, много братьев и сестёр, и он старший. Он швырнул мне штаны и сорочку с длинными рукавами и сказал:
– Одевайся, идём болотом, там много пиявок.
   Когда переоделась, повесили мне на спину мешок с мясом и дали палку в руки. Такой же мешок, правда, потяжелее, взял Вова, и с палками в руках пошли мы по болотистым местам. Долго плутали, видно, он знал дорогу, и только к вечеру вышли с болота на поляну, а там я увидела гору, о которой парень мне говорил. Немного обогнув её, наткнулись на небольшую пещеру и решили здесь же переночевать. С первой встречи мне было с ним не страшно: это тот, кто сможет за меня постоять.
– Ну же, что сидишь? Сбрасывай с себя всё мокрое, оставим у входа, чтобы высохло.
   Я молчала.
– Понимаю, стесняешься... Так заходи вовнутрь, там темно, разденешься – позови, я вынесу твою одежду.
   Раздевшись, сразу почувствовала, как потянуло холодом. А спать нужно было на камнях. Не знаю, как и получилось, что спали, прижавшись друг к другу и свернувшись в клубок. Утром услышали говор проходящих мужчин, и Вова вышел, чтобы принести одежду.  Он был прав: она высохла. Оделись и пошли дальше, потом в гору. Мешок был тяжёлый, Вова подхватил и мой мешок, и так, только через день, мы добрались до места постоянного жительства наших староверов. Их было достаточно много, но хат мало, жили общиной.
   Парень подвёл меня к одному из старцев:
– Николай Николаевич, то девушка, о которой я говорил, приглянулась она мне, дай разрешение пожениться.
– Дело хорошее ты задумал, но не ко времени, видишь, как мы жить-то будем. А коль она согласна, то велю свадьбу на завтра готовить!
– Люба, согласна ты выйти за меня замуж?
– Так я мала ещё...
– Ничего, подожду, пока созреешь, а пока будем вместе жить.
   Он мне приглянулся сразу же, и я ответила, чтобы мне разрешили остаться здесь, временно или же постоянно, там разберёмся:
– Согласна я, дядя Николай.
– Бог вам судья, а тебе, Владимир, поручаю ознакомить со всеми нашими требованиями: одежду мужскую чтобы не надевала и косынкой волосы покрыла. Красива Люба, чтобы другие не заглядывали.
– У нас есть во что её переодеть, от матери осталось.
– Ну идите, счастья вам, молодым.
   Мы шли молча, думая каждый о своём, дальше по пещере вглубь.    У каждой семьи были там места, зашторенные занавесками как отдельные комнаты: видимо, женщины постарались создать уют.

_______
* Шуфлядка – выдвижной ящик письменного стола, шкафа, буфета.
** Щеколда – запор для дверей, ворот, калитки в виде железной пластинки с рычажком.

Часть 4

«Искусство любить – это искусство с большой буквы. Восточная философия приравнивает любовь к началу начал и ставит на первое место среди всех искусств именно искусство любить».
   Но как будет здесь, когда повстречались два сердца, ещё юных и толком не понявших жизнь... как сложится судьба, когда ещё нужно обойти все препятствия на пути? Первое – то, что случилась волна ядерного удара, поглощающая всё на пути, и ясно: всё живое идёт к уничтожению. Второе – что попадаю в клан староверов, где должна придерживаться их правил. С самого начала я показала, что образованна и думаю намного вперёд, была не оторвана от цивилизации, а наоборот, даже те стихи А. Пушкина, которые читал Володя, тоже знала, значит, никто не сможет согнуть меня как стебель невыросшего дерева к земле. И что же будет? – так я думала, пока мы с Владимиром не остановились около одной занавески и он позвал:
– Клавдия Константиновна, я к вам привёл девицу на подселение, до свадьбы будет жить с вами.
– Так пускай входит, а там разберёмся, – она сама отодвинула занавесь из льняного  полотна, и я вошла.
– Здравствуйте, меня зовут Любаша, Люба, Любовь! – я сказала в целом, потому что была удивлена тем, сколько там деревянных коек, поднимающихся друг над другом чуть ли не к самому верху пещеры, как будто бы она была специально сделана для них. Но как они успели всё это сделать за несколько дней, мне было непонятно. Я хлопала ресницами, так как света не было, горели лучины, и видно было, что здесь женщин или, можно так сказать, особ женского пола, было около ста человек, удивлению моему не было предела, ведь в селе я видела всего несколько хат. Мой осмотр обстановки прервала Клавдия Константиновна:
– Ну же, рассказывай, с чем пришла и что у тебя в багаже?
Я растерялась:
– У меня ничего нет, пришла в чём мать родила, и одежда уже рваная.
– Ох, деточка, да разве я тебя об этом спрашиваю... Я о том, что – ты в девках пока?
– Да, не было у меня парня, и не любила никого, – опустив голову, ответила я ей.
– Ну что же ты сразу пытать? – вдруг подошла ещё одна женщина. Потом оказалась, что здесь её называют тётя Варя и что она вырастила Владимира и помогает растить его братьев и сестёр после смерти Валентины, матери Владимира, она была сестра её. Потом она же добавила:
– Раз попала к нам, обратной дороги нет, будешь нам родня. А сейчас пойдём, я тебе покажу, где помыться, а потом накормим тебя.    Дальше сама разберёшься, кажись, не маленькая, – она взяла меня за руку, вывела опять за шторку и повела лабиринтом вглубь ущелья. Я заметила, что в середине его текла маленькая узкая речушка, пробиваясь среди камней. Мы дошли почти до угла, и я увидела, что прямо сверху льётся вода. Тётя Варя прихватила с собой кусок хозяйственного мыла, полотенце, чтобы вытереться, и пузырёк с уксусом. Она помогла мне обмыться первый раз, показывая, как это нужно делать: там был небольшой камень, а на нём таз, она набрала воды, хорошенько, до пены, натёрла мылом тряпку и, наклонив мою голову в таз, стала мыть и расчёсывать пластмассовым гребнем мои длинные волосы, приговаривая:
– Ох и добра копна волос у тебя! – потом взяла таз с водой и опрокинула на меня, я же стою, ничего не вижу, кулаками натираю глаза, которые горят от мыла... Потом она снова набрала чистой воды и налила в неё что-то пахучее; как потом я узнала, то был уксус – это чтобы волосы были мягкими. Затем ещё один таз – и начала натирать меня мыльной тряпкой по всему телу... а потом уж скомандовала:
– А сейчас под воду, только учти: вода холодная – привыкнешь...
Я шла, ничего не видя, следуя её командам, и оказалась под большим напором ледяной воды.
– Ну, Любаша, – сказала тётя Варя, – вот и всё, главное прошли, – и подала мне белую рубаху из полотна и платок, после того как сама же обтёрла мне голову белой тканью.
Конечно, я всё ещё могла бы отказаться от их гостеприимства, но не сделала этого: внутри у меня играло что-то нежное к Владимиру. «Поживём – увидим», – подумала... А сама уже так соскучилась по нему! Тётя Варя опять взяла меня за ручку и повела обратно. По дороге я спросила:
– А когда и где купаются мужчины?
– Они тоже здесь купаются, но только ночью, после работы, а днём это место лишь для женщин, ты можешь с девчатами ходить туда. Только не с Оксаной: она любит Владимира и всегда хотела выйти за него замуж, но тут такой оборот событий... Володя сказал, что любит тебя, а здесь решает мужчина, кого он хочет взять в жёны.
– А если она против?
– Здесь такого не бывает. Но об этом потом...
– Вова обещал мне рассказать о ваших обычаях, но его что-то долго нет...
– Не жди, днём он такой же мужчина, как и все. Они с тринадцати лет работают.
– Тётя Варя, у меня только один вопрос.
– Не тяни, мы уже скоро будем на месте.
– Там, среди леса, я видела лишь несколько хат, а здесь только за вашей занавесью я подсчитала около ста женщин, а есть и мужчины, и семьи, вот я и думаю: неужели вы все жили там в нескольких хатках?
– Нет, конечно, нет. Мы все живём здесь, а там несколько семей работали и доставляли нам пропитание. Мы часто менялись, и таких хуторов у нас много, но уже на этом склоне горы, – я думаю, там будет всё в порядке, волна угара-радиации не дойдёт до них. Но всё же нужно и им быть начеку, а то с другой стороны найдут и выселят.
– Может быть, выселят, вернее, переселят, – я уж не стала говорить, что могут и сжечь живьём, как я сама видела, когда поджигали хаты, не заглянув вовнутрь. – Тётя Варя, а вот мы и пришли – это наша шторка?
– Ты внимательна!.. Но это не наша, на нашей шторке сверху подковка привешена на верёвке.
   Мы ещё немного прошли и оказались в отведённой нам пещере. Там за деревянным столом кто стоял, кто сидел – некоторые прямо на полу, на камнях, – все они словно саранча окружили этот стол, а на нём – хлеб, совсем свежий, только что испечённый, миска с мясом, очищенный лук и печёная картошка. Меня позвали к столу: одна из девушек встала и предложила сесть. Я не возражала и не стеснялась, чувствуя себя уверенно, как будто бы сама выросла здесь...

