Главы 6-8

        Глава 6   
«Я вижу их! Звёзды во тьме…»

«Где твоя сестра? Что с Танией? Она жива?» — эти слова колоколом прозвучали в сознании Йеда. Лицо его тотчас исказилось гримасой, тело затряслось, и он упал перед растерянным стариком на колени.

— Прости меня… я совершил ужасное… — бессвязно бормотал он. — О Тания, я виноват, прости меня!

Тут мёртвые улицы огласил суровый лязг металла — капитан вынул из ножен меч. И начал чеканить тренированным командным голосом.

— А ну поднимайся, юнец, и глаза на меня! Отвечай, не мямли, пока хуже не стало! Где твоя сестра, о которой старик говорит?! И почему ходишь тут один живой–здоровый средь мертвецов? Не сам ли и есть тот колдун, что наколдовал бедолагам чуму?

Терпение его, похоже, лопнуло. Ему надоело, что он до сих пор ничего не понимает в происходящем, а сердце воина требовало ясности.

Только Йед от такой вспышки гнева и вовсе опешил.

— Я… я… не колдун… Сэр Тарбис… — оправдывался он, испуганно пятясь.

Тут в дело решил вмешаться сам Маэл. Всем давно уже было ясно, что именно он тут главный.

— Умерьте свой пыл, сэр Тарбис! — великан мягким жестом положил руку на капитанское плечо. — Ну сами посмотрите, какой из этого юноши колдун? Опустите свой доблестный меч, и не стращайте Йеда лишний раз. Ведь он и без того лишился тут всей родни.

— Он!… На колдуна не похож, пожалуй… — смущённо осёкся командующий.

— Позвольте, сэр Тарбис, я разузнаю у него всё, что тут случилось, в мельчайших подробностях. — проворковал Маэл, мягко отстраняя капитана. — Всё, что знает, он мне расскажет. Ведь знать потаённое — первая из задач Синода в служении Святой Владычице. А значит и моя, как его Посланника.

— Конечно! Ваша милость…

Капитан вложил меч в ножны, ударил себя кулаком в грудь в знак покорности и отошёл в сторону.

Йед заметил, как странные полосы на лысой голове Чтеца вдруг ожили, задрожали бледно–лиловыми отсветами, споря с дневным светом.

Кольнуло дурное предчувствие…

— Не бойся, юноша, — заговорил Маэл, неспешно оборачиваясь. — Многие находят это неприятным, но солнце клонится к Закатным горам. Времени на расспросы больше нет.

Йед неуверенно отступил на шаг, прикидывая в уме пути бегства, но тут Маэл взглянул ему в лицо.

Взглянул всей синевой своих глаз. Так взглянул, что вмиг заполонил сознание небесной лазурью — целиком, до самого донышка. Разум словно отключился, и оторваться от глаз Чтеца Йед уже не смог. Ему казалось, что они блистают, как две яркие звезды с неба, лучатся колдовской синевой. И только о ней он мог думать, только в ней видел смысл всей жизни.

Вот уже не человек перед ним со звёздными глазами, а сами звёзды. И не две, мириады звёзд… всё звёздное небо взирает на Йеда! Каждая звезда — чей–то взгляд, луч, что не знает препятствий, пронзает тело насквозь, достигает потаённых уголков души. Нигде не скрыться от звёздных взглядов–стрел…

Не осталось вокруг никакой деревни, гор, капитана Тарбиса, старосты, солдат, обезображенных чумой тел. Только сверкающее небо над головой и бескрайний простор вокруг. А небесные стрелы–лучи продолжали пронзать тело, мысли, жечь трепещущую душу.

Тут Йед испугался. Испугался, что сам исчезнет, растворится под живым взором звёздных небес. И страх его тотчас отрезвил, вырвал из транса, помог скинуть колдовской морок. Он сорвался с места и бросился прочь, палимый колючим звёздным светом.

Да разве убежишь от неба? Сколько ни беги, а оно всегда над головой. Нигде не спрятаться, не укрыться, всегда останешься на самом виду. И под ногами… что это? Поле ли? Уже нет, какая–то вода… зеркальная гладь под ногами. Небесные россыпи отражаются и в ней, смотрят на Йеда из–под ног.

Почему он не тонет, почему бежит по водной глади, как посуху? Почему она остаётся невозмутима, как зеркало, только от ног расходятся сверкающие круги? Нет ответа, молчат звёзды. Смотрят, насмешливо подмигивают, переливаются немыслимыми цветами, каких не увидишь больше нигде.

Вот и круги на воде померкли, и зеркальной воды уже нет. Только Йед остался и звёзды кругом. Сверху — звёзды, снизу — звёзды. Слева и справа, впереди и позади — тоже они. Нет в мире ничего более. Звёзды и чернота.

А есть ли он сам в этой сверкающей вселенной? И был ли? Быть может, он тоже одна из бесчисленных звёзд?

Да, наверное так… Он — такая же искорка из мириада. Кажется, всегда и был звездой, всю вечность. А тот прежний мир с Танией, деревней, пещерами, чумой — какой–то странный кошмар, морок, чьи путы он только что скинул.

— Приветствую, братья и сёстры! — крикнул Йед в сверкающую бесконечность. — Я вернулся!

Ничего не отвечают звёзды. Молчат и смотрят. Смеются звонким мерцанием.

Но и у звёзд есть дар речи.

— Покажи, покажи нам, что ты видел… Покажи, что было в деревне.

— В деревне? — удивился Йед. — Ах да, тот сон… Странный сон. И страшный.

— Покажи, покажи нам, — настойчиво щекочут звёздные лучики.

— Хорошо, — отвечал им Йед. — Я покажу вам мой кошмар….

И начал вспоминать.

* * *

— За сим… я благословляю вас, — прохрипел низкий голос.

Йед и Тания стояли перед умирающим отцом. Здоровье кузнеца — что закалённая сталь, но и она растает под жаром огня. К тому времени чумной огонь уже поглотил почти всех, включая и матушку.

Брат с сестрой не знали, почему чума до сих пор не тронула их двоих.

— Уходите из деревни… — хрипел отец. — Не ждите помощи. Не трогайте умерших, не хороните. Спасайтесь. Выживите всеми средствами, ибо в… время на исходе… И самое… самое главное… что бы ни…

Слова прервал трескучий кашель.

— Что бы ни случилось… вы должны оставаться настоящими. Это важнее всего…

Он с трудом протянул закаменелую руку к Тании. Остекленевшие глаза его почти не видели. А быть может, напротив, им открывался совсем другой мир.

— Звёзды… — прошептал он сквозь забытьё. — Я вижу их! Звёзды во тьме…

И рука его упала. Так Йед и Тания остались одни.

Теперь же они собирали свои нехитрые пожитки в дорогу. Случившееся было сродни концу света: их родной мир в одночасье, без предупреждения, рухнул и сгорел дотла, оставив лишь пепел и пыль — как напоминание о том, что у них когда–то было. Неведомый судья вынес жестокий приговор, который нельзя было обжаловать. Единственное, что теперь осталось у них от прошлого — это память. Всё, что они могли с этим прошлым делать, — перебирать его по событиям, перетасовывать, чтобы понять, как такое произошло.

— Думаешь, можно было спасти хоть кого–то? — произнесла Тания. — Хотя бы отца. Он долго держался, может, если бы мы ночью отправились в город за помощью, то успели бы…

— А вернувшись, застали бы тут кладбище, как сейчас. Ты видела, как стремительно всё случилось. Только отец умер бы один, без нас… И как мы могли ночью догадаться, что начинается такое? Отца просто лихорадило немного, мало ли от чего. А когда всё стало ясно… Поздно было.

Помолчав, Тания всё же спросила:

— Думаешь это всё случилось из–за той пещеры с чёрной дверью? Эта чума оттуда?

— Не иначе. Землетрясение выпустило на свободу древнее проклятье.

— Тогда не нужно было мне туда лезть. Чёрная дверь осталась бы закрыта… Отец пытался меня остановить, но мне очень хотелось узнать…

— Не вини себя. Отец ошибался, это ведь не ты открыла ту дверь. Он стоял сзади и толком не понял ничего, а я всё видел. Ты даже не трогала ту серебряную пластину. Она сработала сама…

Тания серьёзно на него посмотрела.

