Кардиолог

               

     Он был в палате один – три другие койки пустовали, он не помнил, кто там лежал и куда делся? Может, выписали уже, а, может и вообще – никого и не было. Стояла тихая, по - весеннему прохладная ночь, синеватый свет луны пробивался сквозь неплотно закрытые жалюзи, в молчаливой полумгле просматривалась белая тумбочка возле койки, впрочем, такие же стояли и возле остальных, аккуратно застеленных, пустующих «лежачих мест». Белая двустворчатая дверь с окнами в верхней части была плотно закрыта, за ней, в коридоре, был виден слабый матовый свет лампы. Тишина, никто не ходил, не разговаривал, кардиологическое отделение – не шумное место. « А когда я здесь оказался и с чем?» Вопрос возник из ниоткуда. « Что – то я не помню, на прием не ходил, «скорую» не вызывал», когда привезли – то, вот же, башка совсем дырявая стала, ничего не помню!» Его  давнишняя аритмия была  с ним уже много лет, они хорошо знали друг – друга и оснований для беЗпокойства не было. «Наверное, что – то внезапное и быстрое? Как с Женей в прошлом году. Эх, Женя, Женя – хороший мужик…был. По лесам ходил, сплавлялся, рыбачил, костры, палатки. Вот и в том августе – пришел с рыбалки, лег отдохнуть, уснул и не проснулся. Тихо ушел, 54 года – маловато, конечно, но судьба решила иначе. И на одного его старого приятеля стало меньше.» Он повернулся на спину, мысли вяло текли, неспешно разворачивая картинки жизни, лица знакомых людей, напоминая забытые истории и забытые эмоции.
     Боль пришла как – то незаметно, исподволь. «Мотор», вдруг, сбился с ритма - зачастил, пытаясь выровнять утерянный пульс. Гулкие удары сердца отозвались в голове, чередуясь со слабыми и неровными. «А – а, так, вот оно что. Вот, почему я здесь – нарушение ритма, тахи – форма.» Он был немного  «подкован» по части кардиологии, слушая лечащих врачей еще тогда, после армии, когда все это только начиналось у него. Потом читал литературу, пытаясь понять, что там «не так»  внутри и почему? « Что ж, пожалуй, пора напомнить о себе.» Он нашарил на стене,  возле маленькой лампочки – ночника, кнопку вызова и надавил на нее пальцем. Звука звонка он не слышал – пост дежурной сестры  был далеко, но он знал, что там замигает тревожный сигнал возле цифры номера палаты и ритмичные гудки прекратят рутинные разговоры ночной смены. Голова закружилась, диск луны, порезанный жалюзями на части, словно слоеный пирог на столе именинника, мелькнул перед глазами и он «отключился».
    «Дышите, дышите – вот, так, спокойнее, все хорошо, ничего страшного.» Приятный женский голос и теплые руки, что – то приклеивающие, присоединяющие, привели его в чувство. «Сейчас поставим капельницу и все наладится, так не больно?»
Темноволосая женщина в белом халате склонилась над ним, закрепляя лейкопластырем иголку  на локтевом сгибе левой руки. От нее шел какой – то приятный запах не то цветов, не то луговых трав, может, это просто были такие духи, он не разбирался в косметике, но этот аромат напомнил ему лес ранней осенью, поляны со скошенным клевером, на которых он делал недолгие привалы во время своих «вылазок» на природу. Его правая рука, случайно оказавшись под ее халатом, задела ее бедро, теплое и упругое, обтянутое тонкой тканью типового форменного костюма. Он понял, что не хочет убирать руку, а, наоборот, чуть скользнул дальше, ощутив приятную мягкость и округлость.  И это было гораздо приятнее прозаичной, докучливой капельницы, он почувствовал прилив сил и ему даже показалось, что пульс перестал частить и стал выравниваться, чтобы не мешать лучше и отчетливее воспринимать это ощущение женского близкого тела и его ладонь, плотнее прижимаясь к  части этого тела, впитывала энергию жизни и красоты,  помогая ему выкарабкаться, выбраться из той холодной тьмы, в которой он был несколько минут назад.
     «Больной, руку на место!» - ее голос, с показной строгостью, именно – показной, он это сразу почувствовал, прозвучал в тишине ночной палаты, возвращая его в реальную жизнь. Он, уже собираясь быстро отдернуть руку и пробормотать какую – то соответствующую извинительную фразу, вдруг улыбнулся и произнес совершенно обратное: «Она уже на месте, доктор, держу изо всех сил, не волнуйтесь.»  Ему показалось, что она тоже улыбнулась, ее тело стало чуть менее напряженным, откликаясь на его прикосновение, как бы разрешая присутствие его пальцев и ладони на своей территории. И он радовался этому «присутствию», впитывая каждое мгновение, чувствуя  эту таинственную теплоту  и  манящие округлые формы под тканью. "Ну, раз шутите, значит все не так плохо», она выпрямилась, закончив возиться с капельницей. "Если что, кнопка рядом, я дежурю до утра. Выздоравливайте, господин юморист.»
    Он открыл глаза, было светло, часы на книжной полке показывали 8 - 05. Полежал, прогоняя остатки сна, настраиваясь на новый день, новые дела. Ничего не болело, в голове уже набирал обороты «генератор мыслей», пытаясь заставить забыть и отбросить, как лишнее и не нужное, то, что он только что видел. «Однако, неужели, ночью прихватило сердце? Что – то, вроде, было – заболело, когда повернулся на спину, тогда, может?» Но сейчас все было в норме,  тук – тук, «полет нормальный». «А кардиологи у них «там» ничего так, хорошие. Ну, раз помогли, вытащили – значит, не время еще. «Вставайте, граф!», или барон – забыл, хорошая песня была, давай – давай, пошел.» Он встал, распахнул шторы, впуская новый день – «Вас ждут великие дела, господин юморист!»