Часть 5

   Мне показали мою койку, и когда я подсчитала снизу, она оказалась девятнадцатой. У меня сразу возник вопрос: как же они забираются туда? Тётя Варя посмотрела на меня и сказала:
– Видишь: верёвка возле ног – с той стороны, где нет подушки. Так и взбираемся каждый на свою постель. Но это только ночью.
  Удивлению моему не было предела, ведь мы забирались по верёвке, может, на высоту второго этажа – на уроках физкультуры, и, тем более, это был мой конёк, ведь я ещё и спортсменка, – но как же все остальные?! А тётя Варя добавила:
– Верхние койки занимают только молодые, а моя койка внизу.
– А как же пожилые или беспомощные?
– У них есть отдельный закуток, они у нас самые почётные, и ухаживают за ними молодые из нашей комнаты по очереди.
   Потом она подозвала одну девочку:
– Поди сюда, Наталья, покажи, как ты поднимаешься на свою койку.
  Та подошла к кручёной верёвке, обхватила её обеими руками и, как маленькая обезьянка, поднялась с такой скоростью, что через несколько минут оказалась на самом верху.
  Пока она лезла, тётя Варя охарактеризовала её:
– Малая разухабистая1: и красива, и умна, и сплясать, и спеть может, только замуж пока никто не кличет.
  Конечно, я поняла почему: у неё заметно выделялось Адамово яблоко2. Мы проходили это по биологии, но я почему-то помнила, что это бывает только у мужчин, – да, это портит её. Она спустилась ещё быстрее, чем поднялась, и подошла к нам.
– Наталья, познакомься, это Люба, пока девушка твоего брата Володи, люби её и защищай.
   Та как-то косо посмотрела на меня и только добавила:
– А ты, Любаня, сможешь?
  Чтоб сразу не уронить свою честь среди чуть ли не сотни пар глаз, я подошла. Все замерли и ожидали моего поражения или падения.   
   Не знаю, с какой скоростью я поднималась, но, добравшись до половины, порядочно подустала и забралась на близлежащую койку.
   Все начали хлопать; я же немного отдышалась, с лёгкостью спустилась вниз и сказала:
– Вы же говорили, тётя Варя, моя девятнадцатая, так зачем же мне подниматься выше?
– Находчива! Это уже хорошо, и ты права: ты была на двадцатой койке, значит, уже знаешь, где твоя, на койку ниже, а там привяжешь что-нибудь к изголовью, чтобы точно знать, где остановиться.
– Хорошо!
– Ну что же, разминка прошла, сейчас мы все идём по своим местам работы.
   Я опять, удивлённая, следую за тётей Варей и вижу, что каждый точно знает, куда идёт. За моей наставницей пошли несколько девушек, среди них была и Наталья, она поравнялась со мной, взяла меня крепко за руки и сказала:
– Ухабистые стёжки-дорожки, смотри не упади, пока привыкнешь.