— Нет, Йед, это ты ничего не понял. До той пластины и не нужно было дотрагиваться руками. Она как–то иначе работает, от одной мысли. Она мне откликнулась… Вернее, дверь открылась по моему приказу, а в голове у меня вспыхнуло что-то непонятное. Это наверное ответ был, что приказ исполнен.

Йед поначалу не хотел воспринимать заявление сестры всерьёз. Однако колдовство, основанное на силе мысли, не было такой уж невидалью. Им владели все кровные служители Шамины, потому их и называли Чтецами — благодаря способности читать мысли людей. Они с Танией не могли, конечно, владеть подобной силой, но если та пластина на стене сама несла её частицу?

В конце концов, должна же быть причина, почему дверь Титанов вдруг сама по себе рассеялась? Она выдержала неизвестно сколько столетий под землёй, ужасное землетрясение, наверняка не одно, но открылась почему–то сама, лишь только Тания приблизилась к роковой пластине…

Только теперь Йед осознал, что всё это значило. Он изменился в лице.

— Что?! Так это именно ты открыла чёрную дверь?! Зачем?!

Тания лишь виновато опустила голову.

— Прости… Я толком не понимала, что делаю. Просто сказала что–то той пластине, а она сработала. Если бы я знала, что это значит «открой дверь», я не стала бы…

Йеда такой ответ только пуще разъярил. Погибла вся деревня, сотня человек, с которыми они выросли. Их отец и мать умерли лютой смертью, вся жизнь оказалась разрушена. Это всё произошло целиком из–за неуёмного любопытства сестры, и что же она? Просто говорит «прости»? Что значит это слово против всего того, что они сегодня потеряли?

Гнев и возмущение перемешались в его душе с болью утраты и отчаяньем, и эта жгучая смесь кипела, пенилась, неумолимо заполняя всё его существо.

Йед затрясся и заревел, словно дикий зверь.

— Так это ТЫ?!! ТЫ выпустила проклятье! ТЫ виновата в этом кошмаре!

— Йед, погоди, успокойся, не говори так!

— Зачем?! — гремел он. — Зачем ты это сделала?! Отвечай!

— Я… мне просто хотелось узнать что там… — лепетала Тания. — За дверью… Я сожалею, я бы всё изменила, если б могла…

— Ты сожалеешь? — прошипел Йед. — Тебе хотелось узнать? Да ничего этого просто бы не было, если бы ты не приближалась к той двери! Ничего бы не было, если бы ты вообще не пошла к Пещерам после землетрясения! Ничего бы не было, если бы ты слушала отца и меня! Ничего бы не было, если бы ты не хотела чего ни попадя!

Все события последних дней внезапно сложилась в единую цепь. В центре их находилась его сестра, а итогом явилась мёртвая деревня и два обезображенных тела во дворе. Но понимание ничего не давало, ведь начало цепи осталось в прошлом. Нельзя вернуть всё на круги своя, и толку тогда от понимания причин?

К тому пламени, что жгло его изнутри, добавился яд бессилия.

Йед вдруг услышал зловеще ровный голос, как бы со стороны. Он даже не сразу понял, что говорил сам, настолько незнакомым этот голос казался.

— Ты сожалеешь? Разве ты не понимаешь? Это ты виновата в их смерти. Это ты их убила. Твоё желание! Тебе просто захотелось открыть чёрную дверь! А теперь, вернёт ли их твоё сожаление?!

Но тут он замолк, увидев нечто такое, что поразило точно как там, в пещере, когда он впервые увидел ту чёрную дверь.

Он не помнил, чтобы Тания когда–то плакала, но теперь из глаз её текли слезы.

— Их убила не я, а чума из подземелья. А ты… ты ещё хуже чумы.

Её трясло. Она обхватила руками стучащие виски, развернулась и бросилась прочь из дома.

Через мгновение Йед кинулся ей вдогонку.

Но догнать Танию и в прежние времена было пустой затеей, если только она сама не хотела, чтобы её догнали. Он гнался за ней по безлюдной деревне, пытался остановить окриками, от которых та только ускорялась пуще, как от бича.

Затем деревня кончилась, и Тания направилась в сторону леса. Йед припустил так быстро, как только мог. Ведь стоит ей достичь леса, и найти её там будет невозможно.

Но когда он, еле дыша, добрался до опушки, Тании уже нигде не было видно.

Он её звал, бродил средь деревьев, безуспешно пытаясь высмотреть между стволами. Но углубляться дальше не было смысла. Тания могла скрыться в любом направлении, лес велик, а он — один. Оставалось надеяться, что сестра спустя время успокоится и решит вернуться сама. Лес она знала хорошо, и вряд ли заблудилась бы в нём, но выйти из него могла где угодно. А значит, оставалось ждать, что она сама придёт в деревню — лишь бы успела до темноты.

И Йеду тоже ничего не оставалось, как медленно побрести обратно. Возвращаясь, он и наткнулся на отряд капитана Тарбиса с Посланником Маэлом.

        Глава 7   
«На месте Йеда капитан Тарбис точно предпочёл бы быть закованным в кандалы»

Йеда мутило. Маэл вывернул ему мозги наизнанку, а тело теперь запоздало пыталось повторить за ними то же самое. Хоть староста и пытался ему помочь, как мог, но после пребывания в звёздном мире Йед с трудом понимал, кто вообще такой и зачем тут находится.

Тем временем, Посланник Маэл и капитан Тарбис вели разговор друг с другом в стороне.

— Ваша милость, вы поняли, что здесь произошло? — спрашивал капитан. — Откуда на деревню напала эта страшная чума?

— Помните недавнее землетрясение? Оно вскрыло древнее подземелье в горах, и селяне имели неосторожность туда пролезть. Нет сомнений, чума пришла оттуда.

— Но кто, или что, сотворило её? Какому колдовскому отродью такое по плечу? И чья злобная воля направила её на деревню?

— Не думаю, сэр Тарбис, что эта трагедия случилась по чьей–то разумной воле. Творцы сгинули в веках, но их творение дожило до наших дней, а освободившись, просто исполнило своё назначение — убивать.

Чтец заговорил тише.

— Полагаю, капитан, что эта чума — порождение Старого мира.

Слова эти не избежали ушей солдат Тарбиса. Услышав про Старый мир, они насторожились и притихли. В воздухе повисла гнетущая тишина.

Нарушал её только Йед, который кашлял и тяжело дышал, всё ещё стоя на коленях. Рядом с ним суетился и охал староста.

Маэлу пришлось отвести капитана за угол дома, чтобы продолжить разговор наедине.

— Для вас не секрет, капитан, что по меркам Синода я довольно юн. Мне нет даже трёх сотен лет, и я не видел ужасов Старого мира своими глазами, потому не смогу утверждать наверняка. Но я слышал об этой чуме, и выглядит всё очень похоже… Если это она, — он махнул рукой в сторону изуродованных тел, — то у бедняг не было ни единого шанса.

Капитан Тарбис нахмурился.

— Но ведь Старый мир исчез десять тысяч лет назад… Так говорят легенды… Неужели чума могла сохраниться так долго?

— В подземелье вполне могла… В темноте, без солнечного света. Но видите ли, чума эта — не обыкновенная хворь, которая просто поражает каждого встречного. Она обладает собственным разумом, который преследует единственную цель — истребление всех людей в лагере ли, деревне ли, городе ли, куда бы она ни попала. С момента появления первого заражённого деревня была обречена. Проникнув в поселение через одного человека, чума эта никак поначалу не проявляется. Она тихо распространяется между жителями, поджидая своего часа. А вот когда заразит всех, впивается клыками в каждого, как хищник в добычу. Это и случилось минувшей ночью. Лихорадка началась у всех жителей сразу, но так как все спали, большинство даже не осознало опасности. Только наутро им стало ясно, что бедствие охватило всю деревню. Однако было уже поздно… Впрочем, простой лекарь, будь он тогда в деревне, не помог бы. Разве лишь Приорат целительниц смог бы управиться…

— Но что будет, если эта чума проникнет, например, в столицу? — тревожно спросил капитан.

— Столица вымрет за день, — спокойно произнёс Чтец. — Хотя… Через несколько дней, пожалуй. Ей потребуется больше времени, чтобы разойтись по такому городу. Но после начала болезни люди долго не живут, как вы видели. Так или иначе, мёртвую деревню нужно сжечь дотла. А вам, капитан, да и вашим солдатам запрещено возвращаться в столицу. Пока я не буду уверен, что никто из вас не заражён. Ведь если чума проникнет туда, даже жрицам Шамины вряд ли удастся спасти всех… Слишком их мало.

