У каждого свой крест. Часть третья

Часть третья. Пол и Кристина

1
Стояла душная июльская ночь. Голубоватый свет ночника слабо освещал спальню, в которой витали беспокойство и тревога. Как-то уж слишком громко тикали часы, на которые постоянно смотрела Элла, штора шевелилась и создавала движение еле уловимых теней на стенах, а где-то далеко за окном тревожно скулила собака, и все вместе наводило на Эллу непреодолимый страх. Она ждала дочь.
Кристина уже несколько раз не ночевала дома, но как правило, она звонила и предупреждала мать об этом, а в этот раз звонка не было, и Кристина просто не пришла.

«Господи, только бы ничего с ней не случилось! Этого мне уже не пережить», - думала измученная бессонницей Элла, хотя в глубине души она понимала, что с Кристиной вряд ли случилось что-то страшное, скорее всего, она опять где-то со своими непонятными друзьями.

Элла давно уже утратила контроль над собственной дочерью, хотя ей только недавно исполнилось семнадцать лет. Первый раз она не ночевала дома в свои четырнадцать, заявив матери наутро, что это теперь не ее дело - спрашивать, где она бывает и с кем. Эллу как током прошибло. Она не была готова к такому резкому взрослению своей дочери и считала, вполне справедливо причем, что слишком рано Кристине делать такие заявления. Но тем не менее, с тех самых пор ночные отлучки ее дочери стали все чаще и чаще. Вот и в этот раз Кристина заявилась домой только около шести утра.

В полудреме Элла слышала, как к их дому подъехала машина, потом она услышала звонкий девичий смех, затем хлопнула дверца и машина отъехала. Кристина открыла входную дверь и, что-то насвистывая, прошла в гостиную. У Эллы отлегло на душе: слава богу, явилась. Она поднялась, накинула халат и вышла к дочери. Та стояла посреди комнаты с недопитой бутылкой пива в руках и смотрела на мать уставшими глазами и отрешенным взглядом.

Элла оглядела ее с головы до ног и поразилась тому, что Кристина совсем не выглядит, как юная девушка. Длинные красивые ноги, почти полностью открытые благодаря джинсовой чисто символической мини-юбке, черная трикотажная майка с каким-то вульгарным ярко-розовым люминесцентным рисунком весьма фривольного толка обтягивала ее большую, совсем не девчоночью уже грудь, взлохмаченные волосы, очень миловидное несмотря на экстравагантный макияж лицо и ногти, покрытые черным лаком делали Кристину похожей на бульварных проституток, которых Элла неоднократно видела в фильмах, неизвестно откуда приносимых ее дочерью.

- Боже мой, Кристина, посмотри на себя, на кого ты похожа, - сказала ей тогда Элла, но та скривила наглую усмешку и ответила:
- А ты посмотри на себя. В своих старушечьих платьях и старомодных туфлях ты вообще ни на кого не похожа.
С этими словами дочь прямо перед матерью стянула с себя майку, под которой больше ничего не оказалось, швырнула ее на пол и отправилась в ванную комнату.
- Я приму душ и спать. Ко мне не тямиться часов до двух, - заявила она, а у Эллы из глаз покатились слезы.
«Как же так получилось, что я потеряла ее? Почему она такая? Разве я была ей плохой матерью, разве я не старалась для нее всю свою жизнь? Господи, верни мне мою девочку, не отбирай у меня последнее», - молилась про себя Элла и думала о том, что бог услышит ее и непременно поможет.

* * *
Всю жизнь Элла воспитывала Кристину одна. Нет, Виктор не сразу оставил ее тогда, когда в их семье случилась трагедия, и супруги совершенно отдалились, перестав понимать да и любить друг друга. Виктор Леонидович очень тяжело переживал свое горе, тогда как Элла, казалось, наоборот, не замечала никакой семейной трагедии. Она спокойно и как само собой разумеющееся вычеркнула мужа из своей жизни, полностью ушла в свою беременность, и только наличие маленького Павлика кое-как сближало их, да и то только для того, чтобы пообсуждать, как быть с ним дальше.

- Я не могу выбросить ребенка на улицу, понимаешь ты это или нет?
- Нет, не понимаю. Он тебе не нужен, сознайся в этом хотя бы самому себе, и тебе будет легче принять правильное решение, - настаивала на своем Элла.
Они спорили неоднократно, но Элла была непреклонна.
- Да пойми ты, что мы не сможем уже сделать этого ребенка счастливым. Я – морально покалеченный человек, а ты – морально уничтоженный. Ну какие из нас родители? – почти кричала Элла, доказывая свою правоту.
- А зачем же ты тогда рожаешь второго?
- А вот это уже не твое дело. Тебе никогда не стать матерью, а значит и не испытать тех чувств, которые испытываю я. Как я могу тебе что-то объяснить?

Споры между горе-супругами были жестокими и непримиримыми. Компромисса они так и не нашли и в конце концов, в самый канун нового 1979 года супруги Беседины отвезли Павлика в Москву. Для всех окружающих версия была таковой, что они отвозят Павлика на воспитание к Эллиным родителям. Виктор Леонидович уговорил супругу пойти на эту ложь. Ему было нестерпимо стыдно перед людьми за свою слабость и этот нечеловеческий с его точки зрения поступок.
Но он понимал, что Павлику они с Эллой никакие не родители, а бросить беременную жену и остаться с сыном он тоже не смел. Его положение, его авторитет не позволяли ему пойти на этот шаг, очень многое ставилось на карту, и с этим тоже надо было считаться.

Судьба Павлика была решена. Несмотря на просьбы и уговоры безумно любящей мальчика Галины Федоровны, Виктор и Элла отбыли с Павликом в Москву ранним морозным утром двадцать седьмого декабря.  Там находился один из престижных детских домов, куда было решено сдать Павлика Беседина по причине того, что Элла по состоянию здоровья не сможет справиться с двумя детьми и еще потому, что супруги как бы сомневаются в своих чувствах к ребенку сейчас, когда ждут своего первенца.

Вся эта полуправда только слегка прикрывала чудовищность того, что совершали эти незадачливые родители. В детском доме их приняли вежливо и как-бы с пониманием, но тем не менее, там не нашлось ни одного человека, кто посочувствовал бы им или хоть как-то вошел в их положение.
Директор детского дома, Людмила Александровна оформила все необходимые бумаги быстро и без проволочек. Подсознательно ей совершенно не хотелось находиться в обществе этих людей, и только соблюдение формальностей и присущая ей тщательность во всем, что касается ее питомцев, заставляли Людмилу Александровну корректно и с достоинством общаться с этой супружеской парой, которая вызывала в ней весьма противоречивые чувства.
 
С одной стороны, чисто по-человечески, она презирала этих людей, с другой стороны, она была им благодарна в душе за то, что несмотря на свою нелюбовь к мальчику, они доставили его в детский дом здоровеньким, чистеньким и с совершенно счастливым выражением лица.

«Как можно отказаться от такого ребенка? Хоть бы уж Новый год с ним встретили, все же как-то по-человечески. Что за люди такие?» – думала она про себя, но своих истинных чувств тем не менее никак не проявляла и мыслей не высказывала.
- Ну что ж, теперь все в порядке. Жаль только, что Павлику даже на елке с ребятами не побывать. Он две недели будет на карантине. Ну а вы можете отправляться домой. Прощайте.

Людмила Александровна разговаривала с Беседиными стоя, держа руки за спиной. Когда она закончила свою речь, Элла заплакала, и Виктор, приобняв ее за плечи, вывел из кабинета. Они прошли по коридору и вышли на улицу, не провожаемые никем, чувствуя себя прескверно и одиноко.
 
Мела метель, было очень холодно, и Элла все еще продолжала плакать, уткнувшись лицом в плечо Виктора. Ей было жалко себя. Почему никто не хочет ее понять? Разве ей легко было вот так расстаться с Павликом? Они что думают, что она, Элла, холодное бесчувственное животное? Но она ведь сделала это в первую очередь для его же блага! Ей-то что, пусть бы мальчик оставался в их доме и жил бы себе под присмотром няни. Но разве это правильно, честно по отношению к нему? Нет, все должны быть на своих местах, у каждого свое предназначение в этой жизни, свой крест!

 Этому ребенку судьба уготовила жизнь без родителей, и никто никогда ему их не заменит. Они попытались, но очень скоро стало ясно, что искусственно никто никому родным стать не может. И что еще более важно, когда появляется свое, родное, кровное, то все остальное уходит на второй план.
Так получилось и с Павликом. И Элла не хотела кривить душой и притворяться, что она любит этого ребенка, и что она ему мать. Особенно после того, как почувствовала у себя под сердцем шевеление новой жизни, которая будет продолжением ее собственной. Родная дочь и неродной сын – разве это сравнимо, и справедливо ли для бедного Павлика всю жизнь ощущать себя неродным и второстепенным?

Элла пыталась объяснить все это Виктору, когда они сидели и обедали в ресторане гостиницы «Москва». Он молча слушал ее, пил коньяк и закусывал дорогими закусками, состоящими из черной и красной икры, балыка и соленых грибочков, приправленых прованским маслом.

- Успокойся, Элла. Ты сделала то, что должна была сделать. А я – негодяй, тряпка. Первый раз пошел у тебя на поводу, когда усыновил Павлика, и второй раз поддался тебе и избавился от него. Себе я этого никогда не прощу.
 
Виктор молча съел наваристый и ароматный суп-харчо, затем сочные блинчики с мясом и закончил трапезу кофе с мороженым. Элла к еде почти не притронулась, она так и осталось сидеть за столом, когда Виктор расплатился и ушел. Отношения у них были испорчены давно и окончательно. Никто не искал путей к сближению, но если Виктор Леонидович задумывался о том, что их ждет дальше, то Элла себя подобными мыслями не утруждала. Она думала и волновалась только о будущем ребенке, а все остальное для нее как бы прекратило свое существование, сделалось неважным и отодвинулось на задний план.

Но в тот момент она переживала. То, что они предали Павлика, как она сама для себя назвала их поступок, трогало ее до слез, но не потому, что ей было жаль мальчика. Нет! Она искренне считала, что сделала ему добро. Ей было обидно, что она взяла ребенка для того, чтобы создать полноценную семью, а этого у нее не получилось. И никто не захотел даже ей в этом помочь. Наоборот, какие-то упреки постоянные, недовольство, обиды. А разве можно воспитывать ребенка в такой обстановке? Конечно нельзя. Вот и пришлось бедного мальчика вернуть обратно.
Так рассуждала Элла, и грусти ее не было предела…

* * *
А в феврале родилась Кристина. Виктор ни разу не пришел к жене в роддом. Два раза приезжал шофер, привозил фрукты и соки. А когда Эллу с дочкой выписали, ее опять-таки забирал шофер: Виктор Леонидович срочно уехал в командировку в Санкт-Петербург и не оставил жене дома ни записки, ни письма, ничего. Она пришла с Кристиной в пустой холодный дом, и первое, что она сделала – это позвонила Галине Федоровне. Та спокойно выслушала ее, но помочь не пожелала.

- Вы извините меня, Элла Григорьевна, но я с температурой, грипп наверное. Не приду я. Управляйтесь уж сама, голубушка, - сказала она и повесила трубку.
Элла села на кровать и заплакала. Кристина крепко спала. Она смотрела на дочь и чувствовала неимоверную к ней любовь. Она, правда, была сродни жалости, эта любовь, поэтому, наверное, Эллу душили слезы, но жалеть девочку не было никаких причин. Родилась она здоровенькой, красивенькой, и врачи от души поздравляли мамашу с такой замечательной и беспроблемной новорожденной.

Виктор вернулся домой только через месяц. Оказывается, вместе с командировкой он сразу же оформил себе отпуск и провел его, как выяснилось, в Гаграх. Об этом он Эллу не оповещал, и узнала она это только тогда, когда сама позвонила ему на работу и поинтересовалась у секретаря, долго ли продлится командировка.

Выглядел Виктор отменно, загорелый, розовощекий; он вошел в дом, поставил чемодан и неохотно поздоровался с женой. Элла стояла в прихожей с Кристиной на руках, но он на девочку даже не взглянул. Сразу прошел на кухню, наскоро чего-то перекусил и отправился принимать ванну. Потом закрылся в своей спальне и не вышел оттуда до утра.

Элла была шокирована таким поведением мужа. Конечно, она не ожидала пылких объятий или восторгов по поводу Кристины, но не совсем же полное равнодушие и неприятие их! Или это у него показное? Элла растерялась, но решила не подавать виду.
«Все как нибудь наладится, утрясется», - думала она. «Ему ничего другого не остается, как смириться с нами. Кристина подрастет, станет забавной, и он примет ее».

Но ее ожидания не оправдались. Никогда, ни разу Виктор не проявил к дочери Эллы ни малейшего интереса. Эллу он тоже старался избегать, пропадая на работе до поздна. И еще у Виктора Леонидовича Беседина участились командировки, чего раньше не замечалось. Элла не торопила события. Она ухаживала за дочерью сама, правда на остальную домашнюю работу у нее совсем не оставалось времени.
 
Готовила она редко и плохо, убиралась не часто и кое-как, только детскую спальню чистила основательно. Стирать и гладить заставляла себя через силу, и к рубашкам мужа даже не притрагивалась. Виктор сам стирал и гладил свои вещи.
 
Он ни в чем жену не упрекал, никакие вопросы и проблемы с ней не обсуждал, и спали они отдельно. Правда Элла могла по пальцам пересчитать несколько ночей проведенных вместе. Обычно это случалась, когда Виктор являлся домой далеко за полночь и не совсем трезв. Каждый раз Элла надеялась на то, что это начало оттепели, еще чуть-чуть и все встанет на свои места, Виктор вернется к ней, простит, пожалеет и полюбит вновь. Но она просчиталась.
Когда Кристине исполнилось восемь месяцев, Виктор неожиданно поставил жену перед фактом, что он подает на развод.

- Я уезжаю в Питер, Элла. Мне там предлагают работу. Должность, конечно, не такая солидная как сейчас, но зато и не в провинции. Здесь я все равно на волоске. Авторитет уже не тот после всех этих махинаций с усыновлением, коллеги косо смотрят. Меня уберут при первом же удобном случае. Лучше уж мне по добру, по здорову, как говорится.
- А я, а мы? Ты что же, нас бросаешь что ли? – сокрушенно спросила Элла и присела на стул, так как ноги у нее почти подкосились от неожиданного известия.
- А для тебя это разве сюрприз? Я по-моему тебя предупреждал, что мне этого вот семейного счастья не надо! – Виктор неопределенно обвел рукой пространство, показывая как бы, что он не нуждается в окружающей его обстановке.
- Ну хорошо, не  надо, так не надо. Но я надеюсь, делиться ты со мной не собираешься? Размен и раздел имущества мы производить не будем?
- Нет. Тебе повезло. Я женюсь. У меня в Санкт-Петербурге есть женщина, она обеспечена всем необходимым для семейной жизни.
- Ну а алименты? Ты ведь обязан будешь их платить! – высказалась Элла неуверенным, дрогнувшим голосом.
- Ну куда ж я денусь с подводной лодки? Обязан, значит буду платить. Но ни на копейку больше, чем положено по закону. Кстати, окладец там у меня на первых порах будет так себе. Поэтому больше, чем на полтинник в месяц не рассчитывай. Иди работай, а приблуд свой сдай в круглосутку. Там может из нее человека сделают. Ты-то со своим сюсюканьем вряд ли способна будешь вырастить из нее что-то стоящее.
Виктор зло глянул на стоящую в кроватке Кристину и вышел из комнаты.
- Боже мой, как он нас ненавидит, доченька, - сказала Элла и не выдержала, заплакала.

Она так и не двинулась с места, мысленно пытаясь представить себе женщину, на которой собирается жениться Виктор. Наверное, важная птица, раз сразу и работа ему там светит, и обеспечена она по самое не хочу. Элла злилась. Ее чувства трудно было описать словами.
 
Здесь не было места ни любви, ни ревности, ни разочарованию. Скорее всего, просто зависть, нежелание того, чтобы жизнь у Виктора складывалась хорошо, раз у нее, у Эллы все так наперекосяк. Карьеры ей уже не сделать, работа у нее неперспективная, зарплата средняя. Да, прощай счастливая беззаботная жизнь! А кому-то везет. Разве это справедливо?

Виктор Леонидович Беседин был переведен на работу в Санкт-Петербург на должность заведующего промышленным отделом одного из райкомов северной столицы. Расстались они с Эллой плохо. Правда, последнюю ночь провели вместе, хотя и без души. Как говорится, погорячились. Не надо было этого делать, никому это не принесло ни малейшего удовольствия. Просто Виктор был пьян, прощался с друзьями чуть не до полуночи, а Элла решила осквернить ему отъезд.

Она знала, что утром он будет проклинать себя за слабость характера и за собственную распущенность. Ну что ж, так ему и надо. Ей не доставило большого труда соблазнить его, так как он отключился прямо на диване в гостиной, не раздеваясь. Она стала раздевать его сама, терпеливо и умело, и тогда он возбудился и со своими эмоциями справиться не смог.
Наутро он кричал на нее, оскорблял, а она лежала на ковре полуголая и с довольной ухмылкой взирала на него.

- Вот и вся цена твоей любви и верности. Тряпка она и есть тряпка. Езжай к своей любимой, мне ты все равно не нужен. Пусть она попользуется моими объедками, - зло говорила ему Элла, а Виктор готов был ее задушить.
Он многое бы отдал тогда за то, чтобы этой ночи никогда не было бы в его жизни. Его долго тошнило от Эллиных объятий, ему хотелось убежать куда-нибудь подальше, чтобы только не слышать и не видеть ее, рыжую, тощую, противную!
Так он и уехал с чувством омерзения и стыда, которое еще долго не давало ему покоя.

2
С тех пор прошло семнадцать лет. Элла почти никогда не жалела о том, что они расстались с Виктором, всю свою любовь и заботу отдав дочери. Она растила Кристину, и ей пришлось довольно трудно. Элла поменяла работу, стала преподавать историю литературы в местном библиотечном техникуме, у нее была большая нагрузка, и зарабатывала она хорошо. С Кристиной до полутора лет нянчилась ее мама, которая приехала из подмосковья, а летом, когда у Эллы наступили каникулы, Софья Яковлевна увезла девочку к себе, а Элла поехала отдыхать в Ялту.

Тот отдых, один из немногих ее отпусков, прошел великолепно. Элла встретилась на курорте с человеком, который скрасил ее одиночество и помог ей снова почувствовать себя женщиной. Но курортный роман не имел продолжения. В сентябре отдохнувшая душой и телом Элла вернулась домой и занялась устройством Кристины в садик.
 
Мама больше жить с ней не могла, отец категорически отказывался оставаться один, и Кристину он забирать не хотел. Ему нужен был покой и тишина, а маленький ребенок был этому помехой. Да и Элла не желала расставаться с дочкой. Она все так же безумно любила ее и разрешала ей практически все.

Любящая мать, как могла, баловала малышку. Кристина никогда и ни в чем не знала отказа, а Элла работала за двоих. В техникуме у нее было полторы ставки, она вела по семь-восемь часов занятий ежедневно, безумно уставала, но зато всегда была при деньгах и могла себе позволить растить дочь, удовлетворяя любые ее потребности.
Она даже сама не заметила, когда и как эти потребности уже перестали быть детскими и невинными. Дочери вдруг не нужны стали дорогие немецкие куклы, кружевные колготки и мутоновые шубки. Кристина стала требовать значительно большего. Пальто, сумки, сапоги и перчатки должны быть только из натуральной кожи, шуба желательно песцовая, духи и белье только французские, ручки исключительно «Паркер», ну а сигареты «Мальборо-лайт».
 
Школа у Кристины тоже была особенная, английская. И надо отдать ей должное, английский она выучила блестяще. По другим предметам в силу своей абсолютной незаинтересованности в учебе она имела тройки, порой с натяжкой. А вот в английском была сильна. Ее учитель, Венедикт Саркисович, неоднократно ставил свою любимицу в пример другим ученикам, возил на всевозможные олимпиады, конкурсы и предрекал ей большое будущее.
Все считали, что он был просто влюблен в Кристину, развитую не по годам красавицу с каскадом черных смоляных волос и огромными глазами  с длинными пушистыми ресницами. И тем не менее, учителя вздохнули облегченно, когда Кристина Беседина наконец закончила школу и покинула ее. Они считали, что девочка эта весьма дурного поведения.
 
Мать к упрекам учителей не прислушивалась, разрешала пятнадцатилетней дочери курить, ходить на дискотеки и даже не ночевать дома. Это шокировало всех, но Элла всегда отвечала одно и то же:
- Да, моя дочь развита не по годам. Но это не ее вина. Оставьте ее в покое, она никому не приносит вреда. Не надо делать из нее девицу легкого поведения. Смотрите лучше за инфантильными детьми, у них вы найдете больше проблем.
И тем не менее дома она пыталась разговаривать с дочерью по душам. Она передавала ей недовольство учителей и просила только об одном:
- Ради бога, я умоляю тебя, закончи школу, а там делай, что хочешь.
И вот ее мечта сбылась. Кристина получила аттестат и сейчас находилась в промежуточной стадии. Мать считала, что она поступит на факультет иностранных языков местного пединститута, это было для нее как бы само собой разумеющимся. Но каково же было ее изумление, когда Кристина заявила:
- Да я что по-твоему, с дуба рухнула что ли? Больше тебе ничего в голову не пришло? Может ты меня еще в свое ГПТУ запихнешь?
Элла обиделась. Она гордилась своей денежной работой и считала ее, если не почетной, то вполне престижной. Да и техникум их был одним из лучших в городе, в самом центре, в современном здании. И учились у них дети из хороших интеллигентных семей.

Когда в стране наступили новые перестроечные времена, всех трясло и лихорадило, на всех так или иначе влияли кризисы и новая экономическая политика, а у них все было по-прежнему. Им не приходилось приспосабливаться к новой жизни и к новым условиям. Литература не меняла своего цвета и запаха. Да и Элла Григорьевна на тот момент уже несколько лет работала директором техникума, имея при этом еще и полную педагогическую нагрузку.
Элла никогда не испытывала больших трудностей с деньгами. Виктор ей материально почти не помогал, зато отец с матерью поддерживали дочь, и время от времени она получала внушительные денежные переводы, которые всегда клала на сберкнижку. Она копила деньги для дочери.

Элла перестала приставать к ней с расспросами, что она собирается делать дальше. В конце концов, в армию ей не идти, пусть обдумает хорошенько, решит что-нибудь. Одна мысль только беспокоила Эллу, Кристина была некрещеной.
«Может быть поэтому у меня с ней столько проблем», – думала Элла и решила покрестить дочь.

Только вот как ей предложить? Она такая строптивая, не знаешь, какой реакции от нее ожидать. Элла уже купила дочке крестик, тоненький золотой, с фигуркой распятого Христа, выполненной очень тонко и изящно и с надписью «Спаси и сохрани» на оборотной стороне.

* * *
В этот злополучный день Элла не будила Кристину, как она и просила. Пока дочь высыпалась, она приготовила обед. Налепила любимых дочкиных пельменей и ждала, когда та проснется.

Элла постирала брошенную Кристиной на пол майку, пахнущую дорогими духами, сигаретами и еще чем-то неуловимым и вывесила ее на балкон.
- Ма-а-а-м, чем это так вкусно пахнет? – услышала Элла Кристинин голос и вошла к ней в спальню.
Та лежала на кровати совершенно обнаженная, и Элла опять поразилась, какая она уже взрослая. Ее тело и фигура никак не соответствовали ее возрасту. Вся налитая, упругая, статная.
«А ведь она наверное уже женщина», – подумала про себя Элла и глубоко вздохнула.
- Поднимайся давай, лентяйка. Пошли обедать, я пельмени запускаю.
- Маман, ты просто золото! Жрать хочу, как волк!
- Кристина, ну что за вульгаризмы, как ты выражаешься?
- Ой, отцепись. Иди готовь на стол, дай одеться.

Кристина пришла к столу в бирюзовом полупрозрачном халатике и с подобранными вверх волосами. Небрежно чмокнула мать в щеку и принялась уплетать пельмени с таким аппетитом, что Элла позавидовала.

- Кристинка, слушай. Я решила тебя покрестить. Ты ведь у меня нехристь растешь. Бабушка мне уже все уши прожужжала.
- А что, это модно. Давай. Только церковь найди, где батюшка помоложе. Мне ведь перед ним раздеваться придется для омовения. Так хоть удовольствие получить!
- Кристина, ну чего ты несешь! – Бедную Эллу аж покоробило. – На вот лучше, посмотри, что я тебе купила.
И она протянула дочке коробочку с крестиком. Та внимательно рассмотрела изящную вещицу и сказала:
- А что, ништяк! Только вот без гимнаста было бы лучше…
Эллу опять передернуло.
- Господи, ну хоть что-нибудь святое у тебя есть за душой! Да что же ты за человек за такой!
Но с Кристины как с гуся вода. Она продолжала все в той же манере:
- Святое? Конечно есть! Секс и деньги! Вот эти две вещи святые на все времена, усекла? Ну ладно, все. Спасибо за обед. Мне пора собираться.
Элла насторожилась. Она решила ни за что не отпускать Кристину, пока та ей не расскажет, куда она ходит, где и с кем ночует и вообще, чем занимается.
- Нет, постой. Кристина, нам надо поговорить, ты не находишь? – сказала Элла, и на ее удивление дочь вдруг спокойно ответила ей:
- Да, надо. Я тебе все расскажу, только дай слово, что после этого ты больше не будешь приставать ко мне со своими дурацкими расспросами и пытаться не отпускать из дома. Потому что уходить-то я все равно ухожу, но в плохом настроении, а это вредит моей карьере.
- Так, это уже ближе к теме. Ну ка, ну ка, какая такая карьера? Давай, рассказывай все, как на духу.

Кристина притащила Эллу в гостиную, усадила ее в кресло, а сама уселась напротив на диване и стала делиться сокровенным. Кристина, несмотря на свою строптивость, иногда посвящала мать в свои дела. С подругами ей было сложнее, перед ними надо было продумывать каждое слово наперед, как бы не оговориться или не сказать лишнего. А матери можно было говорить все. И не было такой силы, которая могла бы остановить Кристину, если та что-то задумала.

- Я нашла работу. Я работаю моделью. Правда пока еще не совсем работаю, а только пробуюсь. Меня обучают ходить, стоять, держаться на подиуме. Ну и еще я позирую перед фотокамерами. Если кто-то заинтересуется, то мои снимки появятся в журналах. Их отправляют в разные издательства. «Вог» например или «Космополитан». Классно?
- Минуточку. Что это за работа, где? Это что, официально?
- Конечно. Я познакомилась с мужчиной. Он встретил меня в баре. Знаешь, «Альбатрос» на набережной?
- Ну конечно знаю, валютный бар при «Интуристе». А ты-то что там делала?
- Мам, ну не будь ты такой тупой. Ну что я могла там делать? Угадай с трех раз. Пила и курила. Что еще в баре делают. Нас ребята пригласили. У одного был день рождения. Ну вот мы туда и заскочили. А там как раз и Давид со своими партнерами тусовался. Ну он как меня увидел, так сразу и подошел. Познакомились. Он мне дал свою визитку и попросил позвонить. Я позвонила естественно, так вот я и работаю теперь у него.
- Кристина, доченька, опомнись. Тебе ведь еще и восемнадцати нет. Какая из тебя модель.
- Успокойся, он не дурней тебя. Он знает все эти препоны, и самое главное, как их обойти. Я пока не модель, я ученица, пробуюсь. Я же сказала. А как восемнадцать стукнет, так на подиум. У меня большое будущее. Хочешь, скажу тебе по секрету? Он хочет меня за кардон отправить, у него связи за границей. А там знаешь, какие перспективы!

Элла сидела и слушала Кристинины бредни. Ей казалось, что дочь сошла с ума. Этого еще только не хватало!
Но бороться с Кристиной у Эллы не было сил. Она знала наперед, что абсолютно бессильна что-либо ей запретить. Кристина была упряма, настойчива и неуправляема уже давно. Ее броская внешность, взрослость не по годам и непредсказуемый характер придавали ей столько уверенности в себе, что Элле и не снилось.

 Она тоже была не кроткой овечкой, но с Кристиниой ее было рядом не поставить. Дочь давала ей сто очков вперед и сама руководила процессом своего воспитания. Элла только молила бога, чтобы все эти качества шли дочери на пользу, чтобы она не сорвалась и не полетела в пропасть, чтобы у нее хватало ума отличать хорошее от плохого, а стоящее от недостойного. Но отследить это Элла была не в состоянии. Кристина была захлопнутая для нее книга, и только совсем немногое из жизни дочери становилось явным для Эллы, как эта затея стать моделью, например.

- А что у него за имя такое странное, Давид? Сколько ему лет? – как можно строже спросила Элла.
- Много лет, не мальчик. А имя, как имя. Ничего странного. Чем Давид страннее Э-л-л-ы? – Кристина выговорила имя матери протяжно и вызывающее.

Элла растерялась. Ответить ей было нечего, и она, пожав плечами, вышла из комнаты. С этого дня Кристина обрела полную свободу, и домой приходила либо глубокой ночью, либо под утро. Потом по полдня спала, а вечерами опять исчезала. Элла махнула на нее рукой. В это лето она никуда не поехала, ей не хотелось оставлять Кристину одну, да и ремонт кое-какой надо было сделать, поэтому целыми днями она ухаживала за своей нерадивой дочерью и потакала всем ее прихотям.

В конце лета к ним неожиданно приехала в гости Софья Яковлевна, мать Эллы. Они вместе устроили кристины для дочки и внучки, и с этих пор Элла почувствовала некоторое облегчение. Софья Яковлевна не уставала поражаться, насколько Кристина самостоятельна и независима, это в ее-то годы.

- Элка, да ты бы хоть познакомилась бы с этим Давидом. Он ведь живет с ней, не иначе. А как понесет девка? Что тогда делать будем?
- Мама, перестань пожалуйста! У нее своя голова на плечах. Я что, пойду к нему с уговорами не спать с моей дочерью что ли? К тому же это еще не известно, - отговаривалась Элла, но в глубине души понимала, что мать права.

Ей и самой хотелось хоть мельком взглянуть на этого Давида и понять, серьезным там делом пахнет или так, ерунда и пустые обещания.
Познакомились они с Давидом только осенью. Он сам позвонил ей и сказал, что хотел бы встретиться и серьезно обсудить одну проблему. Элла поначалу испугалась, она тут же подумала о беременности Кристины или о каких-то других сложностях, но дочь убедила ее в том, что все дело в ее дальнейшей карьере. Ей скоро восемнадцать, и Давид делает на нее большие ставки.

Они встретились в один из холодных ноябрьских вечеров. Кристина привела мать в дорогой ресторан и всю дорогу умоляла ее быть сдержанной, корректной и терпеливой.
- Сначала выслушай все внимательно, не кипятись и не лезь в бутылку. От тебя нужно только согласие, поняла? Ты в этом деле все равно не смыслишь, так что положись на Давида. Да, я забыла тебе сказать. Он не совсем обычный внешне, поэтому не вытаращивай глаза, веди себя естественно, окей? – Кристина говорила быстро, как всегда уверенно, но последние слова Эллу насторожили.