   Мы шли около получаса, а может быть, больше двигались в обратную сторону от водопада, к которому тётя Варя водила меня помыться. Наконец первый раз я увидела свет, пробивающийся
сквозь ущелье. Я очень обрадовалась: наконец-то я смогла разглядеть всех, кто шёл рядом. Наталья была очень похожа на Вовку. И вообще все девушки милые, красивые, в почти одинаковых сарафанах, вышитых крестиком, и все как одна с подвязанными косами, покрытыми платком. Но что меня удивило – это обувь: они носили кожаные тапочки одинакового покроя, а как они попали сюда, если именно такая обувь считалась у нас модной в этом году?..  Но я не стала спрашивать, и так слишком много увидела за этот день. Мы прошли дальше, там было ещё больше света и деревянные столы. Тётя Варя стала раскладывать на столах материал, который доставала из сундука, до того закрытого на засов3. Мы же все стояли, ожидая, пока она закончит, а затем Наталья взяла меня за руку и сказала:
– Вот мой стол! Я хочу, чтобы ты со мной работала, ты же не против?
– Нет, не против, а наоборот – хорошо: ты покажешь, что и как делать.
   Затем я посмотрела на стол и удивилась: там уже было разложено в небольшие тарелочки листовое золото и серебро. Рядом стояла небольшая шкатулка, а в ней сверкали драгоценные камни.  Оказывается, женщины и девушки делают из этих компонентов украшения! Я не удержалась и сказала:
–  Вы знаете, как дорого у нас это продаётся?..
– Что ты околесицу4 городишь? – сказала одна из девушек. Я посмотрела на неё и подумала: «Красива, слов нет, но почему-то с выпуклыми глазами... и глазное яблоко немного красноватое, может, это первый признак их жизни под землёй, мало света?..»
   Наталья вмешалась, возразив:
– Она не околесицу городит, а правду нам говорит, мы многого не знаем, и поэтому, когда она что и скажет, лучше послушать, а не набрасываться на неё, как ты это сделала сейчас, Оксана.
  Я сразу же сообразила, кто такая Оксана, ведь именно про неё говорили, что она любит Владимира, но я не оправдывалась, а наоборот, улыбнулась ей. Мне было очень интересно здесь, тем более что я любила труд и мой отец был при жизни ювелир! Сейчас мне им всего не объяснить, но я докажу, что могу трудиться не хуже кого-то. Не знаю, куда пошли работать остальные женщины, девушки, но я попала туда, куда хотелось бы. Мне, как ученице, в тарелочку положили пластины из серебра, а камни я должна была выбрать сама:
– На свой вкус, бери любой или несколько, – сказала мне Наташа.
   Я подобрала несколько камней и положила на свою маленькую мисочку, сделанную из серебра или же схожего материала. У Натальи и многих других были золотые пластины, и они все выбрали, как я посмотрела, рубиновые камни. Кто-то доканчивал начатое, из чёрной яшмы и камней других оттенков девушки создавали крестики и различные амулеты. Наталья работала так же проворно, как и вскарабкивалась вверх в нашей женской опочивальне в закутке лабиринта пещеры. Но не только это: она была таратушка; ни на минуту не переставала со мной разговаривать и тут же объяснять и показывать, как она работает, как что делается и что с чем сочетается. Также она рассказала, что прошлый раз сделала оберег, который спасает от смерти и недугов людей, собравшихся в дальний путь. Особенно помогает он родившимся под знаками Рака и Рыб... Вдруг поворачивается ко мне и спрашивает:
– А ты под каким знаком родилась?
– Не знаю, но я родилась в феврале!
– Значит, тебе подойдёт твой знак Водолей. Я сделаю для тебя, правда, к свадьбе не поспею... Тётя Варя доставала нам маленький сундучок из большого сундука. О Господи, каких только там не было камней! Яшма: серовато-зелёные, тёмно-зелёные, красные, кофейные, пятнистые камни, но то, что ты выбрала, Любаша, – это яхонт5.
– Мне кажется, это рубин, я постараюсь из него сделать что-нибудь красивое, – ответила я.
– Яхонт бывает красный и голубой, а синий – уже сапфир.
– Как много ты знаешь, Наталья!
   Она внезапно встала из-за стола, подошла к тёте Варе и что-то ей сказала. Та подошла и положила в мою тарелочку с материалом несколько золотых пластинок:
– Работай, Любаша, Наталья сказала, что тебе попался в тарелку камень яхонт. Он редкий камень, то значит, будет тебе на свадьбу кольцо! Наталья поможет – делай тогда из золота!
   Первый день – и столько впечатлений! Я погрузилась в работу, и так как уже умела и знала многое благодаря отцу, то и работа была к вечеру видна! Уже темнело, тётя Варя постепенно забирала с каждого стола пока не использованный материал отдельно, затем тарелочки и клала одну на другую в свой большой сундук. Я же смутилась и испугалась за свою уже любимую работу, и когда она забирала мою тарелочку, подумала: «Как же она всё отдаст обратно завтра?..» Оказалось, это не впервой, она знала, как отдавать и как брать. Когда закончили, все пошли строем за ней, напевая старинную песню, но она на меня до грусти подействовала. Пели о родной матери... видно, тяжкая доля у матерей здесь, я не полностью понимала слова, но так трогало их многоголосье!..
   А у меня же ни матери, ни отца, в один день померли, осталась я сиротой: автобус перевернулся на перевале. Много лет жила я с бабушкой Аней, которая, наверно, ищет меня и плачет с горя, что потеряла единственную опору. Так и лились слёзы мои, пока мы не дошли до нашей речушки-«узкоколейки», так я её назвала про себя, где сидели с двух сторон маленькие мальчишки и забрасывали палки с мормышкой6, ловя в речушке-ручейке маленьких рыбок.   
   Встречались, однако, и побольше. Я подумала: «И как же они не прыгали на мою голову, когда я купалась? Может, ручеёк течёт с другой стороны?» – и улыбнулась мальчикам. Потом подошла к одному пацану – он был, наверно, лет восьми – и спросила:
– Барабульку тоже ловите? Я так люблю эту рыбу!
– Я не знаю, шо це таке?.. но всё, что поймаю, поджарим, и принесут тебе, Любаня, будьте здравы! А я брат младший Вовки-то, Андреем меня кличут.
– А ты что, уже знаешь меня?
– Да! Все давеча8 узнали и рыбку же ловим сегодня специально для всех вас, уж и пиру будет, и что вечерять!
   Не успели мы подойти к нашей шторке с подковкой, как заметила: женщины несут сковородки с чапельником9... а в них ещё пыхтело пенящееся подсолнечное масло с жареной рубкой. Одна несла две сковороды, я к ней: «Дайте помогу», – и хотела взяться за сковороду.
– Без чапельника нельзя! Обожжёшь пальцы докрасна.
   И я отошла, но заметила ещё: на сковородах несли пироги с начинкой.
– Ой! Пироги, моя бабушка такие готовит!
– Это кулебяка10 с начинкой, – сказала мне Наталья.
– Ну почему бяка кули? Можно же просто – «пироги»!
  Она ничего не ответила, потому что шторку отодвинули и мы обрадовались: на столе было всё – рыба, как жареная, так и вяленая, и овощей много: и помидоров, и огурцов, как солёных, так и свежих, и зелёный лук, и зелёный чесночок!
  В целом было всё отлично! И это всё ради меня!..

_______
1. Разухабистый (крат.: разухабист, разухабиста, разухабисто) (простореч.) – молодцеватый, задорный.
2. Адамово яблоко – кадык, выдающаяся хрящевая часть гортани.
3. Засов – задвижка, защёлка на откатные ворота, на сундук.
4. Околесица – чушь.
5. Яхонт – рубин. Яхонт голубой, синий – сапфир.
6. Мормышка – разновидность блесны, которая как бы имитирует рачков-бокоплавов (для удочек).
7. Барабулька – промысловая рыбка.
8. Давеча (устар. или прост.) – некоторое время назад.
9. Чапельник – съёмная ручка от сковородки.
10. Кулебяка – вид закрытого пирога со сложной начинкой.

Часть 6

Любовь как туман: не видна,
Но чувствуешь шаги сближения
И стук учащённого сердцебиения,
Когда рукой коснётся он меня...