Тарбису этот приказ пусть и не понравился поначалу, но поразмыслив, он счёл его разумным. Ведь рисковать столицей ему, её защитнику, недопустимо. И неважно, что за враг у ворот: людские армии, вооружённые сталью, или незримое проклятье из Старого мира.

— А… что насчёт вашей милости? — осторожно поинтересовался Тарбис.

— Против меня и моих братьев любая зараза бессильна. Даже такая чума. Мы ведь почти как боги, капитан.

Сэр Тарбис отдал приказы, и его солдаты без промедления приступили к выполнению задачи — сжечь деревню. Дело, надо сказать, оказалось простым — дерево и солома занялись легко. Йед, который пришёл уже в себя, с грустью наблюдал, как горит его родной дом.

Пусть даже дом этот превратился в проклятый склеп.

— Теперь, юноша, — вкрадчиво заговорил Маэл, — мы направимся к горам, и осмотрим подземелье, откуда вышла эта чума. Ту злосчастную дверь я закрою.

Йед нехотя отвлёкся от созерцания пожара, который служил погребальным костром тем, кого он ещё вчера видел живыми. Когда же до его сознания дошёл смысл слов Посланника Синода, он резко встрепенулся.

— Нет, нет, я не могу идти! Моя сестра! Тания! Она может вернуться сюда, к деревне! И я должен ждать её здесь!
Он умоляюще протянул руки к Посланнику Синода.

— Пожалуйста, всемилостивейший господин. Велите сэру Тарбису обыскать лес. Помогите её найти! Я бы и сам туда пошёл, но я всего один, а с вами дюжина солдат…

Чтец нахмурился.

— Перво–наперво нужно закрыть чёрную дверь в горах. Ведь за ней оказался осколок Старого мира. Таких осколков почти не осталось, но раз в столетие бывает обнаружится что–нибудь из тех проклятых времён… Каждый раз это что–то совсем разное, но у таких событий есть одна общая черта: они тянут за собой роковые последствия. Неизвестно, что ещё может из тех пещер вылезти, пока дверь остаётся открытой. И неизвестно, каких ещё бед это нам принесёт. Не допускать подобного — ещё одна задача Синода в служении Святой Владычице. И моя, как его Посланника.

Йед всё ещё пытался возражать, но Маэл остановил его властным движением ладони.

— Солнце уж садится, юноша! И нам нельзя отвлекаться на лесные поиски.
Однако чуть поразмыслив, Посланник Синода всё же смягчился.

— Впрочем… тебе и правда незачем с нами идти, ведь ты рассказал, что знал. Поэтому оставайся тут и жди сестру. Мне, кстати, тоже хотелось бы с ней поговорить… Сэр Тарбис, так и быть, оставит тут пару солдат для охраны или помощи, в случае чего. Говорят, на Королевском тракте видели разбойников…

Посланник Синода прошёл мимо недовольно нахмурившегося капитана, и тихо сказал ему — так, чтобы Йед не слышал:

— Пусть не дадут ему уйти, пока я не вернусь. Ни одному, ни вместе с девочкой, ежели она явится.

Командующий понимающе кивнул и дал знак двум своим мечникам. А затем обратился к старосте.

— А ты, старик, веди нас к Поющим пещерам. Надо засветло успеть.

* * *

Солнце уже скрылось за склонами предгорий, и долину внизу накрывало тенью. Здесь, у Поющих пещер, уже наступали сумерки, но догорающая вдали деревня пока освещалась багровым солнцем.

Но даже там армия Света вынуждена была отступать на восток, постепенно сдавая землю неприятелю, клочок за клочком. Что же, такова судьба этих армий, которые ведут свою нескончаемую битву ровно столько, сколько стоит этот мир.

Как раз в это время на склоне возник человек. Он протиснулся наружу через разлом, из дыры в его нижней части, что уходила в чрево горы. Выпрямился во весь свой внушительный рост, с удовольствием потянул мышцы, будто разминаясь после долгого сна. Вдохнул в лёгкие свежий вечерний воздух. Окинул взором чистое синее небо, пожухлую от летнего жара долину, сухой лес…

И улыбнулся.

Лёгкий ветерок щекотал ему кожу на лице, на руках, на нагом торсе. Он с удовольствием позволял ветру эту игру с его телом. Ведь под землёй нет ветра. И даже вьющаяся в воздухе назойливая мошкара не смогла бы нарушить его счастья. Ведь и её тоже не было под землёй. Там вообще не хватало многого…

Интересно, что изменилось в мире, пока он спал под горой? Наверное, немало. Должно быть, мир теперь не узнать.

Он оглядел склон позади и нахмурился. Да тут, похоже, целый катаклизм случился! Тропы есть, значит люди бывают. Интересно, какие они сейчас? А в конце тропы… Что там за изваяние?

Он подошёл к статуе–столбу Шамины и стал её с интересом разглядывать.

Похоже на довольно примитивное искусство, если на искусство вообще. Значит, статуя здесь не для того, чтобы радовать глаз красотой. У неё должно быть какое–то практическое назначение. Ну и зачем она тут стоит, в столь диком месте? Кто она вообще?

Отойдя немного назад, он ещё раз окинул статую взглядом. И тут нахмурился сильнее. Снова приблизившись к статуе, внимательно осмотрел её всю, с ног до головы. А когда дошёл до четырехлучевой звезды на капюшоне, немного вытянутой сверху вниз, то даже прикоснулся к ней пальцами, будто хотел проверить, не игра ли это света и тени.

Пальцы погрузились в каменные бороздки.

И тогда на лице у него нарисовалась тревога. Ярко–синие глаза впились в каменные глаза статуи, кулаки непроизвольно сжались, а скулы заиграли желваками от напряжения.

Он до последнего не хотел верить, но… Нет смысла отрицать. Он понял, кто это. Он узнал.

В небеса взвился яростный крик. С разбегу, массой всего тела, он нанёс удар нечеловеческой мощи. Статуя накренилась и покорно повалилась на землю, отломившись от основания. Лёжа ничком, она продолжала смотреть каменным взором ввысь — то ли в синие небеса, то ли в синие глаза стоящего над ней полуобнажённого великана.

Немного отдышавшись, он оторвал взгляд от поверженной статуи, и снова оглядел долину. Вдали медленно приближался вооружённый отряд.

Помедлив всего секунду, человек поспешно спустился со склона и направился к деревьям, чтобы там скрыться.

* * *

— Вот тот проход в подземелье, ваша милость.

Старик указывал на зияющую трещину.

— Благодарю тебя, старый человек, — зазвучал вкрадчивый голос. — Сэр Тарбис, заглянем внутрь? Только будьте предельно осторожны, ни в коем случае не прикасайтесь к костям. Да и вообще лучше ничего там не трогать.

Друг за другом они протиснулись в проход.

Внутри капитан зажёг факел, осветив пещеру багровым огнём. Свет сразу же выхватил из темноты тёмный тоннель, уходящий далеко вглубь горы, и скелет, стерегущий вход. Маэл взял факел у капитана и осторожно наклонился к скелету. Нижняя его половина располагалась по–прежнему внутри тоннеля, а верхняя вывалилась в пещеру, когда Тания открыла чёрную дверь.

Служитель Маэл посветил факелом на ту часть скелета, что лежала в тоннеле.

— Посмотрите внимательно, капитан.

Тот осторожно наклонился, и увидел на полу, вокруг скелета, нечто похожее то ли на каменную стружку, то ли на глиняные черепки.

— Это же каменная чума! — в изумлении вскрикнул Тарбис — Та каменная корка на их телах! От тела остались только кости, а корка осыпалась черепками!

— Совершенно верно. Кузнецу, отцу того несчастного юноши не следовало притрагиваться к этим костям. И вам не следует.

Капитан тут же отпрянул от скелета и шарахнулся так, будто столкнулся лоб в лоб с прокажённым.

Маэл подошёл к пластине справа от тоннеля. Он провёл рукавом перед пластиной, прикрыв на миг глаза. В пещере раздался негромкий звук, похожий на удар гонга. Пластина засветилась бледно–серебристым сиянием, а вход в тоннель немедленно затянуло чернотой. Скелет на полу обиженно хрустнул — чёрная дверь разрезала его пополам.

