Реванш

«Порой мы не можем в лаборатории поставить тот
или иной важный эксперимент - за нас это делает история».
Вильгельм Вундт


Сейчас, по прошествии времени, когда страсти несколько поутихли, можно оглянуться назад и попытаться спокойно и непредвзято, без чрезмерных эмоций, вспомнить, как стремительно ворвалась в нашу жизнь Геронтократия и к чему это привело.

Историографы Геронтократии отсчитывают хронологию событий согласно официальной пропаганде - узаконенной, тщательно отредактированнойй и одобренной свыше. Эта версия известна сегодня каждому школьнику, о ней написано в учебниках, по ней сняты патриотические фильмы.

Я же хочу поведать о том, что видел и чувствовал сам, без какого-либо патриотического пафоса и идеологической мишуры. Для меня события начались обычным зимним утром 2*** года. Ночью ударил мороз, так что, выйдя из дома, я едва не окоченел в своём пальтишке и с наслаждением нырнул в душноватое и вязкое тепло метрополитена.

На своей ветке я обычно старался ездить в последнем вагоне - там было посвободнее, иногда удавалось найти свободное местечко и присесть. Малоподвижный образ жизни и сидячая работа сказывались на привычках. Если в транспорте удавалось сесть, я всегда садился.

Зато теперь я сварщик четвёртого разряда, целый день на ногах, вкалываю на стройке и вспоминаю прежнюю беззаботную жизнь как сладкий сон…

До переворота я трудился рядовым менеджером в отделе рекламы известного глянцевого журнала. Сейчас подобных журналов уже нет, Геронтократия избавилась от них в ходе Большой Культурной Чистки. Редакции разгромили, сотрудников, по большей части, отправили в ГУЛАГ, а все отпечатанные тиражи сожгли в гигантском костре на Красной площади вместе с той печатной продукцией, которая не прошла геронтократической цензуры.

То, что я числился всего лишь рядовым менеджером, послужило мне на руку. В ГУЛАГ меня не сослали, зато отняли ипотечную квартиру и вернули жить к родителям, обеспечивать их старость.

Теперь это предписано в обязательном порядке - молодёжь должна жить со стариками, заботиться о них, ухаживать и помогать. Если раньше говорили: «всё лучшее детям», то теперь всё лучшее - пенсионерам. В родительской двушке мои старики занимают большую комнату, а я и Лорик ютимся в маленькой. И так будет до тех пор, пока у нас не родятся дети.

Мне ещё повезло с предками. Они у меня обаятельные интеллигентные люди. Лорик переехала ко мне из Зеленограда. После Великой Культурной Чистки Зеленоград обнесли высокой стеной, выселили более-менее благонадёжных жителей и превратили городок в один из объектов ГУЛАГа. Что сейчас происходит за его стенами, общественности неизвестно. Лоркины родители поселились у семьи её брата.
Родительскую библиотеку, которую они собирали всю жизнь, частично конфисковали, кроме одобренных цензурой книг.

Отнюдь не всем повезло, как нам с Лоркой. Почти вся редакция нашего журнала была этапирована куда-то на север - строить то ли атомную электростанцию, то ли какой-то полигон, то ли секретную базу для подводных лодок, точной информации нет. Дальше их следы теряются, ведь подобная ссылка – это по сути билет в один конец. На моей памяти ещё никто не вернулся с принудительной трудотерапии на севере. Обычно, когда попадаешь в ГУЛАГ, о тебе больше ни слуху, ни духу.
В качестве профилактики за то, что «били баклуши», нас с Лоркой тоже определили на трудотерапию, только не в ГУЛАГ. Я теперь вкалываю сварщиком на стройке. Здесь почти нет людей моего возраста, только старики и молодёжь. Первые, естественно, на руководящих местах. Теперь только так. Скоро я по возрасту смогу претендовать на должность бригадира. Тогда станет чуть полегче, поэтому я терплю, терплю всё - холодрыгу, изнурительный физический труд, строительный шум, вонь, грязь, неизбежные ожоги от сварки. Сперва поднимусь до бригадира, потом продолжу двигаться по карьерной лестнице и, глядишь, в начальники главка выбьюсь. Или в кого-нибудь ещё. Если в городе надоест, подадимся с Лоркой в деревню, там экология получше. Конечно, при условии, что раньше не сдохнем, или этот ад сам каким-то образом не рассосётся…

Вслух я на Геронтократию не ропщу, упаси боже, я ведь не дурак. Мне в ГУЛАГ неохота – загнуться во цвете лет в какой-нибудь шахте. Как бы малодушно это ни прозвучало, я хочу обеспечить собственную старость.
Правда, до неё сперва надо дожить.