   Не успели мы повечерять, слышу за шторкой голос Володи:
– Клавдия Константиновна, можно с Любаней погулять?
– Хорошо, сейчас она выйдет, коли не устала с первого раза-то.
  Но меня и не надо было спрашивать! – уже кивала ей, как лошадь, а сама, раскрыв шторку, выглянула, – а он с цветами! И откуда же он их достал здесь, в подземелье?.. Я вышла, он же взял меня за руку и вывел из ущелья, куда-то далеко, но ещё издалека я заметила тёмно-синее небо со звёздами.Звёзды – веснушки неба синего. Луна вместо носа. Тёмные волосы – тучи чёрные – раскудрявили молодца. Шапка синяя небосклона чуть прикрыла лицо. Руки сильные, обветренные. И он мне говорит:
– Любовь полна неожиданностей. В молодости как-то по-особенному нектар питаешь. Наслаждаться думаешь... жизнь! Не знаешь, кого ты повстречаешь. Напиваешься этим нектаром, который имеешь, бережёшь, как что-то очень ценное. Так и я после встречи с тобой не могу думать ни о чём, – и он так сильно сдавил мою руку...
– Мне больно...
  Он немного ослабил хватку, но всё же держал, пока мы совсем не вышли из пещеры, затем прошли мимо деревянных дверей, я же спросила:
– А что, там тоже люди живут?
– Нет, это кошара*!
– Не поняла... Что, кошки там живут?
– Нет, овцы и козы. Вообще это сарай для овец. Мы их держим взаперти на ночь, а днём выгоняем в горы пастись. Здесь волков достаточно.
– Ты меня пугаешь?
– Нет, я тебя предупреждаю, чтобы одна сюда не выходила: опасно, полно здесь всякого зверья.

   Мы отошли недалеко, была красивая тёплая ночь и много звёзд на небе, полная луна освещала нас.
  Он присел и начал разводить костёр. Было романтично – и что ещё нужно молодым, когда любовь назревала с каждой минутой... Так мы, как мне показалось, почти всю ночь просидели у костра, говорили, говорили и говорили... Он то и дело ворошил поленья, потом сказал:
– Остались одни головешки**. Нужно прощаться до завтра, не хочется, а надо спать: день тяжёлый выдался...
   Он подал мне руку, и я поднялась тоже. Он добавил:
– Любаня, ты выйдешь за меня замуж? Это очень серьёзный вопрос, я-то понимаю, ты не из наших, но я сразу же полюбил тебя. Если нет, завтра я могу тебя отвезти из другой части нашего поселения и отправить в город.
– Я согласна выйти замуж за тебя. У меня из родни одна бабушка Аня осталась, и как она сейчас – не знаю. Когда-нибудь и свидимся, там у неё есть племянник двоюродный, думаю, присмотрят.
– А где ты работала в первый день?
– С Натальей, за столом мастеров-ювелиров, и даже делала сама себе кольцо на свадьбу, – я застенчиво опустила ресницы.
– Они называются «златарями» или «серебряниками».
– Как много мне приходится проходить здесь! Для меня познавателен каждый штрих.
– Зато ты знаешь то, что никто не знает, но об этом потом, – он подошёл вплотную и нежно поцеловал меня. Я взволновалась, и этот поцелуй в щёчку как будто бы обжёг меня до боли. Затем положил руку на плечо и, как бы обнявшись, довёл меня до нашей пещерной опочивальни.
– До завтра, Любаня. Со свадьбой затягивается – ты же понимаешь почему, но ты поживи пока с женщинами, больше узнаешь.

   Я отодвинула шторку и шмыгнула вовнутрь. Наталья сидела за столом и дремала. Она, видно, поджидала меня, чтобы показать мою койку, привязав в изголовье большой бант. Я поднялась по верёвке, и она за мной, её койка была на самом вверху. Я легла на матрас, наполненный соломой, – пахло сыростью, – и на такую же подушку, сразу же уснула: то ли устала за день, то ли потому что лучшего пока не видела за несколько дней страха, то ли от жажды любви, которая возгоралась с каждой минутой... Ночью проснулась и долго не смогла закрыть глаз.
   И что же думала, сравнивая себя: «Водопад, ты, словно мысль, срываешься с обрыва, поднимаясь лишь паром безразличия, рассеянного в брызгах. Бежишь с напором, объединяясь в реку, с гор высоких... словно за тобой погоня. Нырнёшь, объединившись вместе, в бездну, как обнажённая дева!»
    И как же будет, пока сильной любви нет? Может быть, бежать? Но неужто всю жизнь, как крот, жить в пещере, а если дети? Моё сердце стучало до бесконечности и ничего не подсказывало.  Притягивало желание обучиться мастерству ювелира, ведь делают они всё с допотопными инструментами и выводят такое совершенство художественной техники – это настоящее мастерство!    Я всегда была наблюдательна. И поэтому запомнила, что делалось почти за каждым столом. Я заметила: за соседним столом производили лишь церковную утварь, за четвёртым столом – только браслеты, за пятом столом ковали, тиснили, прокатывали, чеканили и штамповали золото и серебро. За вторым слева делали только обереги и амулеты. Но что мне особенно понравилось – то, что делалось за третьим столом: это женские украшения, которые вплетались в волосы у висков, и назывались они «височные кольца». Они были такими красивыми! Наташа, когда мы работали днём, заинтересовалась и, посмотрев в их сторону, сказала: «Такие височные кольца есть у каждой нашей девушки, как наряд к торжеству и праздникам». Помню её слова, которые вертелись в мыслях, – может, именно из-за них, проснувшись, не смогла снова уснуть. Она рассказывала, что в древности женщина была не только роженицей, которая должна выносить и вырастить детей, но и прообразом Матери Сырой Земли в человеческом обличье.
   Сколько впечатлений за этот день! Но больше всего мне понравилось, что делалось за четвёртым столом, – это гравирование! Мой отец, царство ему небесное, делал это всё с удовольствием! Я часами могла наблюдать, как он стальным резцом рисовал на металле, но здесь всё делали вручную с остро наточенным камнем, словно моими карандашами, которые всегда были один в один наточенными. У отца-то были и штихели с рабочим краем различной формы, но здесь ничего подобного нет, а работа по высшему разряду! Вот бы привезти сюда инструменты отца, всё равно пылятся в сарае у бабушки, – не было бы равной работы в мире – с их-то старанием... Он делал радирной иглой переноску рисунка с бумаги на металл, они же всё на глаз и с такой точностью – просто зависть берёт, и желание познать... Обрабатывали камни в основном огранкой кабошоном за последним столом – он стоял немного в отдалении, наверно, чтобы не было шумно от стука. Хотя шум всё равно был слышен – от всего понемногу, разбавленный песнями девушек, сильных и красивых...

   Не помню, как я заснула снова, но на рассвете меня растолкала Наталья:
– Вставай, Любаня, идём тебе постель на свадьбу взбивать.
   Я была удивлена, тем более что моя постель, на которой спала, была из соломы.
   Спустившись, застала всех доедающими завтрак, и мне положили на тарелку два варёных яйца, твёрдый овечий сыр, немного масла, два кусочка свежеиспечённого хлеба и подали железную чашку с тёплым козьим молоком. Я подумала: «Как дома», – но вспомнила, что вчера же проходили мимо сарая с овцами. Только сейчас поняла, почему они держали баранов в сарае, – для еды всего поселения староверов. Особенно стало понятно, когда пошли «перину взбивать», как они мне сказали, а на самом деле не было пуха, а взбивали мытую баранью шерсть, заранее постелив большие тряпки, сшитые вместе. Усевшись на корточки, девушки и женщины с длинными палками взбивали эту шерсть, кто-то разрыхлял прямо руками, и когда она разрыхлялась, забрасывали в матрасное полотно или же в одеяло и длинную, на два человека, подушку.    Когда было готово на это одеяло, приблизительно до трёх килограмм, они расправили, и двое из женщин с большой иглой начинали делать большие стежки, приговаривая: «Чтобы сладко спалось, чтобы с любовью спалось, на одной подушке всю жизнь», – а другие опять подпевали народную песню... И так только к вечеру моё приданое было готово.