Маэл проделал это с такой привычностью, будто каждый день, встав поутру, только и делал, что открывал и закрывал чёрные двери Старого мира.

Капитан же о чём–то призадумался.

— Но почему чума не тронула того юнца? — спросил он. — И сестру его вроде бы тоже?

— А на этот вопрос, сэр Тарбис, я не смогу дать ответ, — произнёс Маэл не менее задумчиво. — Не уверен, что и Синод сможет. Одно ясно, есть что–то особенное в этой парочке. Вот почему нельзя терять их из виду. То, что здесь произошло, предвещает нам опасные времена… И я предчувствую, что Йед и Тания ещё сыграют в грядущих событиях важную роль. Интуиция редко меня обманывает.

Тарбис выдвинулся корпусом вперёд.

— Юнец не уйдёт, ваша милость! Мои люди в деревне сейчас же возьмут его под стражу, закуют в цепи, а завтра отконвоируют в городскую темницу!

Но Маэл возмущённо нахмурился. Ретивость капитана его только рассердила.

— Под стражей или в цепях мы держим лишь преступников, пленных, а также диких зверей. Так почему вы хотите заковать этого мальчика? Дикий ли он хищник, был ли пленён в битве с врагом, иль уличён в преступлениях?!

— Но как же быть, ваша милость… Ведь по своей воле он с нами не пойдёт. Он же вон как привязан к сестре. Сейчас дожидается её у деревни, а скоро пойдёт в лес разыскивать, с нами или без нас… И нам придётся либо отпустить его, либо удерживать силой. А если девчонку в лесу сожрали дикие звери? Он её не найдёт, а к нам, вероятно, и не вернётся.

— Это правда, без сестры он со мной не пойдёт… Что же, если девочка не найдётся, то у нас есть и другой путь.

— Какой же? — спросил капитан.

Губы Чтеца тронула таинственная улыбка, и он отвернулся к чёрной двери. Задумчиво потянувшись к бархатистой пелене, осторожно тронув её пальцами.

Та немедля покрылась серебристой рябью, которая вначале разбежалась в стороны, а затем послушно отразилась от краёв обратно к центру. И снова разбежалась обратно.

— Помните, капитан, о чём поётся в легендах о Старом мире? — молвил Маэл, не отрывая взгляда от черноты. — Помните, что сгубило древних Титанов? Их желания. Титаны умели черпать из собственных желаний великую силу. Силу богов. Но она обернулась в итоге против них, потому что единственное, что ей подвластно не было — сам её источник. Усиленные божественной мощью, дурные желания извратили природу Титанов. Так прежние боги Старого мира, светлые и благородные, сделались его демонами. Породили они чудовищ, что заполонили весь Старый мир… Величайшим из них стало ненасытное Чёрное чудовище, что грозило пожрать всё сущее. И постигло Старый мир великое крушение… Одна лишь Шамина не поддалась скверне, ибо черпала силу из разума, а не желаний. На осколках погибшего мира Титанов Богиня создала Новый мир и населила его людьми. Она даровала вам самое главное: Порядок, Закон и Послушание. Но увы… люди унаследовали и чёрное проклятье древности… Проклятье Титанов. Слишком часто желания затмевают ваш разум, и потому вы не ведаете, что для вас настоящее благо. Не знаете, чего вам следует хотеть. А посему, третья задача Синода, ради которой мы служим Святой Владычице — направлять желания людей. Наиглавнейшая из всех задач, ибо от неё зависит судьба Нового мира. Нельзя позволить, чтобы проклятая сила желаний когда–нибудь овладела людьми, и уничтожила их, как прежде Титанов. Нельзя допустить, чтобы Новый мир рухнул, как рухнул Старый мир. Вот какова моя главная задача, как Посланника Синода!

Маэл оторвался от созерцания бездонной черноты и резко развернулся к Тарбису. Так неожиданно, что тот едва не вздрогнул, если б не военная выдержка.

— Так вот, капитан: этот юноша Йед тоже не знает, чего должен желать! Его душа в смятении, он не видит последствий своих поступков. Он недальновиден, как и все люди. Но то совсем не его вина, потому вовсе не нужно заковывать его в кандалы. Моя задача — исправить его желания. Сделать так, чтобы он начал хотеть правильных вещей.

— И что… Что вы намерены с ним сделать? — осторожно спросил капитан.

Он уже начал смутно догадываться, куда клонит Маэл.

— Если сестра его так и не найдётся, то я освобожу его память от воспоминаний о ней. Она больше не станет удерживать его и тянуть назад. Так я спасу его от самого себя. От множества тех бед, к которым могут привести необдуманные желания.

Эти слова Чтец произнёс своим обычным доброжелательным голосом, как будто готовился совершить величайшее на свете благодеяние.

— До этих страшных событий юноша желал поступить в королевскую гвардию, — продолжал он. — Такое желание похвально… Это верное желание. Пожалуй, я предложу ему свою протекцию в этом деле… в рамках разумного, конечно. И тогда он примкнёт к нам совершенно добровольно, по собственному выбору. Это будет намного милосердней оков и тюрем. Вы согласны, капитан?

— Да, пожалуй… — кивнул капитан. — Ваша милость мудры, как всегда.

Но в душе он серьёзно сомневался, действительно ли это более милосердно? Он вдруг вспомнил о собственном брате, что сражался сейчас с еретиками, далеко на востоке.

На месте Йеда капитан Тарбис точно предпочёл бы быть закованным в кандалы, чем лишиться памяти о единственном близком человеке, что у него остался. То, что хотел проделать с юношей Чтец — всё равно, как отрезать руку или ногу… Даже ещё хуже: отрезать кусок его души.

Но дело солдата — исполнять приказы, а не подвергать их сомнению. Да и перечить Чтецу — то же, что подписать приговор самому себе.

И всё же, он решился обратиться к Маэлу ещё с одной мыслью, которая всё не давала ему покоя. Он чувствовал, что должен выложить все сейчас, иначе подходящий момент будет упущен.

— Ваша милость не собирается более открывать эту чёрную дверь?

— Что ты имеешь ввиду? — удивился Маэл. — Для чего?

— Ну как сказать, нельзя ли с помощью ваших магических возможностей, с благословения Синода конечно, попробовать овладеть теми силами Старого мира, что сокрыты за дверью? Поставить их на служение благим делам? Вот та же чума. Если её забросить в лагерь врага, то любую битву с каким угодно противником можно выиграть в один день… На востоке уже год идёт восстание мятежников, вам известно, что там храбро сражается мой брат Батерис… Но еретики не гнушаются колдовства, которое запрещено Богиней. А ведь с помощью этой чумы из Старого мира мы смогли бы сохранить жизни стольких наших людей! И закончить войну в один…

Но слова застряли в горле капитана, когда он увидел выражение на лице Чтеца. Глаза Маэла будто изменили свой обычный синий цвет, налившись кровью.

— Старый мир, сэр Тарбис? — из голоса Чтеца вмиг исчезла обычная елейность. — Вы совсем не слушали, что я только что говорил про Старый мир?! Старый мир — это Зловещий зверь! Это Чёрное чудовище, что пожрало самоё себя в яростном исступлении! Оно издохло в незапамятные времена, но отвратительные щупальца до сих пор живут, ползают и шевелятся, а их силы вполне хватает, чтобы задушить случайную жертву. Здесь, — он протянул руку к чёрной двери со скелетом под ней, — погребено одно из них. И нам следует не откармливать эту мерзость, дабы ненасытная гадина возродилась и вновь пожрала нас всех, а уничтожить, или на худой конец навечно запечатать этот осколок чёрных эпох. Таковы непреложные законы Святой Владычицы и священная воля Синода, что вечно служит ей!

Говоря последние слова, Маэл на секунду прикрыл глаза и приложил ладонь к груди, дабы отдать дань уважения.

— А вам, сэр Тарбис, — продолжал он, — я скажу следующее. Ваши безумные слова я пока отнесу на счёт временного помешательства из–за увиденных в деревне ужасов чумы. Воспользуйтесь данной вам возможностью, и впредь забудьте всё, что сейчас говорили. Если же вы вновь заведёте подобные речи в разговоре с кем–нибудь… Поверьте, уж я;то узнаю. Вас обвинят в измене Благочистому свету и предадут суду Синода! Вы же хорошо знаете, что вас тогда ждёт?

Пока Маэл пытался отдышаться после такой тирады, капитан Тарбис хранил полное молчание, как нашкодивший мальчишка. Он понял, что сейчас ему лучше ждать, пока Чтец не заговорит сам.

