Бимка-Кренделёк

Официально Бим числился домашним. За ним закреплялась деревянная будка, алюминиевая замызганная миска с продольной вмятиной, железная цепь, с крупными овальными звеньями, обмотанная в несколько кругов вокруг тощей шеи, старый изношенный башмак, предназначавшийся для развлечений и помойная лужа, в которой теперь лежал его хвост. Несмотря на свой молодой собачий возраст, сейчас Бим больше походил на забытого, неухоженного, безродного старика: с  таким же потерянным взором, отсутствием всякой надежды и с горьким ощущением несправедливости жизни. Он лежал тихо, боясь пошевелиться, чтобы тем самым лишний раз не показать своё присутствие перед строгим хозяйским взглядом. Он был виноват, виноват в том, что опять убежал.

Побеги Бима обычно заканчивались побоями,  продолжительным голодом и колкими победоносными насмешками хозяев над его жалким видом. В этот раз его два дня продержали в сыром холодном гараже, без света и еды, затем выволокли наружу и навесили тяжеленную цепь, с которой «уже не соскочишь». Основная его обязанность и задача состояла в  охране. Все ждали от него злости, жестокости, обороны и пытались выжать из него хоть каплю собачьего яда. Он был добрый.

Больше всего на свете Бим теперь мечтал стать бездомным. «Бездомному лучше - думал Бим,-у бродяги  нет миски, но есть свобода, а вместе с ней и выбор. Ведь если тебе под нос ставят миску, то это еще не дом, правда? Ведь в доме есть что-то еще, что-то такое странное, тёплое и родное, и  я это теперь точно знаю, я этого не видел, но я это чувствовал».

Пёс закрыл глаза и стал вспоминать уже совсем немолодого человека, высокого роста, с добрыми голубыми глазами и длинной  белой, как сметана, бородой. Человек сам себя называл дедом, а Бим тайно прозвал его «Хороший». Наверное, от того, что с ним было спокойно, уютно, сытно - хорошо!

«Я один, и он один. Я с бородой, и он с бородой - думал Бим,- Всё же ясно!»

«А как он меня называет? Биимка! Бимка-кренделёк! Хороший. Хороший…»

Он вспоминал, как они вместе с дедом ездили куда-то на велосипеде. Дед едет, а он сзади бежит.
Набегаешься за день-лапы гудят! А вечером ужин. Стараешься его растянуть, продлить удовольствие, и не получается - уж больно вкусно! Проглотишь - не заметишь! Глядишь в надежде на добавку.

А дед скажет: «Ну, что, Бимка-кренделёк, ещё?» Ёщё! Ещё! И хвоста не удержать!

Потом причёска. Дед-Хороший расческу возьмёт, и водит, водит по мне ровными рядами. По спине, по брюху. Щекотно, когда по брюху! По брюху я долго не могу, не удержаться - смешно и судороги. А в конце за бородку мою  примется. Расчешет  её, пригладит, отойдет и скажет: « Очень хорошо, кренделёк, очень хорошо!»  И мне нравится!

А ночью выходили на луну смотреть. Сядем на крыльцо и сидим любуемся. Луна у него особенная, яркая - светит, аж глаза слепит. Светло! И соловьи поют...»
Бим тяжело вздохнул.

«Да если б сейчас…Да, если б только…Да я бы…всё ему всё… да я б ему… пятки лизал!»

Пёс встрепенулся, зазвенела тяжелая цепь. За забором мелькнула белая борода, проехал велосипед. Бим протяжно взвыл. Ему было больно.