_______
* Кошара – сарай для овец.
** Головешки – тлеющие остатки костра.


Часть 7

Как солнца ждём в любое время года,
Так и любовь в любом возрасте ждём.
Не спрашивая, какая сейчас погода,
Когда влюблённым хорошо вдвоём...

    Все вместе возвратились в свои пещерные покои, там опять был накрыт стол – женщинами, которые занимались только едой.
   На столе стоял большой чан с борщом – как я потом поняла, это был зелёный летний борщ из различных трав: крапивы, свекольной и морковной ботвы, листьев одуванчика и разного всего, чего я ещё не знала. Наливали обыкновенной железной кружкой брандахлыст* каждому в железные миски, мне почему-то показалось, что они серебряные или же... На столе стояла большая банка с широким отверстием, наполненная сливками из козьего молока для заправки, а в банке – резной деревянный половник.
   Каждый подходил и набирал себе, сколько он хотел, в миску, затем ложку сливок, брал два кусочка хлеба, ложку и садился туда, где ещё можно присесть. Потом донесли и оладий-творожников, положили на стол и вышли. Сегодня уже поняла: здесь едят только два раза в день – утром и вечером, но я считала, что это нормально, я не ощущала голода. Борщ весенний – мне он не очень понравился! Некоторые подходили и наливали добавку – это не воспрещалось.
   Пока ела, всё время посматривала на шторку: я так хотела снова увидеть Владимира! Неужто я скучала?.. Любовь подростка! И здесь ничего не сделаешь. Именно в этом возрасте можно ошибиться и наломать дров или же выйти замуж и прожить с любимым всю жизнь, а как будет у меня? Так думала я, когда послышался голос Владимира:
– Клавдия Константиновна, можно с Любаней погулять?
   Опять, как и вчера, она мне махнула рукой, и я пулей выскочила за шторку, а он, держа меня крепко за руку, повёл вглубь пещеры, водил по лабиринтам, путь освещали лучины, подвешенные на каменных стенах.
   Прошли достаточно много и оказались в просторном зале. Удивлению моему не было конца: мы находились в сланцевой пещере; пол как будто бы мраморный, стены такие же, и в стенах картины из сланцев-камней, изображающие сцены из жизни святых и богов.
– Здесь будем свадьбу гулять! – с холодноватым блеском в глазах от счастья сказал Владимир, когда увидел моё изумление. – Не удивляйся, это сделано не нами, всё оставлено здесь после войны. Правда, говорят, сам Гитлер здесь заседал, вершил свои дела, но я не верю сплетням.
   Так как я была художественная натура, мне хотелось посмотреть каждую картину в отдельности, и я остановилась у одной из них, онемев от восхищения.
– Это Жития 12 Апостолов. Греческое слово «апостол» означает «посланник, слуга», то есть апостолы были посланниками, слугами Христа, – тихо сказал Володя, но, так как зал был большим, голос его отдался эхом, я аж захлопала своими ресницами.
   А он продолжал:
– Копия картины Леонардо да Винчи «Та;йная ве;черя» – знаменитая фреска итальянского художника Леонардо да Винчи. Фреска создана в период 1495–1497 гг. в монастыре Санта-Мария делле Грацие в Милане. В истории живописи открывает эпоху Высокого Возрождения. На фреске изображён Иисус Христос и апостолы. Автопортрет в середине – в виде Иисуса Христа. Ты хочешь пройти дальше или же остановимся здесь?
– Сколько ты знаешь! Извини, Володя, можно остановимся здесь? Я когда-то была в Ленинграде в Третьяковской галерее, и вместе с родителями мы за два дня прошли словно ветер по всем залам, я ничего не запомнила, но здесь всё настолько доступно!..
   Я стояла долго, рассматривая детали картины, мне уже было безразлично, что вся эта красота расположена в пещере, и я уже без колебаний хотела сказать, что буду жить с ним здесь, даже кричать об этом! – но ещё стеснялась его. Он был старше годами, серьёзным, сильным, со своим своеобразным характером... Он стоял позади, никуда не двинулся, позволяя мне полностью насладиться увиденным, а после этого я сказала ему тихо:
– Спасибо!
– Ты хочешь остаться дальше смотреть или же?..
– Нет, не хочу, пускай по одной картине в день, но насыщенно, как сегодня. Лучше пойдём обратно, выйдем из ущелья на воздух, так мне понравилось вчера смотреть на звёзды, на луну! Они как будто бы разговаривали со мной!
– Пойдём, но сегодня дождь, ты не боишься намокнуть?
– Нет, не боюсь, я очень люблю весенний, летний дождь.
   Он вновь крепко берёт меня за руку и ведёт к выходу из пещеры. Как будто бы знакомая дорога, но не видно ни луны, ни звёзд. Лил дождь стеной, закрывал выход, так что и не выйти. Молния блестела, разрезала небо, освещала наши радостные лица, как будто бы стремясь прошить воздух, плетясь ажурною нитью. И вдруг утихло всё – ливень перешёл в слегка накрапывающий дождик. Мы вышли – и он совсем перестал.
– Свежо!
– Тебе холодно, Любаня?
– Нет, мне хорошо. Это то, чего мне не хватает... – потом я как бы опомнилась: ведь я же могу обидеть его такими словами. Хотела добавить что-то, но он опередил:
– Я тебе обещаю, будет у нас семья и заживём мы вместе на земле, как и все люди. Правда, наши старейшины ищут, куда нам податься, но здесь нам было неплохо.
– Мне тоже нравится, живёте вы коммуною, всё бесплатно, живи и работай, всё сообща, для тебя всё делают. Мне только непонятно: откуда столько золота и серебра, драгоценных камней?..
– Я думал, что Наталья тебе рассказала... Эти места были во время войны оккупированы немцами, и, видно, когда они бежали, то не успели забрать всё с собой, оставили здесь в пещере целый склад награбленного, так оно и досталось нам.
– Я думаю, что вы должны были сдать это государству, а лишь 25 % вам...
– Ты права, от всего, что здесь было, это всего 25 %, а остальное отдали государству, но попросили 25 % не деньгами, а товаром. Долго торговались, но всё же нашу долю оставили товаром. Деньги – это просто бумага, и в этом я убедился.
– Не знаю, может быть, ты осудишь, что я скажу, но это неверный путь. Зачем искать новое поселение? – тем более что вы привыкли здесь жить.
– А как поступить?
– Я думаю, продать многие украшения, которые вы сделали, и построить в долине каждой семье дом, все одинаковые, как у вас было на хуторе, согласовать постройку с администрацией района, а пещеру оставить за собой, но использовать как музей. Помню, я была с родителями в Польше и видела музей под землёй, а у вас он вообще в пещере! – значит, и туристов будет много со всего мира, вы же создадите вдобавок столовую и будете их кормить – это большие заработки. Ваши люди заживут нормальной жизнью! Дети будут ходить в школы.
– Я согласен с тобой, но как же другие? Об этом нужно говорить на собрании, давай не спешить. Пока ты здесь никто, как только сыграем свадьбу, то будем поднимать этот вопрос. Ты мудрая, окончила школу, – но сможешь ли ты одна переубедить людей, ведущих привычный образ жизни сколько себя помнят?!
– Я смогу, если ты мне поможешь, один в поле не воин. И ещё вдобавок мы не знаем, каковы окажутся последствия взрыва и коснутся ли они этой стороны горы... Воздух везде одинаков, и, на сколько поднялись и осыпались радиоактивные вещества здесь, мы пока не знаем.
– Ты права... Пора возвращаться, опять утром работа!
– Я люблю работать. Мои родители умерли, и я осталась одна с бабулей, вот и работала, и училась, и за бабушкой смотрела.
– А помощь?
– К сожалению, у нас помощи нет, каждый живёт как может.
– И ты хочешь, чтобы у нас создалось общество, где будет так же?
– Нет, не хочу. Я хочу смешать ваши отличные благородные качества и наши – умение приспосабливаться к жизни.
– Ты умница! Мне уже давно советовали женился, но я выжидал именно такую, как ты, Любаня. Однако же среди нас тоже достаточно шепотников**, так что делись всем только со мной, никому не рассказывай пока! – и он опять подошёл ко мне и поцеловал, как вчера. Я поняла: мы должны прощаться до завтра, так и произошло. Крепко держа меня за руку, Володя довёл меня до шторки в нашу опочивальню, и я забралась на свою постель. Наташа меня не ждала, было тихо, только изредка слышались свист и нежное женское похрапывание.
   Постель, к моему удивлению, была прежней – из соломы. Я догадалась, что новую шили сегодня к свадьбе. Не успела положить голову на подушку – сразу же заснула...