Переведя дыхание, Посланник Синода запел уже обычным голосом, смирив свой гнев.

— Здесь, в пещере, скелет непросто сжечь, не касаясь его. Что же делать… Облейте его пока горячей смолой. Но это временно, а потом… нужно залить его расплавленным металлом, после чего всю пещеру следует завалить. Капитан, встаньте здесь на ночь стоянкой, охраняйте вход. А наутро проверьте деревню, все ли тела сгорели там целиком. Если нет — не трогайте, с ними потом разберёмся. И да, ежели из лесу явится та девочка, ни в коем случае не отпускайте её до моего возвращения. При ней остаётся некий предмет из этого тоннеля, который тоже следует уничтожить. Но даже не вздумайте позволить своим псам каких–нибудь грубостей по отношению к ней! Вам ясны приказы, сэр Тарбис?

— Всё будет исполнено в точности.

Капитан приложил кулак к груди, покорно кивнул, развернулся кругом и вылез через разлом наружу.

Бросив последний взгляд на чёрную дверь и полскелета под ней, Посланник Синода тоже покинул пещеру, вслед за капитаном.

        Глава 8   
«За что ты хочешь убить меня, Тания?»

Тания неслась по лесу. Она не выбирала ни направления, ни цели, не пыталась спрятаться или запутать следы. Просто бежала, куда глаза глядят, пока не выбилась из сил. В итоге она оказалась у берега небольшого ручья. Ручей, по счастью, был ей знаком.

«Не заблудилась… — пронеслось в мыслях. — Найду дорогу обратно.»

Только зачем ей обратно, в эту мёртвую деревню? И Йед… что за дубина!

Несмотря на обиду, в глубине души она понимала: слова брата, пусть и сказанные в приступе безумства, в чём–то правдивы. Именно её действия в той пещере привели к тому, что случилось. Но откуда ей было знать, с какими грозными силами она имеет дело? Она ведь не желала никому зла. Но желала иль нет, а результат всё равно один. Вот отчего ей теперь так плохо. И это жестокая правда, что её сожаление не вернёт к жизни родителей. Не вернёт никого…

По щекам потекло что–то горячее. Слезы? Не бывать этому! От бессилия она упала на колени, в траву, и зло заколотила кулаками по земле.

Утеревшись, она огляделась. Смеркалось, а значит вернуться к деревне засветло не успеть. Неужели придётся ночевать в лесу? Дело принимало скверный оборот, потому что ночью здесь могли рыскать дикие звери, а никакого оружия у ней не было.

Впрочем, с собой она всегда носила кремень, когда–то подаренный братом. Тания с облегчением нащупала вещицу в складках одежды — не потерялся.

В руке оказалось два предмета, повязанные на одном кожаном шнурке: кремень и стальное кресало. Подарком, по правде, было последнее: Йед сам однажды отковал его в отцовской кузне. Кремень лишь прилагался к нему по необходимости, однако именно он так Тании нравился. Он ведь как настоящий драгоценный камень, не то что глупая железяка! Края острые — в случае чего, сойдёт и за кинжал… Но почему бы по прямому назначению его не применить?

Вскоре в лесу разгорелся костёр.

«Йед всегда меня оберегал… — подумалось ей. — И теперь оберегает.»

Тания ещё раз опасливо осмотрелась. Стемневший лес начал уже гукать и свиристеть обычными для него жутковатыми голосами, но никаких зверей — хищных или нет — так поблизости и не появилось. Если они тут и были, то она их уже распугала, пока собирала хворост. К ночи даже ветер стих, а травинки застыли под кронами, как замороженные. Тихо поскрипывали деревья над головой, перебиваемые треском молодого костра, а неподалёку журчал ручей.

Но что это? Только сейчас — при свете огня — она заметила, что берега ручья заросли не просто травой. Неужели глаза не обманывают? Там ведь те самые ночные цветы!

Она внимательно пригляделась и заметила такой же цветок, что распускался совсем рядом. Тотчас его сорвала — махровый полушар размером с её кулак. Если она не обозналась, то цвет лепестков должен быть тёмно–синим — хотя сейчас, при багровом свете костра, он казался вовсе чёрным. Каждый лепесток усеивали мелкие серебристые пятнышки, которые сливались местами в скопления без определённой формы и размера. Они чем–то напоминали звёздное небо, только звёзды такой красоты увидишь разве что во сне…

Вот почему в народе эти цветы звали «Сон Шамины».

— И не страшно тебе цвести по ночам, — прошептала Тания цветку. — В такой глуши!

Сон Шамины раскрывался с первыми звёздами, цвёл до утренней зари, а день проводил невзрачным бутоном. Как раз теперь наступало время его пробуждения. Цветок этот был очень редким, рос лишь в дикой природе, и потому высоко ценился некоторыми торговцами, которые на него буквально охотились. Но красивейшим цветком на свете Сон Шамины считался вовсе не за крупный размер и не за редкую окраску. Не совсем за неё…

Тания недовольно покосилась на трескучий огонь — светит, мешает. Затем ещё раз настороженно поглядела по сторонам, но всё же рискнула отойти от костра подальше, в темноту.

И в руке у ней засветилась маленькая вселенная. Бледный флуоресцирующий свет лился с каждого пятнышка на лепестке. Так цветок стал ещё сильней походить на россыпи ночного неба, будто в сердцевине его сияла частица звёздной души самой Богини. Тания заворожённо разглядывала кусочек звёздных небес в своих руках, а затем радостно засмеялась, позабыв обо всех тревогах. И вот она уже кружилась у ручья со звёздным букетом в охапке…

Однако даже ночные цветы не могли залечить её душу. Когда она, устав, возвратилась к костру, вернулись и тяжёлые мысли.

«Это ты их убила! — прозвучал в голове голос Йеда, как живой. — Твоё желание!»

Он полоснул её этими словами, как кинжалом. Потому что сказал правду. А если так, то и таить на него обиду смысла нет. На себя обижаться нужно.

Только как ей теперь вернуться в деревню? Как снова смотреть в глаза Йеду?

Она туда и не вернётся. Никто больше не умрёт по её вине. Только что теперь ей делать?

Тания глядела в огонь, безжалостно теребя пальцами стебель цветка, пока тот не измочалился и не пустил липкий сок. Но нельзя же взваливать вину на одну себя, это бремя невыносимо! В её сердце нарождалось совсем другое чувство. Боль и вину вытесняла жгучая ненависть.

Она хотела найти настоящего виновника жуткой чумы. Это ведь точно колдовское порождение, иначе откуда в ней такое человеческое коварство? Да, природные болезни тоже бывают грозными и неудержимыми, как лесной пожар, но эту чуму можно сравнить лишь с карающим небесным пламенем. Так кто тот неведомый каратель, чёрный палач, что посчитал виновными её отца, мать, друзей и соседей? Кто наделил его правом приговаривать целые селения? Пусть он объявится немедля и скажет, в чём они все были повинны!

Тания зло отбросила истрёпанный цветок. Она жаждала отмщения врагу, но враг оставался неизвестен.

Что–то скрывалось в том горном подземелье за чёрной дверью, откуда вышла чума. И что бы это ни было, возмездие должно настичь его во что бы то ни стало. Но не Титанов же Старого мира ей искать? Они все мертвы уж сотню столетий, как тот скелет за дверью.

Тут она вспомнила про предмет, найденный Йедом у ног пещерного скелета. Та загадочная книга–дневник с пустыми страницами. Она всё ещё оставалась с ней.

Тания достала серебристую книгу, повертела в руках, в который раз перелистала. Всё такая же загадочная она, эта книга. На серебристо–белых страницах по–прежнему ничего, ни единой пометки.

В чём же её тайна?

Тут у Тании мелькнула мысль, от которой она похолодела. Вот где отгадка ко всем загадкам! Не эта ли странная книга и была источником чумы? Ведь не спроста же во всех легендах Старый мир оставался чёрной эпохой мира, царством зла? Прикасались к книге только она и Йед. Странным образом, именно они оказались единственными выжившими. А что, если это и впрямь проклятье? И если каждый, кто книгу тронет, обречён познать горечь потери всего самого дорогого?

Она с ненавистью глядела на серебристую книгу, пока та тихо лежала у ней на коленях, мерцая в свете костра, подобно снегу.