Молодёжь зовёт меня «стариком», хотя мне всего-то тридцатник. А им - по шестнадцать - восемнадцать лет, и для них я уже старик.
Сейчас молодым тяжелее всего - на социальной лестнице они стоят в самом низу. Ни тебе гаджетов, ни интернета, ни модных стильных шмоток, ни странички в соцсетях, ни своего канала с видосиками.

Им говорят: жизненные блага сперва надо заслужить и заработать. Что вы за свою короткую жизнь успели сделать полезного? Ничего? Ну, значит, вы в пролёте!
Всем, кто младше двадцати пяти лет, включая девушек, Геронтократия предписала регулярные телесные наказания. Проще говоря, профилактическую порку. Избалованных, гиперактивных, рассеянных, ленивых, бестолковых и абсолютно бесполезных, зато имевших своё мнение зумеров лишили гражданских прав, начали в обязательном порядке лупить и приобщили к принудительному физическому труду.
Конечно же зумеры поначалу взбрыкнули. Им почему-то казалось, что это всё не по-настоящему. Однако геронтократы не собирались с ними сюсюкать и повели себя весьма сурово. За отказ трудиться ужесточали телесные наказания, сажали на голодную диету и применяли кое-что из арсенала карательной психиатрии, вроде ледяного душа Шарко внезапно, посреди ночи. За умышленную порчу техники, воровство, призывы к массовым беспорядкам, систематическое неповиновение Геронтократии, сознательное тунеядство, нарушения комендантского часа и прочие фокусы следовала пожизненная ссылка в ГУЛАГ, а то и вовсе «вышка», в зависимости от тяжести содеянного.

Смертную казнь геронтократы сделали публичной, как в Китае. Стоя одной ногой в могиле, геронтократы относятся к смерти особо, чуть ли не панибратски. Смерть не смущает их и не страшит, не вселяет в стариков никакого трепета. Приговорённых казнят на Красной площади, процедуру транслируют по ТВ в прямом эфире.
Поначалу диссидентствующая молодёжь отказывалась верить в происходящее, считала это надувательством, компьютерными спецэффектами. В конце концов, нейросети давно уже могут рисовать что угодно в режиме реального времени, вот и рисуют смертную казнь. Но по мере того, как у многих стали исчезать родственники, близкие, друзья и знакомые, к зумерам постепенно пришло понимание, что их не обманывают, с ними не шутят, всё по-настоящему. Геронтократы действительно готовы пожертвовать целым поколением, лишь бы не потакать его необоснованным амбициям. Границы наглухо закрыли, сбежать из страны было невозможно. Пограничники получили приказ стрелять на поражение.

Осознав ситуацию, молодёжь присмирела. Одно дело выпендриваться, строить из себя крутого и переть против системы, когда точно знаешь, что тебе за это ничего серьёзного не будет. Ну, подумаешь, прочтут нотацию, подержат в обезьяннике… Это же ерунда. И совсем другое, когда тебя реально этапируют в ГУЛАГ, откуда ты не вернёшься, или взаправду прикончат на лобном месте.

Конечно, были «герои», из принципа шедшие в ГУЛАГ и на смерть, в надежде стать «кумирами и символами сопротивления», но большинство всё же предпочло присмиреть и быть паиньками, а «героев» вскоре забыли.

Кто-то из молодёжи до сих пор тешит себя надеждой, что, состарившись и став геронтократом, непременно разрушит систему изнутри. Вроде антисоветчиков, которые толпами пёрли в партию, а затем развалили изнутри СССР.
Ага, щас, как же! По их мнению, геронтократы совсем тупые, не усвоили урока. На самом деле единственную возможность социального роста геронтократы обставили так, что, старясь, ты сам постепенно превращаешься в геронтократа и встраиваешься в систему, как её неотделимая часть. И никакой речи уже не идёт о том, чтобы что-то развалить изнутри.

Я могу судить об этом по себе. Поначалу я, как и все, клял Геронтократию последними словами - за то, во что она превратила мою жизнь и мой мир. А сейчас мы с Лоркой строим планы относительно карьерного роста, предвкушаем, как вольёмся в аппарат Геронтократии и, наконец, насладимся властью, роскошью и негой. В глубине души мы готовы стать геронтократами и продолжить то, за что недавно сами кляли стариков.

