Сурская весна

 

 

Был март.  Его время постепенно таяло и незаметно растворялось в бесконечных просторах пространства. Восходы и закаты, поборов весеннее равноденствие, спешили к лету, приметно отнимая время у ночей. Георгий стал чаще выглядывать в окно, ища за ним новые долгожданные краски нагрянувшей весны. Он внимательно всматривался в идущих по улице людей, стараясь уловить в них весеннее настроение. Но люди шли и их лица отражали лишь жизненные заботы. Прогресс всё дальше отодвигал их от природы. А природа жила своей жизнью. И вот однажды Георгий увидел, а затем услышал, выбежав на улицу с фотоаппаратом, посланцев весны – грачей. Громогласные и важные, они деловито расхаживали по дороге, летали над домами, громко перекликаясь, садились целыми стаями на деревья. Георгий, быстро делая снимки, подумал: «Ну вот – это точно пришла весна!» Но дня через два он понял, что здорово ошибся. Температура значительно понизилась, пошёл снег, усилился ветер, и над посёлком заметалась и заколотилась такая вьюга, какой не было даже зимой.  Сразу исчезли куда-то грачи. Людей непогода упрятала в дома. Сидя в тепле у телевизора, Георгий вспоминал: «Чтобы в конце марта - как в феврале, что-то такого не помню». Его мысли быстро вернулись в неблизкое детство. Тогда приближение весны каким-то образом чувствовалось гораздо явственней и острее. Казалось, в это время у людей в душе  начинало петь и звучать весенними звуками, и в них что-то загоралось и этот душевный огонь, и его тепло передавались другим. А может, так казалось? Это же были детство, юность. Пора, которую ни с чем не сравнить и вовек не забыть. Герке казалось, что весной люди становились лучше. Они готовились к возрождению природы, а будучи её частью, возрождались и сами: в них с новой силой загоралась надежда на лучшее. Так устроена природа, и так устроен человек – думал он.
Тогда в детстве, весной, Герка больше всего ждал прилёта скворцов. Да не только он, ждали почти все - и взрослые, и дети. Почти у каждого дома был скворечник, и порой не один. А какие резные «дворцы» для долгожданных гостей  делали умельцы - это надо было видеть. Но Герка запомнил, что скворцы очень любили простые дуплянки, которые делали из ствола дерева, вынимая трухлявую сердцевину – ну просто обожали. Скворец обычно возвращался в старое жильё. Прилетая, они начинали выселять воробьёв, занявших место их на зиму. Порой умудрялись заселиться в облюбованный ими только что сделанный скворечник, ещё стоящий во дворе на верстаке. А сейчас хоть делай золотой, нет в селе скворца. Редкость великая. И не провожает в школу детей он своей утренней песней, как бывало… Жаль. Видел Георгий их стайки в лесу. Живут они в дуплах деревьев у озёр, но не слышал он от них почему-то песен детства своего.
А какие делали запруды! - вспоминает Герка. Или, как говорили, «пруды прудили!». Наполовину улицы! Лошадиные повозки, запряжённые в сани, не могли их ни преодолеть, ни объехать. И тогда конюха, матерясь, держа в руках  кнут, ходили по дворам - искали лопату, чтобы распрудить запруду, а заодно, если повезёт, по-свойски поговорить со строителем запруды. Порой в запрудах глохли машины – полуторки, и только гусеничные трактора, часто с прицепленными к ним чунями, свободно преодолевали это сооружение к великому сожалению «прудильщиков», вложивших в него столько труда и снега.
Весна – это ещё «обманы». В местах, где часто ходили люди, обычно рядом с запрудами, рылись довольно глубокие ямы в плотном снегу. Из ручья, из запруды в них заливали воду, а сверху припорашивали снегом, по верху делали отпечаток следа, и «обман» был готов. Потом куда-то надо было спрятаться. Основной обувью в то время были чёсанки с галошами, интеллигенция ходила в ботинках с галошами, что было большой редкостью. Резиновых и кирзовых сапог было мало. Добычей «обманов» становились те, кто ходил в галошах – «чёсанки»*. Но в любом случае, если поймают, могли здорово накостылять. Герка помнит, как в «обман» угодил мужик с глиняной корчагой, которую он купил на рынке, упав, он вдребезги разбил её. Спрятавшаяся  за забором нежилого дома бригада строителей «обмана» не выдержала и рассмеялась. Озлобленный мужик около часа гонял их по посёлку, и что  было бы, если бы он кого-то поймал? 