Что, молчишь? Раскусила я тебя?

Тания вспомнила, как Йед безуспешно пытался навредить книге. И правда, очень похоже на проклятый предмет. Но теперь Тания в долгу не останется! Что не получилось у брата, получится у неё. Она отомстит за всех.

Тания вспоминала всё, что Йед с этой книгой уже делал. Что же, раз это оказалось бесполезным — нужно что–то другое. Она яростно вглядывалась в пляшущие на костре языки пламени…

Огонь! Йед не пытался эту книгу сжечь!

Со зловещей улыбкой Тания медленно встала. Рядом покоилась приличная охапка хвороста — запас для поддержания огня. Решительно схватив её обеими руками, она её подняла и бросила в огонь. Всю, целиком.

Пламя поначалу чуть не задохнулось под гнётом придавившего его дара. Она даже испугалась, не переборщила ли? Но нет, постепенно костёр разгорелся и начал деловито заглатывать хворост. И тогда быстро, пока жёлто–багровые языки не дошли до верха, Тания просунула книгу между сучьями, в самый центр занявшейся охапки.

И стала ждать.

До чего упорна эта книга! Огонь её уже лижет, но она никак не чернеет. Даже сажи к ней не пристало!

Уже весь запас хвороста объяло трескучим пламенем, оно взвивалось почти до лесных крон… Но проклятая книга так и не думала гореть. От отчаяния у Тании опускались руки.

Неужели и огонь её не берёт? Неужели, когда костёр сгорит дотла, она достанет её из золы нетронутой?

Едва она так подумала, как лесной воздух наполнился странным низким гулом — похожим на тот звук в ущелье, перед началом землетрясения. Гул этот неуклонно нарастал, давил на уши, превращаясь в гнетущий вой, а исходил он из недр полыхающего костра. С серебристой книгой явно что–то происходило.

Теперь Тании сделалось страшно. Никто ведь не знает, какими силами обладает этот предмет Титанов и на что способен.

От непрерывного воя закладывало в ушах, а книга внезапно накалилась добела. Она вовсю блистала ослепительным светом, перебивая им даже сам костёр.
Дольше здесь оставаться нельзя, пронеслось в мыслях.

Тания отскочила прочь от костра. За толстый ствол ближайшего дерева.

* * *

Он брёл по темнеющему лесу в тяжких раздумьях. Десять тысяч лет назад он оказался заперт под горой, и вынужден был погрузиться в сон. Без надежды, что ему суждено когда–нибудь проснуться.

Но он проснулся — проснулся в этом новом мире, совершенно ему чуждом. Все, кого он знал, кто был ему близок, давно мертвы. Даже не просто мертвы… Их словно никогда и не было. Тот скелет у входа — самое большее, что могло сохраниться. Не будь он спрятан в тёмном подземелье, вдали от солнца, воды и ветров — не осталось бы даже праха.

Едва выйдя на поверхность, он мало что успел здесь повидать. Но то, что видел, ему не нравилось. Похоже, люди теперь поклоняются ей, будто она богиня… или кто–то вроде. Поклоняются той, которая едва не уничтожила человеческий род под корень. Это она изображена в статуе у склона, без сомнений. А символы в виде вытянутых звёзд… Пусть они просты, но их не спутать. Раньше этот знак принадлежал Подлинным… Знак, который она захватила.

Но каковы её цели в этом новом мире? Её мире…

А он сам? Кто теперь? Где его место? И нужен ли он здесь хоть кому–то? Стоило ли вообще просыпаться?

В том отряде… Наблюдая из укрытия, среди прибывших к пещере людей он успел заметить всадника в сером капюшоне. Такого же высокого. И такого же синеглазого.

Такого же, как он сам.

Только похожи они лишь внешне. И пусть все они братья по крови, но в прежнем мире эти «братья» были ему заклятыми врагами.

А теперь? В новом мире? Вряд ли друзья.

Так, завязший в путаных мыслях, он шёл и шёл по лесу, куда глаза глядят, как вдруг что–то почувствовал…

Человека. Далеко в лесу кто–то терзался от боли.

Немой крик страдающей души доносился к нему через немалое расстояние. Только слышал он его совсем не ушами.

Эта душа светила ему из пустоты, как одинокая звезда из ночного мрака. Она влекла его своим светом, тянула. Почему? Быть может, потому что он сам — такая же одинокая звезда… Быть может, они оба не знают, кто они в этом мире. Быть может, они сумеют друг другу помочь.

И синеглазый великан побрёл туда, куда вела его звезда. Вниз по течению ручья.

* * *

Тания пряталась за деревом, сжавшись от страха, а костёр с древней книгой Титанов бесновался и ревел.

Должно же это светопреставление чем–то кончиться, думала она. Проклятая штуковина вот–вот спалит весь здешний лес вместе со мной… Ну и пускай! Если так уничтожит и саму книгу!…

Однако испепеляющего всё и вся взрыва не последовало. Вместо этого весь шум неожиданно прекратился.

Сквозь внезапно нависшую тишину Тания услышала новый звук: тихую звенящую смесь льдистого потрескивания с лёгким хрустом. Но и он быстро исчез, как растаял.

Неужели всё кончено? Оно сгорело?

Полыхавший до небес костёр, похоже, потух. Однако полного мрака не наступило: лесные кроны освещались каким–то слабым сиянием. Тания поднялась и осторожно выcунулась из–за дерева…

То место, на котором недавно пылал костёр, окутал клубящийся туман. Из его пелены и лилось спокойное серебристое свечение. А в воздухе искрились снежинки, подобные спустившимся с небес звёдам.

Тания рискнула приблизиться. Она мимоходом заметила, что ручей неподалёку перестал журчать: он обратился в лёд. Точно также замёрзли и заросли цветка Сон Шамины, на берегу. И трава под ногами, и листва на деревьях. Всё покрылось слоем белоснежного инея, освещаемого серебристым сиянием. Вот откуда взялся странный снег: это иней сыпался с веток деревьев, когда их покачивал слабый ветер.

Она вошла в облако искристого тумана — туда, где прежде горел костёр. Там, в куче золы, серебристым светом сияла книга.

Приглядевшись внимательней, Тания увидела, что на обложке книги сиял странный ажурный знак. И кожу тотчас пронизало жутковатым покалыванием.

Молнией вспыхнуло позабытое видение. Такая же фигура мелькнула в её сознании, когда она открывала чёрную дверь Старого мира. Может, не этот же символ в точности — Тания не успела его тогда разглядеть и запомнить, — но очень похожий. В целом, вроде бы, геометрически правильный, наподобие трилистника, но в то же время какой–то хаотичный, наполненный мелкой вязью бессмысленных петель.

Тания выхватила книгу из кострища, чтобы рассмотреть получше — но знак тотчас перевернулся, как бы подмигнув, и пропал. Книга вновь стала девственно чистой, и тогда Тания начала её судорожно перелистывать, словно хотела отыскать в ней сбежавший символ… Но тщетно. Страницы оставались пустыми, лишь светились слабым светом, будто живые. Сама книга казалась теперь живым существом.

Странное дело, пока она переворачивала пустые листы, ей казалось, будто её саму кто–то читает. С каждой новой страницей в голове проносился рой непрошеных воспоминаний. Как бы мимоходом пробежало детство. Семья. Родная деревня. Вот она уже в Поющих пещерах вместе с Йедом… Землетрясение. Травма. Снова Пещеры… Чёрная дверь. Скелет.

Нет, не надо листать дальше! Надо бросить книгу!

Но она не смогла её бросить. Чума… Матушка, затем отец… В голове сами собой зазвенели те жестокие слова: «Это ты их убила!»

— Хватит! — вскрикнула Тания. — Прекрати это немедленно!

Она выронила книгу, как горсть горящих углей. Та упала в золу, распластавшись к ней серебряными страницами.

— Мало тебе тех страданий, что уже мне причинила?!

Бесцеремонное перелистывание её мыслей сразу прекратилось.

Книга послушалась её. И от этого Тании стало страшно.

Вдруг она увидела в книге надпись. Чёрные буквы бесстыдно красовалась на серебристой странице, будто всегда тут были. Они словно лукаво подмигивали: «А вот они и мы. А ты нас и не заметила». Она снова подняла книгу, отряхнула от сажи, но буквы не пропали. Они были настоящими.

Книга вопрошала:

— За что ты хочешь убить меня, Тания?