То же самое касается большинства. Кроме считанных единиц, люди со временем ко всему привыкнут и впоследствии станут частью системы. Никто ничего не будет против неё предпринимать.

Молодёжь мне завидует - ведь мне до старости осталось меньше, чем им. Завидуют мне и за то, что по возрасту мне уже не полагается порка. Из вредности юнцы перемывают мне кости и распускают обо мне всякие слухи. Например, недавно в нашу столовую устроилась новая повариха, моя ровесница; про нас тут же принялись болтать, будто бы мы сожительствуем. Раньше бы сказали «мутим» или «трахаемся», но в нынешнем лексиконе подобных выражений нет, как нет и слова «секс». Геронтократы заменили их «сожительством».

Никто из руководства не обращает на эту болтовню внимания. Я тем более - по нескольким причинам. Во-первых, всем известно, что я женат и не имею права крутить шуры-муры на стороне, если не хочу загреметь в ГУЛАГ за «распущенность и аморальное поведение». Во-вторых, после тяжёлого трудового дня ни на какие шуры-муры банально не остаётся сил. И в-третьих, повариха – дородная бабища (теперь это называется «в теле»). Таких, как я, ей нужно минимум трое. Фигура у меня отнюдь не богатырская, в одиночку мне такую бабу не осилить. Моя драгоценная половинка подходит мне гораздо больше…

В подобные моменты отчётливо осознаёшь, насколько же сильно женщины изменились из-за элементарного дефицита косметики. Когда к их услугам был полный набор штукатурки, любая могла мнить себя «роковой и неотразимой». Теперь же дамы смотрят на себя совершенно другими глазами, ну и, соответственно, запросы стали попроще и гонору поубавилось.

После геронтократического переворота по нам ударили санкциями и у нас окончательно накрылась внешняя торговля. Теперь с нами избегает торговать даже вездесущий Китай. В магазинах нет не только импортной косметики, там сейчас много чего нет. А то, что мы кое-как производим сами, по качеству пока сильно проигрывает импортным аналогам – одежда, обувь, техника… Кроме оружия. Носить приходится отечественный ширпотреб устаревшего фасона. И если мужикам он даже придаёт некий налёт брутальности, то вот женщинам приходится терпеть, стиснув зубы.

Больше всего молодёжи нравится слушать мои рассказы про день «П» - день Переворота, когда я одним из первых заметил неладное. Зайдя, как обычно, в последний вагон метро, я обратил внимание, что на сей раз в нём не так уж и свободно. Особенности работы метрополитена давно отучили пассажиров чему-то удивляться, так что я флегматично втиснулся в плотную человеческую массу и уткнулся в телефон… Сейчас цифровых гаджетов у населения нет, в ходе Большой Культурной Чистки были конфискованы на нужды государства все компьютеры и смартфоны.

Хорошо помню, что в тот день я читал рассказ Филиппа Хосе Фармера «Шумерская клятва». От лихо закрученного сюжета было не оторваться, и я долго не замечал, что вагон не просто полон людей, он полон ПЕНСИОНЕРОВ, а с каждой станцией их становится больше и больше. Я осознал это, когда уже пора было выходить в центре, на станции с пересадкой. Пенсионеры вышли вместе со мной. Я огляделся и увидел, что вся станция кишмя кишит пенсионерами. Пожилые люди выглядели бодрыми и воодушевлёнными, словно шли на праздник. Поодиночке и группами они поднимались по эскалатору, перекидывались приветствиями и шуточками, будто хорошо друг друга знали.

Тогда я и представить не мог, к чему это всё приведёт. Наплыв пенсионеров показался мне любопытным и забавным курьёзом, о котором я уже через час забыл, потому что некоторые клиенты так и не определились с рекламой, а на носу была вёрстка свежего номера. Направляясь к переходу, я только подумал: «И не лень было старикам куда-то переть в такую рань…»

Иногда, если бывает настроение, мы с Лоркой обсуждаем эту тему, пытаемся понять, как же старикам в тот день удалось осуществить Переворот…

Ах да, Лорка - это моя жена. Лорка, Лорик - так я зову её сейчас, а когда-то я обращался к ней уважительно, по имени-отчеству, Лариса Викторовна, потому что в редакции она была моим непосредственным боссом - начальником рекламного отдела.
Геронтократы не запрещают холостяцкую жизнь, однако, о полноценных гражданских правах холостяку можно забыть. Оно нам надо?