        Самым безобидным занятием, было, вспоминает Георгий,  –  строительство корабликов из сосновой коры. Для этого нужен был перочинный нож, но не у многих он был. И каждый мастерил, чем мог и из чего мог. Соревнование «кораблей» устраивали в ручьях. Герка вспомнил случай, когда старший брат привёз ему красивый игрушечный кораблик с пушками, мачтами и флажками. Герке так хотелось показать его дру-зьям и опробовать в ручьях, но было жалко – уплывёт. Ручьи-то были ой-ё-ёй! И тогда он привязал прочную бечёвку. Но бечёвка на грех вырвалась из рук, и Герка, потянувшись за ней, рухнул в ручей. Корабль был спасён. Но когда он пришёл домой (а мать в это время мыла полы), на всю жизнь запомнил он «вкус» половой тряпки.
А походы в берёзовую рощу за соком!  Напьёшься, вспоминает Георгий – голова идёт кругом.  А  плётки? Какие плели плётки из прутьев красной и белой вербы, пригревшись где-то на весенних проталинах рядом с красавицей Сурой!
  Но особый момент в поселке начинался в первых числах апреля. Вода в Суре и Промзе начинала сильно прибывать. Герка знал от отца: вода в Суре прибывает две недели до ледохода, потом 2 – 3 дня идет лед (это бывает обычно, когда долгота дня приближается к 14 часам), потом уровень воды колеблется в течение еще двух недель, и Сура входит в русло. И Герка помнит, как в это время народ тянулся к своей речке, красавице Суре. Выходили семьями на гать, на большую дорогу, оста-навливались на высоком красивом деревянном мосту через Промзу.
Смотрели на его деревянные обитые железом «ледоколы»; облокотившись на перила, и глядели вдаль или вниз, на поющую, играющую струями речку Промзу. А потом шли дальше к Суре, посмотреть, намного ли вода подняла лед, насколько увеличились окрайки, скоро ли Сура выйдет из берегов.
И вот, иногда это было днем, иногда ночью, раздавалось потрескивание, а потом нарастал приглушенный гул, это означало: Сура «пошла». К этому времени деревянный мост на Суре разбирали, оставались лишь сваи, которые под напором льда и воды ломало, как спички. Обычно перед ледоходом поднимался ветер, он помогал ломать лед. Герка вспоминает, как устремившиеся в водном потоке льдины вдруг останавливались, начинали надвигаться на берега, ломая на своем пути мелкие деревья и кусты ивняка и налезая друг на друга. Особенно это наблюдалось в «клюках» - крутых сурных поворотах, в излучинах: льда там набивалось до самого дна.
Происходили заторы, которые перекрывали движение воды, она устремлялась в лес, заливала пойму Суры, заходила в многочисленные озера, очищая их от травянистой растительности. Порой Сура разливалась очень широко, до Ключевской горы, а в самом Сурском водой затопляло нижние улицы, спиртзавод, нефтебазу, довольно высоко вода  поднималась по улице Ленина. 
К большой воде жители нижних улиц готовились заранее, у всех были лодки. Скот перегоняли, мелкую живность вывозили. С заторами пытались бороться взрывами. Был в дорожном знаменитый взрывник Иван Рослов. Он закладывал взрывчатку, сворачивал здоровую само-крутку, закуривал, от  нее поджигал бикфордов шнур и нарочито спо-койно удалялся от места взрыва. Иногда взрывы помогали, но в основ-ном это было - как слону дробина. И порой в сильные заторы вызывали самолеты-бомбардировщики из Казани. До сих пор Герка помнит гул двухмоторных самолетов, а еще больше запомнился пронзительный вой, даже визг сброшенных бомб. Когда впервые услышал он этот звук, понял, как было страшно на войне. Порой бомбили прямо напротив поселка, потом находили осколки бомб, которые каким-то образом долетали до нижних улиц, правда, уже теряя свою силу. Герка слышал от мужиков, что несколько бомб не разорвалось, они остались лежать глубоко в земле, в пойме Суры.
Был и трагический случай: двое работников дорожной службы по-дорвались при утилизации взрывателей. Один человек погиб, а другой, молодой мужчина, остался без кистей рук и без глаз. Герка однажды встретился с этим человеком в новогодней компании и после этого часто думал, какая хорошая жена у этого мужика, как она за ним ухаживает.