 - Что значит, не совсем обычный? Урод что ли какой-нибудь? – у Эллы даже отлегло на душе от этих мыслей, значит он не любовник Кристины.
Но Кристина снисходительно глянула на нее и ответила:
- Умнее ты ничего придумать, конечно, не могла. Успокойся, не урод. Наберись терпения и прекрати трястись, как ненормальная.

Элла и правда немного дрожала, сама не зная, почему. Давид встретил их в фойе: галантный, высокий, безукоризненно одетый темнокожий мужчина, с копной кудрявых волос и полными, типично негритянскими губами.

Предупрежденная Элла не в силах была скрыть изумления. Этого она совсем не ожидала, увидеть рядом с дочерью человека с такой странной, мягко говоря неславянской внешностью. Хотя какая разница, если речь идет только о бизнесе.
Давид пожал Элле руку, представился и пригласил их пройти в зал. Говорил он по-русски, абсолютно без акцента, чем немало удивил Эллу. Смысл их беседы сводился к тому, чтобы получить согласие матери на то, что Кристина подпишет с его фирмой контракт и поедет работать за границу, где у них, якобы, есть дочерняя фирма.
 
- А она что, поедет туда одна? Никаких кандидатур у вас больше нет? – строго спросила Элла.
- Пока нет. У Кристины великолепные данные, и мы хотим сделать на ней много денег, - совсем уж цинично, как показалось Элле, ответил Давид.
Элла подавила в себе желание возмутиться, но ответила все же с вызовом:
- А вам не кажется, что постановка вопроса не совсем корректна. Кристина моя дочь. А что, если я не желаю, чтобы кто-то делал на ней деньги, как вы изволили выразиться. Объяснились бы как-нибудь по-другому.
Кристина поморщилась, а Давид и глазом не моргнул. Отпив из бокала минеральной воды, он продолжил в поучительной манере:
- По-другому нельзя, так как мы говорим о бизнесе. Кристина – его составляющая часть. Мы затратили огромные средства на то, чтобы подготовить ее для большой работы, которая должна будет приносить немалые прибыли. Вы знали о том, что мы обучаем Кристину, она с вами делилась. Теперь уже поздно отрабатывать шаги назад. Вам с нами не расплатиться, уважаемая Элла Григорьевна.
- Так чего же вы от меня хотите? Чтобы я дала свое согласие? По-моему, оно вам не понадобится, когда Кристине исполнится восемнадцать, - Элла явно нервничала, но сдерживала себя, хотя и говорила с Давидом все в той же жесткой манере.
Его это ничуть не смущало. Он тоже беседовал по-деловому, не заискивал и не выбирал выражений. Было понятно, что вопрос для него давно решенный, и он как бы делал одолжение, что посвящал в свои дела Эллу.
- Да, вы правы. Но оформление документов для работы за границей предусматривает такую формальность, как согласие родителей, если выезжающий как бы материально от них зависит. Для совершеннолетней Кристины не нужно будет, к счастью, согласия отца, который с вами не живет. А ваше потребуется. Это даже и не согласие, а подпись, что вы в курсе дела. Ну как, проблем у нас с этим, я надеюсь, не будет?
- А разве у вас бывают проблемы? Вы все всегда решаете за других, как мне кажется, - ответила Элла немного зло и недовольно.
- Ну вот и прекрасно! Значит, мы договорились. Кристина потом принесет вам необходимые бумаги на подпись. А сейчас давайте покушаем, попьем кофе и по домам. Спасибо, что нашли время встретиться, Элла Григорьевна. Я рад нашей конструктивной беседе.

И Давид принялся за еду. Элла ела неохотно, без аппетита. Она чувствовала себя оскорбленной и униженной этим гадким типом, и если бы не дочь, то она давно бы уже встала и ушла. Но ей не хотелось сердить и без того уже надутую Кристину. Она предчувствовала неприятный разговор с ней, и довела свою миссию до конца.
Домой они вернулись на такси, за которое предварительно заплатил Давид. Перед тем, как сесть в машину, Давид и Кристина еще долго стояли, слегка обнявшись и о чем-то беседовали. Потом Давид поцеловал девушку, укутал ее шубкой потеплее и посадил на заднее сиденье. Попрощавшись с Эллой, он быстрым шагом направился обратно в ресторан.

- Очень неприятный тип. Неужели ты находишь с ним общий язык? – спросила Элла Кристину, когда они наконец вернулись домой.
- Легко! Он очень деловой тип, и миндальничать ему не свойственно. В жестком мире бизнеса выживают только такие, твердолобые, прямолинейные, с жесткой хваткой люди. Им и карты в руки. А ты вела себя, как лапша! Я так и знала! Ну ладно, я не сержусь. Только дай слово, что не будешь упираться и сделаешь все, о чем тебя просят.
- Кристина, ты соображаешь, что говоришь? Я должна отпустить тебя черте куда и остаться тут одна? Да я с ума сойду! Неужели ты этого не понимаешь? – Элла говорила, чуть не плача, ей было ужасно обидно за себя, она не хотела быть игрушкой в руках этого темнокожего щеголя, неизвестно откуда свалившегося на ее голову и сбившего с толку ее дочь, пытавшегося попросту отнять ее у Эллы.
- Т-а-а-к, началось. Я так и знала! Послушай, я все равно уеду. Только можно сделать это все двумя путями – по-хорошему и по-плохому. Выбирай, а я пошла спать. Хоть раз в жизни высплюсь по-человечески. Гуд бай!
И Кристина скрылась в своей спальне, оставив бедную Эллу одну, со слезами на глазах и с комом в горле. На ее обиды, расстройства и страхи дочери было попросту наплевать.

3
Кристина Беседина была на вершине блаженства. Она успешно прошла интервью в Английском посольстве и покинула его со студенческой визой в паспорте. Она уезжала в Лондон, и перед ней теперь открывались такие перспективы, какие и не снились ее сверстницам. Правда, она ни на минуту не забывала о том, что там, в Лондоне, она в первую очередь будет выполнять поставленную перед ней Давидом задачу.

По приезде в Лондон Кристина должна будет найти человека, номер телефона которого был записан у нее в записной книжке. Человек этот, по имени Кшиштоф Бертэ, то ли поляк, то ли венгр, имел в Лондоне фирму, занимающуюся, якобы, модельным бизнесом. Он должен был по указанию Давида взять Кристину на работу и найти ей жилье, с ним все было согласовано. Ну а затем начиналось самое интересное.
 
Кристина обязана была в кратчайший срок познакомиться с англичанином и выйти за него замуж. Это являлось ее основной задачей, невыполнение которой было смерти подобно. Давид готовил Кристину к этому долго и серьезно. Начал он с того, что как-то обмолвился, что модельный бизнес в России так убог и недоходен, что не хочется им даже и заниматься. Давиду хотелось простора, воли, он мечтал о мировой славе и хотел блистать на всемирно известных подиумах.
 
Его отец, о котором он знал только понаслышке, был американцем и жил в Штатах. Приехав в Советский Союз в начале шестидесятых годов в составе дружественной делегации, он познакомился в Москве с молоденькой журналисткой Катей Брус, которая впервые в своей жизни принимала участие в таком серьезном международном форуме.
 
Ее красивая юная внешность привлекла к себе внимание сразу нескольких молодых людей, но самым проворным оказался Джозеф Янг, жизнерадостный американец с блестящей эбонитовой кожей, который буквально обворожил Катю. Она не могла устоять перед его настойчивым ухаживанием. Ей нравились огромные букеты цветов, которыми Джозеф одаривал ее чуть не каждый день, а еще слова и комплименты, которыми он осыпал ее, говоря о любви с первого взгляда и на всю жизнь.
Катя Брус влюбилась, да так сильно, что пропускала мимо ушей все разговоры с ней серьезных и ответственных людей, которые пытались предостеречь легкомысленную девушку от неверного шага.

Когда форум закончился, и иностранные делегации разъехались по домам, Катя осталась одна. Джозеф Янг, обещавший любить ее вечно, покинул влюбленную девушку, не дав никаких обещаний и даже не пытаясь как-то успокоить расстроенную расставанием «невесту».
 
Он подарил Кате на прощание красивый газовый серебристый шарфик и попросил не забывать его. Через месяц после этого Катя поняла, что она беременна, а еще через восемь месяцев на свет появился темнокожий мальчик, которого Катя не оставила в роддоме, хотя ее родители настаивали на этом. Она назвала его Давидом, и когда ему исполнился год, уехала с ним из Москвы, так как ее родители внука не воспринимали, и в их интеллигентной семье все чаще и чаще разгорались скандалы. Родители не прощали Катю за легкомыслие, а она решила нести свой крест до конца и поэтому увезла сынишку подальше от недоброжелательного окружения.

Давиду все равно приходилось нелегко. Его шоколадный цвет кожи всегда вызывал изумление окружающих, он с самых юных лет чувствовал себя в состоянии боевой готовности. Ему все время приходилось давать отпор всяким назойливым, плохо воспитанным и задиристым пацанам, которые не оставляли его в покое ни на минуту.
Давид много занимался спортом, тренировал свои мышцы, и к пятнадцати годам стал одним из самых сильных парней в школе. Вот когда у него наконец появился авторитет, и все стали относиться к нему с завидной симпатией.

Но было уже поздно. Характер Давида сформировался, и основной его чертой была жесткость. Он ни с кем не дружил, никого никогда не защищал, считая, что это личное дело каждого, не щадил тех, кто его так или иначе огорчал и всегда наказывал их путем серьезного внушения с обещаниями физического воздействия, если это повторится еще раз. Как правило, одного такого инцидента было достаточно, и задиры больше не совались к нему.

Давид хотел во что бы то ни стало прославиться, выделиться из толпы. Он любил свою мать, но всегда говорил ей, что живут они как-то убого. Он хотел для себя другой жизни, и она ему виделась там, далеко, за океаном, где каждый человек способен на все, нужно только вовремя распознать, на что ты способен. А здесь у него крылья подрезаны. Что он может в стране, где нет приоритета личности, в обществе, где все одинаково бедны и бесправны. И ему захотелось туда, на запад, где он и должен бы жить, сложись отношения у его родителей несколько иначе.
Давид сделал попытку уехать в Америку и разыскать там своего отца, когда в стране произошла перестройка. На тот момент он работал ювелиром в мастерской уже несколько лет, и у него скопилось изрядное количество золота, в основном это была переплавленная золотая пыль, которая всегда оставалась при ремонте золотых изделий, и переплавленный золотой лом, который тоже так или иначе оседал в его кармане иногда и вместе с камушками. К тому же он скопил немало денег и имел очень дорогое, старинное столовое серебро, которое досталось им с матерью в наследство от ее родителей.
 
Со всеми этими драгоценностями и крупными деньгами Давид был досмотрен таможенной службой, отправляясь в Америку, как турист, и у него потребовали объяснений. Он их предоставить не смог, поэтому золото, серебро и драгоценности у него конфисковали, а иметь загранпаспорт ему больше не полагалось, как человеку неблагонадежному и весьма подозрительному.
 
Тогда он стал искать другие пути. Отдыхая в Ялте, Давид случайно познакомился с Кшиштофом Бертэ. Тот находился на курорте, подыскивая девочек для своего агентства, которое уже открыл в Лондоне. По замыслу агентство должно было быть модельным, но средств на это Кшиштофу не хватало, и для начала он решил заняться эскортом. Это был весьма прибыльный и распространенный вид бизнеса в Англии, но все равно для хороших прибылей нужна дешевая рабочая сила. А тут как раз русские молоденькие красавицы были незаменимы.
 
Предприимчивый Кшиштоф предложил Давиду сотрудничество. Он открыл  фирму в России, которая как бы стала являться его основной. Направление деятельности этой фирмы, вторым учредителем и директором которой стал Давид Брус, было подготовка и обучение девушек для работы моделями на различных подиумах в России и зарубежом. Это давало Кшиштофу возможность получать русских красавиц из России законным путем, и самому при этом не обязательно теперь было ездить сюда на поиски.

Все шло прекрасно. Давид справлялся со своими обязанностями как нельзя лучше, и уже немало юных обладательниц неотразимой внешности отбыли на туманный Альбион в поисках блистательной славы. Там они попадали в распоряжение Кшиштофа, который действительно знакомил их с различными мало знаменитыми кутюрье, но не ранее, чем после двух-трех лет работы у него в эскортном агентстве.
 
Деньги лились рекой. Давид конечно не предполагал, что Кшиштоф Бертэ бессовестно обманывает его и не выплачивает даже половины того, что ему положено согласно их контракта. Поэтому Давид был доволен, деньги все равно были большие. К тому же все расходы по содержанию его фирмы нес Кшиштоф. И вот тут у Давида Бруса появилась идея. Он уедет за границу! Не мытьем, так катаньем. Он решил отправить туда одну из своих девиц, заставить ее выйти замуж за англичанина, получить вид на жительство или даже британский паспорт, потом развестись со своим ненаглядным уже как британская подданная и выйти замуж за него, Давида Бруса, который таким образом переедет в Англию по месту жительства своей жены.

План конечно долгосрочный, но безотказный! Кто бы еще смог додуматься до такого! Решение его окончательно созрело, когда он встретил Кристину, нахальную, самоуверенную красивую девицу, которая сделает все, как надо! Главное -  ее увлечь. И Давид пообещал ей золотые горы.

- Настанет день, и ты будешь блистать на самых лучших подиумах мира, и все Найоми и Евангелисты просто выйдут в тираж. Но я не могу отсюда ничего сделать. У меня руки коротки. Ты мне нужна, а я – тебе. Вместе мы – сила.
Кристина и не спорила. Она хотела верить Давиду и верила. Она делала все, что он ей говорил, так у них повелось с самого начала, и ее мечтой было осчастливить его.
«Тогда и я достигну всего, чего хочу в этой жизни!» – думала Кристина и была верна своей мечте.
 
Сейчас она была у цели. Виза в Великобританию окрыляла ее мечту, и ей было нестерпимо хорошо ощущать себя сильной, молодой, красивой. От нее зависел Давид, он делал ее карьеру, строил ее жизнь, и хоть и в угоду себе, но блестящим образом положительно и для нее. А о чем еще можно мечтать?!
Волновали Кристину, правда совсем чуть-чуть, мысли о матери, которую она бросала здесь одну.

«Будет ведь ныть, цепляться и не давать мне покоя. И никакие разговоры о материальных благах и моей славе на нее не действуют! Вот же зануда!» –  так, в сердцах, Кристина думала о матери.
Но эти мысли были как легкий насморк в жаркий летний полдень, несерьезные, только немного надоедливые.

А Элла Григорьевна не находила себе места, так как она теряла Кристину, свою единственную дочь, как ей казалось, навсегда. Она оставалась одна, и все ее мечты о том, что она вырастит себе помощницу, которая скрасит ее старость, рушились. Конечно, о старости думать еще рано, Элле еще и до пятидесяти далеко, но вот о замужестве – уже поздновато. Придется доживать век одной. Кристина сюда больше не вернется.

Эти мысли доводили бедную Эллу до слез, которые она проливала в подушку долгими неспокойными ночами. Она была счастлива всего восемнадцать лет своей жизни, пока была с Кристиной. Жизнь с Виктором не в счет. Все счастливые годы их супружества ушли в небытие и были напрочь стерты из памяти после его предательства и побега. Он не стоил даже ее воспоминаний. А больше в ее жизни мужчин не было, если не считать недолговечных курортных романов, которых она тоже могла насчитать не больше двух-трех.

Как же так получилось, что какой-то негритянского вида тип, без рода, без племени увел у нее дочь, забрал ее навсегда! Кто он, этот делец, вскружившей ее девочке голову за какие-то полгода так, что она, мать, не может вернуть эту голову на место, хотя и воспитывала Кристину восемнадцать лет? Где же логика? Почему доводы какого-то проходимца оказываются сильнее просьб и увещеваний собственной матери? Неужели она для Кристины совсем ничего не значит в этой жизни?
Элла недоумевала. И чем больше она думала над этой проблемой, тем хуже ей становилось. Она переживала второе предательство в своей жизни, и от этого ей хотелось умереть.

И тем не менее, Кристина уехала, а на следующий день к Элле домой заявился Давид. Он принес ей какие-то деньги, сказал, что это остатки Кристининой зарплаты, которую она не успела получить. Элла расплакалась. Она стала обвинять Давида в том, что он разрушил ее жизнь, оторвал ее дочь от дома, от нее и растоптал ее семейное счастье. На что Давид хладнокровно ответил:
- Видите ли, Элла Григорьевна, из детей надо творить гениев, используя для этого все возможности. А вы хотите из уникально красивой дочери, которой судьбой уготовлено покорять мир, соорудить себе подпорки на старость. Хорошо, что вы отпустили ее, это вам старицею воздастся, помяните мое слово.
Элла призадумалась. А не прав ли он, этот негодяй? Кристина рождена для славы. Не даром же она такая красавица!
- Пусть летит себе, моя юная орлица, - тихо сказала сама себе Элла и достала водку.

В этот вечер она выпила больше, чем полбутылки, практически не закусывая, и боль ее душевная немного утихла. Рядом находился Давид, который сам хоть и мало пил, но не забывал подливать в рюмку «теще», как он шутливо стал называть Эллу, подхихикивающую и изрядно пьяную.
Элла уснула на диване, не раздеваясь и так проспала бы наверное до утра, если бы вдруг резко не проснулась от испепеляющего ее желания. Она ощутила, как ее кто-то дерзко ласкает.

 Все ее существо было против этого недозволенного насилия, но женское начало было неспособно оказать достойного сопротивления. Элла отдалась любовнику своей дочери и поняла, что она теперь заложница Давида, и он будет делать с ней и с Кристиной все, что захочет.
 
На следующий день Элла все же взяла себя в руки и сказала себе, что у нее теперь новая жизнь, без Кристины. Но проходить она будет в ожидании ее славы и всемирного признания. Вот для чего она родила эту девочку! Это она, Элла произвела на свет это чудо природы, и принадлежать это чудо должно всему человечеству, а не ей одной, Давид прав!

4
В Лондоне стояло жаркое лето. Даже ночи не спасали и не баловали прохладой. Это было необычным еще и потому, что совсем не было дождей. Поэтому Дебора Стивенс была отчасти очень рада, что они с Робертом уезжают в Скандинавию. Во-первых, Дебора там никогда не была, а во-вторых, там все же попрохладней. Загадочное северное лето привлекало ее не меньше, чем красоты озер и фьордов Норвегии. Они ехали отдыхать и первый раз в жизни не брали с собой Пола. В университете еще во всю шли занятия, пропускать которые ему совсем не хотелось.

Пол Стивенс был преуспевающим студентом, его призванием были иностранные языки, и он изучал их с удивительным наслаждением и легкостью. Его друзья даже немного завидовали ему, им-то приходилось карпеть над учебниками, изучая плохо понятные времена и формы глаголов, да еще и произношение, будь оно неладно, давалось далеко не каждому. А вот Пол был полиглот. На любом языке, какой бы он не изучал, он изъяснялся легко и практически без акцента.
 
Но предметом особой зависти среди товарищей был, конечно, труднодоступный, совершенно не запоминающийся и плохо произносимый русский язык, со всеми его «ы», «щ», мягкими и твердыми знаками, которые уж совсем не имели никакой логики. А Пол Стивенс понимал, зачем они нужны, чем приятно удивлял миссис Олгу Галлоуэй, молодую преподавательницу русского языка, приехавшую в Англию из России и вышедшую здесь замуж. Она всегда выделяла Пола, как самого способного студента и предрекала ему большое будущее.
 
Родители Пола держали дома много русских книг, и Пол не раз задумывался, почему? Ни отец, ни мать русским языком не владели. Пол знал, что они были в Москве один раз, давным давно и решил, что эта загадочная страна произвела на них такое неизгладимое впечатление, что они держали в доме русскую классику в подлиннике и имели очень много русских сувениров.
Вообще говоря, решение говорить сыну о его происхождении или нет, супруги Стивенс принимали долго. Пока сынишка был маленьким, это не было так важно, но когда мальчик подрос, этот вопрос стал довольно серьезным. От этого зависело, как его воспитывать дальше.
 
Если Пол будет знать о своем русском происхождении, тогда надо делать специальный акцент в процессе воспитания на русской культуре и русских обычаях. Если не говорить ему об этом, тогда воспитывать мальчика исключительно в английских традициях, как ни в чем не бывало. Решиться на тот или иной вариант было довольно сложно, и Дебора с Робертом пошли на компромисс. Они решили не посвящать сына в тайну его происхождения и усыновления, но все же дать ему возможность развить в себе зачатки той культуры, которая была заложена в нем изначально.

Это подействовало. Пол рос и развивался как нормальный английский ребенок, но частью его образования и кругозора стало изучение русского языка, что открывало перед ним неограниченные возможности приобщиться к русской культуре, если он вдруг почувствует к этому тягу.

Дебора и Роберт Стивенс были безгранично счастливы. Их сын Пол оправдал все их надежды. Они привезли его в Англию совсем маленьким и несмышленым. Ребенок тем не менее прекрасно перенес все перемены, произошедшие с ним, и даже акклиматизация и смена климата никак не отразились на его крепком здоровье.
 
Мальчик практически никогда не болел, развивался очень активно и оказался на редкость смышленым. Позднее стало очевидно, что ребенок обладает к тому же прекрасным характером. В нем, казалось, были заложены самые лучшие черты: доброжелательность, открытость, честность. Родители никогда не знали с ним проблем, а когда он подрос, то стало ясно, что он в добавок ко всему обладает очень привлекательной внешностью.

 Парень вырос высоким, широкоплечим. Его лицо подкупало несколько застенчивым взглядом и приятной полуулыбкой, которая практически никогда не исчезала. Но при этом он имел твердый мужской подбородок и широкий красивый лоб, что придавало его лицу мужественность и выражение несомненной уверенности  в себе.
Пол Стивенс всегда имел много друзей и подруг, веселых и миловидных, которые безусловно все, как одна, были в него влюблены. Но Пол ни одну из них не выделял особо. Относился ко всем ровно, чисто по-приятельски, чем абсолютно сбивал с толку хорошеньких, мечтающих о чем-то большем девушек.

Пол не огорчался по поводу отъезда родителей. Он уже знал, что совсем скоро ему предстоит поездка на Ямайку, это был подарок родителей на его совершеннолетие. В августе ему исполнялся двадцать один год. Ну а в Скандинавию он попадет как-нибудь в следующий раз. Он ощущал волнение матери, которая все еще считала его ребенком, за которым нужен уход.

- Моя дорогая мама, я тебя умоляю, расслабься и отдыхай себе на здоровье, со мной здесь ничего не случится. Я знаю, как пожарить яичницу с беконом на завтрак и заказать пиццу к ужину.
Но на Дебору успокоительные разговоры сына не действовали. У нее было дурное предчувствие, и она не находила этому объяснения.
- Звони мне пожалуйста почаще и не отключай мобильный телефон, когда ты не дома по вечерам. Обещаешь?
- Конечно. Телефон всегда будет при мне и включен 24 часа в сутки, - уверял Пол, при этом Дебора облегченно вздыхала, а Роберт не мог скрыть усмешки.

Пол отвез родителей в Хитроу, а вернувшись домой вдруг ощутил неприкаянность и растерялся. Он редко оставался один, поэтому ему было немного непривычно. Он включил музыку, лег с книгой на диван и уснул. Разбудил его телефонный звонок. Это был Стив, приятель Пола, который приглашал его на вечеринку. Предложение оказалось заманчивым, поехать на выходные в Лондон и немного «покутить», как выразился его приятель.

Идея принадлежала Стиву, но ее с радостью подхватили несколько самых активных и деятельных молодых людей и девушек. Он предложил отправиться в ресторан «Петровский», где кормили отменными русскими блюдами и поили хорошими дорогими винами.
 
- Надо же нам немного знакомиться с русскими традициями, раз уж мы взялись учить этот труднопроходимый язык. Поупражняемся заодно, пока будем делать заказ, - сказал Стив.
- Да там тебя и по-английски прекрасно поймут, не волнуйся, - ответил ему Пол, хотя в душе был рад такой интересной затее.
Решено было отправиться в ближайшую субботу двумя машинами. Заказали гостиницу, чтобы не возвращаться поздно вечером назад, да и выпить хотелось немного, а в таком состоянии пускаться ночью в обратный путь было небезопасно.
 
В этот вечер Пол явился на вечеринку в хорошем приподнятом настроении, которое, впрочем, его почти никогда не покидало. Он сразу же оказался в центре внимания, и пара его однокурсниц буквально повисла у него на руках. Пол поболтал с ними о том-о сем, угостил девушек коктейлями и незаметно растворился в кругу парней, которые с восторженным гомоном обсуждали последний футбольный матч. Но вскоре их пригласили к столу, который буквально изобиловал аппетитными закусками, а в центре стола возвышался сверкающий хрустальный графин с настоящей русской водкой, которую молодежь пробовала впервые.

Ужин всем понравился. С официантами ребята общались по-русски, ну уж, как могли. Это произвело на обслуживающий персонал неизгладимое впечатление, и между ними сразу же установился дружеский контакт. Играла приятная музыка, и вся обстановка располагала к отдыху и удовольствию.


* * *
Уже после обильного ужина Пол сидел за стойкой бара, потягивал темное горьковатое пиво и беседовал с приятелем о чем-то совсем неважном и неинтересном, когда к стойке подошла пара. Не обратить внимание на нее было нельзя. Пожилой мужчина, одетый с иголочки, в очень дорогом костюме, исключительно пострижен, выбрит и ухожен держал под руку молодую красивую девушку в элегантном розовом с жемчужным отливом платье и перламутровых босоножках на высоких тоненьких каблучках. У девушки были удивительные волосы, черные и блестящие, они ниспадали ниже плеч и лежали на ее открытой спине красивым каскадом.
 
Мужчина наклонился к своей спутнице, что-то спросил у нее и сделал заказ. Ему подали дорогой французский коньяк, а ей бокал мартини с содовой водой и кусочками голубоватого льда, от которого стенки бокала сразу же запотели.
 
«Интересно, кто они, отец и дочь или…» – как-то невзначай подумал Пол и посмотрел, как красиво и элегантно уселась девушка на высокий бархатный стул.
Она тоже посмотрела на него, и Полу стало не по себе от ее взгляда. Очень уж он был пронзительный и зазывающий. Пол отвернулся.

Больше он старался в их сторону не смотреть, да они и пробыли у стойки совсем недолго. Через некоторое время их пригласили в отдельный кабинет для респектабельной публики. Пол лишь заметил, как перед уходом девушка буквально на секунду задержалась у стойки и что-то сказала бармену. В самом конце вечера мельком в окно Пол увидел, как от ресторана отъехал роскошный лимузин и понял, что он увез именно эту элегантную пару.
 
Юноша сидел, немного задумчиво глядя перед собой. Он и не заметил, как рядом с ним присела хорошенькая круглолицая Сара Мартин и начала болтать с ним о своем дружке, который чем-то так занят сегодня вечером, что даже не смог поехать с ними на вечеринку. Сара явно была огорчена и искала сочувствия.

- Не проводишь меня сегодня? – спросила она Пола после своих обидных жалоб.
- Конечно, Сара. О чем речь! Не волнуйся, я провожу тебя, - ответил Пол и улыбнулся обрадовавшейся девушке.
Они покидали «Петровский» почти в половине двенадцатого, когда бармен-англичанин вдруг помахал Полу рукой и попросил его подойти.
- Я забыл за что-то заплатить? Извините… - начал было Пол, смутившись, но бармен прервал его и сказал:
- Нет-нет, не в это дело. Просто я не хотел говорить вам при девушке, с которой вы сидели. Помните, здесь пара была, мужчина и красивая девушка?
- Да, я их заметил. А что?
- Девушка просила вам передать вот это, - и бармен протянул ему изящную визитную карточку. – Она русская, кстати и красивая, слов нет. Вы не находите? – продолжал он допытывать Пола, но тот ничего не отвечал.
Он с изумлением взирал на маленький кусочек картона, даже не понимая толком, что на нем написано, а потом лишь спросил:
- А вы уверены, что это мне?
- Ну конечно, - ответил бармен. – Она так и сказала: передайте это юноше, который справа от меня, и скажите, что я жду звонка от него. Похоже, ты вытянул лотерейный билет, приятель. Не упусти шанс. Девчонка что надо!
Пол поблагодарил заботливого бармена и поспешил на улицу, где его ждала незадачливая Сара.

Придя к себе в номер под утро, Пол наконец достал из кармана визитную карточку и стал разглядывать ее. Красиво выполненная визитка была под стать ее обладательнице. На золотистой карточке красивым тиснением было выведено: «Кристина Бессе. Модельное агентство ‘Laser’». Телефон был зачеркнут, но номер мобильного телефона девушка оставила, дав ему тем самым понять, что звонить ей нужно именно по этому номеру.

Пол недоумевал. Он никак не мог понять, зачем он ей понадобился, но приятное щемящее чувство, а точнее даже предчувствие будоражило его мысли и не давало заснуть. Пол понял, что он влюбился. Вот так с полуоборота, с первого взгляда, неожиданно он потерял покой. Красивая и таинственная незнакомка совершенно очаровала его, и мысль о том, что он сможет найти ее, будила в нем незнакомые ему доселе отчаянные порывы.

Все его знакомые девушки сразу померкли в его сознании, и даже многообещающие поцелуи Сары Мартин потеряли для него всякий смысл.
Пол позвонил по указанному телефону только на третий день. Во-первых, он не хотел выглядеть нетерпеливым юнцом, во-вторых, ему хотелось собраться с мыслями и продумать все возможные варианты, зачем он понадобился этой девушке. На последний план он загонял мысль о том, что понравился ей. Так, на всякий случай, чтобы было меньше разочарований, когда окажется, что ее просьба какого-нибудь чисто практического свойства.

Он собрался с духом и набрал номер телефона. Кристина ответила почти сразу. Признаться, она уже и не ждала этого звонка. Что-то долго молодой человек собирался с силами. Быть не может, чтобы она ему не понравилась. Ну просто не может быть! Она же видела, как он смотрел на нее. Хотя…все они так смотрят, а вот чтобы взять и подойти, на это их не хватает, этих благовоспитанных английских юношей. Не принято это здесь, видите ли, подходить к женщине, если тебя ей не представили. Вот ведь порядки!

 Кристина никак не могла к этому привыкнуть, и поначалу задание Давида ей показалось невыполнимым. Как же она будет искать здесь себе мужа, если и познакомиться-то ни с кем толком невозможно. Это уже позднее она придумала этот трюк с визиткой, благо за десять фунтов здесь можно изготовить двести вполне приличных визиток на любой вкус. А сначала ей пришлось засесть на интернет, где она разместила свое объявление с желанием найти спутника жизни и сопроводила его парой пикантных фотографий, благо, у нее их было, хоть отбавляй.
 