Лорка - женщина образованная, умная, приятная, и не важно, что внешность у неё не шибко фотомодельная. Я и сам не Аполлон. Мне она нравилась ещё во время работы в журнале, просто я не смел давать волю чувствам. Мне казалось какой-то нелепостью взять и подкатить к боссу. Что я мог ей предложить? Разница в возрасте у нас всего год, но Лорка уже возглавляла отдел, а я оставался рядовым менеджером. С моей точки зрения роман с начальницей – это успех, а с её? Что успешного в романе с подчинённым? Я отнюдь не ханжа и не брюзга, я просто за равный статус.

Геронтократия уравняла наши статусы. Смысла в чисто дружеских отношениях больше не было. Почти всех друзей и знакомых Лорки репрессировали, она осталась практически одна, а я слишком её ценил, чтобы позволить и дальше быть одной в свете случившегося. Мы с ней пересмотрели наши матримониальные ориентиры и решили жить вместе. Знали мы друг друга давно и хорошо, я полностью доверял ей, а она мне. Вдвоём – надёжнее.

Если меня спасла от ГУЛАГа мелкая офисная должность, то Лорку - техническое образование. С технарями нынче туго. До Геронтократии народ валом валил в гуманитарии, от которых сейчас никакого проку, их используют на самых чёрных работах, как раньше гастарбайтеров. Геронтократы не скрывают своего отношения к гуманитариям – для них это бесполезный двуногий мусор. Лорку не реперессировали, ей предписали вкалывать на швейной фабрике заместителем инженера и чинить постоянно ломающиеся станки. Мы расписались и с тех пор живём вместе у моих родителей.

Её швейная фабрика наспех оборудована в бывшем офисном здании в центре Москвы. Лорик впахивает в бесформенном комбинезоне с косынкой на голове. На какой свалке металлолома нашли эти станки – загадка. По словам Лорки, это настоящий хлам, который чаще ломается, чем работает. Но он должен работать, поэтому Лорик, стиснув зубы, его чинит. Ибо фабрика любой ценой должна давать план. Да, вы не ослышались, у нас снова плановая экономика!

Ирония судьбы! В девяностых с предприятий увольняли персонал, выбрасывали оборудование на свалку и тупо сдавали помещения в аренду под офисы. Теперь маятник качнул в обратную сторону - из офисов выкидывают мебель и технику, превращая помещения в фабрики. Диалектика, однако! Геронтократы конфисковали товары со всех торговых точек, рынков, магазинов и так далее. Инструменты переданы рабочим, какими-нибудь кофеварками укомплектованы общественные столовые, и так далее… Кофе, разумеется, не настоящий, а из ячменя, цикория и желудей…

В отличие от меня, Лорка не заметила ничего особенного в день «П». Общественным транспортом она не пользовалась, водила маленький сиреневый «Пежо» и предпочитала ежедневно торчать в пробках. После дня «П» машину, само собой, конфисковали.

Об этом дне и о том, как старики всё провернули, мы с Лоркой иногда шушукаемся под одеялом перед сном, чтобы ненароком не услыхали родители. Конечно, лучше бы под одеялом заниматься другими вещами, но мы за день так устаём, что на секс нас просто не хватает. Ведь ни я, ни Лорик не привыкли к тяжёлому физическому труду. Он адски нас выматывает. Я не представляю, как поколение наших дедов пахало на заводах и в колхозах всю жизнь и не умирало от изнеможения на второй неделе. Немного поболтать перед сном - на большее нас не хватает. Потом мы спим, как убитые. Рано утром встаём, завтракаем и идём на работу. Поздно вечером приходим, ужинаем и ложимся спать. И всё, так целую неделю до выходных. Выходные нам, слава богу, оставили, а вот в ГУЛАГе, говорят, работают на износ. Какое-то время репрессированных пичкают наркотиками, они вкалывают без передышки и в какой-то момент просто падают замертво…

Ни для кого не секрет, что после развала СССР у пенсионеров жизнь стала не сахар. О стариков по сути вытерли ноги. Сначала ограбили, обесценив накопленные сбережения, а потом бросили, как подачку, нищенские пенсии. Качественное медицинское обслуживание стало практически недоступным. Цены на товары первой необходимости выросли в сотни и тысячи раз. Государство словно вычеркнуло пенсионеров из общественной жизни. Их как будто перестали замечать. Правящий режим не интересовало, живы они или уже сдохли, плохо им или хорошо, хватает ли им на жизнь или они живут впроголодь, есть ли у них нормальное жильё или они ютятся в лачугах, доступны ли им лекарства или же они страдают от недомоганий, есть им во что одеться или они ходят в обносках, словно бомжи… Старики превратились в подобие касты отверженных, многие действительно превратились в бомжей. Их собственные дети и внуки, занятые собственным выживанием и благополучием, позабыли про них. Приватизация привела к тому, что многих стариков попросту выжили из их жилья. Пожилые люди превратились в социальный мусор, в осадок на дне общественных процессов.

