Глава 4. К истокам

;-Мой. Любимый. Ковер, -голос Карен отдавался в ушах эхом, потому что его заглушало биение демонического сердца. Асмодей проплелся до чертового ковра и рухнул на него, опираясь спиной о кресло, придерживая ладонью зияющую дыру в районе верхней доли правого легкого.

-Твой ковер не пострадает. В отличие от меня. Который уже пострадал, -успев договорить последнее слово, демон закашливается и кажется, выплевывает кусок мяса на собственные колени, позволяя густой черной, да, именно черной крови, сползать тонкой струйкой по подбородку, шее, скрываясь под хлопковой тканью.

-Что это значит? -смотря сверху вниз на Сидоная, Карен упирается руками в бока и сверлит князя ада взглядом. Она часто дышит. То ли недовольна самим приходом в ее жилище скопище черной энергии, то ли просто недовольна.  Однако, она задала хороший вопрос. Она бы, наверное, по любому его задала? Еще бы. Не заметить такую дыру в своем теле мог только Асмодей. Да и то он ее заметил, раз благополучно приперся к Эрстед, которая славилась своими познаниями в оккультной бесконтактной медицине. Что мог ответить демон? Ну, лучилась небольшая перепалка. Вельзевул был крайне недоволен тем, что его кто-то опередил. Дружище просто аккуратно ткнул его в бок первым, что попалось под руку. 


-Радуйся, что я не принес под мышкой свою голову. Ты, кстати, мне должна. Так что. Вот это — твоя работа, -убрав ладонь с раны, Сидонай закрыл глаза и опять закашлялся, сжимая зубы и чувствуя, как рот заполняет солоновато-горькая жидкость. Это можно было назвать кровью только потому, что она текла в демоне как и в обычном человеке. Скорее это была та жидкость, за которой охотились многие современники. Эликсир вечной молодости. Горячий, как лава из жерла Везувия. Однако захлебываться ей — не самое приятное занятие. Даже противное. Поэтому не выдерживая мерзопакостного привкуса железа на языке, чувствуя, что сейчас кровь полезет через нос, Асмодей размыкает зубы и выпускает черную жидкость, чуть ли не отплевываясь от нее. 


-Ну, блять! Только не мой белый ковер! -взвизгнув, Карен еще успевает кинуть в демона полотенце, мол, утрись, свинья, а после скрывается из виду, уходя в другую комнату и чем-то гремит там.

В общем, она может не торопиться. Он все равно не подохнет, даже если бы очень захотелось, но она вполне себе может помочь с тем, чтобы дырка пропала быстрее.  Вернувшись с бокалом воды и с самым серьезным выражением лица, Эрстед села напротив Асмодея, схватила с его груди кухонное полотенце и вытерла ему лицо, на манер раздраженной матери, чей сын вывозился в пюре и теперь выглядит как не пойми что.  Ангел что-то бубнит себе под нос, полощет  в воде два пальца и возносит их к потолку, начиная читать громче то ли молитву, то ли цитаты из какого-то до черта древнего талмуда. Как и любой нормальный демон, Сидонай чувствует, что ему не по себе, но как один из самых древних существ, он еще может сопротивляться всем этим напыщенно расхваленным светлым силам. Карен дочитывает свое «заклинание», перекрещивает сначала стакан, а потом Асмодея и затем непринужденно выплескивает святую воду прямо на как-бы-мужчину. 


Успев закрыть глаза и отвернуть лицо, вполне ожидая, что так и произойдет, демон  медленно поднимает руку, и стирает со щеки и шеи капли, чувствуя, что внутри него все по привычке закипает, а сквозняк в грудине уже не беспокоит, хотя остатки крови, что опять собрались во рту просятся наружу, поэтому он сплевывает ее на отобранное обратно полотенце, поднимая на Эрстед черные как смоль глаза. Говорят, что в глазах Ангела отражается райское небо, цветущие луга и ваша душа. В глазах Демона отражается адское пекло, ваши грехи и ваши самые запретные желания.

Асмодею иногда кажется, что в глазах Карен отражаются еще и радужные пони, ведь временами она вытворяет какие-то совершенно нетипичные для херувима вещи. То напивается как свинья, то ходит на концерты известных селебрити, заявляя, что она хоть и ангел, но все же имеет право наслаждаться поп-культурой. А еще она слишком часто помогает Сидонаю. Вот уж чего он не знает, так это того — один ли он такой, счастливчик? И вообще, зачем ей все это?  Точно не задание. Это уже было проверено. Хотя ее все равно хочется грохнуть. Но теперь это желание смешивается с желанием просто вырвать ей крылья. Причем самым изуверским для святого лица способом.


Асмодей медленно потягивается, проводит по черному хлопку на груди ладонью, «залечивая» рану на майке и поводит плечом, привыкая к тому, что ему теперь опять комфортно в этом теле. Ему вообще комфортно в этом мире. Намного комфортнее чем в Аду и с тремя головами. Знаете, тяжеловато носить такую ношу на плечах.  -Ты шикарна, -хлопая глазами и опять смотря на Карен своими голубыми глазами, Сидонай поднимается, а за ним встает и ангел, отбирая у него запачканное полотенце. Она смеряет его недовольно взглядом и шипит что-то в ответ, разворачиваясь и направляясь в другую комнату.