И прямо на глазах невидимая рука вывела ещё одну строчку:

— Разве я враг тебе?

Тания похолодела. Не потому, что письмена сами собой появились на пустой странице. Не потому, что книга знала её имя. Не оттого, что теперь нужно оправдываться перед неведомым существом за то, что пыталась его уничтожить.

Страшнее всего было то, что Тания не знала грамоты. Она никогда не умела читать и писать. А эту надпись прочла с такой лёгкостью, будто всю жизнь училась в столичной школе каллиграфии.

Но она даже не знала, что это был за язык!

Тания подумала, что надо бы ответить. Но как? Написать ответ на странице? Может она теперь и писать на этом языке умеет тоже, но писать всё равно нечем.

Тогда Тания вспомнила про серебристую пластину в пещере, как та послушалась её мыслей на расстоянии. Наверное, и с этой книгой можно также? Они ведь чем–то похожи…

Сконцентрировав сознание, она мысленно спросила книгу:

— Чума в деревне твоих рук дело? Это ты убил мою семью?

На странице ничто поначалу не поменялось. Тания подумала было, что такой способ общения не работает, но тут книга стала выводить ответ.

— Чума поразила хозяина. И его срок истёк. Приказ был заснуть… нельзя ослушаться… Теперь я повреждён. Без хозяина ненастоящий.

Тании подумалось, что это существо в форме книги не очень похоже на исчадие зла.

— Если ты не виноват, то… прости меня. Я… сильно тебе навредила?

— Вред умеренный, — написала книга. — Нужно время… Лечение… поправка… Исправление… займёт время.

Загадочная сущность не казалась уже зловредной, только чудной. И Тания решила, что не плохо бы с ней подружиться… Насколько вообще можно дружить с магическими книгами.

— Если твой хозяин умер от чумы, а ты остался один… У меня тоже все погибли, кроме брата. Но к нему я не могу вернуться, и не знаю, как мне теперь быть. Я тоже одна… Хочешь, я стану тебе другом? Не знаю, кто ты, но у людей друзья обычно помогают друг другу в беде. Чего ты хочешь?

Ответ — на новой странице — появился не сразу.

— Я должен стать настоящим.

Тания нахмурилась. Существо снова повторило эту странную фразу, про «стать настоящим». Она не очень понимала, что хотела сказать книга, но вспомнились вдруг последние слова отца: «Что бы ни случилось, вы должны оставаться настоящими. Это важнее всего.»

В этот миг по телу разлилось приятное тепло. Ей вдруг подумалось — хоть разумом она и гнала подобные мысли прочь — будто книга эта, ни много, ни мало, новое воплощение погибшего отца.

— Я тоже… тоже должна стать настоящей… — прошептала она. — Только не знаю, как…

— Без хозяина я ненастоящий. Но его срок истёк. Скажи мне, чего ты хочешь, и я исполню это. Сделай меня настоящим, и я снова стану слугой. Пока не истечёт твой срок.

Тания размышляла над путаными письменами в книге. Правильно ли она поняла, что это существо хочет служить ей? Оно изъясняется так чудно, что его порой и не разберёшь… может, потому что язык этот для неё слишком нов? Иногда смысл написанного слова казался ей ясным, а иногда — смутным, как будто в её родном языке такого понятия попросту не было.

А пока она думала, в книге появилась ещё одна надпись.

— Ты тоже ненастоящая. У тебя есть сильное желание. Я его вижу. Ты хочешь отомстить. Когда ты получишь, что хочешь, ты станешь настоящей.

Тания насторожилась.

— Отомстить… О чём это ты?

— Я вижу. Ты хочешь отомстить тому, кто сотворил чуму. Но создателей больше нет. Их срок истёк. Всего один остался, чей срок ещё не истёк.

Тут сердце Тании забилось чаще. В висках зашумело, а по телу стал разноситься такой жар, будто она тонет в горячем пламени и задыхается.

— Откуда?… — воскликнула она. — Ты это точно знаешь?!

— Я знаю всё, что знал хозяин. Я знаю всё, что знаешь ты. Я знаю.

Кем бы ни было существо из книги, её желание оно угадало безошибочно. Она отомстит тому извергу, что виновен в гибели её отца, матушки и всей родной деревни! Кем бы он ни был, если он ещё жив, возмездие настигнет и его!

— Имя! Ты знаешь его имя! Назови! Я его уничтожу!

— Я знаю всё, что знаешь ты. Я знаю… И ты это имя знаешь. Вы зовёте её Шаминой.

Письмена эхом отозвались в голове, словно удар колокола.

«Вы зовёте её Шаминой»

Тания рухнула на колени и повернула голову в сторону ручья, поросшего звёздными цветами. В глазах её отразился чёрный мрак ночи. Враг, которого она искала, открылся, и теперь ненависть заполоняла всё её существо.

Шамина! Всемогущая Богиня!

Прежний незримый огонь перестал её жечь. Откуда–то со дна души повеяло ледяным холодом, и пламя затухло. Вместе с магической книгой Титанов она и впрямь нашла недостающий кусочек себя… «стала настоящей».

Она поняла, что ей теперь делать. Она решилась.

— Ты… кто–то вроде колдовского фамильяра? — грозным голосом произнесла Тания. — Ты поможешь мне убить Богиню? Уничтожить её? Ты сможешь?

Серебристая страница оставалась пустой всего пару секунд, хотя для Тании это время показалось вечностью.

— Да, — отвечало существо из книги. — Её срок истечёт. Нужно лишь подтвердить желание. Нужно стать настоящими.

А затем на снежно–чистом листе снова проступили угольно–чёрные буквы. Так, словно их выжег неведомый демон давно забытых эпох.

— Чего ты хочешь? — вопрошал Фамильяр.

— Мести! — вскричала Тания без раздумий. — Я отомщу за родителей, и тогда Йед примет меня обратно! И тебя!… Хочу стать тебе хозяином. Хочу… стать настоящей!

В тот же миг пальцы, которыми она держала книгу, пронзило странным покалыванием.

А лес будто задрожал, наполнившись неровным мистическим блеском. Каждый лист, веточку, или травинку — всё вокруг Тании — озарило мерцающей белизной.

То был свет, что Фамильяр извлёк из потаённых глубин её души.

Серебро её желаний.

* * *

Посланник Маэл вылез из пещеры с чёрной дверью Титанов.

Темнело. А нужно ещё вернуться к пожарищу деревни и забрать оттуда Йеда и его сестру, ежели та вернулась из лесу.

— Сэр Тарбис, мне нужны оба коня, — молвил он. — Ваш вам всё равно не понадобится, коль на ночь вы остаётесь здесь.

— Как прикажете, ваша милость, — покорно гаркнул Тарбис.

В самом конце тропы Чтец заметил поваленную на камни статую Шамины.

Странно… В памяти юноши она, кажется, устояла. Ещё один обвал сошёл?

Маэл с подозрением огляделся, будто кто–то мог сейчас за ним наблюдать из–за валунов, и глянул наверх. Но уже слишком стемнело, чтобы что–то увидеть. После недолгого колебания он направился в сторону выгоревшей деревни, начисто позабыв о статуе. В голове его роились совсем другие мысли.

Что–то странное таилось в этих детях из семьи кузнеца, Йеде и Тании. Не только то, что они единственные выжили после эпидемии. Девушка смогла силой мысли открыть замок на двери Старого мира. Но смертные Нового мира такие замки открывать не могут. Та серебристая пластина не реагирует на первого попавшегося вторженца. Выходит, девчонка обладает частицей силы Чтеца? Сущий абсурд…

Но… что, если так и есть? Возможно, и брат её тоже. Когда Маэл попытался исследовать его память, Йед сумел даже воспротивиться его силе, неосознанно выстроить подобие защиты. Пришлось на ходу сменить тактику…

Только для простых людей весьма необычно обладать подобными способностями. Да что там необычно, ещё вчера Маэл сказал бы, что это просто немыслимо!

Он поднял задумчивый взор к небесам, где загорались первые звёзды. Трехвековой опыт подсказывал, что открывшаяся чёрная дверь Старого мира — лишь первое звено в цепи грядущих событий. Но следующие звенья пока что сокрыты. Есть только эти дети кузнеца, Йед и Тания, которые сияют ему из мрака, подобно двум загадочным звёздам.

И потому, решил Маэл, надо держать их при себе. Пока их тайна не откроется.