Подобное обхождение должно было заставить стариков вскоре завять и зачахнуть, уйти в небытие и освободить экономику от лишних расходов. Кто-то наверняка на это рассчитывал. Однако все ошиблись, старики не думали угасать. В отличие от нас, неженок, они - люди совсем иной закалки. Их считали отжившими свой век и потому не обращали внимание на то, о чём они судачат на лавочках в парке и возле подъезда, на автобусных остановках и в очередях к врачу, о чём и с кем часами болтают по городскому телефону. Никто не заметил превращения пенсионеров в организованную и крепко спаянную массу, копившую силы, ждавшую удобного момента и готовую к реваншу.

У стариков было ещё кое-что. Чувство собственного достоинства, умение быстро солидаризироваться и действовать сообща в общих интересах. Они не собирались терпеть до бесконечности, не собирались и дальше позволять вытирать о себя ноги. Они отдали государству лучшие годы жизни и все силы, а государство пренебрегло ими, унизило их, вот они и решили ЗАСТАВИТЬ общество обратить на себя внимание. Так и случился Переворот.

Лорик убеждена, что даже если бы люди что-то и заметили, то всё равно не придали бы значения, сочли бы очередным старческим заскоком, вроде голосования за КПРФ и возложения цветов на могилу Сталина. Каждый ведь мерит других по себе. Если мы являемся инертной, инфантильной, легковнушаемой и разобщённой массой, нам кажется, что и другие тоже. А вот старики оказались нашей полной противоположностью. Они родились и были воспитаны в другом общественном строе, где один был как все и все как один, где умели чётко, слаженно и решительно действовать коллективом, как единым механизмом, в любой ситуации, не боясь рисковать жизнью, умея принимать неприятные решения и исполнять жёсткие приказы, терпеливо снося лишения, невзгоды, боль - сколько угодно, если так действительно надо, если жертвы окупятся сторицей.

Их презрительно звали старичьём, совками, старыми пердунами, считали носителями врождённой рабской психологии и выжившими из ума маразматиками, их презирали и, если не ненавидели открыто, то, по крайней мере, неприязненно терпели их существование и ждали, когда же наконец их не станет.
Возможно, пенсионеры действительно такими были, но давайте признаем, что именно эти их свойства помогли им сорганизоваться за спиной у государства, нагнуть его и хорошенько поиметь. А заодно и всех нас.

За прошедшие с развала СССР десятилетия старики, оказывается, непрерывно оценивали ситуацию, обсуждали между собой, обменивались идеями, мыслями и предложениями, налаживали друг с другом контакты, обсуждали варианты и так постепенно превратились в обширную криптосоциальную сеть, которой не требовались цифровые устройства, хватало аналоговых. Под прикрытием образа «беспомощных» пенсионеров они выработали особую сигнальную систему, известную и понятную только им самим. Среди них были все «свои», каждый делал свою часть общей программы.

В безликой массе пенсионеров шло непрерывное неразличимое глазами брожение. 1993 год показал им, как НЕЛЬЗЯ действовать, и они начали думать, как МОЖНО и НУЖНО, а уж ума, навыков, опыта и решительности им было не занимать. Если вдуматься, они ведь, по большому счёту, всё равно ничего не теряли.

По-отдельности каждый из них, может, и был выжившим из ума маразматиком, алкашом, или склочной старушенцией, однако, действуя заодно, старики превратились в нечто большее, в некий коллективный сверхорганизм. Такова диалектика перехода количества в качество, которую они изучали, а мы нет. На этом уровне, очевидно, начинают действовать некие неизвестные психофизиологические механизмы, благодаря которым маразм, склероз, деменция и прочие неврологические недостатки каждого отдельного человека каким-то образом компенсируются и нивелируются за счёт объединения с остальными.