Кристина действовала активно. Все свободное время она посвящала встречам с потенциальными мужьями, но ей хотелось найти такого, с которым ей будет легко. Она должна будет ездить в Россию, когда захочет, причем, одна. Там ее всегда ждет Давид, ее надежда и опора. Он пророчил ей большое будущее и обещал звездную славу в «Мулен Руж» в Париже. Это была его новая идея.

- Дай мне только перебраться туда, и я все устрою. Пока у меня в кармане русский паспорт, я не могу ничего. А связи у меня колоссальные. Но я должен быть там. Это в твоих интересах, Кристина, - увещевал он ее, и она верила.
Приехав в Лондон и попав к Кшиштофу Бертэ, Кристина вдруг поняла, что все не совсем так, как обещал Давид. Ей тут не предлагали быть моделью и обучать ее этому мастерству не собирались. Агентство Бертэ, хоть и имело красивое название «Лазер», занималось бизнесом совершенно иного свойства, нежели модельный.
 Девушки, принятые на работу Кшиштофом, были попросту девушками по вызову, с той лишь разницей, что клиентура здесь была в основном солидная, и основная задача девушек была ублажать клиентов так, как они того захотят: сопровождать их на приемы и рауты, банкеты и презентации, проводить с ними уикенды и разъезжать по стране, удовлетворять все их потребности и капризы.

Девушек обучали хорошим манерам, их учили есть и пить, танцевать и улыбаться. Они должны были уметь всю ночь выглядеть свежо и великолепно. Желательно, чтобы они вели себя непринужденно и с достоинством, и все это вместе должно создавать необходимый антураж оплатившему услуги клиенту, чтобы в нужном месте в нужное время он выглядел вполне презентабельно с очаровательной умной партнершей.

Требования к девушкам были очень высокие, и далеко не каждая задерживалась в агентстве Кшиштофа более двух месяцев. За малейшую провинность или жалобу со стороны клиента провинившуюся списывали и отправляли на работу совершенно другого свойства, где ее менеджерами теперь становились сутенеры, личности далеко не лояльные и заботливые, а Кшиштоф Бертэ начинал казаться отлучницам кем-то вроде отца родного.

Кристина Кшиштофа ни разу не подвела и не разочаровала. У нее был дар нравиться мужчинам, она прекрасно владела английским языком, да к тому же, она была приближенной его партнера, Давида Бруса. А деловые отношения Кшиштоф ценил.
Он предложил Кристине псевдоним, который делал ее фамилию более благозвучной на иностранный манер и обещал помочь продлить визу, если она его ни разу не подведет.
Кристина была очень доходным товаром. Она всегда пользовалась спросом и приносила фирме Кшиштофа ощутимые барыши.

5

И тем не менее, Кристине приходилось трудновато. За год пребывания в Лондоне она умудрилась сделать по меньшей мере три серьезных наметки, то есть у нее было трое мужчин, с которыми она познакомилась через интернет, и ей нужно было сделать выбор, а для этого им необходимо было уделять внимание, встречаться с ними и проводить свое свободное время. Ни один из них ей, честно говоря, не нравился.

Самый серьезный и полностью готовый к браку сэр Эндрю Престон, как он сам себя называл, имел роскошные апартаменты в Кенсингтоне, в одном из престижных районов Лондона на Холланд Роуд. Точнее даже, это был пентхауз с зимним садом и великолепной оранжереей. Сэру Престону было шестьдесят девять лет, и он был без ума от Кристины. Правда, материально ее не баловал, несмотря на свои несметные богатства.
- Все будет твое, девочка моя, когда я буду уверен, что ты любишь меня, своего папочку, и осчастливишь, подарив мне и только мне свою красоту и молодость, - говорил он Кристине, неприятно теребя ее коленку своими шершавыми сухими ладонями.
Кристине приходилось спать с Эндрю Престоном, а это не доставляло ей ни малейшего удовольствия. Он был вял, слюняв и нетерпелив, и Кристина, как могла, терпела его отвратительные ласки, одаривая его взамен «страстными» поцелуями. Но она осознавала, что долго не протянет с Эндрю, физически ей это становилось уже не под силу.

Второй претендент, Джим Доналей, был немного получше. Он был сравнительно молод, сорока двух лет, высок ростом, но тучноват и лысоват. Правда, эти недостатки с лихвой покрывал веселый и открытый нрав Джима. Он был шотландец, говорил с акцентом, заметным даже Кристине, а в Лондоне был в длительной командировке.
Джим Доналей был всегда безумно рад их нечастым встречам, он водил Кристину в дешевые пабы, веселил ее несмешными английскими шутками, и ей совсем не обязательно было спать с ним. Она прикидывалась девушкой из семьи с пуританским воспитанием и внушала Джиму, что в сексуальные отношения она сможет вступить только после замужества, и никак не раньше. Она, мол, совершила уже одну ошибку в жизни, и больше ни за что! Ни-ни!
Джим ее понимал, он ей сочувствовал и со всем соглашался.
- Подожди немного, Кристина. Я закончу свой контракт, тогда мы уедем в Шотландию и там поженимся. Осталось недолго. Только не бросай меня.
Кристина обещала ждать. Она держала руку Джима в своей, смотрела ему в глаза и говорила:
- Все будет, как ты захочешь. Только не обманывай меня. Второго обмана в жизни мне уже не пережить. Я так несчастна…
Джима это трогало почти до слез, он не понимал, как можно быть таким подлым, чтобы обмануть такое небесное создание. Он уже представлял, как привезет в шотландскую деревню красавицу-жену из Лондона, они поселятся с его родителями в теплом уютном доме, сам Джим будет работать, заключая контракты в разных уголках Великобритании, благо, строители везде нужны, а Кристина будет растить ребятишек и пасти его любимых шелковистых овечек на необозримых холмах и пастбищах Шотландии.

Третий жених Кристины, Джонатан Шеппард, был весьма скользким типом. Кристина его терпеть не могла, но он искал жену, он хотел жениться, как можно скорее. Его бывшая невеста Паулина оставила его, а через месяц обнаружила, что она в положении. Она сразу же объявила Джонатану, что он будет обязан платить ей немалую сумму на содержание ребенка, поэтому Джонатан спешил обзавестись женой, в этом случае его расходы заметно сократятся, а возможно, суд сочтет, что он и вовсе платить не обязан, если ему удастся доказать, а Кристина подтвердит, что они встречались с Джонатоном уже давно, еще до того, как Паулина забеременела, что поставит отцовство Джонатана под большое сомнение.
- Понимаешь, я хочу этого ребенка, он мой. Но эта стерва и слышать об этом ничего не хочет. Я ей не нужен, ей нужны мои деньги. Но она ничего не получит! – говорил Кристине Джонатан, и она ненавидела его за эти разговоры.
Джонатан был художником, фотографом, оформителем, дизайнером. Вращался в каких-то мало понятных Кристине кругах. Он везде таскал ее с собой, выставлял, как на показ перед полупьяной, а порой и обкуренной публикой и хвалился тем, что это его невеста.
 
Кристина терпела его выходки. И еще она поймала себя на мысли о том, что ей приятно покувыркаться с Джонатаном в постели, особенно, если принять небольшую дозу наркотика, ну совсем незначительную и безобидную, так, для кайфа. Джонатан был силен и неукротим. У него были все повадки молодого здорового самца, а Кристине так этого не хватало после того, как она рассталась с Давидом.
И все же, это был не очень надежный вариант. Кристина боялась, что расстаться с Джонатоном ей будет трудно, да он просто убьет ее, если догадается, что она вышла за него только из-за паспорта.

Вот так и крутилась «бедная девушка» с утра до вечера и с вечера до утра. Какие-то там занятия у них в агентстве, потом заказы, встречи с клиентами, где ты всегда должна выглядеть отменно, быть выспавшейся, свежей, красивой. Да еще и личная жизнь, которая, кстати, девушкам из агентства строго настрого запрещалась. И только Кристина Бессе была на особом положении. Кшиштоф закрывал глаза на ее похождения по настоятельной просьбе своего партнера по бизнесу.
Однажды Кристину вызвал к себе Кшиштоф Бертэ и выдал ей очень важный, дорогой и перспективный заказ.

- Слушай, у нас появился клиент, пальчики оближешь! Американский киноделец. Он здесь будет часто появляться, между прочим, знаком с Николь Кидман и Томом Крузом, у них какие-то съемки здесь намечаются. Он обратился к нам, чтобы мы подобрали ему компаньонку первого разряда. Она нужна ему для сопровождения на приемы, встречи, да и так потусоваться в свободное от работы время. Нужен хороший английский, длинные ноги, брюнетка, молодая и свободная в любое время дня и суток. Вот с этим у тебя, я боюсь, напряг, а в остальном ты кандидатура идеальная. Слушай, ты не могла бы как бы в Россию уехать на месячишко-другой для своего кавалера, или кто у тебя там?
- Кшиштоф, я же не дура. Я же понимаю, какие здесь деньги. Конечно, все будет о’кей. Только пообещай, что продлишь мне визу еще хотя бы на полгода. Не забудь, что я – слуга двух господ. Давид тоже с меня три шкуры спустит, если я… - Кристина осеклась.
- Продлю я тебе твою паршивую визу. Только не подведи! А в ваши с Дэвидом дела я лезть не хочу. Выкручивайся и разбирайся с ним сама, но чтобы этого американца мне не упустила, поняла?
- Поняла, не дурней тебя. Сколько хоть лет ему? Надеюсь, меньше восьмидесяти?
- А тебе-то что? Сколько бы ни было, обслуживать по первому классу. Иди к Ирэне, она подготовит тебе гардероб, косметику, бижутерию. Поделай массаж, сходи в сауну. Первая встреча с мистером Хоффманом послезавтра. Ему 59, выглядит на 45, в обиде не будешь. И сама чтобы была солидняк! Поняла, кокотка?
- Сам дурак, - буркнула Кристина и поплелась к Ирэне, любовнице Кшиштофа, которая отвечала за имидж молодых жриц любви, работающих в солидном полубарделе ее ненаглядного Кшиштофа.

*  *  *
Кристина работала добросовестно. Она проводила с Оуэном Хоффманом почти все свое свободное время, и он успел ей изрядно надоесть. На обещанные сорок пять лет он никак не тянул. Был занудным, унылым и расчетливым. Но Кристину он обожал. Она скрашивала его пребывание в этой холодной, дождливой, промозглой стране, каковой казалась ему чистенькая зеленая Англия с ее умеренным климатом после жаркой и знойной почти круглый год Калифорнии.

Кристина мечтала уехать туда и в глубине души вынашивала план переезда в Америку, а не во Францию, как собирался Давид, но это было, как говориться, не ей решать. Да к тому же были ли там такие престижные и всемирноизвестные подмостки, как «Мулен Руж» в Париже? Конечно, был Голливуд, куда более престижный и известный, но Кристина, если и попала бы туда с помощью своего настоящего обожателя Оуэна Хоффмана, то на какие-нибудь заштатные роли на втором или даже на третьем плане. А ей хотелось блистать! Она знала, что в «Мулен Руж» есть русские танцовщицы, и они там в чести. Туда ей и дорога.

«Вот уедет это старый хрыч, и возьмусь серьезно за уроки танцев. И так уже поздновато, куда еще тянуть. Надо будет Кшиштофа напрячь, он обещал Давиду устроить меня», - думала Кристина и подсчитывала, сколько ей придется платить, если учиться у Вероники Керн в Центральной танцевальной студии Лондона.
Перед самым отъездом мистера Хоффмана к себе на родину у него был юбилей: ему исполнялось шестьдесят.
 
- Это событие весьма значительное, детка. Но я не хочу отмечать его с помпой, поэтому я задержался здесь, чтобы мои друзья не устроили мне фейерверков. Они хороши, когда тебе исполняется 30-40 максимум, а потом это уже не праздник, а разочарование, причем, чем значительнее юбилей, тем разочарование глубже, потому что думаешь: а доживу ли я до следующего юбилея? – докучал Кристину своим занудством Оуэн Хоффман.

И все же он устроил праздник на двоих. Он пригласил Кристину к шести вечера к себе в отель и сказал, что ее ждет сюрприз.
- Я даже не намекаю и не заикаюсь о том, что одета ты должна быть по-вечернему. Ты и так все знаешь, дорогая моя. Ты у меня умница. И не вздумай делать подарков! Приезжай на такси, я расплачусь.

Но Кристина все же сделала ему приятное. Она пришла с огромной охапкой роз, шестьдесят штук, и с воздушным шариком, на котором золотым была изображена цифра 30 и написано вокруг: «Мне не 60. Я просто тридцатилетний мужчина с тридцатилетним стажем» Юмор в чисто английском стиле, но Оуэн проникся. Он забрал у Кристины шарик и привязал его к кровати.
 
- Сегодня ты в этом убедишься, - сказал он ей и нежно поцеловал в шею.
Розы живописно украсили интерьер роскошного люкса мистера Хоффмана, и он объявил:
- Мы идем ужинать, Кристина. Я решил отблагодарить тебя за приятные дни и ночи, которые мы провели вместе, и я поведу тебя в русский ресторан. Ах, я обожаю икру! И водку. Я знаю в этом толк. Но это еще не все. Перед ужином мы поедем кататься!
- Это еще зачем? Куда? – спросила изумленная Кристина, которая ужасно хотела есть, да и выпить бы не мешало по-хорошему перед предстоящей сексуальной бойней, которая ждала ее впереди: она уже знала, на что способен Оуэн Хоффман после принятия виагры.
- А вот увидишь. Клянусь всеми святыми, что ты будешь в восторге.
Они стали спускаться по лестнице. Оуэн Хоффман в голубоватом, слегка отливающем серебром костюме, и Кристина в розовом с жемчужными блестками сарафане летней коллекции «Морган» выглядели потрясающе. У входа в отель их ждал лимузин, это и был очередной сюрприз для Кристины.
- Я не хотел себе ни в чем отказывать сегодня, моя дорогая, - сказал девушке ее спутник и помог ей сесть внутрь.

Кристина уже не раз ездила в лимузинах, и для нее это было, если и не привычно, то вполне обыденно. Понятно, что Хоффман хотел ее удивить, и ей пришлось немного потешить его самолюбие.
- Роскошная машина, мистер Хоффман. И она достойна такого блестящего пассажира, как вы, - сказала она и уселась поудобнее.
- Ты мне льстишь, дорогая Кристина. Машина – это лишь средство передвижения из пункта А в пункт Б. Но сегодня я хочу передвигаться по-особенному. Вообще говоря, мне больше нравится «Роллс-Ройс», чем этот длинный уродливый «Лимо», но с тобой мне здесь удобнее. Мы будем ездить неспеша по вечернему Лондону, пить шампанское, а потом поедем ужинать.

Все так и было, они катались по городу, пили дорогущий «Моет&Шандон Брют Империал» и закусывали бельгийским шоколадом. Оуэн Хоффман явно не скупился, и Кристина была благодарна ему в глубине души.
За время прогулки старик безумно наскучил Кристине своими пространными рассуждениями ни о чем. Он говорил без остановки, все его разговоры были ей абсолютно неинтересны. Ей хотелось веселья, мужчин, музыки, а Оуэн нес какой-то бред о бездарных политиках, забастовках, грязных кварталах Нью-Йорка, порой, правда, переключаясь на положительный лад, вспоминая свою счастливую юность в далекой солнечной Калифорнии.

Наконец их прогулка закончилась, и они подъехали к ресторану «Петровский» к неописуемой радости Кристины. Внутри было очень красиво и торжественно, фойе сияло мириадами подсвечников и люстр, а зал был не очень большим, но уютным и хорошо обставленным.
 
И тут Кристина почувствовала прилив сил, она не сразу поняла, что так подействовало на нее, но вскоре догадалась: в зале сидела молодежная компания. Вот чего ей так давно не хватало! Она уже совсем закисла с этим занудным, пропахшим немодной туалетной водой и запахом гаванских сигар старикашкой. Нет, она предпочитала запах молодого здорового мужского тела, ей хотелось, чтобы ее мучил и истязал любовными ласками один из этих молодых парней, неважно, какой, хотя…
И тут Кристина встретилась взглядом с молодым красавцем, сидящим у стойки бара и потягивающим пиво.
«Вот этот! Вот его я и хочу! Ничего себе мальчики шляются по русским ресторанам!» – подумала про себя Кристина и тут же приняла решение.

Ей не составило большого труда передать для него визитку через бармена. Она сделала это быстро, профессионально, так, что никто ничего не заметил. Теперь ей оставалось ждать. Она понимала, что сегодня их встреча не состоится. Она при Оуэне, ей его оставить будет нельзя, шли последние, проплаченные им дни, и Кристина не могла дождаться конца этой каторги. Но совсем скоро она будет свободна от него, вот тогда она и займется этим красавчиком, тогда она отведет душу! Ей так хотелось настоящего секса, что ждать было просто невмоготу.
А он не звонил. Прошло уже два дня, пошел третий, и Кристина стала терять надежду.
 
«Может, официант не передал ему мою визитку, или он ее потерял?» – думала раздосадованная девушка и хотела было забыть про все, но тут зазвонил ее мобильник, который сразу высветил номер, с которого звонили.
«Не лондонский» – мелькнуло у нее в голове, и она нехотя ответила на звонок.

6
В жизни каждого человека бывают ситуации, когда он совершенно не понимает, что с ним происходит. В такие периоды ему кажется, что он потерял контроль над собой, и какая-то неведомая сила все сильнее и сильнее втягивает его в водоворот неразрешимых проблем, запутывает его жизнь, толкает его на неправильные и непредсказуемые поступки. В такой ситуации человек чувствует себя ужасно несчастным, бессильным и неспособным сопротивляться нависшему над ним року.

Элла Григорьевна Беседина попала в такую жизненную ситуацию, когда ее дочь уехала от нее, оставила ее совершенно одну и даже не задумалась о том, справится ли мать с таким горем, как потеря дочери. Элла пыталась успокоить себя тем, что Кристине там лучше, она живет в свое удовольствие, стремится стать знаменитой. Ну что же в этом плохого?

Но материнское сердце не слушало холодных, расчетливых доводов разума. Элле было плохо и одиноко. Ее самочувствие ухудшалось еще и тем, что она предавала свою дочь, может быть даже еще сильнее, чем Кристина предала ее. А виной этого предательства был Давид, тот самый Давид, которого она совсем недавно буквально ненавидела, а сейчас стала его подстилкой.

«Да-да, подстилка и больше ничего», - рассуждала про себя несчастная Элла, вспоминая ту ужасную ночь, когда она впервые предалась любовным утехам с ним.
Давид навещал Эллу регулярно, и всегда их встречи заканчивались одним и тем же. Он уверял ее, что у них с Кристиной ничего не было, но она не верила ему. Она видела, какая усталая и умиротворенная дочь возвращалась от него, она помнила, как от нее всегда пахло мужчиной, который занимался с ней любовью, этот запах трудно было с чем-то перепутать. И Элле от этих воспоминаний становилось еще хуже.
 
Сидя перед большим зеркалом в спальне, Элла придирчиво разглядывала себя и пыталась понять, что Давид нашел в ней. Ей уже перевалило за сорок пять, но кожа на лице была еще вполне приличной, неплохого цвета, без морщин. Гладкая нестарая шея, волосы были все такими же каштановыми с рыжинкой и шелковистыми. Элла спустила с плеч ночную сорочку и обнажила грудь.
«Не девичья, конечно, но и неплоха», - подумала она и потрогала нежную шелковистую кожу на груди.

Ей было приятно осознавать, что она хорошо выглядит и притягательна для молодого мужчины. Ведь Давиду нет еще и тридцати пяти, в матери она ему, конечно, не годится, но и в любовницы тоже как-то не совсем. Хотя почему? Это ведь он ее выбрал, не она его, значит беспокоиться не о чем.
«Конечно, возраст не помеха, а моральная сторона? Как же я Кристине в глаза посмотрю? Боже мой, какая же я дрянь!» – думала опять свои тяжелые мысли Элла, и из глаз ее катились горько-соленые, горячие слезы, которые она не хотела замечать.

Она мечтала серьезно поговорить с Давидом и объяснить ему, что не имеет права поддерживать с ним эту порочную связь, она хотела попросить оставить ее, но при встрече с ним она совершенно теряла голову и переносила неприятный разговор на следующий раз.

Кристина иногда звонила матери, правда, очень редко. Своих координат она ей не давала и о своей жизни в Лондоне особенно не распространялась. Иногда она спрашивала ее про Давида: не звонил ли, не заходил ли? И тут Элла теряла дар речи и начинала неестественно убеждать дочь в том, что сто лет его не видела и понятия не имеет, где он и что с ним.

Кристина чувствовала, что мать чего-то не договаривает, но расспросы считала ниже своего достоинства. Давид звонил ей в Лондон довольно регулярно, хотя последнее время ее трудно было застать свободной для личных разговоров, особенно, когда она работала на Оуэна Хоффмана, а сейчас у нее был перерыв в работе, который ей любезно предоставил Кшиштоф после успешного выполнения задания. Мистер Хоффман остался доволен и заплатил фирме щедрые чаевые.

Кристина об этих чаевых ничего не знала, но она рада радешенька была и отпуску, поэтому пребывала в бездействии и наслаждалась полной свободой. Жила она в небольшой однокомнатной квартирке-«студио», как их тут называют. И вот теперь у нее начинается новая полоса. У нее появился новый знакомый, Пол Стивенс, который устраивал ее во всех отношениях.

Во-первых, он жил далековато, не в Лондоне, а потому не успевал надоедать. Во-вторых, ей с ним был очень хорошо, так как он был безумно влюблен в нее, да и самой ей он был далеко не противен, не в пример ее предыдущим женихам, всем, вместе взятым. А в-третьих, и это самое главное, она теперь могла с уверенностью сказать Давиду, что успешно справляется с его заданием, и совсем скоро доведет начатое дело до конца. Проблем не будет.
 
Живя в Лондоне, Кристина стала смотреть на ситуацию, которую они спланировали с Давидом, несколько иначе. У нее немного поубавилось спеси, и она вдруг отчетливо ощутила, что все, что задумал Давид, практически не осуществимо. Она видела, какая тут ведется борьба за место под солнцем, она уже знала, как трудно пробить себе дорогу в шоу-бизнесе, а уж о «Мулен Руж» и говорить нечего.

«Откуда у него такие связи, чтобы он мог меня туда без труда пристроить?» – размышляла Кристина. – «Я ни петь, ни танцевать не мастерица. Канкан танцевала раз в жизни, на вечеринке. Да и канкан ли это был? Так, жалкая пародия. Нет, он явно блефует, но у меня пути назад нет. Я должна сделать все, что обещала, вытянуть его сюда, а потом уже требовать всего, чего захочу. Без него мне здесь все равно ничего не светит, Кшиштоф для меня не расшибется, да и что он может?»
Эти мысли не давали Кристине покоя. Ей казалось, что она любит Давида и обязана ему погроб жизни за все, что он для нее сделал и еще сделает, когда окажется здесь. А поможет этому Пол. Его легко обвести вокруг пальца. Жить с ним можно припеваючи, он богатенький мальчик, мама с папой для любимого сынка ничего не пожалеют.
 
А потом, когда британское гражданство будет у нее в кармане, можно объявить ему, что любовь прошла, так, мол, и так. Прости, любимый. Пол не сможет ее удержать силой, и мстить ей не будет. Он отпустит ее. Такие интеллигентные юноши не способны на подвиги, для борьбы у них слишком мягкий характер и благородное сердце. А это как раз то, что и нужно Кристине для того, чтобы осуществить свой план.

* * *
Знакомство с Кристиной полностью изменило всю жизнь Пола Стивенса. Когда он позвонил ей в первый раз, то совершенно не представлял, о чем будет идти речь. Меньше всего он надеялся на то, что понравился этой красивой девушке, поэтому она оставила ему свой номер телефона. Он в это не верил, так как это было странно, непривычно и совсем не соответствовало правилам хорошего тона.
 
Но с другой стороны, если он ей нужен, то как она могла бы с ним поговорить? Не подходить же в баре к незнакомому мужчине. Пол не находил правильного ответа на свои незамысловатые вопросы и наконец решился позвонить.
Услышав ее голос, Пол растерялся, но всего лишь на секунду. Он быстро справился с волнением, охватившим его и просто сказал:
- Привет. Я Пол Стивенс. Ты оставила для меня визитку в русском ресторане. Могу я узнать, чем обязан?
- Здравствуй, Пол Стивенс. Как хорошо, что ты позвонил. Я уже и не надеялась. Как дела?
Девушка говорила с приятным иностранным акцентом, и Пол подумал, что бармен был прав, она, скорее всего, русская.
Они проболтали с полчаса. Кристина очень много смеялась, у нее было хорошее настроение, оно передалось и Полу. В конце беседы девушка, как ни в чем не бывало, пригласила его на свидание.
- Приезжай в Лондон, я тебя очень прошу! – сказала она, и он не смог, да и не хотел ей отказать.

Кристина назначила ему встречу на Трафальгарской площади, в самом сердце Лондона. Было субботнее утро и на площади было довольно многолюдно. Кристина явилась раньше Пола, хотя он не опоздал. Она стояла  вблизи фонтана в белых джинсах и голубой джинсовой коротенькой курточке без рукавов. Было жарко. Ее черные волосы были собраны в пучок на затылке, что ей необыкновенно шло, так как у нее была очень красивая шея. Девушка непринужденно рассматривала модный журнал сквозь большие голубые солнечные очки, по-видимому, очень дорогие и по сторонам не озиралась.

Пол увидел ее и очень обрадовался, что сразу узнал. Как-то так он ее себе и представлял.
- Привет, -  сказал он, подойдя к ней и взяв ее за локоть.
Она оторвалась от журнала, посмотрела на него и улыбнулась. Красивая девушка, высокая, стройная. У Пола заныло в груди, и по телу разлилось приятное тепло. Он был ужасно рад встрече.
Они провели вместе целый день и расстались далеко за полночь около ее дома. Полу совсем не хотелось уезжать домой, и он решил остаться в Лондоне на воскресенье. Ему пришлось снять номер в гостинице, куда он и отправился после того, как проводил Кристину, а на завтра они договорились встретиться опять.
 
Но на следующий день Кристина не смогла уделить своему новому другу целый день, она прогуляла с ним до вечера, а потом ушла, сославшись на то, что у нее важная деловая встреча, которая была назначена давно, и отменить ее Кристина не могла. Пол поверил ей, у него не было оснований ей не доверять, с чего бы это? Раз Кристина говорит, что у нее деловая встреча в воскресенье вечером, значит, так оно и есть.

За эти два неполных дня, которые они провели вместе, они очень много узнали друг о друге. Пол рассказал ей о себе, о своей семье. Он был ужасно горд, что мог общаться с ней по-русски, а ей тоже было все равно, на каком языке говорить. Ее английский был очень хорош, и Пол сказал, что его русский намного хуже ее английского, но Кристина была с ним не согласна.
Она рассказала Полу о том, что приехала из России учиться в колледже. В России у нее осталась мама, а отец ее – американец русского происхождения. Это с ним Пол видел ее в ресторане. Мама в юности случайно познакомилась с ним на каком-то фестивале, и он хотел увезти ее с собой, но мама категорически отказалась покидать родину.
 
А потом у нее родилась Кристина, и мама всю жизнь воспитывала ее одна. Хотя отец конечно постоянно помогал ей материально. И вот когда Кристина выросла и закончила школу, он устроил ее в английский колледж, оплатил ее проживание и обучение здесь, но поставил условие, чтобы она параллельно училась и на модель. Он мечтал видеть ее манекенщицей и пророчил ей большое будущее в Америке.

- Вот так я теперь и учусь, английскому языку и мастерству манекенщицы. Я не могу перечить отцу. Он же платит за меня. Надеюсь, что в будущем мне удастся убедить его, что мне не нравится быть вешалкой для демонстрации одежды.
- Ну что ты, Кристина! Ну какая же ты вешалка?! Ты великолепная модель, и я уверен, что твой отец прав. С такими данными…
- Ну вот, и ты туда же, - прервала его Кристина, обиженно надув губки.
Пол пожалел, что огорчил ее. Он слегка обнял девушку за плечи и сказал:
- Не обижайся, прошу тебя. Конечно, ты сделаешь правильный выбор в жизни, и твой отец поймет тебя. Он не сможет заставить тебя заниматься нелюбимым делом.
- Но ведь заставляет же, - не унималась Кристина.
- Это пока. Не огорчай его, потом все встанет на свои места.
- Понимаешь, Пол, я хочу найти себе достойную пару в жизни. Может быть у вас здесь в Англии или в Америке это нормально, что девушка манекенщица, а у нас в России порядочный молодой человек сто раз подумает, прежде, чем будет встречаться с моделью или тем более, строить с ней планы на будущее. Это не может меня не беспокоить.
- Но ведь достойную пару, если задуматься, можно найти и здесь, где молодые люди более терпимы к подобным вещам, ты не находишь?

Но Кристина промолчала. Она взглянула на Пола удивленно, как будто такая мысль никогда не приходила ей в голову и действительно задумалась.
А думала она о том, что первый шаг сделан. Теперь ей легко будет отлучаться по вечерам для обслуживания клиентов, когда у них установятся серьезные отношения, а в этом она уже не сомневалась.

А Пол в этот момент тоже праздновал небольшую победу, ему удалось заставить Кристину взглянуть на все немного иначе. Он желал ей счастья и подсознательно чувствовал, что сможет ей его обеспечить.
 
Их отношения развивались довольно легко и беспроблемно. Они прекрасно понимали друг друга, радовались своим еженедельным встречам, и наконец Пол решился пригласить Кристину к себе в гости, чтобы познакомить с родителями.
Вернувшись из отпуска, Дебора и Роберт нашли сына в приподнятом настроении и сразу догадались, что с ним случилось. На первых порах они ничего не спрашивали, но после нескольких его еженедельных отлучек по выходным Дебора попросила Роберта поговорить с сыном.

Пол был передельно честен и сказал, что познакомился с русской студенткой из Лондона и теперь по выходным ездит к ней на свидания.
- Наступают каникулы, и теперь мы будем встречаться чаще. Я думаю, вы не будете против? Кристина замечательная девушка. Она очень нравится мне, папа.
- Прекрасно! Только я не понимаю, почему ты все держал в секрете и не поделился с нами? Мы ведь должны быть в курсе твоих дел. Поговори с мамой, ей будет приятно узнать эту хорошую новость.

Пол обещал и, вернувшись в очередной раз из Лондона, показал родителям кучу фотографий, где они с Кристиной были изображены на фоне великолепных Лондонских видов: вот они у Вестминстера, вот на Пикадилли, вот Криститна одна сидит на бардюре клумбы у Букингемского дворца, вот серия фотографий из Виндзора, вот сады Кью – и везде девушка выглядит просто великолепно, а Пол сияет счастьем и смотрит на нее влюбленными глазами.