Однажды Герке пришлось видеть на Суре жутковатую картину. Лед начал двигаться, а потом остановился. В это время на другом берегу появился автобус, ехавший из Ульяновска. В таких случаях он оставался на той стороне Суры, где в то время были пилорама и жилой дом. Пассажиров по возможности переправляли на лодках. Но в тот раз мужчина, вышедшей из автобуса, смело направился ко льду, остановившемуся на время в заторе. Мужчина взял в руки длинную палку и стал ловко и проворно передвигаться по льду. Все, кто наблюдал эту сцену, замерли. Молодой мужчина ловко перепрыгивал с одной льдины на другую, балансируя шестом. В одном месте он поскользнулся. В толпе кто-то громко вскрикнул, но бог удачи был на стороне смельчака, он благополучно добрался до берега и молча, быстро удалился. Видно, какая-то большая нужда заставила его пойти на этот рискованный шаг.
Во время ледохода, да и после него, иногда быстро уносило вниз по течению останки какой-нибудь баньки, забора или плетня. Мужики и ребятишки с нижних улиц изловчались на лодках баграми или «кошками» забагрить бревно или какую-то деревяшку и буксировали ее к берегу - вели заготовку дров на следующую зиму. Мероприятие было труд-ное и опасное. Также, вспоминает Герка, во время ледохода любители рыбалки, прихватив наметки, забрасывали их в воду и старались выло-вить рыбу, которая шла к берегу, спасаясь от шума льда. Порой накрывали и вытаскивали наметкой больших сомов. Видел тогда Герка и прилетавшие на разлив большие стаи уток и гусей. Иногда утки подсаживались на нижних улицах к плавающим домашним.
Когда уходил лед, налаживалась переправа через Суру. Вначале, как рассказывал Герке отец, это были большие лодки и паром, которым управляли с помощью каната и шестов. А Герка уже помнит, как паром таскал небольшой катерок, а еще он вспоминает сильный катер с названием «Феодосия». На всю жизнь Герка запомнил, как с друзьями отпра-вился за Суру за ландышами. Туда переплыли на пароме благополучно, а вот когда вернулись из леса и подошли к причалу, увидели такую кар-тину: машина-лесовоз сорвалась и повисла на борту парома. Паромщики и присланные на помощь люди и техника напрасно пытались исправить положение. Приближалась ночь, а ребята всё оставались на том берегу, и вдруг со стороны поселка подплыла лодка,  и с нее стали кричать – спрашивать, есть ли тут такие-то ребятишки. Герка и сейчас помнит, как они радовались с друзьями.
Помнит Герка и настоящий самоходный паром, который перево-зил технику и людей за определенную плату, пока бригада дорожников делала деревянный мост. А делали его довольно долго, подвозили лес, обтесывали и забивали сваи с двух больших лодок - все вручную. Сваи забивали устройством, которое называлось «бабой», это было толстое короткое бревно с несколькими деревянными ручками. Несколько чело-век поднимало эту «бабу» над головой, стоя на площадке, водруженной на лодки, и с силой ударяли по свае, забивая её в дно Суры. Но самое главное - все это происходило под пение матерных куплетов, а заканчи-вался каждый куплет так: «Ах, ванти, маханти, поднимем да ёхнемти». Иногда куплет специально сочинялся для приехавшего с проверкой начальства, а оно терпело и слушало.
«А сколько еще позабыто, - думал Георгий. Сколько интересного случалось в Сурское половодье!» Вот Иваныч как-то рассказывал: «Катера с баржами, груженые металлом от разбитой в войну техники и оружия, до самой мельницы, где сейчас «Лампа» стоит, заходили. Их разгружали и везли металл в литейный завод».
Но можно ли  забыть прогулки на лодках по затопленным улицам поселка, особенно вечерами и ночью, с фонарями и факелами, под звуки гармошки или гитары, ну и, конечно, с песнями и смехом девчат. Не забыть и катание на лодках по лесу, залитому водой, замершие в холодной воде деревья, их колеблющееся отражение. Легкое скольжение лодки по затопленным лесным дорогам и тропинкам. Шумный взлет стаи уток. Неожиданный всплеск рыбы. И так - от Поповой поляны до Ключевской горы.
А когда вода входила в свои берега, оставались наполненные во-дой и рыбой большие озера и небольшие низины. На Барском лугу это были «бакалдины», в них также оставалась рыба, иногда даже стерлядь и большие сомы. Вода в «бакалдинах» быстро прогревалась на теплом весеннем солнце, и Герка помнит, как они купались в них голышом.
«Да, ушло, растворилось то время, – говорит про себя Георгий. – Память, конечно, хорошо, а огрызок карандаша лучше. Надо было записывать».