Вряд ли на белом свете сыщется хоть одна профессия, представителя которой не было бы среди пенсионеров. Рано или поздно все выходят на пенсию - учителя, инженеры, менты, военные, шофёры, лётчики, врачи, сантехники, обслуживающий персонал городских коммуникаций, бухгалтера, программисты, спортсмены, учёные, телевизионщики, сотрудники стратегических объектов, машинисты, чиновники, переводчики, шифровальщики, дипломаты и так далее. И вот все эти люди начали действовать заодно. Все одинаково ненавидели новый постсоветский порядок и мечтали с ним поквитаться.

Были среди пенсионеров партийные и профсоюзные работники, привыкшие к управленческой и организаторской деятельности - те, кто мог руководить большими коллективами, - и были те, кто знал, где, как и какие двери открыть, куда зайти, какие рычаги повернуть, какие кнопки нажать и какие коды ввести, что, где и как захватить в первую очередь, кого, где и как обезвредить или вывести из строя, дабы лишить режим возможности противостоять перевороту. Когда до властей наконец дошло, что заварилась действительно серьёзная каша, было уже поздно. Поднять по тревоге силовиков не удалось - ключевые фигуры оказались обезврежены, а немалое количество оружия и техники перешло в руки пенсионеров. Старики утвердились на военных базах, в отделениях полиции и в административных зданиях. Захватили банки и средства связи, изолировали персонал. Затем арестовали представителей власти и назначенных ими чиновников… Это произошло одновременно по всей стране, в каждом регионе, городе и посёлке. Нет ведь ни одного населённого пункта, где бы значительную долю населения не составляли пенсионеры. Старики просто задавили числом и точным пониманием того, что именно нужно делать. К сожалению, официальные власти такого же понимания не проявили. Пенсионеры застали государство врасплох. Их безумная авантюра удалась и они победили.
Мы по инерции продолжали заниматься своими делами, а в то же самое время за нашими спинами осуществлялся самый грандиозный переворот, сопоставимый, разве что, с Февральской или Октябрьской революциями. Обычно подобные перевороты вспыхивают на социальной, национальной или религиозной почве; впервые революция была ВОЗРАСТНОЙ.

У кого-то дома, а у кого-то на работе вдруг заглючил интернет, один за другим отключились телеканалы и замолчали радиостанции, начались неполадки с сотовой связью. Никто и представить не мог, что это дело рук десятков миллионов пенсионеров. Наши дети наверняка не поверят в то, что мы оказались настолько наивны и слепы. Однако факт есть факт. Наши взгляды, наши знания, наши привычки, наша культура, наша среда - ничто не подготовило нас к подобному повороту событий. Мы бы скорее поверили во вторжение пришельцев или в плоскую землю (а некоторые и до сих пор верят), чем в способность наших стариков взбунтоваться и захватить власть, причём насовсем. Наши дети, вероятно, сочтут нас последними лохами и будут правы.

Не откладывая в долгий ящик и не давая стране опомниться, пенсионеры сразу же приступили к Большой Культурной Чистке. Были закрыты границы, введены комендантский час и чрезвычайное положение, депортированы гастарбайтеры и люди с двойным гражданством. Старики припомнили либеральным властям все обиды. «Демократической общественности», политическому и экономическому истеблишменту, олигархам, чиновникам, журналистам, высокоранговым носителям мундиров и судейских мантий, получателям зарубежных грантов, депутатам и уголовникам, то есть, всем, кого старики считали виновными в своих невзгодах, пришлось хуже всего. С ними расправились в первую очередь, максимально жестоко, без суда и следствия. Их родственники до седьмого колена, друзья и близкие бесследно исчезли в ГУЛАГе. Не пощадили никого. Кто сам не принимал ублюдочных, с точки зрения пенсионеров, законов, но убеждал население в их важности, нужности и безальтернативности, сочли соучастниками и тоже казнили.

На улицах появились вооружённые до зубов пенсионерские патрули. К городам подтянули бронетехнику. У правоохранительных органов и спецслужб изъяли базы данных по криминалитету, после чего нагрянули к ничего не подозревавшим браткам, паханам, уркам и гопникам, рядовым быкам из ОПГ и примазавшимся к ним адвокатам, и просто стреляли на месте.

По нашим с Лоркой прикидкам, если суммировать потери среди неблагонадёжных, то наберётся не меньше тридцати или сорока миллионов человек - включая и тех, кто в настоящий момент догнивает в ГУЛАГе.