- Ну что ж, мы с отцом рады за тебя. Ты выглядишь таким счастливым, что не стоит даже задавать такого вопроса: любите ли вы друг друга, и так все ясно, - сказала Дебора и немного погрустнела.
- Мама, ты прости меня, что я сразу не сказал вам ничего, но я не хотел ошибиться сам и ввести вас в заблуждение. Теперь мне проще, я знаю, что мы с Кристиной хорошие друзья, и уже даже больше на данном этапе. Я полюбил ее. Она необыкновенная девушка, и я уверен, что вы согласитесь со мной, когда с ней познакомитесь.
- Ты так считаешь? Почему бы тогда тебе не пригласить ее в гости? Она может приехать к нам на уикенд, мы с удовольствие примем ее и разместим в комнате для гостей. Мы уже обсуждали с отцом этот вопрос, так, на всякий случай.
Пол был безгранично благодарен родителям за понимание и в ближайшие выходные пригласил Кристину к себе.

Но все получилось не совсем так, как ожидал Пол. К его великому удивлению и огорчению Кристина не понравилась его отцу.
- Видишь ли сынок, - сказал Роберт сыну в доверительной беседе, - мне проще всего сказать тебе, что она замечательная девушка, красивая, умная и все такое. Но я этого не делаю, потому что у нее есть изъян. Эта девушка не так проста, как тебе кажется.
- Как это? Что ты имеешь в виду? – спросил юноша недоверчиво.
Ему было неприятно, что отец неправильно как-то воспринял Кристину и думает теперь о ней неверно, в этом он был убежден.

- Она была очень насторожена. Она боялась в чем-нибудь проколоться, проговориться. В чем-то очень серьезном она обманывает тебя. Не будь наивен и слеп.
- Извини, папа, но все это твои домыслы и не более того. - Пол был более, чем расстроен словами отца. - Я знаю ее намного дольше, чем ты, и она ни разу ни в чем не «прокололась», как ты изволил выразиться. Не будь таким недоверчивым, поверь, ты ошибаешься в своих выводах.
- Дай бог, чтобы это было так. Но я обязан тебя предостеречь. Я не хочу, чтобы ты попал в неприятную жизненную ситуацию.
- Спасибо, папа. Но я уже совсем почти взрослый мужчина, не мальчик. Я благодарен за то, что ты заботишься обо мне, но в данном случае ты перегибаешь палку. Тебе по какой-то причине не понравилась девушка, это бывает, но обвинять ее в несуществующих грехах я тебе все же не советовал бы. Прости за откровенность.
- Ты ошибаешься, Пол. Несуществующих грехов не бывает. Эта девушка не соответствует своему возрасту, в ней нет ни грамма притягательности, она задавала весьма прагматичные вопросы, несвойственные молодой беззаботной студентке, и к тому же она слегка вульгарна, есть в ней что-то неженственное, искусственное. Все это трудно уловимое, но настораживающее. Присмотрись к ней повнимательнее, и ты поймешь.

Но Пол категорически не соглашался с отцом. Ему было обидно за Кристину, она не заслуживала такой оценки по его мнению. И он решил поговорить с матерью.

Дебора оценила Кристину совсем иначе к неописуемой радости Пола.
- Приятная девушка. Правда, я не дала бы ей девятнадцати лет, она выглядит старше. Но в этом возрасте это девушку не портит. А как она относится к своему отцу? Я что-то не поняла этого из ее рассказов. Она говорила о нем как-то вскользь, избегала отвечать на вопросы. Она что, не любит его совсем? Или у них сложные отношения? Я, честно говоря, постеснялась спросить ее об этом.
- Я видел его один раз, мельком. По-моему, он очень богат, но для Кристины это не критерий. Она уважает его, как отца, но мне кажется, ни тепла, ни любви к нему не испытывает. Он ведь не воспитывал ее, а сейчас пытается как бы загладить свою вину, оплачивает ее пребывание здесь и учебу в колледже. Кристина благодарна ему, не более того. Я не думаю, что она может любить постороннего ей человека, как родного отца только лишь за это.
- Но это несправедливо по отношению к нему. Любая забота должна быть принята с любовью и благодарностью, разве не так? А почему, кстати, колледж, а не университет, и здесь, а не в Америке? – спросила Дебора, как бы невзначай.

Пол призадумался. Кристина говорила ему, что в Америку она сама не захотела, слишком далеко от России, от матери. А вот почему не университет, этого он не знал. Да и разве это важно? Наверное потому, что ее отец понимал, что Кристине будет трудно совмещать университет с модельной школой, но об этом Пол умолчал.
Так или иначе, они продолжали встречаться, и отец всегда был несколько хмурым после отлучек сына, порой более продолжительных, чем прежде. А мать задавала Полу все больше и больше вопросов и не всегда получала удовлетворяющие ее ответы.
В середине августа Полу предстояла поездка на  Ямайку, но он уже не радовался этому, ему не хотелось расставаться с Кристиной.

- Не переживай, я тоже собираюсь домой, мне надо навестить маму. Потом у меня еще один год учебы и все. Я вернусь к ней навсегда, я так думаю. Я не хочу ехать ни в какую Америку, и отцу не удастся заставить меня стать манекенщицей, - немного с грустью говорила Кристина, а Полу от этих разговоров стало не по себе.
Он ощутил скорую разлуку с Кристиной навсегда и не мог себе этого представить. Но сейчас он не придал этому большого значения. В конце концов впереди еще год. Они будут рядом, никакая сила не заставит его расстаться с ней, а через год будет видно.

7
Кристина приехала в Россию в первый раз с тех пор, как покинула ее. Прошло уже больше года, и она не представляла себе, как воспримет окружающую обстановку после столь долгого отсутствия. Нужно сказать, что такие ощущения, как ностальгия или тоска по родине ей были неведомы. Она прекрасно чувствовала себя вдали от родного дома и даже по оставленной в одиночестве матери не скучала.
К ее великому изумлению в аэропорту Шереметьево ее встретил Давид. Она его не ждала и думала, что в свой город из Москвы ей придется добираться самой. Это не далеко и не долго, но очень неудобно. Нужно переезжать из аэропорта в аэропорт, а это довольно хлопотно.

Прилетев в свой родной городок вместе с Давидом, она сразу же увидела мать в толпе встречающих. Она махала Кристине рукой и плакала. Это было видно даже издалека.

- Ну и чего ревем? – спросила Кристина вместо приветствия и всучила Элле огромную дорожную сумку, ручную кладь, а Давид отправился за тележкой для багажа.
Элла смотрела на дочь виноватым, любящим взглядом и ничего не говорила. В глубине души ей было стыдно перед ней, да и перед Давидом, так как он прекрасно понимал, что ее тревожит. Подойдя к ним, он посмотрел на Эллу чуть-чуть свысока и с неприятной ухмылкой. Она поежилась под его взглядом.

- Доченька, - наконец сказала Элла, - ну как ты добралась? Устала?
- Я еще не добралась. Пока в пути. Но не устала, а вот если ты будешь нюни распускать и задавать глупые вопросы, тогда я устану от тебя. Угомонись. Все олрайт. Сама-то как? Замуж тут не вышла без меня?
Элла побледнела.
- Ну да, кто тебя возьмет, всю перемазанную в соплях и в губной помаде. На вот, утрись, - грубовато сказала Кристина и протянула матери пачку маленьких бумажных носовых платочков.

Домой они приехали втроем. Элла накрывала на стол, а Кристина с Давидом скрылись в ванной комнате. Она, скорее всего, принимала душ, а вот что там делал Давид, Элла не представляла. У нее было так скверно на душе, что хотелось рыдать, закрыться от всех и не видеть никого совсем, особенно Давида. Она ревновала его, но стыд перед дочерью все же побеждал, и от этого стыда она не знала, куда деться и как себя вести.

Наконец они появились в гостиной и сели за накрытый стол. Давид пробыл у них не очень долго, только поел наскоро и, сославшись на срочные дела, ушел. Мать и дочь остались вдвоем. Задушевной беседы у них не получилось, но Кристина все же кое-что рассказала о своей лондонской жизни, и Элла порадовалась за дочь, которая по ее же словам делала большие успехи и уже блистала на подиумах.

За две недели пребывания в родном доме Кристина ночевала у себя от силы три-четыре раза. Остальное время она проводила неизвестно где, но мать конечно знала, что она с Давидом. Спрашивать у нее о чем-либо Элла не решалась, она боялась выдать себя. Да и имела ли она право лезть в личную жизнь Кристины теперь, когда та стала птицей такого высокого полета.

Дочь с ней особенно не церемонилась, разговаривала сквозь зубы и все время делала какие-то замечания. Наконец она сообщила:
- Я скоро уезжаю, мамуля. Так что давай тут, как говорится, хвост трубой. Будешь себя хорошо вести, привезу тебя в Лондон, покажу красоты. А будешь вести себя кое-как, ничего не увидишь. Усекла? Ну, чего пригорюнилась? – Кристина говорила фамильярно, но пыталась придать своему голосу этакую озабоченность, как будто неродная мать разговаривает с нелюбимым ребенком.
Эллу это наконец взбесило. Она встала, отшвырнула стул, на котором сидела и недовольно произнесла:
- Знаешь что, моя дорогая, прекрати разговаривать со мной в таком тоне! Я не нуждаюсь в твоей опеке, поняла? И не смей фамильярничать! Я твоя мать, и я перед тобой ни в чем не виновата! – последнюю фразу Элла почти выкрикнула.
- Ой ли? – вдруг спросила Кристина и уставилась на мать глазами-щелками.
- А что ты хочешь поставить мне в вину? Что я твоего ухажера привечаю? Так он сам сюда таскается, вот ему и предъявляй претензии. А я не могу его вышвырнуть на улицу, если он… - Элла чуть было не проговорилась.

Но Кристина вдруг сменила гнев на милость и сказала:
- Да ладно тебе, чего ты завелась? Я всегда так разговариваю, характер у меня такой. Ни в чем ты не виновата, не ори на меня. А Давида гони в шею, если он тебе надоедает, не бойся. Он скорее всего пожрать сюда ходит, сама знаешь, мужик без присмотра, голодный, к кормушке тянется.
- Рестораны в городе есть, - ответила Элла, поняв, что Кристина ничего не знает о ее связи с Давидом.
- Вот именно. Так ему и скажем. Ну? Мир?
Она подошла к матери и взяла ее за плечи. На лице у нее играла нагловатая усмешка, но это было лучше ненавидящего, уничтожающего взгляда, которым Кристина порой одаривала мать.

«Так мне и надо», - подумала про себя Элла, - «другого я и не заслуживаю. Она и должна меня ненавидеть…»
Но ее мысли растворились в каком-то ощущении, предчувствии чего-то недоброго. Кристина тем временем уселась на диван с ногами и спросила:
- Слушай, маман, а квартира тебе не великовата? Одной-то, небось, тут жутковато по ночам. Или есть все же мужичонка, которому ты запала в душу со своей просторной жилплощадью?
Элла не поняла вопроса.
- Ты это к чему? Я что-то не пойму, у тебя есть претензии на эту жилплощадь? – спросила она дочь с нескрываемым изумлением.
- Конечно! А ты как думала? Половина моя, или ты уже вычеркнула меня из списка жильцов этой квартиры?
- Нет, как я могу тебя вычеркнуть? Но только я что-то в толк не возьму, о чем ты? Рано или поздно ты сюда вернешься, тут все твое, живи, пользуйся. О чем речь-то?
- Речь о том, что, во-первых, я сюда возвращаться не собираюсь, у меня другие планы. А во-вторых, для осуществления моих планов мне нужны небольшие деньжата для начала. А где их взять? Папочки у меня нет, так что, придется тебе раскошелиться, мамуля.

Элла остолбенела. Она стояла, как замороженная и смотрела на дочь испуганными, удивленными глазами. Но Кристина хладнокровно выдержала этот взгляд и продолжила:
- Не смотри на меня, как на ожившего мертвеца. Я ведь ничего сверхъестественного не предлагаю. Моя половина, я хочу ею распорядиться. Разменяй на две двухкомнатные, а лучше, на одно и трехкомнатную. Тебе ведь и в однокомнатной будет хорошо. Ты у меня маленькая мышка-норушка.

Элла наконец обрела дар речи и резко бросила:
- И думать забудь! Хороши две половины, одно и трехкомнатная! Ни черта ты не получишь! Только через мой труп, поняла? Я еще из ума не выжила, чтобы недвижимость распродавать, в наши-то времена!
- Ой-ой-ой, слова-то какие: недвижимость! Еще бы «проперти» сказала. Нахваталась же! Ну ладно, не суетись. Это разговор предварительный. Но ты все же подумай. Мне правда скоро деньги понадобятся, и ты не смеешь мне отказать.
- Смею! У тебя любовник богатый, вот пусть он и раскошелится, - совсем уж осмелела Элла и ответила дочери в ее же тоне.
- Ну что ж, спасибо за совет. Только он – не любовник, а деловой партнер, усекаешь разницу? И я не могу тянуть деньги с постороннего мужчины при живой матери, которая обязана мне помогать.
- Извини, что я пока жива, но денег я тебе не дам, у меня их нет.
- Дашь. Будут, я тебе помогу их раздобыть, – с этими словами Кристина нехотя поднялась и вышла из комнаты.

* * *
Разговор о размене квартиры Кристина завела не случайно. Они с Давидом продумали все до мелочей. Сначала, когда Кристина только вернулась, он потребовал у нее отчет о проделанной работе и был приятно поражен тем, что она ему сообщила.
Она сказала, что работала, не покладая рук, искала потенциального мужа. Пожаловалась на то, как ей было нелегко, но вот в конце концов она нашла то, что нужно.

- Молодой, только что оперившийся маменькин сынок. Влюбился в меня до смерти. Я прикинулась сиротой казанской, брошеной папенькой-американцем на произвол судьбы, а теперь вот он отрабатывает свои долги, оплачивает мое будущее.
- Откуда папенька взялся? Что это за бред? – недовольно спросил Давид, внимательно слушавший Кристинину балладу.
- Это мой клиент, американец, которого мне твой разлюбезный Кшиштоф нагрузил. Мы с ним были в русском ресторане, там я и встретила этого юнца. Что я по-твоему должна была ему сказать? Что это мой брат?
- Ну а он что в русском ресторане делал?
- Давид, ты меня поражаешь. Ну пришел человек поужинать с друзьями, они студенты, русский изучают. Да откуда я знаю, я его не спрашивала! Отстань с глупостями!
Кристина продолжила свой рассказ, сопровождая его только важными подробностями. Сказала, что он познакомил ее уже с родителями, а это для англичан сродни уже чуть ли не помолвке.
- «Сродни» и «чуть ли» – не пойдет. Нужно добить этого джигита, чтобы он женился в кратчайшие сроки.
- Почему «джигита»? Он вполне европейский мальчик, красивенький между прочим. И женится он – как пить дать! Только вот загвоздочка. Папаша-американец по всем правилам должен деньжат на свадьбу подкинуть, а то не поймут они такого родства, да еще заподозрят чего-нибудь не дай бог!
- О каких деньжатах идет речь? Штука-другая баксов не вопрос. Я скажу Кшиштофу.
- Ну да! Чтобы он меня впряг за эти деньги на 24 часа в сутки! Спасибо. А потом, две тыщи баксов – это смешно. Это на карманные расходы только. Ты бы видел этого папашу! Мальчишка же не дурак, он понимает, какими там деньгами пахнет.
- Ну и сколько ты хочешь?
- Не я хочу, а сколько надо: тысяч пятнадцать-двадцать фунтов, а не баксов. Не забывай, что работу свою доходную мне в замужестве придется бросить или сократить до минимума. Не дай бог еще он меня просечет, тогда всему конец. – Кристина перевела дух и продолжила:
- Да и жить я с ним на что буду? На его стипендию и мамины с папой подачки? Нет, мой дорогой. Мне нужны будут деньги, чтобы быть относительно независимой от него и в Россию к тебе летать, когда я захочу.
Давид слушал ее, не прерывая. Он пытался понять, правду она говорит или хочет развести его, как лоха. Нет, на Кристину это было не похоже. И все же, он решил не рисковать.
- Я не могу дать тебе таких денег. Пусть лучше твой папочка как-нибудь там погибнет или откажется от тебя. Придумай что-нибудь, а содержать я тебя буду, тысяча долларов в месяц тебя устроит?
- Да ты что, Давид? Что там в Лондоне с этими деньгами делать? Это примерно десять тысяч фунтов в год! Да ты с ума сошел!
- Но ты ведь и запросила не намного больше.
- Почти в два раза, я же в фунтах просила, а не в долларах. И потом, все деньги сразу, а не в рассрочку. Это большая разница.
И они стали просчитывать варианты. Остановились на том, что Давид будет ей платить по тысяче долларов в месяц, как и собирался, но она должна отобрать у матери свою половину жилплощади и продать. Вот и реальный доход!
С этим заманчивым предложением Кристина и пришла к Элле, но встретила отпор, и даже растерялась поначалу. Она думала, что слепо любящая ее мать пойдет на все, только бы ублажить свое чадо, как она всегда и делала. А тут на-ка тебе! Ну ничего, Кристина крепкий орешек! Мать еще сама ее упрашивать будет, она найдет на нее управу!

***
На следующее утро Кристина рано поднялась, приняла душ, к еде не притронулась, а стала собирать вещи. Она не ответила на приветствие вошедшей в ее комнату матери и даже не взглянула в ее сторону.

В большой красивый чемодан упаковывалось все: белье, одежда, обувь, книги, косметика, туалетные и женские принадлежности и даже кое-что из утвари, как например большая хрустальная ладья и бронзовые швейцарские каминные часы, подарок Элле с Виктором на свадьбу от сослуживцев. Кристина разрешения не спрашивала, она грузила все ценное, что попадалось под руку и матери не стеснялась.

- Ты что, собираешься все это вывезти из дома? – спросила наконец Элла и встретила уничтожающий холодный взгляд дочери.
- А ты что хочешь, меня по миру пустить? Тот раз я уехала от тебя в одних единственных трусах и потертых шмотках, и сейчас ты хочешь меня выпихнуть ни с чем?
- Кристина, да как тебе не стыдно?! Я же тебе тогда все новое купила, и полтысячи долларов дала с собой. Это что, не в счет? – обиженная Элла чуть не плакала.
- Ты их сама-то хоть в жизни видела, полтысячи долларов? А ты знаешь, что эти гроши кончились уже на третий день. А потом я голодала, ела раз в день и работала, как проклятая! Пока первый пенс выплатили, думала ноги протяну! И сейчас приеду туда, впрягусь и буду молотить, чтобы хоть как-то свой угол проплачивать и есть на что-то… - Кристина опустилась на кровать, закрыла лицо руками и тихо заплакала.

Это произвело на мать гораздо более сильное впечатление, чем ежели бы она устроила истерику, стала кричать и топать ногами. Элле стало жаль дочь.
- Ну хватит уже. Чего ты плачешь? Ты же сама выбрала свой путь. Тяжело поначалу, потом будет полегче. Сама же говорила, что ты нарасхват, куча предложений, контрактов. Без куска хлеба ведь не останешься.

- Да, тебе легко говорить. Живешь тут в хоромах, работаешь по полдня, никакой нервотрепки, конкуренции, никаких домогательств. А я? Думаешь, мой хлеб сладок, а путь устлан розами? Как бы не так! Я завишу от всего и от всех, потому что у меня нет ни гроша за душой. И каждый норовит меня использовать, так как знает, что я ради одного фунта буду землю носом рыть, иначе окажусь на задворках.
- Доченька, да что же ты такое говоришь? Разве можно любимое дело рассматривать так негативно? Это же была твоя мечта, ты всего добилась, а теперь страдаешь, и меня расстраиваешь.

Так они проговорили довольно долго. Кристина немного успокоилась, перестала плакать и всхлипывать и сказала:
- Мне нужны деньги, мама. Я не могу жить там и чувствовать себя человеком третьего сорта. Что проку от этой твоей недвижимости здесь, если там твоя дочь, можно сказать, нищенствует? Выменяй себе хорошую двухкомнатную квартиру, что тебе не хватит что ли одной? А моя половина пойдет мне, впрок и на пользу. Никто в обиде не будет. Ты же знаешь, что я никогда не смирюсь с твоим упрямством и буду считать, что ты меня обокрала, если не сделаешь так, как я тебя прошу.
Последние слова буквально резанули Эллин слух. Она даже вздрогнула слегка, как от пощечины. Ей стало не по себе. Она поняла, что дочь ставит ей ультиматум: или она разменивает квартиру, и тогда они поддерживают родственные отношения, или она стоит на своем, но тогда она теряет дочь навсегда и остается совсем одна. Понятно, что выбора у нее не было.

На следующий день к ним заявился Давид. Он преподнес Элле букет гладиолусов и даже чмокнул ее в щеку, от чего она вся пошла красными пятнами, а руки ее заметно задрожали. Кристина наблюдала эту трогательную сцену и бросила невзначай:
- Ты с моей мамашкой поосторожней, она у меня девочка нецелованная, к мужским ласкам непривычная, нечего ей дурные привычки прививать. Проходи давай, раз пришел!

Давид прошел в комнату, а Элла удалилась на кухню, ей нужно было прийти в себя. Она стала заваривать кофе, достала из морозильника мороженое и принялась раскладывать его в вазочки. Достала коньяк, но Давид отказался.
- Мороженое – это замечательная идея, а коньяк я не буду, я за рулем.
Элла с Кристиной выпили по рюмочке, и тогда Кристина сказала:
- Я уезжаю в понедельник, мне уже некогда заниматься разменом и продажей, Давид тебе поможет. Я оставила на него доверенность. Положись во всем на него, хорошо? А ты, - это она уже Давиду, - подбери маме самый лучший вариант, двухкомнатную, с балконом в центре или на набережной. И помоги с переездом? Обещаешь?
Давид принял серьезный вид, подумал немного и сказал:
- Не беспокойтесь, Элла Григорьевна, в обиде не будете. Ваша-то квартирка так себе. Она хоть и большая, но требует капитального ремонта, вся сантехника старая, окна и двери никуда не годятся, потолки низкие, балкон допотопный. Я вам обещаю хорошую светлую квартиру с евроремонтом.

У Эллы отлегло на душе. И действительно, предложение ей стало казаться заманчивым. Ее квартира считалась когда-то роскошной, в те далекие времена, когда ее муж Виктор занимал высокий пост. Она была в шестиэтажном доме на четвертом этаже, большая, просторная, с видом на искусственное озеро. Но сейчас она давно уже утратила все свои преимущества на фоне тех сверхмодных многоуровневых квартир, которые понастроили «новые русские», не говоря уже об особняках и собственных домах, которые росли, как грибы в их маленьком провинциальном городке.

Элла согласилась на все и считала, что она принесла свою квартиру в жертву ради того, чтобы сохранить родственные отношения с собственной дочерью.
Они с Давидом проводили Эллу в Москву, а оттуда она должна была улетать в Лондон в тот же самый день вечером. Из аэропорта они вернулись к Элле домой.
- Давид, мы должны прекратить нашу связь. Это ужасно, я не могу больше так. Она же моя дочь! – вдруг ни с того, ни с сего заявила Элла, когда они переступили порог ее квартиры.

Давид не смутился. Он подошел к Элле вплотную, одну руку положил ей на грудь, а второй обнял за талию.
- Я не сплю с твоей дочерью. Разве она тебе этого не говорила? У нее жених в Англии, и она собирается за него замуж. – Давид говорил уверенным голосом и обдавал дрожащую от вожделения Эллу горячим пряным дыханием.
- Почему же она это скрыла от меня? И потом, она же все почти ночи провела с тобой, дома-то она не ночевала!
- Так было нужно, - говорил Давид, расстегивая маленькие неподатливые пуговички на ее летней блузке.
Элла потеряла над собой контроль. Она так намучилась за все это время, так настрадалась, что теперь дала волю своим чувствам, будучи абсолютно уверена в том, что это последний раз в ее жизни.

8
Пол Стивенс лежал в своей прохладной комнате, пил кока-колу и не хотел выходить на улицу. Пошла уже третья неделя его пребывания на Ямайке, в райском цветущем уголке, на острове, который утопал в тропической зелени, омытый теплым Карибским морем. А какие здесь были пляжи! Золотисто-серебряный песок струился под ногами и устилал морское дно маленькими барханчиками, делая его бархатистым и приятным. Температура воздуха и воды была примерно одинаковой : 29-30 градусов, а купаться и загорать в таких комфортных условиях было одно удовольствие.

Красивый, бронзоватого оттенка загар ровно покрывал мускулистое тело юноши, и он постоянно ловил на себе многообещающие, влекущие взгляды девушек, но отвечал на эти взгляды только приветливыми дружескими улыбками.

Сара Мартин мечтала поехать с ним. Она одолевала его звонками, просила о встречах, приглашала на вечеринки и на свидания, но Пол потерял к ней всякий интерес и не знал, как ей об этом сообщить, чтобы не обидеть несчастную влюбленную Сару. Он знал, что ради Пола она рассталась со своим дружком после того вечера, когда они целовались почти до утра у нее в номере и чуть было не наделали глупостей. Сара умоляла его переступить запретную черту, она была девственницей, и хотела, чтобы первым у нее был Пол.

Трудно сказать, чем бы закончилась эта интимная встреча тогда, если бы Пол не увидел в тот вечер Кристину и не получил бы весточку от нее. После этого он уже не смог заниматься с Сарой любовью, у него не было желания, так как все мысли его тогда были о прекрасной незнакомке и, целуя страстную Сару Мартин в темной зашторенной комнате, он представлял себе на ее месте ту девушку, которая промелькнула перед ним и исчезла, но не навсегда. Это он уже знал.
Вот и сейчас, лежа на мягкой просторной кровати, он думал о ней. Он скучал. Кристина снилась ему каждую ночь, и он представлял себе встречу с ней в Лондоне через каких-нибудь пять-десять дней. Пол был безумно влюблен, в первый раз в своей жизни.

Здесь, на Ямайке, он познакомился с группой молодых парней и девушек, американских студентов из Флориды, и почти все свое время проводил в их кругу. Среди семерых человек было всего две девушки, Ванесса и Катрин. Они были невестами двух ребят из их же компании, что вполне устраивало Пола. На него никто не претендовал, и поэтому их времяпрепровождение не омрачалось недовольствами, недомолвками и обидами, которые всегда возникают, если приходится пренебрегать чьим-то вниманием.

Сегодня его друзья уехали на целый день на рифы, арендовав для этой поездки морской прогулочный катерок, а он остался дома. На рифах он уже был два раза, нырял с маской и любовался красотами необыкновенного, загадочного дна, где в просторных лазурных глубинах обитали тропические рыбки невиданной красоты и ошеломляющих расцветок.

И тем не менее, Полу хотелось домой. Он мечтал о встрече с Кристиной, и еще он мечтал о том, что они приедут сюда вместе, обязательно! Вряд ли она была на Ямайке, да и вообще, была ли она где-нибудь? Даже в Америку ее отец не пригласил, почему?
Наверное, у него там семья, и Кристина вряд ли будет ко двору. Ну ничего, он покажет ей мир. И в Америку они съездят, и на Ямайку, и в Москву. Это он знал точно.

Когда Пол вернулся домой, он сразу же позвонил Кристине. Телефон не отвечал, и он изрядно нервничал и волновался до тех пор, пока она сама внезапно не перезвонила ему.
- Привет, Пол! Я в Хитроу, только что прилетела. Ты не заберешь меня? Ужасно хочу тебя видеть! – Кристина говорила мягким красивым голосом, и у Пола закружилась голова.
Он тут же выскочил во двор, вывел из гаража машину и помчался в аэропорт. Кристина ждала его, как и положено, в зале ожидания и буквально бросилась ему навстречу, едва завидев издалека. Он схватил ее в охапку, прижал к себе и хрипло проговорил:
- Я люблю тебя… Здравствуй!

Она звонко засмеялась в ответ и поцеловала его в губы, нежно и с любовью, как показалось ему. Из аэропорта они приехали в квартирку Кристины и не расставались три дня. Она рассказывала ему про поездку, про маму, говорила очень восторженно, и Пол понял, что его девушка буквально отдохнула там, в родном уголке и душой и телом. Но сейчас она вернулась к нему, вот она, рядом, красивая, загорелая, такая страстная и податливая, девушка его мечты, его любовь, его Кристина… Ах, как он был счастлив рядом с нею!

Он гладил ее стройное гибкое тело, любовался нежными изгибами бедер, длинными, удивительно красивыми ногами, чудесной грудью и плоским, упругим, загорелым животом. Он ее обожал. В глазах Кристины светилось столько любви и счастья, что у Пола не было ни малейших сомнений в том, что они действительно любят друг друга, а это такая удача!

Но три дня пролетели быстро. Ему было необходимо возвращаться домой. Он уже знал из разговоров с мамой, что отец недоволен его долгим отсутствием и понимал, что ему предстоит серьезный разговор с ним.
Он был прав, отец встретил его весьма неприветливо.

- Ты вернулся наконец! – сказал он строго. – Я не понимаю, что это за поведение, и почему ты расстраиваешь мать по пустякам! Тебе что, эта девица дороже спокойствия родной матери или ты считаешь, что это в порядке вещей, вот так беспардонно исчезать из дома и проводить время неизвестно где в сомнительной компании?
- Отец, это несправедливо. Я сказал, куда уезжаю, звонил ежедневно и разговаривал с мамой. Она недовольства не выражала. Я сожалею, если я доставил неприятности тебе, но это не было моей целью. Я просто немного пренебрег твоим мнением по этому поводу. Прости.
Отец смотрел на сына неодобрительно, и взгляд его не смягчился после извинений Пола, скорее наоборот.
- Если тебе важно мое мнение, я его выскажу. Я уверен, что не ошибся в оценке твоей избранницы. Она непростая штучка, к тому же крутит тобой, как хочет. Ты наживешь с ней неприятностей, но если сейчас ты не одумаешься, - а ты не одумаешься, это ясно, - то потом очень горько пожалеешь. Я вижу ее насквозь! Не будь простофилей!
- Папа, ну пожалуйста, я тебя очень прошу, не говори о Кристине так. Ты ошибаешься, уверяю тебя. Кристина хорошая девушка, она очень любит мать, любит свой дом и свою страну. И она нужна мне, как воздух! Я не могу без нее, понимаешь? – Пол старался говорить убедительно и искренне, он хотел переубедить отца, ему было обидно за Кристину.
Но Роберт Стивенс был непреклонен. Нет, он не воспринимал слова сына, впрочем, так же, как и сын не воспринимал его предупреждения и предостережения. Разговор не получился.

Дебора держалась от этой проблемы в стороне. Она была не против Кристины, девушка нравилась ей чисто внешне, но ей невольно передалось настроение мужа. Что-то стало беспокоить и ее. Но ей казалось, что это всего лишь материнский страх потерять сына, который готов уже покинуть их дружную семью ради другой женщины, которую он полюбил.
 
Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Дебора не хотела быть ханжой и эгоисткой. Она желала сыну счастья и понимала, что без этой девушки Пол не сможет чувствовать себя счастливым, и ни мать, ни отец не заменят ему ее, как бы они его не любили.

Пол был благодарен матери за моральную поддержку, хотя она заключалась лишь в том, что Дебора поддерживала нейтралитет. Она не соглашалась с мужем прямо и открыто, но и не поощряла сына, явно вставая на его сторону. Только однажды она заметила как бы невзначай:
- Люди часто ошибаются, когда думают, что они любят человека по-настоящему и на всю жизнь. Но еще большая ошибка - это потерять свою любовь, оскорбив ее недоверием и излишними предосторожностями. Ты взрослый человек, Пол, но у тебя нет опыта. Будь честным с самим собой, и тогда тебе легче будет понять, настоящее это чувство или нет.
- Честным в чем, мама? Я открыт перед вами, я знаю, что люблю ее. И она не дала мне ни одного повода усомниться в ее порядочности и честности по отношению ко мне.
- А мне дала! – сказал вдруг отец. - И я мудрее тебя в этих вопросах. Почему же ты даже прислушаться не хочешь к тому, что я тебе говорю?
- Неубедительно потому что. Ты видишь в ней какой-то изъян, а какой, объяснить не можешь. Поэтому твои рассуждения и кажутся мне надуманными и, извини, несерьезными. Я знаю ее дольше и лучше, чем ты. Я вправе не соглашаться с тобой.

Обычно, такие разговоры  заканчивались ничем. Точнее, каждый оставался при своем мнении, но тем не менее, слегка раздосадованным и недовольным собеседником.
Пол продолжал встречаться с Кристиной так часто, как ему позволяли его дела, а она тем временем проявляла необыкновенное «усердие» в учебе, занятиях в студии, к тому же стала заниматься танцами и очень часто была занята по вечерам. Пол знал, что когда она вечерами загружена работой или учебой, телефон у нее отключен. Иногда и по выходным их встречи отменялись, Кристина порой получала какие-то срочные задания в своей студии и разъезжала по городам и весям, обучаясь так ей нелюбимому мастерству менекенщицы. Полу был жаль ее, но он не вмешивался. Он дал ей возможность самой сделать выбор в жизни. Она умная девочка, разберется.

Но зато, когда они наконец встречались после долгой разлуки, то их романтическому счастью не было предела. Они долго гуляли по городу, обедали в маленьких уютных ресторанчиках, причем Пол угощал ее самыми вкусными и изысканными блюдами, поил дорогим вином, и такие обеды ему влетали в копеечку. Но он не скупился. Ему хотелось дать Кристине все, что он мог, и вкусная еда несомненно входила в этот список.

Потом они обычно отправлялись к ней домой, и там пили чай или кофе, обязательно с каким-нибудь изысканным ликером, каждый раз с новым. Пол специально выбирал для таких чаепитий что-нибудь этакое, чтобы Кристина млела от восторга. Она обожала ликер, и тут ей было трудно не угодить, любой из этих божественных напитков приходился ей по вкусу.

Кристина смотрела на Пола влюбленными глазами и одаривала его страстными, ароматными поцелуями, после которых он уже не в силах был сдерживать ни себя, ни своих чувств, да и это было ни к чему. Было видно, как она жаждала его ласк и объятий. Они любили друг друга с восторгом и обожанием, и Кристина всегда неизменно благодарила его за то, что он делает ее такой счастливой! А какой – описать она не могла, это неподвластно словам.

* * *
Так прошло еще три месяца. Родители Пола Стивенса как будто смирились с его образом жизни, хотя отец так и не принял сторону сына. Он всегда выглядел недовольным, когда Пол возвращался из Лондона.

В один из дождливых ноябрьских вечеров молодые влюбленные как всегда были у Кристины. Ей нездоровилось. Легкая простуда и недомогание сделали ее такой несчастной и жалкой, что Пол изрядно расстроился. Он поил ее горячим лимонным напитком в надежде на то, что завтра ей станет лучше. Кристина же полулежала на диване, закутанная в теплый пушистый плед и чуть не плакала. Неожиданно она усадила его рядом с собой и тихо сказала:
- Мне так хорошо с тобой. Если бы не ты, я не знаю, как я бы пережила такую долгую разлуку с мамой. Каждому наверное нужен близкий человек рядом. Скоро я вернусь к ней. Но она никогда не заменит мне тебя, Пол. Я буду помнить тебя всю жизнь.

Полу вдруг стало не по себе, нет, ему стало страшно. Он внезапно ощутил жуткое, холодное одиночество без Кристины, да он уже и представить себе этого толком не мог. Это казалось ему нереальным, а потому зловещим и противоестественным.
- Ну почему мы должны расставаться с тобой? – вдруг спросил он. Неужели у нас нет будущего? Ведь мы любим друг друга! Или нет?
Кристина не отвечала. Она смотрела на Пола грустными глазами и молчала. Его охватило нетерпение.
- Кристина, не молчи! Ты любишь меня? Скажи, любишь или нет?
- Люблю, - равнодушно ответила она и отвела глаза. – Понимаешь, мне лучше не думать об этом. Чем больше я об этом думаю, тем хуже у меня становится на душе. Мне скоро уезжать, Пол. Моя учеба заканчивается, я должна буду вернуться домой.

- Почему? Ты закончишь колледж, но у тебя ведь еще и другая школа, модельная. Тебе надо продолжать учебу. Не можешь же ты все бросить на полпути? Пока ты закончишь свою учебу и станешь моделью, я закончу университет, а там будет видно. Я не думаю, что есть такая сила, которая может нас разлучить. Не спеши с выводами и не спеши расставаться, это ни к чему…
- Ты не учитываешь одного: я не у себя дома. Скоро заканчивается моя студенческая виза, и я должна буду покинуть твою страну. Таков закон. К тому же там, в России моя мама, она тоже ждет меня. Она совсем одна и… - Кристина даже слегка всплакнула, показав тем самым Полу, как она жалеет маму и скучает по ней.
Пол это оценил. Он крепко обнял Кристину и сказал:
- Конечно, тебе надо поехать домой. Но только на время. Побудь с мамой, порадуй ее, сама отдохни. А потом опять оформляй визу и возвращайся на учебу. Я буду ждать тебя.
- Пол, это невозможно. Визу в Англию получить очень сложно. Я получила ее на время учебы только благодаря моему отцу, он мне помог, уж не знаю, как он действовал, но я все же ее получила. А второй раз и говорить нечего. Никто мне ее не даст. Учебу я закончила официально, а все остальное – это несерьезно. Контрактов и разрешения на работу у меня здесь нет, поэтому визу мне не дадут. Тебе этого не понять, у вас тут все намного проще. А из России в Англию выехать очень трудно, если не сказать невозможно.

Пол слушал Кристину и поражался ее словам. Он даже не представлял себе, что такая проблема может возникнуть у них на пути и стать преградой для их общения. Как же так? Значит из-за каких-то бюрократических формальностей он должен теперь потерять девушку, которую любит?! Он был шокирован и в то же время страшно озадачен.

- Я помогу тебе. Я напишу прошение в Посольство Великобритании в Москве, чтобы тебе дали визу.
- Спасибо, Пол. Тогда мне не только ее никогда не дадут, а еще и заграничный паспорт заберут. Ты, скорее всего, не знаешь, что они категорически против того, чтобы мы тут общались близко с англичанами и вступали с ними в дружеские, или более того, в близкие отношения.
- Бред! Абсолютный бред! Англия – демократичная страна! Никто никому не имеет права запретить общаться друг с другом. – Он явно негодовал и не верил Кристине.

Она посмотрела на него, как на несмышленыша и сказала:
- Пол, если бы все было так легко и просто, то половина девушек из России в возрасте от пятнадцати до семидесяти пяти лет давно бы уже перебралась в Англию. Но их не пускают сюда под любыми предлогами, именно потому, что они там, в Посольстве, знают об этом стремлении. Одиноким особам женского пола путь в вашу страну закрыт, за исключением особых случаев: учеба, замужество, иногда работа, кому повезет. Не будь наивным и прекратим этот разговор. Мне и без того тяжело.
В этот раз Пол покинул Кристину с тяжелым чувством. У него было очень скверно на душе. Вернувшись домой, он тут же углубился в Интернет и стал выискивать законы и права для иностранных граждан, желающих въехать в Великобританию. Он поразился строгим правилам, существующим на этот счет, направленным в основном на то, чтобы ограничить их въезд. Получалось, что Кристина права. Он, признаться, никогда даже не задумывался об этом.

«Что же делать? Ведь должен же быть какой-то выход! Почему кто-то так ограничивает людей в правах? Это же ненормально и неправильно!» – Пол читал интернетные страницы с таким интересом, как будто искал там ответ на самый важный жизненный вопрос.

Но этого ответа он не находил. Он знал только одно: ему ни за что на свете не хотелось терять Кристину. Несколько дней он изнывал от сознания того, что рано или поздно это произойдет. Нужно было что-то предпринимать, пока она здесь. Если ее виза закончится, и она уедет в Россию, он непременно потеряет ее из своей жизни. Во всяком случае, это будет очень трудно – вернуть ее. Да и захочет ли она расстаться со своей мамой в очередной раз? Нет, надо было решить это сейчас.

Пол лихорадочно искал выход из положения, и он его нашел. Такой простой, такой однозначный! Им нужно пожениться – вот и весь вопрос! Кристина станет его женой и получит двойное гражданство. Тогда она сможет беспрепятственно ездить к себе на родину, когда захочет, но самое главное – он получит свое сокровище навсегда, на законных основаниях, и никто и никогда уже не сможет их разлучить. Пол принял неожиданное, но твердое решение поговорить с Кристиной, сделать ей официальное предложение и объяснить ей, что это единственно правильный выход.
Охлаждали его пыл только мысли об отце. Тот явно не испытывал к Кристине положительных чувств, и это беспокоило юношу. Он боялся, что Роберт Стивенс, его отец, человек очень серьезный и принципиальный не даст своего согласия на его брак с Кристиной, тогда у них возникнут трудности. Ссориться с отцом ему не хотелось.

Перед тем, как сделать своей возлюбленной предложение, Пол вознамерился все же поговорить с родителями. Как-то после ужина он, собравшись с силами, сказал:
- Послушайте, дорогие мои, у меня к вам серьезный разговор. Речь пойдет о нас с Кристиной. Я решил сделать ей предложение. Я хочу жениться на ней.
Пол произнес свою вступительную речь, не глядя на отца. Он и на мать не смотрел, взгляд его был устремлен на собственные руки, которые лежали на столе с сомкнутыми ладонями. Наступила тягостная тишина, и продолжалась она минуты две-три. Первым ответил отец.
- Ну что ж, вполне серьезное, чисто мужское решение, продуманное, основательное и взвешенное. Поздравляю! Но знаешь, отговаривать я тебя не буду. Это все равно бесполезно. Женись, скатертью дорога. Но знай, я против этого. Выводы делай сам и поступай, как знаешь.

Дебора еле сдержала слезы. Она погладила сына по руке и сказала вполголоса:
- Ты достаточно взрослый, чтобы принимать серьезные решения. Надеюсь, что твоего благоразумия хватит на то, чтобы понять, правильное это решение или нет. Ты выбираешь себе человека на всю жизнь, помни об этом и не торопись с окончательным выводом. Обещаешь?

Пол ничего не ответил, он лишь покачал головой в знак согласия, поднялся из-за стола и ушел к себе. Родители еще долго обсуждали происшедшее. Дебора нашла в себе силы, чтобы не расплакаться и не показаться мужу излишне сентиментальной. Ей хотелось выглядеть серьезной и здравомыслящей в данной ситуации, и у нее это получилось. Роберт был расстроен, дальше некуда.

- Она не пара ему, Дебби. Я чувствую это, но не могу ни объяснить, ни аргументировать. Что мне делать? – спрашивал Роберт, явно ища поддержки у жены.
Но он ее не находил. Дебора смотрела на мужа понимающе, но в то же время явно отстаивала права своего сына, в котором души не чаяла.
- Извини, Роберт. Я не смогу тебя поддержать. Без аргументов твои рассуждения выглядят действительно, как наговор на девушку. Ты не взлюбил ее, но это не должно являться препятствием для Пола, который любит ее и не хочет потерять. Ты сделаешь его несчастным. Смирись, пусть будет так, как он хочет. В конце концов ему с ней жить, а не тебе. Но мы должны ему помочь, и морально и материально. Это наша обязанность.

На этом их разговор закончился, и Роберт понял, что ему не удастся воспрепятствовать женитьбе сына, тем более, что Дебора с Полом заодно.

9
В ближайшие выходные Пол явился к своей любимой в приподнятом настроении. Он, как всегда, пригласил ее поужинать и после ужина, за десертом неожиданно сказал:
- Кристина, я нашел выход из нашей сложной ситуации.
Она взглянула на него удивленно и спросила:
- Из какой? Что ты имеешь в виду?
- Я знаю, как сделать так, чтобы нам не пришлось расставаться.
- Ах, это… Ну и что же ты придумал? Ты поедешь со мной в Россию и будешь изучать там русский язык?

- Нет. Мы должны пожениться и тогда все встанет на свои места. Ты получишь вид на жительство в этой стране, а потом и гражданство. Все очень просто, Кристина.
Она смотрела на него так, как будто он предлагал ей стать шпионкой или что-то в этом роде. Казалось, что удивлению ее не было предела. Наконец она, якобы, обрела дар речи и сказала:
- Да ты что, Пол? Ты это серьезно? Для того, чтобы получить визу и жить здесь я должна выйти за тебя? Да ты в своем уме?! Да как тебе такое в голову могло прийти? Я даже слышать об этом не хочу! Еще чего… пожениться. Да у меня и в мыслях не было – выходить замуж за иностранца. Я родилась в России, Пол. Там моя мама, мой дом. Там я выросла, разве могу я вот так все перечеркнуть и ради какой-то визы пойти замуж за англичанина, купиться вот так вот дешево. Да за кого ты меня держишь?

Пол растерялся. Он вдруг понял, что обидел Кристину. Он сказал ей что-то не то, или не так. Он просто не подумал, был слишком самоуверен, и вот, что из всего этого получилось. Но он быстро справился с собой и решил все исправить.
- Кристина, любимая моя, я вовсе не то хотел сказать. Ты же знаешь, что я люблю тебя. При чем здесь виза? Я просто сделал тебе предложение. Мы поженимся, и нам не надо будет расставаться, я не хочу тебя потерять, поверь!

Но это не произвело на Кристину большого впечатления. Она задумалась о чем-то, потом вдруг в упор посмотрела на Пола и сказала:
- Хорошо, не переживай. Давай оставим этот разговор. Он течет по какому-то неправильному руслу. Я не готова к нему. Я тоже тебя люблю, поверь мне, но знаешь, мы не должны подвергать наши чувства таким испытаниям. Если нам суждено расстаться, пусть будет так. Но искусственно соединять свои судьбы только ради штампа в паспорте – это кощунство. Я не из таких, извини.
- У нас нет другого выхода. Если ты уедешь отсюда навсегда, тогда я поеду за тобой. Будем жить в России, если ты хочешь. Мне все равно где, лишь бы быть с тобой.
Кристина поняла, что перегнула палку. Такого счастья ей и даром не надо. Нужно было выкручиваться.

- Пол, почему ты так торопишься с решениями? Как можно быть таким несерьезным? Ты меня поражаешь. Честно говоря, я была о тебе лучшего мнения. Ты как ребенок, честное слово. Мне вот трудно расстаться со своей родиной, а тебе легко? Ты поедешь в Россию, в страну, которая абсолютно чужда твоему мировоззрению и менталитету. Как ты собираешься там выживать?
- Но тогда я буду рядом с тобой. Это все, что мне нужно в жизни. Остальное не имеет значения.
- Ладно. Давай прекратим этот разговор. Дай мне немного подумать. Он для меня, как снег на голову. Так серьезные решения не принимаются. И знаешь что, не приезжай ко мне в следующие выходные. Это слишком короткий срок, чтобы я обдумала все и приняла правильное решение. Встретимся через две недели, я выскажу тебе свои мысли на этот счет, да и ты немного поостынешь, тогда и поговорим на трезвую голову. Договорились?

Пол немного поежился, мысль о том, что он не увидит Кристину так долго, да еще будет находиться в абсолютной неопределенности ему не нравилась, но спорить с ней он не хотел. В конце концов он и так доставил ей немало неприятных минут, нужно было соглашаться на ее условия.

Это вполне устраивало Кристину, так как в следующие выходные ей предстояла серьезная работа с клиентом, от которой она не могла, да и не хотела отказаться. Пол уже стал ее утомлять. Ей хотелось разнообразия. А пылкий испанец в данной ситуации – это как раз то, что нужно. Мягкие, нежные, полудетские ласки Пола не приносили изощренной жрице любви большого удовлетворения. Ей приходилось очень стараться, чтобы превращать их ночи любви хоть в какое-то подобие переполненных страстями оргий. Но так ведь можно и выдать себя. И Кристина осторожничала, она старалась все же не допускать излишеств, которые навели бы Пола на нехорошие мысли.

В тот же вечер, расставшись со своим женихом, который по настоянию Кристины покинул ее в субботу, а не в воскресенье, как обычно, она позвонила Давиду на сотовый.
- Все! Поздравь меня! Я выхожу замуж! – на одном дыхании выпалила она и получила в ответ одобрительное, хотя и суховатое «молодец, девочка».
Кристина конечно и не подозревала, что ее возлюбленный (хотя был ли он таковым) лежит сейчас в одной постели с ее матерью в его квартире, которую Элла по недомыслию считала своей, не зная, как жестоко и скверно обманул ее любовник, Давид Брус, мужчина, которого она без зазрения совести делила со своей дочерью и не находила в себе сил разорвать этот порочный, омерзительно греховный круг.



* * *

А Давида устраивало все. Он любил ситуации, когда все складывалось так, как он хочет, и в данный момент его жизни все именно так и было. Давид был очень увлекающейся натурой, что порой ему сильно мешало. Он хотел денег, много денег, власти, роскошной жизни, престижа. Ради этого он лез из кожи, но иногда у него в колесах вдруг оказывалась палка, подставленная кем-то, и тогда все рушилось, ему приходилось начинать все сначала.

Зачастую мешали женщины. Поначалу он менял их, как перчатки, благо желающих обрести себе такого экстравагантного кавалера с экзотической внешностью в их городе было, хоть отбавляй. Но когда он встретил Кристину и закрутил с ней далеко идущий, перспективный бизнес, он понял, что должен остановиться.
Женщины до добра не доведут, они охочи до денег, шмоток и всяких там развлечений, а Давиду было не до этого. Ему надо было вырваться отсюда во что бы то ни стало, а помочь ему должна Кристина, которую он забросил туда, превратив ее в основную движущую силу своего грандиозного проекта.

С другой стороны без женщины Давид не мог. Когда рядом была Кристина, эта молодая, от природы одаренная сексуальная самка, Давид был вполне счастлив. Он обладал девицей с таким темпераментом, коего он, пожалуй, никогда в своей жизни и не встречал. Когда они расстались по его же настоянию, то он тихо смирился с этим. Он и не пытался искать ей замену, это было бесполезно, но так или иначе, женщина ему была нужна.

Элла Григорьевна, Кристинина мать, ни коем образом не подходила Давиду на роль любовницы. Но так уж получилось. Когда это случилось с ними в первый раз, Давид вдруг ощутил какой-то привкус Кристины, что-то в этой женщине напоминало ему ее.
Может быть, запах ее тела, затуманенный взгляд или неподдельный темперамент – этого он объяснить не мог, да и не пытался. Но он понял одно – Элла и есть замечательная замена: нетребовательная, молчаливая, всегда доступная, да не так уж и плоха. Изголодавшаяся за долгие годы без мужчины она воспринимала его ласки с благодарностью и отдавала ему взамен весь свой природный нерастраченный темперамент.

Давид понимал, что по логике вещей она никогда не расскажет своей дочери о том, что они любовники. Она будет молчать всегда. Так уж она устроена. Бороться за него и отбирать у дочери то, что по праву должно принадлежать ей, Элла не будет.
Когда Давиду и Кристине пришла на ум идея, отобрать у нее половину жилплощади, то тут Давид пошел, что называется, во банк. Он проиграл всю ситуацию в свою пользу, не посвящая даже Кристину в то, какую махинацию он совершил. А все было банально просто. Благодаря своей изворотливости, Давид стал теперь обладателем двух квартир, своей прежней, куда он прописал и Эллу Григорьевну, сказав ей при этом, что это теперь ее жилплощадь, и ее огромной квартиры, которую тут же приватизировал. Это обошлось ему всего в какие-то двадцать тысяч долларов, которые он должен будет перевести Кристине, когда она выйдет замуж в качестве подарка ее отца из Америки.

Разумеется, Кристина ничего об этих махинациях не знала. Осторожный Давид никогда раньше не водил Кристину к себе, встречались они всегда в его офисе, где у него была оборудована комната для встреч с удобным диваном, огромным зеркалом, холодильником и душем.
И вот теперь он очень похвалил себя за эту осторожность. Ни к чему Кристине знать, что он фактически обманул ее мать. Свою квартиру он освободил, подремонтировал перед тем, как привести туда Эллу в первый раз. Ей вариант понравился, квартира была чистая, с огромной лоджией и двумя большими раздельными комнатами. В кухне была встроенная мебель с покрытием под мрамор, которую, по словам Давида, прежние хозяева оставляли, не демонтировали, что тоже ее вполне устроило.
 
Элла тут же согласилась на обмен, и Давид оформил все необходимые в этих случаях документы. Элла подписалась под всем, не читая и не вдумываясь в присутствии нотариуса, который по понятной причине слегка отяжелевшего кармана не счел нужным предупредить Эллу о том, что в данной квартире прописан еще один жилец, Давид Брус, а она является только сожительницей, но не обладательницей этой жилплощади.
И вот теперь он навещал свою непрактичную любовницу, даруя ей право проживать в его квартире одной, вводя ее в еще большее заблуждение.

- Ну вот, радуйся. Твоя дочь выходит замуж, я же тебе говорил, – сказал Давид Элле как бы между прочим после звонка Кристины.
Элла напряглась, смешанное чувство овладело ею. С одной стороны она безусловно была рада за дочь, а с другой стороны ее брала обида, почему Кристина позвонила с этой новостью Давиду, а не ей, своей матери. Ее самолюбие было слегка задето, и настроение ее испортилось. Это не ускользнуло от Давида, и хотя настроение Эллы его мало волновало, он все же спросил:
- Ты чего это надулась? Не рада что ли за дочь?

Элла взглянула на него неодобрительно и тихо сказала:
- Рада, только я не пойму, почему это такая важная новость для тебя? Почему она тебя ставит в известность, а меня нет? Опять какие-то интриги. Не верю я в то, что здесь все чисто.
- Не чисто, конечно. Просто я дал задание Кристине зацепиться в Лондоне по-серьезному. Работая там легально, она будет приносит мне такие доходы, что я буду здесь процветать. Ты все время забываешь о бизнесе, Элла. Ты человек непрактичный и не видишь дальше своего носа.

Эллу это взбесило. Она, конечно, человек непрактичный, тут и говорить нечего, но она не хотела, чтобы ее дочь в силу своей излишней практичности ввязывала себя в сомнительный бизнес с Давидом и выходила замуж по чистому расчету, причем не своему, а опять же его, Давида расчету, который использует его дочь, как лошадь на ипподроме.
- Послушай, ты, бизнесмен! Мне плевать на твой бизнес! Не смей использовать мою дочь, как проститутку! Она заслуживает быть счастливой и выйти замуж по любви, а не по расчету! Это же недостойная игра, как ты можешь?

Ее пыл охладил ледяной голос Давида:
- Успокойся, истеричка. Твоя дочь куда умнее тебя, и она, слава богу, понимает, что ее внешность – это ее капитал. Но без меня этот капитал был бы абсолютно недвижим. С твоей подачи она вышла бы замуж здесь в провинции за слесаря с лесопильного завода, и вы все были бы счастливы. И в первую очередь ты – махровая эгоистка, которая булавкой бы пристегнула свою дочь к себе, только бы не оставаться одной на старости лет.

- Не смей так разговаривать со мной! – Элла закричала на Давида, сама поражаясь своей смелости. – И вообще, убирайся отсюда, ты мне надоел! Мало того, что ты моей дочерью пользуешься, как вещью, да еще и меня под себя подмять хочешь? Ничего не выйдет, мною ты пользоваться больше не будешь!
- По-моему, это ты мной пользуешься. Я решаю все твои дела, занимаюсь устройством твоей дочери, да еще и трахаю тебя. Не много ли для одной курвы, которая попросту не умеет быть благодарной? Как ты считаешь?

Хладнокровно произнося свою поучительную речь, Давид нахально застегивал ширинку на джинсах прямо перед Эллиным лицом, которая сидела на постели жалкая, слегка прикрытая простыней и пыталась сопротивляться наглости и нахальству своего любовника, которого она ненавидела в эту минуту, но в глубине души сотрясалась от мысли, что вот сейчас он оденется и уйдет от нее, возможно и навсегда.

Но злость и ярость, которые овладевали ею в данную минуту не позволили Элле проявить слабость и начать умолять Давида, чтобы он остался. А он и не ждал этого от нее. Насвистывая какой-то незатейливый мотив, он вышел в прихожую и стал одеваться.
- Не проводишь? – спросил он, заглядывая в комнату, уже облаченный в дубленку и шапку.
- Пошел вон! – бросила ему в ответ Элла, и он, пожав плечами и криво усмехнувшись, направился к выходу.
- Ключи оставь! – крикнула ему в догонку Элла, но этого Давид уже не слышал. Дверь мягко захлопнулась за ним, и Элла осталась одна.

«Вот и молодец, Элла Григорьевна», - подумала про себя разгневанная женщина, - «на роду у тебя написано, быть одинокой и никому не нужной».
Она встала, сбросила с себя простыню и подошла к зеркалу. Равнодушно посмотрела на свое отражение: опущенные плечи, растрепанные волосы, размазанная тушь под глазами.
- Господи, ну и страшилище! С такой-то рожей я еще корчу из себя влюбленную б...! Да пошел он, этот черномазый, куда подальше! – последнюю фразу она буквально выкрикнула сквозь давящие ее рыдания, после чего она рухнула на кровать и дала волю слезам.

Проплакала она долго, ей было жаль себя, Кристину, но она понимала, что сделать ничего не в состоянии. Они обе под властью этого прохиндея, и с этим ей пришлось смириться. Потом она встала, приняла душ, выпила снотворное и легла спать, буквально провалилась в тяжелый, больной сон, от которого наутро у нее болела голова, и чувствовала она себя не отдохнувшей и пришедшей в себя, а уставшей и опустошенной.

И тем не менее, Элла чувствовала некоторое моральное облегчение. Она твердо решила в очередной раз порвать с Давидом. Пусть он связан с Кристиной и использует ее, но все равно, она живет в Лондоне, выходит замуж, все не так уж и плохо. Ну а бизнес, которым она занимается с ним, хоть и не бог весть какой замечательный, но это уже не ей решать. Кристина сделала свой выбор в жизни, и Элла была не в состоянии ее остановить, уберечь от этого. Она пыталась, и упрекнуть себя ей было не в чем.

10
Кристина все же известила мать о том, что она выходит замуж, но уже после того, как дала Полу свое согласие. Сделала это она очень умело, продуманно, и влюбленный Пол Стивенс не заметил никакого подвоха. Он не звонил ей все две недели и только накануне приезда, в пятницу, все же напомнил о завтрашней встрече. Кристина была рада звонку и сказала, что ждет Пола с нетерпением.
На следующий день они встретились, как всегда, радостно, возбужденно и отправились куда-то вдоль по улице, которая вскоре привела их на набережную Темзы. Погода стояла солнечная, дул легкий ветерок, но влюбленные ничего вокруг не замечали. Особенно Пол.
 
Он ждал предстоящего разговора и был решительно настроен на то, чтобы убедить Кристину в необходимости вступить в брак, так как они любят друг друга, а именно поэтому люди и женятся.

Но ему не пришлось утруждать себя. Они шли по набережной под ручку и болтали ни о чем. Незаметно для себя они забрели в небольшой сквер и, проходя мимо чугунной старинной скамеечки Кристина вдруг предложила:
- Присядем?
Усевшись поудобнее, тесно прижавшись друг другу они начали свой серьезный разговор. Вернее, начала Кристина:
- Пол, можно я буду говорить по-русски? Мне так легче объясниться с тобой, я подберу правильные слова и выражения.
- Конечно. Я уверен, что я пойму тебя.
- Так вот. Я все две недели думала над твоим предложением и, честно говоря, я в замешательстве. Видишь ли, мне кажется, что ты абсолютно прав. Если люди любят друг друга, они должны быть вместе. Но раньше мне это казалось нереальным. Я любила тебя и боялась своей любви, потому что знала, рано или поздно мы должны будем расстаться. Когда ты сделал мне предложение, я его сначала не так истолковала. Извини. Потом уже, дома, я продумала каждое, сказанное тобой слово и поняла, что говорил ты от чистого сердца, и тобой не руководили никакие другие мысли и чувства, а только любовь ко мне. Я права?
- Боже мой, конечно! Хорошо, что ты это поняла.

- И все же… Я не могу сказать тебе «да», Пол. Не обижайся. Я разговаривала со своим отцом, и он просил меня подождать с ответом. Он хочет приехать сюда и познакомиться с тобой, прежде, чем я отвечу тебе.
- Ну хорошо. А когда он приедет? Мы теряем время. В нашей ситуации, чем раньше мы все оформим, тем лучше.
- Разве? Я как-то об этом не подумала. Опять эти формальности. Ладно, знаешь что, я позвоню ему сегодня и все объясню. Если он сможет приехать в ближайшее время, тогда мы подождем, а если нет, то…
- Тогда что? Ты согласишься стать моей женой? Скажи мне, Кристина, прошу тебя.
- Тогда я соглашусь принять окончательное решение самостоятельно. Подожди еще недельку, время терпит. И давай больше не будем об этом.

Вечером со своего телефона Кристина в присутствии Пола тщетно пыталась «дозвониться до отца».
- Наверное, опять уехал куда-нибудь. Он у меня непоседа, вечно путешествует. Ни один выходной дома не бывает. Ну ничего, поймаю его как-нибудь на неделе.
- Кристина, а как же мама? Ты говорила с ней уже об этом?
- Нет, я поговорю потом, если решение будет принято. А то ведь и ни к чему ее волновать. Если наше замужество не состоится, то ей и не обязательно знать о том, что такой разговор вообще имел место. Она очень расстроится.
Пол сильно переживал. Он буквально не находил себе места, ожидая звонка своей любимой. Она позвонила в четверг, поздно вечером и сообщила о том, что отец не сможет приехать. У него много неотложной работы в конце года, поэтому его приезд откладывается чуть ли не до весны.
- Ну тогда что же, Кристина? Давай решать без него.
- Хорошо. Я подумаю. Приезжай ко мне не в эти, а в следующие выходные, я приму окончательно решение, я обещаю. И с мамой поговорю. Я люблю тебя. Пока.

