Подхалимство

       —    Я  вас не знаю и знать не хочу!  Вы хаете Сталина, я не  собираюсь и дальше обсуждать с вами эту тему.  Подите  вон! Я же сказал.


        —     Ой, я же не  знал, кем вы являетесь на самом деле,  потому  хотел повиниться, так вы из этих, из  тех,  из  бывших партноменклатурщиков?


     В действительности  он не знал одного, с каким глубоким  презрением   этот «бывший» относился к тем, за кого его   приняли,  и потому продолжал    приседать в глубоких реверансах перед ним.

         —    Ну, вы знаете, я всё ж позволю себе согласиться с тем, что такое Сталин, просто обязан,   нет он не был велик, велик был народ, как вы и  сказали, это народ, только народ и только он,  выиграл войну и одержал победу, это просто я  слегка ошибся,  потому что с вами не  был  до того знаком, не знал, кем вы являетесь на самом деле. Готов исправиться!


         А я, вы знаете, академик, доктор каких-то  там наук, но что я по сравнению с вами, позвольте уже подойти к вашей ручке и приложиться…
Нет? Но почему же? Извольте, я присяду ещё раз, сколько потребуется, десять? Ой, да-да, пожалуйста, раз надо десять, значит  десять и   присяду… Сейчас- сейчас, а  то, ох,   что-то колени не сгибаются, стар стал, но не   извольте беспокоиться, резвость  подхалимства   я не утратил, ни-ни,  и потому... обождите... сейчас-сейчас, я наклонюсь, сколько  потребуется.

       Вы, уж,    извините, меня, чёрта лысого, я ж не знал, кем вы являетесь на самом деле, потому и вспыльчив был,  потому и позволил себе Сталина вознести, а так, не-ет... ну,   что вы, что  вы,    я не возношу его, ни  в коем случае…   моё мнение  - ваше мнение.   Позвольте я вам стульчик пододвину, вот, так, ваше светлое  советское номенклатурное   сиятельство, что бы вам удобнее сидеть было…
Ой, а  позвольте,     я  вам воротничок поправлю, на вашей манишке, вот так, ваше благородие, теперь  гораздо лучше.

              —  Вы уж не    серчайте на меня, дурака, старого, я хоть и академик, но подхалим ещё тот, вот, видите, угораздило дурака...

 
    Ох, и  придурок же я, ну, надо же так вляпался, тут его красное номенклатурное   благородие,  а я Сталин, да Сталин, да кресло красного  монарха этому тирану безмозглому, да, нет же,  к стенке его, красного вампира  и людоеда,  и сейчас же!


              —    Нет в живых? Как умер, как отравили ? Ну, надо же, ну, ничего, ваше благородие, мы сейчас, не извольте беспокоиться, по лучшим  традициям   некрофилии, отроем, причешем, ордена обратно на китель оденем... только не извольте казнить,  велите миловать, мне то, хоть и старику, но  умирать-то  ещё рано.
 
    Вот же, гад, взял и умер, и точно ведь, гад, потому его многие и ненавидят, я теперь понял за что. Ну, ничего мы его.... раз его номенклатурное благородие хочет, мы  этот труп к  расстрелу,  к стенке  и  изрешетим.


           —   И позвольте, я еще раз к вашей ручке то, и можно ещё  пару раз,  в реверансе...  Ой, что-то в коленке хрустнуло... Нет-нет, вы не думайте, это мне показалось, это дверь скрипит на ветру, не мои колени.

    И вот вам по традиции, моя поэма…  ну,  в качестве того, что ошибся, не за  того…   ой, беда то,  какая..  не за того я вас принял, не знал, кем вы являетесь  на самом деле -то.

             —   Нет,   что вы, что вы,   это так, новогодний стишок всего-то, ваш благородие, не  извольте утруждать себя, баловствов-с не более...  Ну, если только времечко у вас будет,  а  так, зазря,  чего его,  на меня - то тратить..?
Ах, нет, прочитаете? Ну, я вам заранее премного благодарен,   жду-с тогда вашей оценки, я ж не знал, кем вы являетесь   на самом деле...  Ваше сиятельство-с.


            А он и впрямь не знал, он только посчитал, что тот, кто у номенклатуры рядом стоял    и видел,  и наблюдал все их безобразия,  от чего   психика   не у  каждого   выдержала бы,  но он продержался, выдержал и выдюжил,  потому что был простым оловянным солдатиком, а не номенклатурным работником,   глубоко презирающим  этих людей, и было ведь за что.

         Но он не стал рассказывать об этом всем подряд, о разгуле той  безнравственности в красных верхах,  потому что это ничего не изменило бы, и разгул как  был,   так  и есть, так и   будет,   причём, во всех  верхах, являясь  верхом разврата и лжи, которая  на самом деле никогда  не была  ни красивой, и  ни не красивой, ибо ложь  во все времена   остается только ложью, чего не знал тот, что и дальше продолжал прогибаться, плюя на собственные принципы морали,  и на своё  собственное  мнение, только что,  считая Сталина великим и достойным уважения и почитания,   и вот  уже готовый  к его расстрелу,  с желанием поцеловать ручку неизвестному оловянному солдатику, не зная до того, кем  он   являлся  на  самом деле.  Зато известно было и хорошо, что  подхалимов в этой жизни, никто и  никогда не будет  уважать, ещё и,    зная   о том,   как они быстро разворачиваются   спиной не только к своему   собственному мнению, а  и к любому человеку, и поворачиваются лицом к другому,  узнав,  кем он является на самом деле,  будучи попросту предателями, и не важно кто он  академик, доктор наук  или дворник,  потому что  подхалим,  он во все времена и в любом статусе и в  случае   только  подхалим, человек готовый на предательство  любого.

19.05.2019 г.
Марина Леванте


Рецензии