Ее настроение понятно. Опять получит нагоняй от какого-нибудь архангела. По заднице ее точно не нашлепают, а вот выговор сделают. Может быть даже лишат этого блаженного подопечного, которого она, впрочем и так уже, косвенно, лишилась. Закатывая глаза, Асмодей вытирает ладонью губы и тихо хмыкая, возникает прямо перед носом Карен  в проеме ее кухни от чего она упирается носом в его грудь и тихо сопя, поднимает голову, смотря на демона. 

-Чего еще? -чувствуя это напряжение  в каждом ее слове, демон опять смотрит на нее своими исконно родными темными глазами и пожимает плечами, мол, а то ты не знаешь.

-Все еще думаю над тем, чем ты расплатишься за прошлый раз, ангельская задница.

-Точно не тем, о чем ты думаешь.

-Серьезно? Когда ты говорила об этом последний раз — звучало более уверенно. С надрывом. А сейчас я слышу это нотку, -замолкая на пару мгновений, чтобы услышать возражение и показать жестом, это колебание, Асмодей сходит с места, идя на Эрстед и заставляя ее пятиться назад.

 -Нет!  -Да. И хочу сказать, что даже Иисус не был святым. Знаешь, у него была женщина. Как ее там. Мария? Я не читал его мемуары. Но уверен на все сто процентов, что он с ней спал, -все же прижимая Карен к стене с тихим стуком, Сидонай обхватывает ее подбородок двумя пальцами и чуть приподнимает тот, скользя по молочной щеке кончиком острого носа, прикрывая глаза и вдыхая этот сладкий аромат бархатной кожи.


-Paradiso Pomum, -чувствуя как ее ладони упираются ему в грудь, Асмодей медленно качает головой, отбирая у нее полотенце и откидывая то в сторону, ловким движением руки обвивая ее талию и поднимая над полом.

-Пять тысяч лет, Эрстед. Не думаю, что ты справишься со мной. Да ты и не особо хочешь...

-Идиот... Это последнее, что слышит Сидонай. Он накрывает ее пухлые, прохладные губы своими, не спеша по-вараварски сминать те в привычном для него жестком и властном поцелуе. Сначала он пробует Карен на вкус, ломая первую стену и даже идя на компромисс, смотря из под пелены ресниц на нее глазами цвета неба. Он не жаждет ее сломать, подчинить, не смотря на то, что никогда не был любителем всех этих кисейных нежностей, наравне с сопливыми сценами сериалов для домохозяек. Пятясь обратно в гостиную, демон по-человечески неловко путается в ногах, падая прямиком на стеклянный журнальный столик, который мгновенно рассыпается на сотни и сотни тысяч осколков, впиваясь в плоть князя ада, сквозь футболку, прорезая ее, но и этого Асмодей не чувствует, полностью погружаясь в эту бездну первозданных, оголенных, диких чувств, ликуя и осознавая то, что теперь он не просто демон, который сумел покорить Ангела. Он теперь еще и обыкновенный, существующий на земле мужчина, который пал под натиском взгляда цвета корунда и нежной молочной кожи. Сидонаю плевать, разверзнутся ли небеса, свалится ли этот гребаный исполинский шар в бездну вселенной, воскреснет ли Иисус. Он потерян в пространстве и времени. Он не только берет, но и отдает, владея стройным телом, сжимая вполне для него ощутимые перья крыльев длинными тонкими пальцами, хватая губами протяжные стоны  и определенно признавая себя побежденным. 

-И что теперь? -нарушая тишину, Карен, что сидит на диване,  прикрываясь плюшевым пледом расцветки «сумасшедший далматин», смотрит на Асмодея, что устроился на полу, прямо у ее ног. Демон, медленно выкуривал сигарету за сигаретой, стряхивая пепел в пепельницу, пристроенную на его коленях, поверх ткани темных брюк. Наблюдая за бледным диском луны, который отражался в смоли его темных глаз, Сидонай размышлял о том, что он на самом деле сделал. -Скажем так. Теперь ты не сможешь летать, -выпуская густой клуб дыма, князь ада, старался осмыслить, не то что он потерял и что приобрел, а то, что натворил. Поворачивая голову в сторону стройной ножки, что устроилась у его плеча, Асмодей прикоснулся губами к колену Эрстед и опять обратил взгляд на окно, прикрывая глаза и вслушиваясь в размеренное дыхание Карен и стук ее сердца. Восемьдесят человеческих ударов в минуту. Тридцать шесть и шесть градусов. Вполне себе человеческие синяки на бедрах. Но от этого она не стала менее прекрасной в его глазах. Здесь дело не в том, кто она — ангел или человек. Дело в ее душе, которую он не имеет права, сил и наглости отнять у нее. И он рад, что не настолько могущественен, что не сам Сатана или Бог. Пропадает и эта горделивость, и эта заносчивость. Все уходит на второй план. Кроме Карен Мари Эрстед. Обыкновенной медицинской сестры  в госпитале Святого Варфоломея, что подарила ему себя.