Пол был на седьмом небе от счастья. И хотя Кристина еще не сказала «да», но она и не отказала ему. И с мамой хочет поговорить. Скорее всего, это означает, что она готова к положительному решению. Господи, только бы она не передумала! Всю неделю Пол жил ожиданием встречи и предстоящим разговором с невестой.
Но все окончилось благополучно. В назначенную субботу утром Пол прибыл в Лондон и сразу же отправился к Кристине. Она встретила его, сияя счастливыми влюбленными глазами. На столе в вазе стоял букет роз, а под ним открыточка.

- Это тебе, - сказала Кристина.
Пол взял открытку и прочитал:
«Мой дорогой, спасибо тебе за терпение и выдержку. Я очень люблю тебя и хочу стать твоей женой. Попроси меня об этом еще раз, и я отвечу тебе «ДА». Кристина»
Пол схватил Кристину в охапку и начал кружить ее по комнате. Он целовал ее, куда придется, в шею, в губы, в щеки, а она смеялась и уворачивалась от него. Потом они упали на кровать, утомленные игрой и смехом и пролежали несколько минут тихо, рядом друг с другом, и Полу казалось, что он слышит биение ее сердца.

* * *
Их свадьба состоялась в канун Рождества. Они обвенчались в церкви и пригласили самых близких друзей и знакомых в ресторан. Народу было немного, человек пятнадцать, и все, как один, восхищались молодой красивой парой. Даже Роберт Стивенс сменил гнев на милость. Уговоренный своей женой он принял благодушный вид, а к концу вечера и вовсе забыл о том, что отговаривал сына жениться на этой девушке.

Кристина, которая уверенно и с некоторым победным чувством надела на палец Пола обручальное кольцо, тем не менее показалась Роберту обаятельной, милой, и он не усматривал в ней больше лицемерия или коварства. Но полюбить ее, как родную дочь, он так и не смог. Он просто принял ее, как должное и решил не портить семейные отношения, относясь к невестке плохо или совсем равнодушно.

Кристина выглядела кроткой, скромной в своем роскошном свадебном наряде. Она всем улыбалась, не сводила глаз с Пола, своего новоявленного мужа, но тем не менее, в силу авантюрности своего характера, все же выкроила минутку, чтобы позвонить Давиду. Разговор был коротким, Кристина с восторгом сообщила ему, что она выполнила задание, а Давид лишь усмехнулся в ответ: кто бы сомневался...

Дебора же всей душой приняла жену своего сына. Первые полгода им пришлось нелегко. Кристина продолжала свою учебу в Лондоне, а Пол заканчивал университет, живя с родителями. После окончания учебы было решено, что он тоже переедет в Лондон, и им понадобится жилье.

Родители не скупились. Они нашли средства и купили им маленький уютный домик в районе Финчли с двумя спаленками и небольшим садом. Молодые были в восторге. Родители Пола оценили желание Кристины помочь с покупкой дома. Она предложила им десять тысяч фунтов, большую часть денег, которые ей прислал отец, как  свадебный подарок. Они от денег отказались, но искренне поблагодарили невестку за участие. Этим же летом молодые отправились в Россию знакомиться с мамой Кристины.

Элла была в восторге от зятя. Они прислали ей уже свадебные фотографии, но ей не терпелось увидеть его живьем. Элла приехала в Москву и встречала молодых в Шереметьево. Пол ошеломил ее своей внешностью, интеллигентностью, умением говорить и общаться по-русски. Но самое главное, он каким-то чудодейственным способом повлиял на Кристину. Ее дочь изменилась полностью. Стала нежной, ласковой. Ни грубых слов, ни вульгарных выходок. Не девушка, а ангел. Она поцеловала мать при встрече и смахнула набежавшую слезу.

- Знакомься, мама, это мой муж, - сказала она, Пол улыбнулся и поцеловал Эллу в щеку.
Три дня они пробыли в Москве, показывая Полу красоты русской столицы.
- Как жаль, что бабушка с дедушкой не дожили до этого дня, а то бы мы и их навестили, - сказала Элла, которая уже похоронила своих родителей.
Из Москвы решили отправиться домой поездом, чтобы полюбоваться на необозримые Российские просторы. Купили два СВ, в одном ехали Кристина с Полом, а в другом мама с попутчицей.

За обедом в вагон-ресторане Пол вдруг неожиданно сказал:
- Какая красивая Москва. У меня такое чувство, что я там уже был когда-то. Дежа-вю. Воспоминание о прошлой жизни.
Как он был прав в своих ощущениях! Ему даже и в голову не могло прийти, что он подсознательно помнит и Красную площадь, и Кремль. Ведь два-три года – возраст достаточный для того, чтобы яркие впечатления врезались в твою память навсегда. А ребят из детского дома возили сюда на экскурсию, это несомненно.
Но об этом никто не знал и не догадывался. Все стали вспоминать, что с ними тоже такое было, и не один раз: приходишь в незнакомое место, а кажется, что ты тут уже однажды был, и обстановка знакомая, и запахи, и звуки. И Элла опять поразилась, какая у нее замечательная дочь, веселая, красивая, рассуждает умно и говорит с достоинством.

На вокзале они взяли такси и приехали домой.
- Ну вот, дочка, посмотришь мою новую квартиру наконец. Проходите, проходите, не стойте в дверях. – Элла дружески похлопала Пола по плечу, и он вошел в просторный холл.
- Мамочка, какая же ты умница! Как у тебя уютно, а лоджия-то! Прелесть просто! И вид с лоджии, прямо чудо! Смотрите, церковь вдалеке, на холме, прямо, как на ладони!
Тут Кристина вдруг осеклась. Она резко замолчала и стала о чем-то напряженно думать.

- Ты чего, дочка? Что-то забыла или наоборот вспомнила? – озадачилась Элла, когда увидела странное, задумчивое лицо Кристины.
- Да нет, это я так. Показалось что-то. Не волнуйся, мамочка.
Но ей не показалось. Она отчетливо помнила, где она видела этот вид сверху на церквушку на холме: у Давида в офисе на стене висела фотография размером с газетный лист. На ней был изображен Давид, стоящий на балконе улыбающийся и счастливый, а за его спиной открывалась именно эта панорама, церковь, красиво стоящая на возвышении в окружении молодых кудрявых березок.

- Где это ты? – спросила его тогда Кристина.
- Дома, на собственной лоджии. Видишь, какая красота видна из нашего окна? А из вашего окошка только Тауэр немножко, - пошутил ей в ответ Давид, и Кристина отчетливо запомнила эту панораму.

Она задумалась, почему ее мать оказалась в квартире Давида?
«Он что, сменялся с нею что ли? А почему мне ничего не сказал?» – подумала Кристина и спросила мать:
- Мамочка, а чья это квартира? Ты знаешь ее бывших хозяев, кто они?
- Нет, дочка, не знаю. Я этим не занималась. Давид все оформлял, я только подписывала необходимые документы. Но все было в присутствии нотариуса, волноваться не о чем.
- Ну что ж, прекрасно, - ответила Кристина и улыбнулась матери в ответ, порадовав ее очередной раз своей приветливостью и дружеским расположением.

Кристина встретилась с Давидом буквально на следующий день. Она, якобы, отправилась в милицию, ОВИР и домоуправление, чтобы зарегистрировать Пола и не советовала ему таскаться с ней по этим скучным унылым учреждениям.
- Побудь лучше с мамой. Вам надо поближе познакомиться, - сказала она и добавила: - только не разговаривай с ней о моем отце, хорошо? Это для нее больная тема.
- Конечно, не волнуйся. Я все понимаю.

Кристина нашла Давида в офисе и сразу же бросилась ему на шею.
- Не могу без тебя больше, - выдохнула она и затащила его в комнату отдыха.
Он и опомниться не успел, как оказался раздетым, возбужденным и обласканным Кристиной так, как он уже и не помнил. Потом была долгая, почти нескончаемая любовная сцена, где и Кристина, и Давид дали волю собственным страстям, даря друг другу необузданные ласки и воплощая в жизнь самые изощренные любовные фантазии.
Наконец, утомленные сексом и удовлетворенные по самое «не хочу», они тихо лежали рядом, почти не касаясь друг друга. Давид даже вздремнул слегка, но Кристине было не до сна. Она быстро оделась и вышла в офис. На стене висела все та же фотография, и у нее не осталось никаких сомнений в том, что ее мать живет в квартире Давида.

- Это что? – спросила она его, когда он вошел в офис вслед за ней.
- Ты же уже видела эту фотографию, ты что, забыла?
- Как раз не забыла, мой дорогой. Почему ты скрыл от меня, что мать живет у тебя? Она, надеюсь, этого не знает?
И тут до Давида дошло. Кристина оказалась очень проницательной и сразу все просекла. Он об этом как-то и не подумал.

- Да не знаю даже, - неопределенно сказал он, - а что, это так важно? Я просто совершил обмен и выплатил тебе обещанную сумму. Что тут такого? Ты же свое получила.
- Нет, мой дорогой. Так не пойдет. Если ты будешь за моей спиной проворачивать всякие махинации, у нас с тобой ничего не получится. Ты выписался из своей бывшей квартиры?

Давид понял, что ему не отвертеться. Если он ее обманет, она все равно докопается и тогда ему не сдобровать. Он решил пойти напролом.
- Я что, дурак что ли по-твоему? Какая разница, кто где прописан? Твоя мать имеет то, что хотела. Ты получила свои двадцать тысяч, блин! Последнее отдал. А мне-то что? Старая развалюха? Да чтобы ее отремонтировать по-хорошему, туда надо не меньше вбухать.
- Я не об этом, - не унималась Кристина, - я о том, что ты творишь все за моей спиной и не ставишь меня в известность. Это не по-партнерски. Я выполняю свою работу честно, ничего от тебя не скрываю, а ты жульничаешь.

Они еще долго пререкались, и Давид наконец попросил у Кристины прощения.
- Не злись. Я не хотел ничего плохого, просто совершил выгодную сделку, выгодную для всех, заметь. Извини, что не посвятил тебя, но я не собирался ничего скрывать. Просто, это не телефонный разговор. Вот и все.
Кристина немного успокоилась.
- Ладно, прощаю, но запомни, это не твоя квартира, а в конечном счете – моя. Я тоже хочу туда прописаться, чтобы ты больше ничего за моей спиной и без моего согласия не творил. На прописку в твою нынешнюю квартиру я не претендую, я получила за нее свой барыш, но на этот жалкий клочок я имею право претендовать. И лучше, если это сделаешь ты. Сам понимаешь, если я подключу к этому свою мамашку, она не обрадуется открытию, которое сделает, и разразится скандал.
Давид пообещал. Кристина оказалась оборотистей и пронырливей его, что его немного огорчало. Он даже стал побаиваться, что она кинет его. А что ей стоит? Она живет в Англии, замужем не за бедняком, зачем ей какой-то сомнительный бизнес с Давидом? Но он не учел того, что Кристина была по натуре чистейшей воды авантюристкой, и нормальная человеческая жизнь была ей попросту неинтересна, она тяготила ее и толкала на новые авантюрные подвиги.

***
Пол с Кристиной пробыли на ее родине целых три недели. Кристина иногда отлучалась куда-то по делам, оставляя Пола с матерью, отправляя их в музей, на экскурсию или просто дома, готовить обед и печь пироги. Пол был абсолютно счастлив. Он обожал свою тещу, «мать по закону», как это звучит по-английски, и называл ее мамой. Элла млела от счастья и одаривала зятя всевозможными сувенирами, матрешками, косоворотками, и даже купила ему настоящую тельняшку, которую он носил дома, не снимая.

Кристина радовалась такой теплой дружбе «этих двух малахольных», как она называла про себя мать и мужа, так как это давало ей возможность спокойно уходить из дома и предаваться любовным утехам с Давидом уже в его квартире, в доме, где она выросла и прожила со своей матерью целых восемнадцать лет. Сейчас там на полную катушку шел затяжной ремонт, Давид делал «из говна конфетку», как он сам выразился.

Эллу мучили постоянные отлучки Кристины. Она ей не говорила, куда ходит, а поэтому Элла сделала однозначный вывод, что она встречается с Давидом. Ей было больно и обидно вдвойне. Во-первых, за себя, что опять она отошла на второй план, а во-вторых за Пола, этого золотого человека, которого так бессовестно обманывала ее дочь.

«Зачем она это делает? Неужели она не видит, где дерьмо, а где золото? Да ей бежать от этого Давида надо, куда подальше, а тут такая возможность! Любящий ее муж, молодой, красивый. Совсем она у меня идиотка что ли?» – думала про себя Элла, но с Кристиной говорить на эту тему не решалась. Она боялась, что дочь опять сорвется на крик, устроит в доме скандал, а это было недопустимо в присутствии Пола.

Элла поощряла дочь, сочиняла Полу всякую околесицу, что дочь посещает врачей, юристов, старых приятелей и тому подобное, чтобы хоть как-то объяснить ему, что же это за срочные дела такие у его молодой жены. Но он не огорчался.
- Не ограничивайте ее. Пусть Кристина пообщается в своей среде, это ей необходимо. Она очень скучает по родине, поверьте мне. Я хочу, чтобы она насладилась тем, чего лишена там. Пусть отдохнет, я прекрасно себя чувствую с вами.

И Элла готова была разрыдаться от такой несправедливости. Ну почему Кристина не ценит того, что бог послал ей такое счастье?
Что касается ее переживаний по поводу Давида, то это уже не было для Эллы таким мучительным. После той последней ссоры их отношения прекратились, и Элла успокоилась, убедив себя в том, что наконец-то она поборола свою порочную страсть.
 
Однажды Давид все же зашел к ней, но она была с ним холодна, неприветлива и ни о какой близости между ними не могло быть и речи. Он сильно не настаивал, ушел равнодушный и безразличный к ее отказу, и Элла вновь вздохнула свободно. Но спустя примерно месяц после его последнего визита, она случайно встретила Давида в Универмаге с какой-то кралей, которой он, по-видимому, покупал шубу. Она примеривала ее, а Давид любовался издалека, поощрительно качал головой, а потом пошел в кассу расплачиваться. Элла наблюдала эту сцену со стороны, стоя за массивной колонной большого торгового зала. Давид ее не заметил.

Она вышла из магазина, и ее била дрожь. Съедаемая вернувшейся ревностью и обидой, она в тот же вечер позвонила ему сама.
- Не приедешь ко мне сегодня? Я что-то соскучилась по тебе.
Он немного помолчал, а потом ответил:
- Хорошо, как управлюсь с делами, так и приеду. Пока.
Он появился у нее около десяти вечера, слегка пьян, но весел и любвеобилен.
- Что, соскучилась, говоришь? Приятно, не скрою. Но я обижен тобой. Ты оскорбила меня, выгнала, опустошила мою душу, и я нашел себе другую женщину.
- Я знаю, не утруждай себя подробностями. Только знай, что эта женщина и мизинца моего не стоит. Она тянет с тебя деньги, шубы и все такое прочее, а я любила тебя просто так, за то, что ты был у меня. А ты этого не оценил.
Давид вскинул брови и взглянул на Эллу изумленно.
- Ну и город, черт возьми. Шагу сделать невозможно, чтобы все всё про тебя не знали.

Потом он принял ванну с лавандовой пенкой, любовно приготовленную ему Эллой и улегся спать. Проспал он довольно долго, и Элла примостившаяся рядом, тоже задремала. Ну а проснулась она, как и тогда, в первый раз, от страстного желания и поняла, что Давид опять добился своего и доставил ей столько удовольствия, что пренебречь этим у нее не было никаких сил.

Она искренне верила тогда ему, что они не любовники с Кристиной, но сейчас она в очередной раз поняла, что ошибалась. И опять ей стало стыдно, гадко и обидно. Но виновата во всем она была сама и поэтому вынуждена была терпеть.
Ее душевные муки закончились, когда Кристина с мужем наконец уехали обратно в Англию. И на ее счастье, она и не подозревала, что каждый раз, когда Давид покидал их город, уезжая в очередные командировки в Москву, он ездил туда на встречу с ее дочерью, которая регулярно наведывалась в столицу, не заезжая к матери и даже не оповещая ее об этом.

11
Так прошел год. Молодые супруги Стивенс вели спокойный образ жизни. Пол работал переводчиком в крупной международной финансовой корпорации и имел хороший годовой доход. Кристина же трудилась на полставки в школе для девочек, где она вела факультативно занятия по русскому языку, который все больше и больше входил в моду и поэтому, на ее счастье, у нее всегда было достаточно учениц, а такие уроки стоили совсем недешево.

Потом вдруг обнаружилось, что в Москве у Кристины неожиданно «появился контракт», который ей прислали по почте. Согласно этому контракту Кристина примерно раз в месяц должна будет ездить в Москву на демонстрации моделей в одном из Московских домов мод, за что ей будут платить по тысяче долларов за неделю работы.
Пол был необыкновенно счастлив такой удаче. Он конечно же не подозревал, что никакого контракта нет, и это лишь происки любовника его жены. Да ему и в голову такое не могло прийти. Он боготворил Кристину, и считал ее идеалом во всех отношениях.

Все шло прекрасно до тех пор, пока Кристина вдруг не забеременела. На ту пору они уже подходили к тому моменту, когда можно будет подавать документы на получение гражданства и британского паспорта и ждать решения властей. Процедура эта длительная, занимающая несколько месяцев, но торопиться им было некуда. Так по крайней мере считал Пол.
 
А вот Кристина уже ждать устала. Ей предстоял серьезный шаг после того, как она получит этот злосчастный паспорт. Ей будет необходимо разыграть сцену разочарования в семейной жизни, объяснить Полу, что она больше не любит его и покинуть мужа, потребовав развод.

Процедура, конечно, малоприятная, но это часть задуманного их с Давидом плана. А тут эта беременность! Ну нужна она ей сейчас, в самый разгар событий? Кристина попыталась навести справки, как тихонечко и незаметно сделать аборт. Но получалось так, что без ведома Пола проделать эту операцию не удастся, во всяком случае это будет очень сложно и хлопотно.

«Ну ничего, поеду в Москву и там сделаю», - подумала Кристина и стала собираться. Она позвонила Давиду и попросила приехать в столицу заранее и подготовить все. Она буквально требовала этого от него, а он призадумался.
- Послушай, не лучше ли родить ему этого ребенка? Когда ты его бросишь, он наверняка будет цепляться за свое дитя, и ты оставишь его ему, но потребуешь за это денежную компенсацию, ну за моральный ущерб.
- Да пошел ты к черту со своей компенсацией. Мне тут девять месяцев корячится за какие-то гроши. Фигуру портить. К тому же меня тошнит нещадно. Зачем мне это все? Нет, ищи врача. Я приеду через пару недель.

Но случилось непредвиденное. Как-то вечером, возвращаясь домой, Кристина оступилась и подвернула ногу. Идти она не могла, нога тут же опухла, и кто-то из остановившихся рядом с ней прохожих вызвал «Амбуланс». Ее увезли в госпиталь, и оттуда она уже позвонила домой. Все бы обошлось тугой повязкой и обезболивающими, если бы Кристину вдруг не начало тошнить. Ее рвало так, что врачи испугались. Это разыгрался токсикоз на нервной почве, но ее тут же отправили на обследование.
Врачам не доставило большого труда обнаружить у пациентки шесть недель беременности, о чем они и сообщили с радостью приехавшему за ней взволнованному мужу.

Пол был неимоверно счастлив. Он забрал свою драгоценность домой, всю ночь не отходил от нее, не спал, сторожил ее сон и был преисполнен гордости: он теперь отец! Ну почти отец, скоро Кристина родит и окончательно осчастливит его.
Родители Пола восприняли эту новость двояко. С одной стороны они были рады, что у них появится внук или внучка, но с другой они понимали, что с рождением ребенка появятся и дополнительные хлопоты. Дебора решила поговорить с Кристиной по телефону, и из разговора с ней она поняла, что невестка не очень-то счастлива от сознания того, что скоро станет матерью.

- Не волнуйся, Кристина. Это временные трудности, токсикоз скоро пройдет, и ты будешь чувствовать себя намного лучше. Рожай ребенка, мы постараемся тебе помочь.
Но Кристина молча положила трубку, и к этому вопросу Дебора решила больше не возвращаться.
Однажды вечером Кристина вдруг сказала мужу:
- Я хочу сделать аборт. Я не хочу рожать сейчас, еще рано, надо немного пожить для себя, мы так молоды. Ну какие мы родители? Пол, я прошу тебя, согласись со мной…

И тут она увидела лицо мужа. Он смотрел на жену широко открытыми глазами, губы его были крепко сжаты, а взгляд выражал гнев и недоумение одновременно. Он не сказал ни слова, резко повернулся и вышел из комнаты.Кристина не пошла за ним, она тихо выругалась с досады и села в кресло.

«Дурак чертов! Ребенок ему понадобился! Женился бы тогда на толстозадой рохле, пусть бы рожала ему каждый год по двойне!» – думала она про себя и в отчаянии понимала, что ничего у нее не выйдет, придется рожать. Был бы уже запрос на паспорт сделан, тогда бы она ни за что не согласилась бы на роды, а так надо быть белой и пушистой, покладистой и любящей. Нельзя все испортить, слишком много уже пройдено, назад пути нет.

Она встала и пошла к Полу. Он сидел в столовой и смотрел телевизор. Кристина присела рядышком.
- Ну не сердись. Я просто очень плохо себя чувствую, вот и все. Конечно, я хочу нашего малыша, просто как вспомню, сколько нужно вынашивать его, да еще с таким самочувствием, сразу делается невмоготу. Ну не обижайся. – Кристина говорила тихим ласковым голосом и гладила Пола по волосам.
Он обнял ее, прижал к себе и сказал:
- Девочка моя, ты не представляешь, как это страшно для меня, если нашего ребенка вдруг не станет. Я так люблю тебя, и это такое счастье, что ты родишь малыша. Потерпи, самое главное сейчас – это наш беби. Я сделаю все, чтобы облегчить твою участь.

Кристину вдруг стошнило. Она встала и ушла в ванную. Там она долго плакала и не пускала Пола к себе. Потом приняла душ и вышла к расстроенному, совершенно не знающему, что делать, мужу.

Постепенно она смирилась с мыслью о ребенка и решила сделать так, как советовал Давид. Раз уж этот ненормальный так любит еще неродившегося дитя, вернее, даже зародыша, то можно себе представить, что с ним будет, когда она решит уйти от него! Вот тут-то она и сострежет с него кругленькую сумму за моральный ущерб, оставив ему на воспитание желанное чадо. И повод будет хороший уйти. Она скажет ему, что разлюбила его именно тогда, когда он насилком заставил ее рожать ребенка, к котрому она была совсем не готова.

«Он у меня за все расплатится сполна! Отольются кошке мышкины слезки!» –  думала озлобленная на весь белый свет Кристина.
Вскоре ее настроение заметно улучшилось. Токсикоз прошел, а тут вдруг и срок подоспел: они сделали запрос на получение гражданства и британского паспорта.
- Все, осталось совсем немного, - говорила она Давиду по телефону. – Обычно это занимает от полугода до полутора лет, кому как везет. Но мы указали в анкете, что ждем ребенка. Надеюсь, они поторопятся.

* * *
Давид был весь в ожидании. Он наладил свой прежний образ жизни, бросил всех своих любовниц, за исключением Эллы и жил припеваючи. Мысль о скором завершении «проекта» так волновала и будоражила его, что он всегда пребывал в отличном настроении. Его душа рвалась туда, на запад. Там он себя покажет! Они с Кристиной там горы своротят! Нужно только будет обмануть Кшиштофа, уговорить его продать здесь фирму, а деньги прикарманить.

 Хорошо, что он уговорил его тогда выкупить этот особнячок под их офис, а не взять в аренду. Теперь он стоит почти в пять раз дороже! Да, еще ведь надо здесь эти две квартиры продать, это тоже деньги. Ну и плюс все его накопления за эти годы. Ну что ж, набегает где-то с пол-миллиона долларов. Неплохой стартовый капитал! Ай да Давид, ай да сукин сын!

Они с Кристиной уедут в Америку! Там он попытается разыскать своего папашку и тряхануть его хорошо! Ему повезло: он имел фотографию своего отца. На фото они были изображены с мамой, стоя в обнимку. Мама держала в руках цветы и воздушные шарики и счастливо улыбалась, а Джозеф Янг во всей своей красе тоже светился широкой белозубой улыбкой, положа маме руку на плечи.

На обратной стороне фотографии детским аккуратным почерком было написано: «Джозеф Янг и Катя Брус. Москва, 1962 год».
Вот и вещественное доказательство, которое должно отяжелить карман Давида на миллион долларов, не меньше. Если, конечно, все сработает, и Давид Брус разыщет его.
«Не открутится, старая сволочь! Я ему все припомню, и мамины слезы, и мои унижения, как я рос черномазым среди белой братии, и все, кому не лень, тыкали в меня пальцем и дразнили черножопым! Без миллиона долларов я с него не слезу!» – так рассуждал Давид и, довольный, потирал руки, предвкушая большую битву за место под солнцем.

Не думал он только об одном человеке, об Элле. Пусть Кристина решает, что с ней делать. Конечно, можно немножко раскошелиться и купить ей комнатушку где-нибудь в пригороде с подселением. Обойдется недорого, если еще и в деревянном доме с печным отоплением. А там пусть устраивает свою судьбу сама, ищет мужика с квартирой, выходит за него замуж. Бабенка она еще ничего, не пропадет.
Элла же тем временем действительно искала себе мужчину. Она так устала от Давида, от его натиска, постоянных приходов и уходов, лжи, что ей становилось невмоготу. Ему все же удалось убедить Эллу в том, что они с Кристиной только партнеры и не более того, но от этого у Эллы не становилось легче на душе. Она прекрасно понимала, что пока она одна, Давид не отстанет от нее, да и ей одной совсем не хотелось оставаться.

Элла стала посещать людные места, театры, кафе и даже сходила на вечер «Для тех, кому за 30». Пошла она туда не одна, а со своей коллегой, Мариной Савельевой. Марина работала в их техникуме преподавательницей физкультуры. В отличной спортивной форме и со спортивной фигурой Марина, к сожалению, имела несколько мужиковатую внешность: тяжелый мужской подбородок, широкие скулы и маленькие глазки почти без ресниц. Да к тому же и стриглась Марина очень коротко, «под мальчика», что уж совсем ей не шло.

Марина никогда не была замужем и успехом у мужчин не пользовалась. Студенты в техникуме дали ей прозвище «дядя Марина» и так и называли ее за глаза. Марина знала об этом, плакала, злилась, и однажды пришла с этой проблемой к директору.
- Элла Григорьевна, ну что же это такое? Неужели нельзя найти на них управу! Разве я виновата, что у меня такая внешность?
- Конечно, виновата, - сказала ей неожиданно Элла Григорьевна и предложила присесть. – Посмотри на себя, Марина, ты же совсем молодая, сколько тебе, двадцать девять, тридцать?
- Тридцать два.
- Ну вот, тридцать два. В этом возрасте женщины начинают по-настоящему расцветать. И если умело поддерживать этот расцвет, то в таком прекрасном состоянии можно продержаться лет до пятидесяти – пятидесяти пяти. И никто не будет знать, сколько тебе лет на самом деле. Любая женщина в состоянии выглядеть на десять лет моложе.
- Я к этому не стремлюсь. Я спортсменка, и внешность у меня соответствующая. Не хочу я выглядеть, как девочка, с бантиками и маникюром.
- Не передергивай. Бантики не обязательны, а вот маникюр – это для женщины вещь необходимая, так же как и макияж, прическа, красивые колготки, туфли, сумки, перчатки.
- Да где же на все это набраться-то? Скажете тоже, макияж, перчатки… А колготки зачем? Под джинсами все равно не видно, красивые они или нет.
- Нет, дорогая моя, так не пойдет. Ты за советом пришла, как я понимаю, так что слушай. Давай проделаем эксперимент: я тебя приведу в порядок на свой вкус, и мы сходим куда-нибудь. И ты посмотришь, сколько к тебе будет обращено внимания. А потом сделаешь необходимые выводы сама.
- Ладно, только куда мы пойдем? В ресторан? Я туда не ходок.
- Вот и плохо! Но если не ходок, пошли в клуб «Авангард», там вечера устраивают интересные, для людей, которые ищут себе друзей, партнеров, ну сама понимаешь.

Марина неожиданно согласилась. В ближайшую субботу она пришла к Элле домой, и они стали собираться в клуб. Элла все приготовила для Марины заранее. Черное трикотажное платье, глухое спереди и довольно открытое сзади, оно было чуть выше колен, обтягивало фигуру, и Марина прекрасно в нем смотрелась, учитывая ее плоский живот и хорошо подтянутые бедра. Парик-каре изменил ее лицо почти до неузнаваемости. Она стала выглядеть если и не моложе, то более женственно и элегантно.

- Смотри, что я тебе говорила! Совсем другое дело. Зачем ты стрижешься как мальчик-первоклассник, я понять не могу, - говорила ей Элла, и Марина вынуждена была согласиться.
- Все, отпускаю волосы, - сказала она.
Потом они наложили макияж. Элла покрасила ей ресницы французской тушью, от чего они стали заметными, пушистыми и придали Марининым глазам совсем другое выражение. Чуть-чуть компактной пудры и красивая розовая перламутровая помада окончательно преобразили Маринино лицо.
- Господи боже, да это и не я совсем! – воскликнула она, глядя в зеркало.
- Ты, ты. Только чуть-чуть другая. Заметь, чуть-чуть. Тебе и надо-то немного. Ты ведь не урод, надо только слегка подчеркнуть то, что природа дала тебе.
Элла тоже привела себя в порядок, надела черные из тяжелого шелка брюки и черную блестящую как кожа змеи водолазку. Так они отправились на вечер.

Элла не имела цели познакомиться там с кем-нибудь. Честно говоря, ей очень хотелось пристроить Марину. Но им повезло обеим. Не успели они войти в светлый просторный зал, как им предложили по бокалу шампанского. Играла музыка, в зале было много людей, мужчин и женщин, хорошо одетых, улыбающихся, и обстановка располагала к отдыху. Напряжение сразу же прошло, и они, весело разговаривая о чем-то, прошли в конец зала и сели на небольшую скамейку у искусственного фонтанчика.

- Добрый вечер, милые леди, - услышали они рядом с собой приятный мужской голос.
Марина промолчала, напряглась, а Элла подняла глаза и увидела стоящих рядом с ними двух приятных мужчин. Один из них улыбался и смотрел на Эллу.
- Здравствуйте, - сказала она весело и встала.
Знакомство произошло быстро. Мужчины тут же представились: Анатолий и Максим. Обоим было между сорока и пятидесятью, как раз то, что надо. Марина, правда, чувствовала себя зажато, сконфузилась вся, почти не разговаривала, но Элле все же удалось ее расшевелить. Пока их новые знакомые отошли к стойке бара заказать напитки, Элла тут же прочитала Марине короткую, но внушительную лекцию.
- Так, во-первых, улыбайся, во-вторых, смотри на них, когда они говорят с тобой, а не в пол и не по сторонам, в-третих, принимай участие в разговоре и дай им понять, что ты не глухонемая, не полоумная и не при смерти. Веди себя, как я хотя бы, постарайся. Это вариант, и не каждой из пришедших сюда так везет.