Да, словно в оправдание либеральных ужасов, старики создали свой ГУЛАГ - не как средство исправления инакомыслящих, а как средство их утилизации. Когда человек повзрослел и окончательно сформировался, как полноценная личность, переделать его уже невозможно. Исправление – это миф, придуманный большевистскими лидерами, воспитанными на европейском гуманизме эпохи просвещения. На самом деле никто не исправляется. Человеческий мозг – это не цифровой накопитель, который можно отформатировать, стереть старую информацию и записать новую. Это так не работает. Любой, кто утверждает, будто исправился, на самом деле ИМИТИРУЕТ исправление, дабы ему смягчили условия, а в действительности остаётся прежним. Недаром ведь говорят: сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит. Исправить преступника или морального урода невозможно. Вот старики никого и не исправляли.

Во втором этапе Большой Культурной Чистки у народа были изъяты «вредные» цифровые гаджеты вместе с отбракованными цензурой книгами, музыкой и фильмами. Конфисковали частный автотранспорт. Из-за санкций против Геронтократии у нас больше нет импортных машин, а свои пока что выпускаются в небольших объёмах и не удовлетворяют всех нужд государства.

Все автовладельцы пересели на метро и автобусы. Население в городах и так-то сократилось за счёт репрессированых, а до кучи многих отправили вкалывать на целину. Геронтократы запустили общегосударственную программу деурбанизации. Как минимум половина населения должна теперь трудиться в сельском хозяйстве, поизводить натуральную еду. Масштабы городов сокращаются – я это вижу на примере Москвы. Геронтократы первым делом снесли все собянинские человейники, и вообще, Москва вскоре скукожится до третьего транспортного кольца. Спальные районы планируется распахать и пустить под сельское хозяйство. Выселенных распределяют по мёртвым деревням, каких полно в каждой области. Ветхие и гнилые избы сносят и отстраивают заново за государственный счёт.

Стройки, вроде той, где я работаю, это не возведение новых многоэтажек. Мы строим новые заводы и фабрики, взамен уничтоженных либерастнёй. Сейчас производство ютится в бывших офисных зданиях, но это временная мера.
Подмосковье и спальные районы Москвы превратятся в типичную сельскохозяйственную область. Никаких дач, никаких коттеджей. Особенно сурово обошлись с рублёвскими дворцами и хоромами - их вместе с обитателями, челядью и охраной расстреляли с вертолётов ракетами «воздух-земля».

Частная собственность нынче упразднена. Что угодно могут без объяснений конфисковать в пользу государства. Права и свободы действуют сообразно возрасту. Пока ты молод, ты никто. Постепенно, по мере взросления ты обзаводишься и правами, и свободами.
Теперь так. Пока ты ребёнок, ты ходишь в бесплатный детский сад, учишься в бесплатной школе по новым учебникам, ездишь в бесплатный трудовой или воинский лагерь, где тебя учат дисциплине и работе на общее благо. Занимаясь с тобой, учителя выявляют твою предрасположенность, чтобы в будущем ты оказался именно на своём месте и принёс больше пользы.

В подростковом возрасте тебе объясняют, что ты пока никто, пустое место. Звание человека нужно заслужить, а звание гражданина заработать. Чтобы ты не демонстрировал подростковую дурь, тебя регулярно лупят. По достижении восемнадцати лет загребают в армию и после демобилизации продолжают регулярно вызывать на сборы, чтобы ты не терял боевой подготовки. В армии ты не красишь траву, не ровняешь сугробы и не чистишь зубной щёткой сортир. Ты прежде всего стреляешь. Солдат – это теперь не профессия, это всеобщая обязанность. Геронтократы не хотят, чтобы повторились девяносто первый и девяносто третий года, когда профессиональные «защитники» Родины бросили и предали эту самую Родину. В смысле безопасности намного лучше, если армией является всё взрослое население страны.

На ту же идею безопасности работает и программа деурбанизации. Допустим, некая недружественная страна захочет нанести ядерный удар. Подобные удары не наносят вслепую, куда попало, они всегда нацелены на крупные мегаполисы, типа Москвы и Петербурга, на политические, экономические и логистические центры. Так одним махом противнику наносится множественный урон, и не только демографический. Вывод из строя всего одного такого центра причиняет непоправимый ущерб всей стране. Но куда прикажете целиться недружественному государству, если население, финансы, управленческий аппарат и логистика «размазаны» по огромной территории? Куда бить, что выводить из строя? При любом ударе потери окажутся минимальными - как в живой силе, так и во всём остальном…

После армии парни и девушки идут работать в сельском или промышленном производстве. Как поступают с отказниками, я уже говорил. Работать всё равно придётся, но уже из-под палки и на измор. Из утилизированных варят вонючее хозяйственное мыло и раздают трудящимся бесплатно, так что пахнем мы все теперь одинаково. Хозяйственное мыло у нас единственное моющее средство.