* * *

Тания очнулась от того, что ей в лицо плеснули холодной водой. Спросонья она резко вскочила и ударилась головой о толстую ветку дерева, к которому, как оказалось, её бережно прислонили.

— Ай! — вскрикнула она, потирая рукой ушиб.

— Надо быть осторожнее, девочка.

Она удивлённо обернулась на голос. Перед ней стоял человек. Почему–то обнажённый по пояс, хотя эта деталь была в нём далеко не самой странной.

Хоть он и походил на человека по первому взгляду, Тания быстро засомневалась, что его правильно так называть. Раза в полтора выше ростом. Лысая голова, как и торс, исчерчены беспорядочно изогнутыми полосами — будто боевой раскрас какого–то дикарского племени. Но несмотря на такой внешний вид, дикарём он точно не был: из глубины его глаз светился разум. Глаз настолько чистого синего цвета, такого глубокого, словно через них на Танию смотрело само полуденное небо.

— Ты заключила с ним договор, — произнёс он, указывая на лежащую рядом серебристую книгу. — И он теперь будет с тобой до конца. Вашу связь нельзя разорвать, не причинив кому–нибудь вреда. Ты сможешь совершить с ним многое, не только доброе, но и злое. Но по плечу ли это тебе? Как ты решилась на такой шаг? И зачем?

Тания бессмысленно смотрела на синеглазого незнакомца, пытаясь прийти в себя после обморока. Она и впрямь чувствовала, будто теперь не одна, будто кто–то дышит ей в затылок. То было не зловещее ощущение, как от слежки чужака, а скорее наоборот — словно за спиной стоит невидимый защитник, готовый помочь при первой опасности. И сейчас этот защитник подсказывал, что стоящего перед ней синеглазого великана не нужно бояться.

Наконец, Тания очнулась окончательно и смогла осмыслить сказанные ей слова. Незнакомец говорил на чужом языке — похожем на язык серебристой книги — но она его понимала. Хотя даже не знала, что это был за язык!

Тания прищурилась, оглядывая чудного незнакомца с головы до пят.

— Ты кто? Ты из Чтецов? Но какой–то странный…

Теперь она даже не удивилась тому, что может говорить на языке незнакомца.

— Да–да, конечно же, я не представился, — дружелюбно ответил тот. — Меня зовут Линкей. И я… я не знаю, кто такие Чтецы…

— Странное имя… — рассеянно ответила она. — А я Тания… Откуда ты явился?

— Я пробудился после очень долгого сна… Кто–то открыл ту дверь под землей, и тогда я должен был проснуться.

— Тогда это была я. Дверь повиновалась мне.

Великан нахмурился.

— Не уверен, что её вообще стоило открывать. Ты трогала те кости у прохода? Подозреваю, что они до сих пор опасны.

Теперь Тания всё поняла.

— Я и не трогала, — печально сказала она. — Трогал отец…

Линкей озабоченно взирал на Танию, пока та рассказывала ему о разразившейся чуме.

Да, он опоздал. Пока он выбирался, на поверхности уже успело случиться много бед. Вот откуда в душе этой девочки столько боли, которую он услышал за версту.

— Книга… То есть, существо из книги сказало, что чуму сотворила Богиня… И что оно поможет мне одолеть её. Вот потому я стала ему хозяином, как он просил. Теперь я отомщу Шамине за всё, чего сегодня лишилась.

Тания привстала и, кряхтя, потянулась к серебристой книге. Та больше не светилась — словно бы уснула.

— Я вначале подумала, что ты один из этих… Из Чтецов. Ну, служителей Шамины. Не знаю, кто ты такой на самом деле, но теперь вижу, что точно не из их братии. Они так просто себя с людьми не ведут… Значит, ты мне пока не враг. Так и книга говорит… А жаль, имей ты хоть какое отношение к Шамине, я бы тебя голыми руками придушила. Мне бы тогда полегчало сразу.

Линкей пропустил её сердитый тон мимо ушей.

— Та, кого ты зовёшь Шаминой, не её ли статуя стояла у входа в пещеру?

Тания молча кивнула, прилаживая за пояс серебристую книгу.

— Шамина… — тихо повторил великан. — Вот, значит, к чему всё пришло… Мы проиграли…

Немного подумав, он сказал:

— Тогда враг у нас общий. Нет нам повода враждовать, если можно стать союзниками.

— И какая от тебя польза? — дерзко ответила Тания. — К шапочному разбору тут явился. Один помощник у меня уже есть!

Она похлопала себя по серебристой книге на поясе.

Линкей печально усмехнулся.

— Ты так бахвалишься, чтобы заглушить боль. А я поллеса прошёл на неё, как на маяк. Мне ведь видно всё, что творится в человеческой душе. Но я могу тебе помочь. Мой дар… он способен заглушить твоё страдание. И тебе не понадобится никого душить, чтобы стало легче. Не бойся, твой новый помощник не даст навредить.

Линкей сказал правду. Едва его странные кривые полосы задрожали бледно–лиловыми переливами, как начало отступать всё, что грызло Танию изнутри. События последних дней из памяти не пропали, но словно состарились. Она смотрела на них как бы со стороны, как зевака наблюдает за улицей из окна. Горечь, вина и злость — всё это утратило остроту. Не забылись и слова Йеда — «Это ты их убила!» — но даже они казались теперь не более, чем просто словами.

Поначалу наступило живительное облегчение, как у лихорадочного больного после бессонной ночи, когда под утро болезнь отступает. Но затем Тания испугалась. Она ведь сказала Фамильяру, что хочет отомстить, что таким было её желание. Это желание скрепило их договор, но и оно теперь померкло!

В этот миг ей показалось, что она вновь потеряла то, что с таким трудом обрела. Что она пуста, как скорлупа без ореха.

Тания взглянула на незваного великана снизу вверх.

— Ты стёр мою боль, но не сотрёшь реальность. А эта боль… она придавала мне сил. Мне теперь не хватит воли совершить то, что я хочу. Я без неё как ненастоящая. Сейчас же верни всё обратно! И впредь никогда так не делай!

Линкей недоуменно на неё взглянул.

— Как пожелаешь. Желания людей — их выбор.

Он прикрыл синие глаза, а полосы на его теле вновь вспыхнули бледным светом.

Вскоре Тания корчилась у его ног, как в агонии, рычала и зло била кулаком оземь. Она не сумела выстоять перед лавиной, захлестнувшей её с новой силой.

— Всего лишь человек, — озадаченно пробормотал Линкей. — Но все люди… Каждый из вас… по–своему прекрасен.

* * *

— Ну что, Йед, готов ли ты отправиться со мной в столицу? — спросил Чтец замешкавшегося юношу. — Я подыщу тебе достойное место службы. И кто знает, каких высот ты сможешь достичь, если сумеешь проявить себя.

Йед рассеянно глядел в лес, будто пытался там что–то высмотреть, только сам не знал, что именно.

— Почему всё так странно? — отозвался он. — Ничто не должно меня здесь удерживать. Но я будто забыл о чём–то. О чём–то очень важном.

Маэл едва заметно нахмурился, но промолчал. Он не стал ни торопить Йеда, ни нарушать ход его размышлений.

Тот в последний раз окинул взглядом лес и пепелище деревни.

— Прошу прощения за заминку. Еду за вашей милостью.

И направил коня по Королевскому тракту, вслед за Чтецом.

Ночь окончательно спустилась на долину. Небо почернело, и в нём мерцали звёзды. Одна сияла особо ярко, желтоватым светом. С вершины мира звезда эта будто внимательно наблюдала за всем, что происходит в землях между морями. Потому люди и называли её Оком Шамины.

Над горизонтом впереди поднимались две луны Междуморья. Обе блёкло–оранжевые, и одинаковые, как близнецы. При свете полных лун хорошо виднелись очертания приближающейся столицы с её величественной доминантой — храмом Шамины.

Йед смотрел на город впереди и всё прогонял в уме трагедию минувших дней. Чёрные мысли никак не отпускали сознание. Возможно, именно потому ему на секунду показалось, будто две луны впереди — это налитые кровью глаза неведомого зверя. Хищным взглядом тот зверь неотрывно взирал на путников в долине, на столицу с храмом Богини, на Закатные горы позади.

На всё Междуморье.

Чёрное чудовище медленно подымалось из–за края мироздания. Оно готовилось проглотить сверкающее звёздное небо и обречённые земли, что раскинулись под ним.