   Проснулась утром, когда народ уже бил ложками о миски. Наталья помахала мне рукой, я поняла и быстро спустилась. На её плече были два полотенца, и, как я поняла, часть девушек шла к водопаду купаться. Наталья опять сильной хваткой взяла меня за руку, и мы скоро оказались у водопада, где женщины, уже успевшие обмыться, возвращались обратно – складывали тазики один в один.

_______
* Брандахлыст – жидкий плохой суп, а также вообще плохая жидкая пища, питьё, бурда.
** Шепотник – клеветник, ябедник, наушник.


Часть 8

   День прошёл как обычно, я работаю вместе за столом с его сестрой, она не только обучает меня, но и тихо подкармливает то и дело фруктами или же овощами. Но сегодня она принесла книгу и сказала:
– Вот, Володя раздобыл для тебя и сказал, чтобы ты читала здесь, ведь под лучиной испортишь глаза.
   Я взяла книгу, поблагодарив, и сразу же открыла её. А там прямо с первой страницы: «Старообрядчество – материал из Википедии – свободной энциклопедии». Значит, он и они все хотят, чтобы я ознакомилась с теми людьми, в общество которых попала случайно, а может быть, по воле Бога. Я как будто бы вцепилась в каждое слово, ведь до этой встречи мне ничего о них не было известно, и кое-что перечитывала дважды...
   «До 1874 года все дети старообрядцев считались незаконнорождёнными.
   17 апреля 1905 года был дан Высочайший Указ "Об укреплении начал веротерпимости", который, в числе прочего, отменял законодательные ограничения в отношении староверов и в частности гласил: "Присвоить наименование старообрядцев, взамен ныне употребляемого названия раскольников, всем последователям толков и согласий, которые приемлют основные догматы Церкви Православной, но не признают некоторых принятых ею обрядов и отправляют своё богослужение по старопечатным книгам"».

   Потом, всё листая и листая, опять перечитывала: хотелось понять глубину знаний этих людей, сохранивших до сегодняшнего дня свои обычаи, но на этой странице останавливалась несколько раз: «Так постепенно и появилось понятие "старая вера", а людей, исповедующих её, стали называть "староверы", "староверцы". Таким образом, староверами стали называть людей, отказавшихся принять церковные реформы патриарха Никона и придерживающихся церковных установлений древней Руси, то есть старой веры.   Принявших же реформу стали называть "нововеры" или "новолюбцы". Впрочем, термин "нововеры" надолго не прижился, а термин "староверы" существует и поныне.
   Однако во времена правления Екатерины Великой отношение к староверам стало меняться. Императрица посчитала, что староверы могут быть весьма полезны для заселения необжитых районов расширяющейся Российской Империи. По предложению князя Потёмкина Екатерина подписала ряд документов, предоставляющих им права и льготы на проживание в особых районах страны. В этих документах староверы были поименованы не как "раскольники", а как "старообрядцы", что если и не было знаком благорасположения, то, несомненно, указывало на ослабление отрицательного отношения государства к староверам.
    Старообрядцы – это сторонники старого христианского обряда, а староверы – это старая дохристианская вера».

    Я поняла: не случайно вчера заводила разговор, что всё сообщество староверов должно построить себе одно большое поселение, а не жить как кроты в подземельях или же в горных ущельях. Тем более: «Кириллические алфавиты: система письменности и алфавит для какого-либо иного языка, основанные на этой старославянской кириллице. Языки, использующие кириллический алфавит. Кириллический алфавит был адаптирован для письма более чем 50 языков, преимущественно в России».
   Как много на сегодняшний день я узнала! – но ещё так много вопросов оставалось, столько сторон их жизни для меня по-прежнему были незнакомыми и неизвестными... Нужно спросить у Владимира, как я уже поняла, это он стесняется мне всё рассказывать, даёт возможность самой прочесть, а он-то знает всё!  И даже подумала, что мне будет интересно создать с ним семью.
   Некоторые вопросы у меня возникли именно после совместного купания у водопада с девушками, у которых были нательные кресты совсем другой формы. Они были как будто бы восьмиконечные! Мой же крестик я забыла у бабушки Ани в шифоньерке, ведь нам в школу запрещено было его надевать, и уже не помню отличие, но должна спросить сегодня же у Владимира. Не успела о нём вспомнить, как он здесь и оказался:
– Можно я заберу в деревню Дубрава Любаню на примерку платья? Мой же кафтан почти готов к свадьбе, тютелька в тютельку* хватило ткани сшить его, чтобы был мне по плечу... Мы там будем два дня, пока ей не закончат шить.
– Ладно, идите. Видно, спешишь со свадьбою?
   Я вышла из-за стола, прихватив книгу и подумав: «На свету я её быстро осилю!» Он берёт меня опять за руку и выводит из ущелья, вниз по-над горою идём узкой тропинкой, а там и полем, где издалека заметила подводу с двумя запряжёнными лошадьми.   Вскоре я оказалась в ней, лежащая на соломенной подстилке лицом вверх, глядя на небо, по сторонам скользили высокие деревья, подпиравшие небо и хлеставшие меня ветками по щекам, напоминая о действительности. Почему я всего этого не замечала раньше?.. А всё же как хорошо жить, любить и наслаждаться природой!
   До Дубравы мы добирались долго, заночевали в кукурузном поле, и только к следующему вечеру показалось поселение и указатель «Дубрава». Красивые хатки, добротные, и сразу видно: здесь каждая семья живёт своей семьёй, как подобает – с родителями, а кто-то и с бабушками и дедушками. У нас же, помню, старались сразу же отделиться от родительской семьи, как поженятся.
– Вот это хатка Марьи Николаевны, она модистка, мужатка**. – Я не поняла, что он сказал, но он добавил: – Женщина замужняя и на дому шьёт платья к свадьбам, потом у неё собирается молодёжь и вышивают красиво, тебе понравится.
   Мне уже всё нравилось здесь, словно попала к своей бабушке Ане!  Всё вышито, чисто, красные полы покрашенные, видно – недавно красили, блестели под лучами солнца, проникающими сквозь открытые ставни небольших узких окон. Марья Николаевна вышла навстречу:
– Гарная дивчина, Володя, где ты её нашёл? – улыбаясь, сказала она. – Время терять не будем; поди, Володя, пошукай, где ты остановишься на ночь, а может, на два дня, её же не отдам, буду шить, пока не стемнело. Можешь зайти к нам на чай – вечерять, коль захочешь.
– Конечно, зайду, немного погуляем с Любаней, устала она в ущелье-то жить.
– Пускай не переживает, все мы с этого начинали, сейчас и хата есть, и дети вокруг.
   Володя вышел, она же достала белый шёлковый материал и сантиметр и на удивление ловко, тем более левой рукой, начала кроить и приговаривать все добрые слова, которые, наверно, я знала: «На счастье, на счастье, благослови Господь».