Это подействовало. Когда мужчины вернулись с какими-то экзотическими коктейлями в высоких тонких бокалах с кусочками лимона на засахаренных краях, Марина вдруг произнесла:
- Как красиво! Спасибо, Максим. Наверное, это безумно вкусно!
Элла одобрительно взглянула на нее и с этого момента все пошло, как по маслу. Целый вечер они смеялись, танцевали, пили всевозможные коктейли, но наконец объявили последний танец.
Анатолий пригласил Эллу и сказал ей во время танца:
- У меня такое впечатление, что вы пришли сюда только, чтобы развлечь свою приятельницу. Скажите, что я ошибаюсь. Вы не замужем?
- А вы зачем сюда пришли? – спросила Элла в ответ. – Ищите подругу?
- Да. Я одинок, как перст, клянусь. Мы с Максимом бизнесмены, торгуем запчастями для автомобилей, совсем недавно открыли магазин и в вашем городе. Вот, приехали наладить дела, познакомиться с новым штатом.
- А откуда вы?
- Из Тольятти. Там у нас головной офис, оптовый склад. Но здесь мы теперь будем часто появляться.
- Скажите, а Максим одинок?
- Ну вот, я так и думал. Ищите Марине жениха. Представьте себе, да. Как вы думаете, они друг другу подходят?
- Не знаю, это им решать. Марина замечательная женщина, мастер спорта по легкой атлетике. Она не замужем и действительно хотела бы встретить достойного мужчину.
- Будем надеяться, что ей повезло. Ну а мне? Вы так и не ответили, Элла, свободны вы или нет.

Элла не знала, как себя повести. Кинуться сразу в объятия Анатолия и перечеркнуть наконец эту ужасную связь с Давидом или не делать этого? Кто он, этот бизнесмен? Может, вешает ей лапшу на уши и ищет здесь себе тепленькое местечко, чтобы было, чем и кем заняться в период командировок. Но Анатолий ждал ответа, и она ответила:
- Да как вам сказать? Я на перепутье. Хочу освободиться от пут.
- Хотите развестись?
- Нет, хочу расстаться со своим бывшим возлюбленным. Мы вместе уже больше двух лет, но это никуда не ведет. Он не любит меня, и я поняла, что не люблю. Долго и мучительно пыталась это понять, и вот наконец убедилась.

Анатолий молчал. Он крепко держал Эллу за талию и смотрел на нее сверху вниз. Но танец закончился, и они подошли к Марине с Максимом. Пора было уходить, вечер подошел к концу. В фойе толклись одинокие «золушки», покидающие бал, так и не встретив своего принца. Были и пары, и одинокие принцы, но самыми счастливыми среди всех выглядели Марина с Эллой в сопровождении своих кавалеров, ловя на себе завистливые взгляды невостребованных женщин и заинтересованные взгляды невостребовавших никого мужчин.

Анатолий, со смешной и трогательной фамилией Барашков, стал часто приезжать в их город, очень часто. Порой раза два-три в месяц. Останавливался он всегда в гостинице, но все свободное время проводил с Эллой. Марина Савельева вышла замуж за Максима примерно через год после их знакомства, переехала к нему в Тольятти и вскоре родила девочку.

Но незадолго до этого ей пришлось очень нелегко. Она чуть не потеряла свою, пожалуй, единственную подругу Эллу Беседину, и сделала все, чтобы она выжила и не ушла вслед за Анатолием, погибшем в своей, взорванной кем-то машине.
Бизнес – дело непростое. Анатолий вел свои дела активно, напористо и никогда не обращал внимания на шантаж и вымогательства. Когда он открыл свой магазин, а позднее и бензоколонку в городе, где жила Элла, он стал объектом добычи со стороны местной мафии. Понятное дело, что они не желали, чтобы кто-то процветал на их территории и не делился с ними своими доходами. Анатолий пытался урезонить особо настойчивых вымогателей, но они стали ему угрожать.

В это время их отношения с Эллой Бесединой уже сложились, и она дала Давиду отставку, настойчиво и принципиально. Он не возражал, но поинтересовался, кто же ее избранник. Элла скрыла это от него, но предупредила, что избранник серьезный и никаких путей назад у нее с Давидом нет, только разрыв, окончательный и бесповоротный.
- Хорошо, как скажешь. Я тебе не враг. Живи на здоровье.
С этими словами Давид ушел, а Элла вдруг почувствовала неимоверное облегчение. А все потому, что у нее есть опора. Она больше не одна, и Давид ничего с этим поделать не сможет.

Они уже обговаривали план переезда Эллы в Тольятти, Анатолий сделал Элле предложение, и все шло хорошо. Но тут как раз и начались проблемы с мафией. В одно прекрасное майское утро Анатолий с Эллой собрались поехать за город. Он приехал к ней накануне, в субботу вечером, припарковал машину во дворе и остался ночевать. Ранним воскресным утром, плотно позавтракав, они вышли во двор и сели в машину. А через минуту раздался страшный взрыв, Эллу ослепило и обожгло, а потом отбросило куда-то, и, сильно ударившись всем телом об асфальт, она, не успев даже вскрикнуть, потеряла сознание.

Ее доставили в больницу еле живую, с ожогами третьей степени, с многочисленными ушибами и переломами. Она долго не приходила в себя, а когда пришла, то первое, что почувствовала, это неимоверную боль во всем теле, и она истошно закричала.

12
У Кристины шел седьмой месяц беременности. Был конец мая, но погода не радовала ни теплом, ни солнцем. Который день шли дожди, серые, холодные, совсем как осенние. Молодая мама пребывала в прескверном настроении, Пол был на работе, и она одна сидела дома, ничего не делала и размышляла о будущем. Через три месяца родится ребенок. Успеют ли прийти документы до того момента? Хотелось бы быть уже с паспортом к моменту родов.

Она еще толком не знала, что конкретно намерена делать и как она оставит Пола, что ему скажет. Уже сейчас она стала часто надувать губы, обижаться по пустякам и не разговаривать с ним по два-три вечера.
Он списывал все на беременность своей жены и особо не переживал. Был крайне терпеливым, заботливым, внимательным, чем, казалось, еще сильнее раздражал нервную, беременную Кристину.

Вот и сейчас она сидела в кресле у электрического камина, пила портвейн и размышляла, что бы такое придумать, чтобы наорать на него сегодня, потом расплакаться и запретить ему прикасаться к ней.
«Может, напиться? Тогда этот праведник точно начнет мне выговаривать, а я ему и скажу, чтобы шел он куда подальше со своими нотациями, еще и сигарету закурю. Пусть подергается!» – так рассуждала обозленная на весь свет Кристина, когда раздался телефонный звонок.

Она решила, что это муж звонит ее проведать, и подошла к телефону агрессивно настроенная, так, на всякий случай. Но в трубке раздался незнакомый женский голос, говорили по-русски.
- Здравствуйте. Мне нужно срочно поговорить с Кристиной. Это вы?
- Ну? Кто это? – ответила она, не утруждая себя правилами хорошего тона.
- Меня зовут Марина Савельева, я подруга вашей мамы. С Эллой Григорьевной случилось несчастье, Кристина.
- Ну что там еще?  - она даже и не пыталась скрыть раздражения.
Марина немного осеклась, потом собралась с духом и сказала:
- Она попала в аварию. Точнее, во взрыв. Машина взорвалась, а она в ней находилась, ну и сильно пострадала. Сейчас лежит в больнице с сильнейшими ожогами и переломами.
- Вы что-то путаете. У нее нет машины и вообще, я вас не знаю. Не морочьте мне голову.

Кристина уже готова была положить трубку, но что-то ее остановило.
- Подождите минутку, - вдруг сказала она, - мама ведь не одна в машине была?
- Вот именно! – недовольно ответила ее собеседница. – Она была со своим знакомым, он погиб, а ваша мама чудом выжила.
- Давид погиб?!! Да вы что? Вы уверены! – Кристина почти кричала в трубку, боясь поверить в эту страшную правду.
- Давида я не знаю, а Анатолий погиб. Так звали знакомого Эллы Григорьевны. – Марина говорила обиженным тоном и даже зло.

И тем не менее у Кристины отлегло на душе.
- Кто такой? Я не знаю никакого Анатолия. Вы меня разыгрываете.
- Милая барышня, я буду оплачивать этот телефонный разговор, который влетит мне в копеечку. А такие дорогие розыгрыши мне не по карману. Короче, я вас известила о том, что ваша мать в тяжелом состоянии. Остальное вам решать. До свидания.
И Кристина у слышала резкие прерывистые гудки. Трубку бросили.

- Да что же это такое? Этого мне только еще не хватало! – сказала она и тут же перезвонила Полу на работу.
- Кристина? Привет! – Пол был удивлен и рад одновременно.
- Послушай, ты не мог бы приехать домой? Отпросись на полдня. Это очень срочно, - сказала она почти не терпящим возражения голосом.
- Хорошо, я попробую. А что случилось?
- Приедешь, узнаешь.
Затем Кристина стала названивать Давиду. Она дозвонилась до него с третьего раза и почти закричала в трубку:
- Что там у вас опять? Какого черта вам спокойно не живется? Что с мамой? Ты хоть в курсе, что произошло?

Давид выслушал тираду до конца, потом набрал побольше воздуха в легкие и спокойно проговорил:
- Во-первых, здравствуй. Во-вторых, не ори, а в-третьих, послушай. Что случилось конкретно, я не знаю. Ходят слухи, что какого-то прыткого делягу подорвали в его же автомобиле, а вот что там делала твоя мать, я понятия не имею. В больнице я был, меня к ней не пускают. Врачи говорят, что выживет, ну а остальное уж как богу угодно. Извини, больше ничего не знаю.
- Идиот! Немедленно разузнай все и перезвони. Я же думала, что это тебя угрохали, чуть с ума не сошла! Вы меня в могилу сведете! Это не твоих рук дело?
- Ты что там на почве беременности, умом тронулась что ли? Если бы это делал я, то довел бы дело до конца. Но запомни, я никогда в жизни ни на кого руки не поднял, и убивать мне приходилось только надоедливых мух. А будешь орать, я тебе напомню, кто в доме хозяин. Возьми себя в руки. Когда что-нибудь узнаю, перезвоню.

И Давид тоже бросил трубку. Кристина пожалела, что разговаривала с ним грубо, но со своими эмоциями она справиться не могла.
Пол приехал примерно через полчаса после ее разговора с Давидом. За это время Кристина уже пришла в себя и решила не усугублять ситуацию. Увидев мужа, она расплакалась и рассказала ему, что случилось.

Подробностями происшествия он не интересовался, его волновало только здоровье и состояние своей тещи, и он стал действовать очень решительно. Он тут же связался с Посольством Великобритании в Москве, нашел там соответствующую службу и попросил их найти больницу, в которой находится пострадавшая от взрыва Беседина Элла Григорьевна и сообщить ему номер телефона и имя лечащего врача. Он указал и город, где она проживала.

Ответ пришел по факсу примерно через сорок минут. Пол заставил Кристину тут же перезвонить в больницу и все разузнать. Указанного лечащего врача, Семена Аркадьевича Шуваева, ей разыскали с трудом и то только после того, как она сказала, что звонит из Англии.
 
Разговор с врачом был недолгим. Он сообщил, что состояние больной Бесединой тяжелое, ранения серьезные и надо ждать. Есть все основания предполагать, что ее организм справится, но гарантировать он ничего не может, так как могут возникнуть непредсказуемые побочные явления, и тогда картина может измениться.
- Пока таковых не наблюдалось, будем надеяться на лучшее, - закончил лечащий врач, и Кристина пообещала перезвонить через пару дней.

Затем трубку взял Пол и попросил Семена Аркадьевича сообщить ему номер банковского счета их больницы, куда бы он мог перевести деньги для ухода за  матерью его жены. Врач растерялся. Этот вопрос был явно не в его компетенции, и поэтому он попросил Пола связаться с администрацией больницы. Но и там ему ничего определенного не сказали, хотя и посоветовали переслать деньги кому-то из близких или друзей. Тогда подключилась Кристина. Она позвонила в техникум и расспросила о Марине Савельевой, хорошо хоть имя запомнила. Марину быстро разыскали, и она очень обрадовалась, что Кристина сделала такой широкий жест.

- Понимаете, я приехать не смогу. От меня там все равно толку будет мало, я на седьмом месяце беременности. Мы с мужем отправим вам через «Вестерн-Юнион» пятьсот долларов, помогите маме пожалуйста.
Кристина говорила с Мариной совсем другим тоном, и это произвело на нее большое впечатление.
- Конечно, вы не волнуйтесь. Я все сделаю. Позванивайте мне, - сказала она и оставила свой номер телефона.

С этого момента жизнь в молодой семье Стивенсов несколько изменилась. Кристина стала более спокойной и терпимой по отношению к мужу. Она оценила его оперативность в принятии серьезных решений и даже зауважала в глубине души. Если быть до конца честным, то нужно отметить, что Кристина совсем даже неплохо относилась к Полу Стивенсу. Более того, он нравился ей и как человек, и как муж. Просто в ее жизни это были неважные критерии. Пол был для нее как бы промежуточной стадией, ступенькой, вехой на пути к большому будущему. Поэтому рассматривать Пола серьезно и досконально она и не бралась. Он был неважен для нее, хотя и выполнял очень серьезную роль в задуманном их с Давидом проекте.
Бесило Кристину только ее собственное положение. Без этой беременности все было бы намного легче и проще. И вот этого она Полу не прощала, считая его виновным в осложнении ситуации.

Примерно раз в неделю она звонила Марине и так же часто они с Полом звонили в больницу. Состояние Эллы Бесединой пока оставалось тяжелым, но перешло в стабильную стадию. Она уже дольше могла обходиться без обезболивающих, ожоги заживали, переломы срастались, и всему этому, конечно же, способствовал хороший уход.
 
Одно только волновало врачей – моральное состояние больной. Она очень много плакала, порой с ней даже случались истерики, а иногда она заговаривалась. Она говорила, что знает убийцу, обещала мстить, и все это не соответствовало тому, чтобы назвать пациентку полностью выздоравливающей.
- А что она конкретно говорит? Она называет кого-то? Или это просто бред? – спрашивала Кристина то у врача, то у Марины.
Семен Аркадьевич, как правило, отмалчивался, а Марина была более разговорчивой.
- Конкретно не называет, но говорит, что это какой-то черный дьявол – убийца, и с ним она сведет счеты. Мне порой так страшно, что я даже не знаю, как себя вести.
Кристине тоже было страшно. Она не верила, что это Давида рук дело. Но с другой стороны, допустить такую мысль она все же могла. Хотя не видела причины. Не из-за квартиры же в конце концов. А потом, пострадал еще один человек. Он-то тут при чем?

Она уже кое-что знала о погибшем Анатолии Барашкове со слов все той же Марины, и версия о причастности к этому дела Давида постепенно рассеивалась. А зря.
Давид был косвенно причастен к этому страшному происшествию. Правда, надо отдать ему должное, Элле он зла не желал, он хотел устранить только ее кавалера, так как боялся, что она соберется за него замуж, начнутся передвижения с возможной продажей жилплощади. И тогда на свет выплывет его авантюра, он так или иначе будет отвечать за содеянное, без суда не обойдется. А все это ему перед отъездом за границу ни к чему.

Тогда он навел справки об Эллином женихе и капнул на него местным браткам. Что же это вы, мол, со своих три шкуры дерете, а на иногородних прихлебателей глаза закрываете?
- Да он, вроде, прикрыт хорошо, - ответили ему те, кому пристало следить за порядком в их городе.
Конечно же, Анатолий Барашков со своими магазинами и бензоколонками от их внимания и так не ускользнул. Но тут выяснилось, что над ним такая крыша, что местным дилетантам с ними не тягаться. И они попритихли. Но после настойчивых претензий Давида Бруса и других крупных дельцов местные мафиозники все же исподтишка начали давить на Анатолия.

Но, как известно, он их претензии игнорировал, будучи уверенным в своей безопасности, а это стоило ему жизни.
Вот и получается, что Элла Беседина пострадала из-за своего бывшего дружка, хоть и не напрямую, но так или иначе, без него не обошлось. Вот только никто и никогда об этом не узнает, и останется он безнаказанным за спровоцированное зло.
А больное, убитое горем сердце Эллы подсказывало ей, что это он. Она хотела отомстить, но понимала, что сил на это у нее не хватит. Эти мысли постоянно терзали ее, она плохо спала ночами, неустанно думала и выстраивала планы мести, она жаждала его смерти и потихоньку сходила с ума.

Выписали Эллу в конце июля по настоятельной просьбе Марины Савельевой. Она привезла подругу домой, и когда ее пришли проведать сослуживцы, они дались диву. Эллу Григорьевну невозможно было узнать. Худое иссохшееся тело, левая рука, висящая плетью почти вся покрыта бугристыми бардово-синими шрамами от ожогов, они заметны и на левой щеке. И совсем седые волосы, хоть и собранные заботливой Мариной в пучок, но все же неухоженные и поблекшие.
Марина дала себе слово вернуть Эллу к жизни. Она делала для этого все возможное, но Элла не поддавалась. А виной всему было ее тихое помешательство, как все наконец решили.

Приходя к ней по вечерам, Марина заставала подругу сидящей в комнате, без занятия и без дела. Она испуганно взирала на Марину и говорила:
- Он опять приходил, я видела его через стекло в двери. Подойдет, постоит и уйдет. Черный. Это он, дьявол.
Марина кормила ее, поила чаем, давала успокоительное и укладывала спать. А на следующий день все повторялось. Без слез на это смотреть было невозможно. Врачи советовали Марине отправить Эллу в психиатрическую лечебницу и обещали посодействовать, но она отказывалась.

- Нет, у нее дочь в Англии. Надо ее туда отправить. Может там ее вылечат.
Марина стала теребить Кристину, которая была уже на сносях и никаких решений принимать не хотела. Она и так была возбуждена до предела. Как раз в июле, когда ее мать выписали из больницы, она наконец, получила гражданство. Теперь ей осталось родить, потом уже разбираться с больной матерью.
- Марина, потерпите немного. Я скоро приеду. Где-то к ноябрьским. Вот родится ребенок, потом еще пару месяцев я с ним побуду, кормить же надо, а потом приеду.
Марине Савельевой ничего не оставалаось делать, как только ждать.

* * *
Кристина родила в срок. Даже более того, она родила сына в день рождения Пола. Молодой отец при родах не присутствовал, но он находился здесь же, неподалеку, и с ужасом слушал мучительные крики рожающей Кристины.

Наконец все кончилось и звонкий плач новорожденного возвестил о начале новой жизни. Пол заплакал. Он от себя такого не ожидал, но оправдывал эту слабость тем, что это слезы счастья. Однако, его никто не шел поздравлять, и даже не объявили, кто родился, сын или дочь. Одно только услышал он, и это очень озадачило его. Он услышал вдруг отчаянный крик Кристины:
- Нет! Уберите его, нет, нет, нет!!!

«Что бы это могло значить?» – только и успел подумать новоиспеченный папаша, как его пригласили в кабинет врача.
Он пришел, сел на больничный стул и с испугом ждал, что ему скажут.
- Вы Пол Стивенс? – уточнил врач.
- Да, это я. В чем дело? Что-то не так? Что-нибудь с ребенком? – Пол ожидал услышать самое страшное.
Врач немного помедлил, а затем все же ответил:
- Вы только не волнуйтесь, это бывает. Видите ли, у вашей жены родился чернокожий мальчик. Вполне здоровый малыш, никаких отклонений от нормы. Только почему-то черненький. Вы пока подумайте, а потом, если пожелаете, я проведу вас в палату к жене.

Пол последних слов врача не слышал. Он сидел, пригвожденный к стулу, и не мог ничего понять. Почему чернокожий? Да нет, ну это бред какой-то. Пол резко встал и вышел в коридор.
- Отведите меня к жене, - попросил он подошедшую к нему медсестру.
Она немного растерялась, потом все же повела Пола по коридору в самую дальнюю палату, куда уже отвезли Кристину.

Она лежала на кровати, совершенно бледная, измученная, с закрытыми глазами, а из-под ее длинных черных ресниц катились крупные слезы.
- Уходи, - сказала она, не открывая глаз.
Но Пол остался. Он не собирался задавать Кристине никаких вопросов, он просто смотрел на нее и надеялся, что вот сейчас недоразумение развеется, им принесут их сына, конечно же, не темнокожего, и все опять обретет смысл и станет реальным. Но этого не произошло.

- Пошел вон, убирайся я сказала!!! – вдруг истошно закричала Кристина, и в палату вбежали врач и медсестра.
- Вам действительно лучше уйти, - сказал врач и вывел недоумевающего Пола из палаты.

Все рухнуло. «В чем-то большом она обманывает тебя», - промелькнули в его голове слова отца, которые он произнес после первой встречи с Кристиной.
Пол вышел из больницы, сел в машину и поехал в ночной клуб. Он не знал, зачем, но скорее всего, ему просто не хотелось ехать домой. Жизнь перевернулась, все перекосилось и вокруг, и в его сознании. Он приехал в клуб в надежде встретить там кого-нибудь из знакомых парней, но ему опять не повезло. Пол заказал двойную порцию виски и, не успев закончить, пошел было за второй, как кто-то взял его за руку.

Он обернулся и увидел рядом с собой Сару Мартин, хорошенькую, светленькую, с глазками-пуговками и детскими кудряшками, забрызганными сверкающим лаком.
- Ты-то что тут делаешь? Даже в Лондоне от тебя проходу нет, - полупьяно сказал Пол, но она не обиделась.
- Не хами, я здесь не случайно. Пошли со мной, я тебя с новым дружком познакомлю.
Пол как-то слишком легко поддался на ее уговоры. Сара привела его к стойке бара и сказала:
- Знакомься, это Альфредо, он албанец. Правда, красавчик?
Альфредо приветливо заулыбался и пошел обслуживать клиентов. Он был бармен. Выглядел он прилично: белые брюки, черная рубашка и белая бабочка вместо галстука. У него были вьющиеся волосы почти до плеч, хорошая фигура и приятные манеры.

Сара болтала без умолку. О чем, Пол не понимал и не помнил, он все время пил, а Альфредо не скупился на хорошие изрядные порции.
Домой они уехали втроем далеко заполночь. Пол привез их к себе в Финчли, но машину вел Альфредо, Пол был не в состоянии.

Спали они тоже втроем. Пол поразил Сару своим искусством, на что он ей ответил:
- У меня хороший учитель, Сара, моя жена. Она всем даст сто очков вперед.
Они со Альфредо всю ночь удовлетворяли Сару Мартин самыми изысканными ласками, и она, судя по всему, осталась очень довольна проведенным временем.

Но самым страшным и мучительным оказалось для Пола пробуждение. Когда утром он открыл глаза, то почувствовал ужасную тошноту и головокружение. Но этот кошмар все равно ни в какое сравнение не шел с тем, что чувствовал Пол относительно своего теперешнего положения.

«Как же так? Откуда, почему?» – Пол мучился односложными вопросами, но ответа не находил. Сказать, что он ненавидел Кристину, это почти ничего не сказать. Его переполняли чувства горькой и оскорбительной обиды, которую она нанесла ему. Ему было стыдно, страшно и омерзительно считать себя мужчиной, мужем, отцом после того, что с ним случилось. Да и какой он к черту отец! Кому? Чужому, неизвестно откуда взявшемуся ребенку? Бред сумасшедшего! Уж ему-то он точно не отец!

Пол тяжело поднялся и прошел в ванную. Он с удовлетворением отметил, что там чисто, значит никто не пользовался ни душем, ни полотенцем. И еще он отметил про себя, что Сара с Альфредо ушли и был этому очень рад.

В полухолодной, пахнущей хвоей воде он отлеживался больше часа. Мысли немного упорядочились, головокружение прошло, но тошнота осталась. После ванны он принял холодный, почти ледяной душ и растерся жестким махровым полотенцем. Затем надел велюровый халат, и по тело растеклось приятное успокаивающее тепло. Пол заварил себе крепкий кофе и с ним вышел в сад. Он никуда не спешил. На работе он вчера еще оформил отпуск, сославшись на то, что у него жена рожает, и вот теперь он был совершенно свободен.

И все-таки мысли путались в голове. Он не знал, что предпринять, как вести себя дальше, что делать. Родители в данной ситуации не советчики, им пока на голову эту ношу он сбрасывать не хотел. Поэтому даже к телефону не подходил, прeдполагая, что это они звонят. Пол решил пойти к юристу и посоветоваться с ним. Частная юридическая консультация была совсем недалеко, и он явился туда сразу после полудня.

Юрист выслушал сбивчивый рассказ своего клиента, но проблему тем не менее уловил. Они пробеседовали довольно долго, и Пол вышел от юриста понурым и неудовлетворенным. Оказалось, что такое сложное дело должен разбирать суд, который в принципе изначально будет на стороне матери и ребенка. Конечно, в итоге все зависит от того, насколько хорош у тебя адвокат, но побороться придется.
«А что, если она не возьмет этого ребенка, откажется от него?» –  вдруг подумал Пол. И ему вдруг страшно этого захотелось. Почему? Он не смог бы и сам ответить на этот вопрос. Может быть подсознательно он все-таки хотел вернуть Кристину?

Но она вернулась сама. Прошло пять мучительных дней одиночества. Пол уже изнемогал от тяжелых мыслей и решил было уехать куда-нибудь. Но на шестой день вдруг раздался звонок, он открыл дверь и увидел, Кристину, которая стояла в дверях с ребенком на руках. Она попросила его расплатиться за такси и, как ни в чем не бывало, вошла в дом. Ребенок, по-видимому, спал, и она отнесла его в спальню.

Спустилась она примерно через полчаса. Пол сразу же попытался покинуть гостиную, когда она туда вошла, но Кристина остановила его.
- Послушай, я хочу с тобой поговорить. Все понятно, ясно, очевидно. Не утруждай себя упреками и обвинениями. Но я в безвыходной ситуации. У меня очень больна мама, и ты это знаешь. Мне надо съездить домой. Помоги мне. Найди ребенку сиделку. Когда я с мамой разберусь, я вернусь, мы разведемся, и я уйду от тебя. Я обещаю.

Пол смотрел на Кристину глазами, полными ужаса. Сначала он подумал, что она бредит, но по ее взгляду и решительному выражению лица понял, что она рассчитывает на понимание и поддержку.
- Ты что, серьезно? У тебя все в порядке с головой, дорогая? – Пол не нашел ничего лучше этой банальной пошлой фразы.
- Прекрати, тебе не идет выглядеть дураком. Сделай, как я тебя прошу. Осталось же в тебе хоть что-то человеческое.
- Нет, ты знаешь, не осталось. Забирай своего сына и убирайся. Я тебе не нянька и не член благотворительного общества.
- Ну выгнать ты меня не имеешь права. Я у себя дома. И мой ребенок будет здесь. Сиделку я найду, это не проблема. Я уеду не надолго, от силы на пару недель. Начинай пока развод.

С этими словами Кристина вышла из гостиной, и больше в этот вечер Пол ее не видел. Обессиленный, морально уничтоженный, безвольный и бесправный Пол чувствовал себя, как кусок дерьма и порой ему даже казалось, что от него нехорошо пахнет.

13
Кристина спускалась по трапу самолета, прибывшего из Лондона, с видом победительницы. На ней было светло-голубое из тончайшей лайки пальто от «Карен Миллен», надетое поверх белоснежного пушистого свитерка и черных брючек. В руках легкая дорожная сумка. Шла она легко, красиво, и, казалось, ничто не может омрачить ее радостного настроения.

Но на самом деле чувствовала она себя прескверно. Ей придется решать здесь кучу проблем, самая главная из которых – это ее больная мать. Она так толком и не знала, что с ней случилось и вряд ли надеялась узнать.

С Давидом предстоял особый разговор. Она не понимала, как умудрилась забеременеть от него, если он убеждал ее в том, что он чуть ли не стерилен. Но сейчас эта разборка была уже несущественной. В какой-то мере это сыграло свою положительную роль, так как вопрос с разводом решился сам собой.

Выйдя в зал для встречающих, Кристина не увидела Давида.
«В своем репертуаре», - подумала она, и к ней тут же подскочил шустрый здоровяк в потертой кожаной куртке.
- На машине поедем, красавица? – заискивающе спросил он. -  Не дорого, до центра за полста долларов.
- Ну вот и езжай. А я никуда не спешу пока.
- Дело-то разве в спешке? – не сдавался без боя здоровяк. – Уважать себя надо, с комфортом ездить.
- Я там себя буду уважать, а тут ты себя уважай, не клянчи милостыню. Машина-то твоя, поди, дешевле моего пальто стоит. Я в таких не езжу, извини приятель! – сказала ему Кристина и направилась к Давиду, уже спешившему ей навстречу.
Давид вручил Кристине букет белоснежных роз, штук пятнадцать, не меньше.

- Ну что, мамочка, с приездом, - сказал он и поцеловал Кристину, слегка приобняв ее.
- Ублюдок, - сказала она «приветливо», но от поцелуя не отстранилась.
- Миссис Стивенс, вам не идет подобная манера приветствия, не могли бы вы быть повежливее.
- Бастард! – сказала она, что означает примерно то же самое, что и ублюдок, но досконально переводится, как родившейся без отца.
- Да, это я. Но зато у моего сына сразу два отца. Классно, да?
- У твоего сына пока только сиделка-негритянка. Отец не в законе за три-девять земель, мать-проститутка и сумасшедшая бабушка. Так у него пока на роду написано. Так что сопли не распускай, говори, что мы делаем, куда едем.

Давид быстро переключился на деловой тон и объявил, что день они проведут в Москве, у него тут кое-какие дела, переночуют в «России», а завтра улетят домой.
- Как мать? Ты хоть в курсе? – спросила наконец Кристина.
- Понятия не имею. Меня к ней какая-то мегера не пускает. То ли баба, то ли мужик, не пойму. Я ей объясняю, что это моя квартира, я здесь прописан, а она милицией грозится. Полный абзац, короче.
- Марина Савельева. Если бы не она, вообще бы не известно, что с этой горемыкой стало бы.  И откуда этот мужик свалился на ее больную голову?
Давид явно не желал продолжать этот разговор. Конечно, он знал гораздо больше, чем сказал Кристине, но не в его интересах было посвящать ее в подробности.
- Ты знаешь, у меня ведь хорошие новости, - вдруг неожиданно сказал он. – Я, кажется, пробил себе загранпаспорт.
- Да? Интересно. Это что же значит, наша женитьба отменяется? Значит я зря все это время так упорно шла к намеченной тобой цели?