   Как стемнело – Володя уж на пороге. Повечеряли и выскочили на свободу, как будто бы птицы, которых держали взаперти. Я не выдержала и сказала:
– Какие счастливые, живут на земле, я этого не ценила, пока со мной не случилось такое.
– Любаня, ты поверь, у нас будет ещё лучше!
   Я же думала о своём: «Любовь и свадебное платье всегда так нераздельны! Невеста прекрасна в ожиданиях и долгих встречах с любимым, и в страхе с нетерпением ожидаемого дня признания, даренного кольца. И нежные поцелуи при этом! К месту сказанные слова! Забыться можно на мгновенья от счастья, от слов, проникших в глубину подсознания, – что ты уже невеста. Словно луч направленного солнца лицо ласкает. И ветром растрёпанные волосы бьют по твоим щекам... И ты горишь от красивых слов, от тех мгновений счастья, которые переполняют девичью мечту, от неожиданности стремления пойти под венец, стать женой, потом матерью. Быть любимой до конца дней, прожить с ним вместе, любя, заботясь: о нём, о семье, о детях и счастье в доме...»
   А вслух ответила:
– Я постараюсь быть похожа на них, ведь я понимаю, что я совсем другая, но ради нас постараюсь! Нашего будущего будет много!
– Ты прав, я столько узнала из книги, что ты мне передал. Но меня мучает вопрос, который стесняюсь тебе задать.
– Ты ничего не должна скрывать, спрашивай всё, что ты хотела бы узнать.
– Когда мы купались, заметила восьмиконечные нательные кресты у ваших девчат, а у нас, кажется, четырёхконечный?
– Ты права и внимательна, и в этом основное различие староверов и православных христиан. Но я об этом хочу подробнее рассказать, ведь и венчать нас будут здесь, в Дубраве, по нашим обычаям,  и... – он замолчал и подошёл поближе. Я понимала, что он нервничает и всё до конца не скажет сегодня. Но он всё же добавил:
– Они смогли в самых сложных природных и политических условиях сохранить свою религиозную и культурную идентичность.

_______
* Тютелька в тютельку – точь-в-точь, совершенно точно.
** Мужатка (мужатица) – замужняя женщина.

Часть 9

   Я уже совсем стала забывать, что со мной случилось. Может быть, это любовь мне так вскружила голову, но я ещё не понимала, как она меня постепенно заманивает в сеть. Нам было хорошо вместе, и я чувствовала, что эти дни, проведённые в дубраве, запомнятся мне надолго. Мне казалось, что мы здесь вечность, здесь и лес совсем другой – закомлистый1, что ли?.. Утром примерка, а дальше мы – как вольные птицы. Владимир старался всё показать и имел терпенье объяснить.
   Как-то я его спросила:
– Мне показалось, что здесь кычут2 чайки?..
– В лесу кычут дикие птицы, особенно совы.
– Никогда не видела сову, лишь в книге.
– Прочней твой дом, где кычут совы.
– А я думала – там, где гнездятся аисты?!..
   Он посмотрел на меня задумчиво и сказал:
– ...Одна лишь встреча глаз рождает жажду вновь их видеть – алмазный блеск в глазах, который ты забыть не в силах. И, красотой их очарованный, сражённый в сердце, – в любви тотчас он объяснился. Один лишь он пока влюблён – а для любви нужна же пара?.. Решил усилить пыл свой, порой не внешность, душа – такая сила, беседа за беседой, может навести на ту любовь! И не обязательно быть красивым, но он красив! Души полёт она поймёт. И много слов и поцелуи, не дав опомниться, но всё же...
   А я, сквозь слёзы:
– Мерка любви... – а в чём измеряешь? Разве можно измерить любовь? Может быть, днями, прожитыми вместе? Разве назовёшь это любовью?.. Может быть, обязательства женщины заставляли столько прожить?! Может быть, ты любишь, а он нет – и любовь безответна? По пальцам можно посчитать те дни, когда согреты были настоящим чувством... и плыли вы по облакам любви...
– Где это ты всё видела? У нас такого нет, и если мы поженимся, то перед алтарём пообещаем быть верными и жить до гроба вместе. У нас так есть, и это будет, и никто не сможет нарушить наш завет. Я понимаю, что я пока не бонвиван3, но ты ещё узнаешь обо мне!