- Да брось ты, Кристина! Это-то тут при чем? Разумеется, мы поженимся и будем двигаться дальше. Только с загранпаспортом в кармане я уже спокойно выеду в Англию, а там мы поженимся и все. Ты-то уже при делах, вот-вот в разводе.
- Не спеши, развод в Англии не такое быстрое дело, как тебе кажется.
- Но у нас ребенок. Никто не посмеет помешать молодой семье побыстрее воссоединиться. Все будет в порядке, не дрейфь. Главное, решить все здесь и заполучить как можно больше денег.
- А с матерью что делать? Куда ее?
- Возьмешь с собой.
- Ты что, совсем обалдел? Куда я ее возьму? Кто ее туда пустит, да и вообще, что я с ней там буду делать?

Давид, казалось, все уже продумал. Он навел кое-какие справки и кое-что узнал, поэтому говорил с Кристиной с позиции сведущего в этих делах человека.
- Понимаешь, здесь ее можно оставить в доме инвалидов или престарелых, но они согласятся за ней ухаживать только в том случае, если заполучат себе ее квартиру. Ну такие у них правила, она как-бы передает им квартиру, а они берут ее за это на полное государственное обеспечение с медицинским обслуживанием и все такое.

- Ну? Это же вариант! Гораздо лучше, чем тащить умопомешанную в Англию.
- Нет, не лучше, потому что мы теряем квартиру, точнее, деньги за нее. Там ты сдашь свою мать в дом престарелых бесплатно, как не имеющая доходов и безработная мать-одиночка. А квартиру я здесь спокойно продам, она же моя, приватизированная, хоть я и выписался оттуда.
- Зачем же? Неужели совесть замучила?
- Обижаешь, подруга. Совесть в таких делах плохой помощник. Просто я теперь житель столицы, ну точнее, ее пригорода.

Оказалось, что оборотистый Давид умудрился за вполне приемлемую мзду прописаться где-то в ближайшем подмосковье и сделал попытку оформить загранпаспорт через одну из многочисленных московских туристических фирм. И как ни странно, отказа он не получил. Его паспорт находился в процессе, и он выжидал, никого не торопил, старался быть в тени и незаметным.

В этот же день они вместе с Кристиной сходили в турфирму, и он узнал, что пока документы не готовы, но отклонений не было.
- Это не так быстро, - сказала ему совсем молоденькая голубоглазая девушка – турагент, - но вы не волнуйтесь, у нас отказов практически не бывает.
И Давид порадовался тому, что такие вот неопытные, совсем юные и непрозорливые небесные создания решают его судьбу. Это было ему на руку.
Даже расчетливую Кристину слегка удивил такой хладнокровный, прямо скажем не очень-то гуманный подход ее партнера. Но в свое успокоение она подумала, что все же ее матери в английском доме престарелых будет гораздо лучше, чем в родном российском.

«Ладно, надо сначала посмотреть, в каком она состоянии», - подумала Кристина и слегка вздрогнула от мысли, что ей придется везти сумасшедшую мать в Англию.
На следующий день Давид и Кристина улетели домой. Из аэропорта она позвонила по телефону и поговорила с Мариной, которая теперь совсем не оставляла Эллу одну.
- Ну наконец-то! – воскликнула Марина, услышав Кристинин голос. – Я уже не знаю, что делать. Приезжайте быстрее.

Но ситуация, которую застала Кристина у себя дома была намного лучше, чем она ожидала. Единственное, что ее потрясло , это то, как ее мать выглядела. Она состарилась лет на двадцать и совсем не была похожа на ту энергичную молодую женщину, которой она помнила ее. Да еще этот ожог на руке и на лице. Элла спала, когда приехавшая дочь разглядывала ее.

- Мама, ну что же ты с собой сделала, - сказала она очень тихо и скривилась от ужаса и брезгливости.
- Ей получше, Кристина, - сказала Марина, - она меньше заговаривается и все тебя ждет. Пойдем на кухню. Я чай заварю и поговорим.
Марина рассказала Кристине, что Эллу наблюдает врач, который приходит к ней примерно раз в неделю. О полном выздоровлении речь пока не идет, но явные улучшения заметны, и болезнь, слава богу, больше не прогрессирует.

Пока они пили чай и разговаривали, Элла проснулась и позвала Марину.
- Ты посиди здесь, я пойду приведу ее в порядок чуть-чуть и скажу, что ты приехала, а потом позову тебя, - сказала Марина и вышла из кухни.
Кристина ждала. Она слышала, как Марина разговаривала с ее матерью, как с ребенком, потом та громко заплакала и с надрывом позвала:
- Кристина, доченька! Где ты?
Кристина вошла в комнату. Мать все так же лежала на кровати, но была в выжидательной позе, приподнялась на одном локте.
- Привет, пострадавшая. Ну как ты тут? – сказала вошедшая Кристина и осталась стоять в дверях.
- Доченька моя, красавица, приехала, вернулась. Кристиночка, подойди ко мне, дай я тебя получше разгляжу.

Кристина нехотя подчинилась. Она подошла к матери и присела на стоящий рядом стул. Элла тихо плакала и во все глаза смотрела на нее.
- Перестань реветь, ну чего ты как ребенок. Бабушка уже, а ведешь себя, как маленькая, плачешь. Вечно ты плачешь. Успокойся, - Кристина говорила не очень ласково, но не зло.
Но Марине это все равно не понравилось. Она подошла к Элле, поправила подушку и уложила ее поудобнее.
- Ты родила, доченька? А где же ребеночек? Ты его не привезла?
- Нет. Он с кормилицей остался. Рано ему еще путешествовать. Как ты себя чувствуешь?
- Очень хорошо! Я поправляюсь. Скоро вот совсем поднимусь, гулять с тобой пойдем. Ты надолго приехала?
- Не знаю. Нет, наверное. Надо тут кое-что решить, и я уеду.

Элла испуганно посмотрела на нее.
- А как же я? Я не могу одна быть, и Марина уезжает, она замуж выходит. На кого же ты меня оставишь?
- На Давида. Он присмотрит за тобой, а когда поправишься, я тебя в Англию заберу.
Но при этих словах Элла вдруг вся съежилась, скривила страшную гримасу и прошипела:
- Ни за что! С этим дьяволом я не останусь. Он убить меня хотел, это он все подстроил!

Из глаз ее текли крупные слезы, ее начало трясти, и Марина, накапав в стакан с водой каких-то капель, заставила ее выпить.
- Ну чего ты несешь! – Кристина не в силах была сдержаться. – Никто не хотел тебя убивать, это был несчастный случай.
Но Марина слегка оттолкнула ее от кровати и сказала тихо:
- Выйди пока, я сейчас приду.

Кристина ушла. Она ждала Марину в другой комнате и была ужасно злая. Та пришла минут через десять и неодобрительно взглянула на нее.
- Вы ее так расстраиваете! Так нельзя. Доктор категорически запретил ей волноваться. Наберитесь терпения. Слышали, она опять про дьявола заговорила, это плохой признак.
- Да бросьте вы! У меня нет времени, мне нужно все решить очень быстро. Я привезла деньги, найдите ей сиделку пожалуйста. Потом я оформлю ее лечение в Англии, сделаю ей вызов на основании этого и заберу ее. Остальные вопросы решит Давид Брус, мой поверенный в делах. Ему надо будет продать эту квартиру, он знает, как это сделать. Лечение в Англии стоит очень дорого. Мне нужны будут деньги. Может быть даже удастся сделать ей пластическую операцию, чтобы лицо в порядок привести.

Кристина говорила очень уверенно, не давая Марине шанса спорить с ней или вносить какие-либо другие предложения.
- Делайте как хотите, - сказала Марина, - но не заставляйте ее плакать. Она очень много пережила и наплакалась уже достаточно. Надо поберечь ее, она ваша мать.
- Успокойтесь. Я сама знаю, что и как мне надо делать. Найдите сиделку, если сами не можете за ней ухаживать больше. Это нужно сделать дня за два. Мне скоро уезжать, у меня там ребенок трехнедельный брошен.
Марина пообещала и свое обещание выполнила. Она нашла сиделку.

* * *
Пол проснулся среди ночи от истошного детского плача. Он вскочил с постели и пришел в другую спальню, где горел свет.
- Что тут происходит? Почему ребенок так кричит? – спросил он Лиз, дородную темнокожую женщину, которая пеленала малыша.
- Извините, мистер Стивенс, но мальчик не спит совсем. Животик, наверное. Газы. Я постараюсь его успокоить.
- Как вы его кормите, чем? – недовольно спросил Пол.
- Грудью. Я кормилица, и молоко у меня очень хорошее. Вы не волнуйтесь.

Но Пол и не волновался. Он только думал, должен ли помогать Лиз, если ребенок, к примеру, заболеет. И все же он сказал:
- Если нужен будет врач, скажите. И постарайтесь, чтобы он не надрывался.
Остаток ночи он спал плохо. Сквозь легкую дрему Пол слышал, как за стенкой тихо напевает Лиз, и как снова и снова принимается плакать маленький чернокожий мальчик, неизвестно откуда взявшийся, вторгшийся в его жизнь, сломав ее до основания.
- Кто же его отец? – снова задумывался Пол, но он прекрасно понимал, что ответа на этот вопрос не найдет.

Дебора и Роберт Стивенс уже знали о рождении малыша, но Пол их обманывал. Он говорил, что Кристина все еще в больнице, что роды прошли неудачно, и жизнь мальчика в опасности. Они очень переживали, хотели приехать, но он их отговаривал:
- Не надо приезжать. Ни к чему. Если все обойдется, их выпишут. Тогда и приедете. А пока я не хочу никого видеть. Извините.
Бедные родители недоумевали, но не навязывались.

В одно из воскресений неожиданно вернулась Кристина. Она, как всегда, позвонила из Хитроу и попросила приехать за ней.
- Я не приеду. Извини, я выпил виски, - ответил ей Пол, - возьми такси.
Она не настаивала. Появилась Кристина уже ближе к вечеру и неодобрительно взглянула на Пола.
- Расплатись, - сказала она и ушла наверх.
Около девяти вечера Кристина спустилась в гостиную, где Пол смотрел телевизор и уселась напротив него.

- Как тут все прошло? Они тебе не очень надоедали? – спросила она.
Пол нехотя оторвался от экрана и сказал:
- Мне никто не надоедал до этой минуты. Будь так любезна, дай досмотреть программу.
- Послушай, есть вещи более серьезные, ты не находишь?
- Что например? Не вижу ни одной.
- Мы должны решить, что мы будем делать дальше. Я надеюсь, ты подал на развод?
- Нет, не подал, подавай сама. Если ты выступишь инициатором развода, нас быстрее разведут на основании того, что ты хочешь поскорее создать семью с отцом твоего ребенка.

Кристина подумала немного, глядя на него и сказала:
- Прекрасно. Это хорошая мысль. Ну что ж, так я и сделаю. Что с домом? Я намерена настаивать на своей доле.
У Пола неприятно засосало под ложечкой. Он понимал, что в данном случае – права на ее стороне, имущество совместное, так что ей принадлежит часть. Хорошо хоть, не весь дом, так как очевидно, что ребенок не от него.
- Настаивай. Я буду настаивать на своей. Посмотрим, у кого адвокат окажется поумнее.
- Посмотрим, - сказала Кристина и ушла.

Пол еще не знал, что при разделе их имущества в деле должна будет фигурировать и мать Кристины, инвалид, нуждающийся в уходе и помощи. Зато это было планом расчетливой Кристины, ее основным козырем.

Эллу Григорьевну Беседину привез в Англию Давид. Это случилось уже зимой, хотя  в Англии было совсем тепло и даже пахло весной. Кристина встречала их сама, наняв двух санитаров, специальную машину и кресло-каталку. Уже три месяца, как у Эллы отказали ноги. Это было немного лучше тихого помешательства, с которым ей почти удалось справиться, но так же доставляло много хлопот.

Все приехали к Кристине, где их ждали Лиз и маленький Джордж. Он радостно прыгал у нее на коленях и был премиленьким мальчуганом. Давид поздоровался с Лиз, с интересом взглянув на нее и взял на руки сына. И тут все услышали плач. Это плакала Элла. Увидев внука, она сразу все поняла и сквозь слезы сказала:
- Подлый врун, изверг! Значит, вот какой у вас бизнес! Я тебе верила, а ты… Это ты убил Анатолия! Ты! И не смей прикасаться ко мне!
Элла почти рыдала.
- Что это с ней? – спросила недоуменная Кристина, а Лиз смотрела на Эллу во все глаза и явно хотела ей помочь.

Давид дал ей капли, после чего Элла успокоилась и даже вздремнула.
Позже она еще не раз со слезами и криком реагировала на общение с Давидом, а внука вообще не признавала. Однажды она поведала Кристине:
- Он спал со мной, этот Давид проклятый. Был моим любовником!
При этом она неприятно хихикала и грозила кому-то сухим корявым пальцем.
- Боже мой, да ты совсем уже чокнулась. Больше с тобой никто не спал? Тоже мне, секс-бомба нашлась. На вот, выпей и проспись, - сказала ей Кристина и накапала очередную порцию успокоительного.

Итак, вся семья была в сборе и проживала в одном доме. Отсутствовал только Пол. Он давно уже съехал, снял себе маленький односпальный дом и ждал разрешения бракоразводного процесса, который по своему обыкновению затягивался. Ему не жаль было, что распалась его семья. Он уже совсем не любил Кристину, более того, испытывал к ней какое-то брезгливое чувство.

 Но зато он в корне изменил свое отношение к Саре Мартин, которая на правах близкой подружки старалась скрасить его одиночество. У нее это сначала плохо получалось, но Сара этого не замечала, или не хотела замечать. Она регулярно наведывалась к Полу и часто проводила с ним выходные.
Постепенно Пол Стивенс привык к ней. Он понял, что его одиночество с постоянными мыслями о несложившейся семейной жизни до добра не доведет. Он боялся возненавидеть весь свет, ему очень нужна была моральная поддержка. И Сара Мартин, уже не один год безнадежно влюбленная в него, использовала ситуацию в свою пользу. Она окружила Пола искренней заботой и дружеским участием, которое он наконец оценил.

Кристина позвонила Полу как всегда неожиданно.
- Пол, ко мне мама приехала. Она хочет тебя увидеть. Ты не заедешь к нам?
Он растерялся. Конечно, Элла не виновата, что так случилось у них с Кристиной, полагал он и сказал, что заедет в выходной. Он пришел перед самым Рождеством и принес теще подарок – маленькую коробочку с красивой фарфоровой елочкой, сверкающей разноцветными шариками. Элла сидела в кресле-каталке, совсем седая, со странным взглядом. Но когда она увидела Пола, то сразу узнала его.
- Пол, мальчик мой, - вдруг сказала она и заплакала, когда он подошел и поцеловал ее сухую жилистую руку.

Вошла Кристина.
- Ну вот, Пол. Видишь, как мама сдала. За ней Лиз теперь ухаживает.
Пол пытался с Эллой поговорить, немного успокоить ее, но она плохо его понимала, отвечала невпопад и часто плакала.
- Познакомься, Пол. Это Давид, - услышал он голос Кристины и обернулся.
Давид смотрел на него с интересом, слегка улыбаясь, но при этом глаза его были абсолютно холодными, неприветливыми. Они поздоровались. Кристина накрыла стол и пригласила всех поесть, когда Элла уснула, а Лиз уселась рядом с ней.
Полу есть не хотелось так же как и сидеть с Давидом и Кристиной за одним столом, но отказываться он не стал.

Во время молчаливой трапезы Кристина вдруг заговорила:
- Пол, Давид, как ты уже догадался, наверное, отец Джорджа. Мы были любовниками, но поверь, тогда я все же любила тебя и не хотела потерять. Но так получилось, родился Джордж. Все изменилось, и теперь я, конечно же, люблю отца своего сына. Мама у меня очень больна, ты видел. Давид ухаживал за ней в России, но тут… не буду от тебя скрывать, что мы собираемся сдать ее в дом престарелых. Лиз не может присматривать за ней всю жизнь, а мы с Давидом собираемся уехать в Америку. Правда, любимый? Попробую найти отца и… - она не закончила фразу, неопределенно пожав плечами лишь опустила глаза и как бы прослезилась слегка.
«Любимый» подтвердил все сказанное, и Полу стало нехорошо. Вся эта ситуация показалась ему неестественной, уродливой, и он не понимал, что он тут делает.
- Меня это не касается. Делайте как хотите, но сдавать мать в дом престарелых – это чудовищно. Неужели нельзя ничего другого придумать?
- Например? Я другого выхода не вижу. Вот если найду отца, тогда… - она опять не договорила, помолчала чуть-чуть и спросила вновь:
- А твои как? Они в порядке?

Кристина впервые за все время поинтересовалась родителями Пола, но он не стал посвящать ее в подробности. Когда он все же сообщил родителям о ребенке и о том, что у них с Кристиной произошло, Дебора сильно заболела. У нее случился гипертонический криз, чего раньше никогда не наблюдалось, а отец так расстроился по этому поводу, что потерял всякий интерес и к Кристине, и к Полу и уж тем более к новорожденному негритенку.

Хотя Роберт все же заметил сыну:
- Жизнь учит, не родители. Это сущая правда. Расхлебывай, сынок. Я тебе пытался помочь, когда было еще не поздно. Сейчас я бессилен. Неси свою ношу сам и спасибо тебе за наши с мамой проблемы.
На этом он повесил трубку, а Полу стало неимоверно стыдно. Он почувствовал себя желторотым птенцом, глупой рыбешкой, не разглядевшей, что вкусный жирный червяк на крючке, хотя ему и подсказывали те, кто знали в этом деле толк.
Пол не ответил Кристине на ее вопрос о родителях. Он считал, что ее это не касалось.

Уходя, он еще раз подошел к своей бывшей теще, но она спала, и он не стал ее беспокоить своим прощанием.
Спустя несколько месяцев после этой встречи, Пол неожиданно получил записку, которую подсунули ему под дверь.

«Пол, мы уехали. Мама дома совсем одна, Лиз я рассчитала. Прошу тебя, поухаживай за ней. На столе найдешь документы, которые я не успела оформить для отправки ее в «Розмарин», это хороший дом для одиноких престарелых людей с ослабленным здоровьем. Доведи это дело до конца пожалуйста. Обещаю, что я не буду делить дом, если ты это сделаешь. Прощай. Кристина»

Он не верил в то, что читал. Оставить дома больную неходячую мать, совсем одну, без присмотра! Да это кем же надо быть?! Он тут же сел в машину и помчался к Элле.

Элла спала в кресле, укутанная пледом. Проспала она довольно долго, видимо перед отъездом заботливая дочь дала ей изрядную дозу снотворного. Он сидел рядом с ней и плакал. Документы для «Розмарина» он нашел, порвал и выбросил. Пол плохо представлял себе, как он будет присматривать за тещей. У него работа, одну ее оставлять нельзя и все-таки о доме престарелых он и думать не хотел.
Пол оформил отпуск, чтобы решить все эти проблемы. Сара Мартин помогала ему с поиском новой сиделки и с уходом за Эллой, которая все чаще стала заговариваться и все время звала Кристину. По ночам она часто вскрикивала и гнала от себя черного дьявола. Но днем была тихой, умиротворенной, большей частью сидела в кресле-каталке у окна и ждала дочь.

14
Джозеф Янг пришел в свой департамент немного раньше обычного. У него были неотложные дела, которые он хотел закончить до обеда. Уверенной энергичной походкой он вошел в лифт, который в мгновение ока доставил его на сороковой этаж, где располагался его офис.

Джозеф Янг любил дело, которым он занимался вот уже не протяжении двадцати с лишним лет, начав с рядового клерка и дослужившись до президента крупной брокерской фирмы со звучным названием «Северный Крест». Его компания вела серьезный бизнес, страхуя нефтеналивные танки, портами приписки которых являлись города Америки, Норвегии, Швеции, Финляндии и Исландии. Налаживались и совместные проекты с Россией. Но это было дело будущего. Пока российская сторона не отвечала тем стандартам, которые были необходимы для заключения сделок с процветающей фирмой «Северный Крест».

К России у Джозефа было особое отношение. Он был однажды в этой далекой стране, будучи еще совсем юным, в составе дружественной делегации, и эту поездку он запомнил на всю жизнь. Он отчетливо помнил завораживающий рубиновый свет звезд на башнях московского Кремля, красивые московские площади и набережные, дорого и со вкусом отделанные станции московского метро, да он много чего помнил, только вот имя девушки забыл, той красивой девушки, которая скрасила его и без того счастливое пребывание в русской столице.
Но он помнил ее смеющееся лицо, ясный взгляд и нежные объятия, и еще в его память врезались те несколько ночей, которые они провели вместе. Она всегда почему-то плакала и просила у него за что-то прощение, а он успокаивал ее, целовал и обещал любить вечно.

Обещания своего Джозеф не сдержал, но и забыть ее не мог, только вот имя вылетело из головы. Бывает же такое!
В это утро президент «Северного Креста» был экстремально занят и просил никого с ним не соединять. Стивен Браун, деловой и и компетентный во всех делах секретарь Джозефа Янга, свое дело знал и мог организовать рабочий день своего шефа так, как того требовалось.
 
Вот и сегодня он ни под каким видом не пускал к нему посетителей. В основном это были представители различных брокерских контор, было несколько клиентов и плательщиков, с ними был разговор особый, им назначались часы приема. Но еще была очень странная пара, темнокожий мужчина, совсем плохо говоривший по-английски и его переводчица, красивая молодая женщина, ну просто глаз не отвести, они буквально настаивали на встрече, не объясняя толком причины визита.

- Мы по личному, сугубо личному делу. Нам необходимо увидеть мистера Янга как можно скорее, - внушала юная особа секретарю, и он быстро прикидывал в уме, какое это может быть дело и как быть с этими странными посетителями.
- Вы только не волнуйтесь, - сказал им всесведущий Стивен и стал просматривать календарь, выискивая в нем десять-пятнадцать минут свободного времени. – Извините, но сегодня ничего не выйдет. А вот завтра, на восемь сорок пять утра я вас запишу. В девять часов у мистера Янга важное совещание. Но у вас будет целых пятнадцать минут, вам повезло!

При этом он широко улыбался и дружески похлопывал Давида по плечу, взирая на Кристину с нескрываемым интересом. Им ничего не оставалось делать, как покинуть офис и дожидаться до завтра.

Они находились в Нью-Йорке уже почти месяц. До этого им пришлось нелегко. Разыскать в Америке человека, зная только его имя, дело не пустячное, более того, почти безнадежное. Они искали его сначала в Майями, потом в Вашингтоне, перелистывая один за другим огромные телефонные справочники. Там они нашли сразу несколько человек с таким именем. Но выяснилось, что только один из них темнокожий, и тот никогда в своей жизни не был в России. Затем они перебрались в Нью-Йорк, и совсем было уже отчаялись, утонув в море информации, как вдруг случайно Кристине пришла в голову идея обратиться в частное сыскное агентство и попросить их помочь с поиском.

Джозефа Янга, темнокожего американца, посетившего Россию в 1962 году им нашли на третий день. Маленький Джордж, которому уже исполнился годик, путешествовал со своими незадачливыми родителями и даже не представлял себе, что они пытаются разыскать его дедушку, который, судя по всему, даже о наличии сына понятия не имеет, а уж о внуке и говорить нечего.

В этот день Джордж находился под однодневным присмотром в доме малютки на Мадисон Авеню, с собой на прием к Джозефу Янгу его решено было не брать. Но когда им назначили встречу на завтра, то они уже решили явиться все втроем, как говорится, чем богаты, тем и рады.

Вот мы, мол, дружная семья, только бедная и неприкаянная. Помогите, мол, нам, чем можете, папа родной, а мы в долгу не останемся, молчать будем про все, как рыбы об лед. Да и надо-то нам всего ничего, миллиончик какой-то несчастный. Ну что вам стоит? Не хотите же вы из-за такой ерунды лишиться своей карьеры и высокого поста президента! А то мы ведь это сумеем! С нами лучше не шутить и гладить по шерстке. Ох как ваш рейтинг полетит вниз, когда мы обнародуем вашу внебрачную связь и наличие внебрачного сына! И семье вашей не поздоровится! Газетчикам-то только дай волю, они-то уж распишут-размалюют так, что мало не покажется! Нет уж, уважаемый, вам лучше заплатить, да и жить себе припеваючи, а то ой, как нехорошо все получится!

Давид с Кристиной всю ночь разрабатывали тактику переговоров. Решили, что бить надо на несчастливое полусиротское детство Давида и такое же безрадостное будущее внучка, если дедушка не смилостивится и не раскошелится, застраховав тем самым и себя. Ему ли не знать, как важны страховки в жизни любого человека, а за них, как известно, надо платить, и не мало, а если поскупиться, то ведь она и страховка - не страховка, так, видимость одна.

Ясным осенним утром, солнечным и теплым молодая чета отправилась на встречу со своим «ближайшим» родственником. Гордости их не было предела! Мало того, что им удалось-таки разыскать его, да еще и где, в Нью-Йорке! И работал их потенциальный благодетель не где-нибудь, а в одном из роскошных и престижных зданий Нью-Йорка на Манхэттене.

Давид, Кристина и маленький Джордж явились на встречу немного раньше назначенного времени. Они зарегистрировались на входе, как и положено, получили пропуск и поднялись на сороковой этаж. Стивен Браун был уже на месте и любезно поздоровался, предложив им кофе.
 
Неожиданно в приемной появился и сам президент. Он был высок, широк в плечах, с кудрявыми, серебристо-седыми волосами и в массивных дымчатых очках в роговой оправе. Одет он был в летний костюм оливкового цвета, белоснежную рубашку с бежево-серебристым галстуком и легкие летние полуботинки, которые были идеально вычищены. Он поздоровался с ожидающими его посетителями легким кивком головы и быстро прошел в свой офис, плотно прикрыв за собой дверь.

Через пару минут Стивен Браун пригласил странную пару с ребенком проследовать за ним в кабинет шефа. Он стоял к ним спиной и смотрел в окно, огромное, широкое окно, занимающее полстены его роскошного офиса. Такой красоты Кристина не видела еще никогда в жизни! Все было, как в кино. Весь город, как на ладони, Гудзон посверкивает и переливается вдали. А это что? Как странно, самолет летит. Да так низко! Почему же так низко? Нет, не может быть…

 Все произошло в считанные секунды. Кристина только успела заметить, как метнулся в сторону Джозеф Янг, потом она почувствовала, как Давид выхватил у нее из рук ребенка, вращая огромными глазами и глядя по сторонам обезумевшим взглядом. Исчез куда-то Стивен Браун. Тогда она кинулась вперед, к окну, прижалась к нему всем телом и тихо сказала:
- Господи, я же крещеная, спаси меня и сохрани…

Но он не спас, не спас никого и не сохранил жизни тысяч людей, погибших в этой страшной, не поддающейся человеческому разуму катастрофе.
В считанные минуты великолепный красавец-небоскреб превратился в жалкие руины. Страшный черный дым взвился гигантскими клубами и окутал пространство, где несколько минут назад возвышалась гигантская башня из сверкающего на утреннем солнце стекла. Случилась беда, зловещая, непредсказуемая и тем самым еще более чудовищная, так как у людей, расставшихся со своей жизнью в считанные секунды по воле зла, не было ни единого шанса уцелеть.

 Известие о гибели Кристины Стивенс пришло Полу неожиданно. Его пригласили в полицейское управление и сообщили, что его жена и ребенок погибли в катастрофе, которая случилась в Нью-Йорке одиннадцатого сентября 2001 года. Вычисляли они их долго, и только бдительность служащих бюро пропусков, которые зарегистрировали данные паспорта Кристины, как иностранки, посетившей Твин Тауэр в это утро, помогли розыскным службам найти ее ближайшего родственника, мужа, Пола Стивенса.
«Ну вот и все. Закончился мой бракоразводный процесс», - подумал Пол и молча вышел из полицейского управления, унося с собой документ, подтверждающий гибель его жены.

* * *
Элла жила в молодой семье Стивенсов, Пола и Сары. Она превратилась в тихую старушку, обожала Пола и называла Сару Кристиной. Они возили ее на прогулки, дарили подарки на рождество и называли мамой, от чего совсем почти потерявшая рассудок Элла блаженно улыбалась и говорила:
-Детки мои, сыночек и доченька. Спасибо вам, родные мои, что так любите меня. Кристиночка, кровиночка…

И все в таком духе. А по ночам ей снился маленький мальчик, играющий на полу машинками, цветными кубиками, мячиком. Он был красивенький и смешной. Она знала, что зовут его Павликом, только вспомнить не могла, кто он.
«Наверное, Кристинин сынок, у нее ведь был мальчик», - думала Элла, проснувшись и верила, что так оно и есть.
Блажен, кто верует…


ПАМЯТИ МАЛЕНЬКОГО ДЖОРДЖА

Мне довольно часто задают один и тот же вопрос: зачем маленький мальчик погиб, не могли бы вы оставить его живым, он ни в чем не виноват… А в чем виноваты три с лишним тысячи погибших в этой катастрофе человек? Они тоже чьи-то дети и родители… Увы, случилось страшное, погибли люди по воле зла. Ну а что касается маленького Джорджа, то гибель этого невинного малыша еще и подчеркивает трагизм злого умысла его матери-авантюристки. Это она со своими коварными планами и ненавистью к людям убила его, принеся его с собой как наглядное пособие, чтобы выклянчить у потенциального дедушки как можно больше денег.

Мне, как и каждому здравомыслящему человеку, искренне жаль маленького Джорджа, чернокожего малютку. И наверное из жалости можно было бы оставить его живым и бросить сиротой на Медисон Авеню. Но что от этого изменилось бы в нашей жизни, где до сих пор люди убивают друг друга, убивают священников, журналистов, политиков и детей. Эта наша с вами действительность, и мне кажется, тот, кто ее описывает, не имеет права эту действительность приукрашать.

А вообще, если рассуждать философски, то маленький чернокожий мальчик по имени Джордж был просто символом той трагедии, в которой погибли, как мы знаем, тысячи ни в чем не повинных жертв. «Случилась беда, зловещая, непредсказуемая и тем самым еще более чудовищная, так как у людей, расставшихся со своей жизнью в считанные секунды по воле зла, не было ни единого шанса уцелеть…» Из истории, как из песни, слов не выкинешь. Мы с вами никогда, до конца дней своих, не забудем это чудовищное зло. И будем молиться за то, чтобы никто в этом мире не погибал так жестоко, так несправедливо и так бестолково. И пусть моя история в сущности не об этом, и трагедия 11 сентября является лишь заключительной частью книги, я все же считаю, что внесла свою посильную лепту в то, чтобы увековечить ее в памяти людей. Ну а всем погибшим, в том числе и нашему маленькому Джорджу, пусть земля будет пухом. Наверное все же, читая эту книгу, мы не с такой скорбью вспомнили бы о всех погибших, если бы не он.

Дорогие читатели!

Эту и другие мои книги по желанию можно приобрести здесь:

https://ridero.ru/author/dzheikman_larisa_tc6d0/