    После похода в лес мы отправились на Агору4, там он показал, насколько он щедрый и как хорошо сможет меня содержать. Там было много лавок, мы зашли в сапожную мастерскую, а там – туфельки, которые были почти у каждой девушки их староверского поселения. Володя сказал:
– Вот, выбирай, какого цвета хочешь?
  Мои глаза разбежались на разные: то красные возьму в руки, то жёлтые, как цветочки, – но он подошёл к белым:
– Тебе вот эти чёботы5 будут впору и к свадебному платью.
   Я покивала головой, тогда он сказал мастеру:
– Заворачивайте, все три пары берём.
   Но не только это – мы обошли все лавки, потом и продуктовые тоже, – значит, здесь всё есть, как у нас. И только один вопрос у меня возник: а почему всё же они живут в пещере, столько людей? А когда он меня возвращал к Марье Николаевне, модистке, с большими подарками, она сказала:
– Ну как же, ты ж адамант6 на всё наше поселение, так что, Любаня, цени его, он славный парень. Оставшийся один без матери, вырастил всю ораву детей. Ну прощайтесь; тебе, Володя, нечего смотреть свадебное платье... Ну-ка покажите, что купили на ноги обуть к свадьбе?
– Ничего особенного не было, вот чёботы белые купил на всякий случай.
– Не годится, видишь: она росточком мала, ещё дитя, может, вырастет... Нужно было бы на каблучках что-нибудь купить.
– Так не было же?..
– Ничего, поправимо. У меня остался белый алтабас7 – отдам его нашему сапожнику, и твои чёботы белые пускай доработает и добавит котурны8. И тогда будет всё отлично, я и платье длиной взяла на несколько сантиметров больше.
– Спасибо, Марья Николаевна, утром за ней приеду на повозке, она уже полностью загружена товаром, всё по списку достал.
   Я посмотрела на него с удивлением: когда это он успел? И мне уделял внимание, показал здесь, в Дубравах, абсолютно всё, даже заходили в церковь, где будем венчаться...

    Утро. Не успела я снять свадебное платье после последней примерки, как у крыльца остановилась повозка. Обратная дорога была знакома – видимо, потому что у меня такая зрительная память на местность. Когда подъехали к подножью горы, там нас уже ждали, хотя здесь не было телефонной связи. Мужики разобрали все тюки, взвалив на плечи мешки, я же со своими обновками по узкой тропиночке шла за ними, а замыкающим был Владимир, тоже нёс огромный мешок. Но у входа, сбросив мешок, взял меня за руку и довёл до самой опочивальни женщин. А на ухо сказал:
– Я буду скучать, Любаня...
   Я отодвинула шторку, но там уже никого не было, видно, все на своих рабочих местах... я же не знала, что и делать, – и, наверно, несколько часов просидела за столом, хотя несколько раз поднимала глаза и смотрела на свою койку, а про себя подумала: «Сейчас бы завалиться и поспать с дороги...»

_______
1. Ко;мель – толстая часть ствола дерева непосредственно над корнем (закомлистый лес).
2. Кычут – так говорят о криках, которые издают дикие птицы.
3. Бонвиван – человек, любящий богато, беспечно, весело жить.
4. Агора – городская площадь, рынок, базар.
5. Чёботы шились из сафьяна, дорогие – из атласа и бархата. Сафьян жёлтый, голубой, червчатый, белый, зелёный.
6. Адамант – бриллиант, говорится о человеке твёрдом и решительном.
7. Алтабас – вид парчи, затканной золотом.

Часть 10

    Уже и осень, а нас ещё не обвенчали, – и сколько ждать любви мгновенья? Он скромен, а я сама к нему привыкла, тянет, как пчёлку на первый майский цветок! Но больше всего мне нравилось, когда мы выезжали в Дубраву, хотелось спрятаться там и никогда не откликаться и не возвращаться домой... Но услышала Володин голос:
– Осенний зов теряется, скрываясь в густые заросли дубрав. Ищу её и не могу найти... лес желтизной покрыт. А я уже «ау!» кричу, ты только отзовись, прошу. Она такая же белобрысая, как осень! Не найду... Заметил шорох недалеко, раскрыл опавшую листву...
Она на корточках сидит, вся сжалась, как грибок, – гляжу, а сверху лишь её коса закрученная на голове видна. Я к ней руки протянул, встрепенулась она – и ожила.
– Я здесь... Так не хочется обратно в горы, в пещеру! Неужели так будет суждено всю жизнь прятаться?
– Наши веками здесь живут, гонимые – то властью, то нападками чужеземцев. Но скоро все выйдут из темноты, жизнь будет красива! Начинается мокрядь*, нам же надо успеть обратно.

    Осенью всё же сыграли свадьбу. Мы любили друг друга. Одна беда – дети... они имели отклонения после перенесённой мной лучевой болезни. Я их теряла одного за другим.

«Когда в судьбе оправдываться нечем»,
Чёрный платок на голове как паранджа, –
Не знаешь, кто сейчас в ответе и зачем
Незваная печаль в твой дом вошла сама...

Так долго не могло бы продолжаться, и, несмотря ни на что,

Мы разошлись: начало без конца.
Такое увидишь только в сериале,
А мы увидели разрыв – и до конца
Мы тянем лямку от такой потери...

...И вдруг я открываю глаза, а рядом стоит моя бабушка Аня, толкает своей палкою:
– Подымайся скорее, Любаня, за нами приехали, эвакуируют нас, авария на Чернобыльской атомной электростанции! Ничего сказали не брать, кроме документов.
– Сейчас, бабуля, я скоро!
Мы вышли, а снаружи уже ожидала бортовая машина Газ-51, полная людей. Один сосед помог забраться мне и бабуле. Неужели то был сон?.. На меня смотрел парень – очень уж похож на Вовку, с такими же красивыми глазами...

Машина везла нас далеко на север.

_______
* Мокрядь – моросящий промозглый осенний дождь.

Действующие лица:

1.Главная героиня -Люба- Любаша- Любовь.
2.Молодой парень старообрядческие традиции-Вова- Владимир.
3.Дядя Николай-Николай Егорович-главный в старообрядческом поселении.
4.Клавдия Константиновна- жена Николая Егоровича,она же возглавляет женское незамужнее общество в старообрядческом поселении.
5.Мать Владимира -Валентина, её сестра Варвара-Варя
6.Отец (батя) Вовы-Владимира Пётр Сергеевич.
7.Сёстры Владимира-Наталья,Надежда,Катенька,Василиса...
8.Братья Владимира-Иван,Фёдр,Сёма,Андрей...
9.Девушка любит Владимира -Оксана.
10.Главной героини Любы -бабушка Аня


КОНЕЦ


P. S.
"Авария на Чернобыльской АЭС (также известна как катастрофа на Чернобыльской АЭС, чернобыльская авария, чернобыльская катастрофа, Чернобыль) – разрушение 26 апреля 1986 года четвёртого энергоблока Чернобыльской атомной электростанции, расположенной близ города Припять (Украинская ССР, ныне – Украина). Разрушение носило взрывной характер, реактор был полностью разрушен, а в окружающую среду выброшено большое количество радиоактивных веществ. Авария расценивается как крупнейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики, как по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей, так и по экономическому ущербу. 134 человека перенесли лучевую болезнь той или иной степени тяжести. Более 115 тысяч человек из 30-километровой зоны были эвакуированы.
В течение первых трёх месяцев после аварии погиб 31 человек, ещё 19 смертей с 1987 по 2004 год предположительно можно отнести к её прямым последствиям. Высокие дозы облучения людей, в основном из числа аварийных работников и ликвидаторов, послужили или могут послужить причиной четырёх тысяч дополнительных смертей от отдалённых последствий облучения. "


*<Способным завидуют, талантливым вредят, гениальным - мстят.>(Н.Паганини)
Niccol; Paganini
*Hе всегда отождествляйте автора с персонажами его произведений.
*Каждый способен хорошо творить только то, к чему его вдохновляет муза.
(Платон)