Геронтократы упразднили деньги. Продукты, одежда и хозтовары распределяются по карточкам. Инструмент и спецовку выдают на работе. Бесплатно кормят в столовых. Мы потребляем только натуральные отечественные продукты. Импортных деликатесов больше нет. С остальным миром, и прежде всего с Западом, мы разорвали дипломатические отношения – до тех пор, пока там не признают Геронтократию. В этой связи прежние договорённости были признаны недействительными, в том числе о поставках энергоресурсов. Газом и нефтью мы теперь пользуемся сами, а остальной мир лихорадит жесточайший кризис, сопоставимый с Великой депрессией…
Милицейские облавы и рейды, проводимые представителями таёжных сибирских народностей, окончательно добили остатки этнических криминальных диаспор. В тайге никого не учат тому, что преступность не знает национальности. Таёжному человеку трудно в такое поверить, когда среди преступников он видит одинаковых людей с золотыми зубами или с обильно волосатым телом…

Из-за своеобразного фасона одежды мы теперь сильно отличаемся от прочих народов земного шара. Пограничники стреляют в любого, кто не похож на наших. Спутать трудно – недружественным государствам пока не удалось найти таких же криворуких швей, как бывшие офисные фифы, принудительно отправленные на фабрики. Поэтому, когда с Запада или с Аляски к нам пытаются забросить разведгруппу, у той нет ни единого шанса. Благодаря постоянным тренировкам, наши погранцы-молодцы стреляют на удивление метко.

Деурбанизация и Большая Культурная Чистка окончательно решили проблему терроризма. Религии упразднены, города расселены, интернета нет, цифровых гаджетов нет, вербовку доверчивых неофитов вести невозможно, и никакой смертник извне границу не перейдёт. Кто мог бы что-то сделать, тех сгноили в ГУЛАГе со всей роднёй до седьмого колена…

Рассказывая о Геронтократии, нельзя не остановиться подробнее на реакции мирового сообщества. Америка, Евросоюз, НАТО и ООН наложили на нас полное эмбарго, хуже, чем на Кубу, Иран или Северную Корею. «Ястребы» на Капитолийском холме и в Брюсселе принялись бряцать мускулами и грозно надувать щёки. Очевидно, они принимали геронтократов за кого-то, вроде Ельцина. Вот только старики сразу дали понять, что им терять нечего. Всё равно скоро помирать, так что можно без зазрений совести забрать с собой на тот свет столько сытых западных обывателей, сколько получится. Ведь пресловутая красная кнопка никуда не делись…
Из секретных архивов старики извлекли документы и планы хрущёвских времён, где было рассчитано (с привлечением геологов и океанологов), в каких местах вдоль калифорнийского побережья закладывать портативные ядерные фугасы, чтобы отправить этот сейсмически нестабильный регион на морское дно – вместе со всеми мегаполисами, Голливудом и военными базами.

Согласно альтернативному плану, аналогичные заряды следовало разместить определённым образом в Антарктике. Подрыв отколол бы от материка столько льда, что его таяние катастрофически быстро подняло бы уровень мирового океана выше критической отметки. Западное и восточное побережья США были бы затоплены полностью, на многие сотни миль в глубь суши, а ведь именно там проживает основная часть населения. Страну охватила бы всеобщая паника, массовая смертность, исчисляемая десятками миллионов, административная неразбериха, логистический коллапс, жесточайший финансовый кризис и практически полная потеря военной инфраструктуры. В Америке едва не начался хаос из-за одного единственного урагана Катрина в одном единственном штате Новый Орлеан. Полное затопление обоих побережий, по прогнозам советских специалистов, полностью покончило бы с мировым гегемоном. Причём несладко пришлось бы и союзникам Америки - Япония, Британия, Австралия оказались бы затоплены практически полностью. Значительных территорий лишились бы Канада и Европа…

Не могу сказать, блефовали геронтократы или нет. Можно допустить, что они нарочно состряпали заведомую чушь, чтобы заставить недружественные государства понервничать. Наверняка это не известно. Лорка убеждена: старики просто тянут время. В этих словах есть резон, если учесть, что недавно аналогичные геронтократические перевороты произошли в бывших советских республиках, включая злосчастную Прибалтику, которая сполна хлебнула и за шествия ветеранов СС, и за героизацию «Лесных братьев». Ныне мы живём в стране, полностью вернувшейся в границы Советского Союза.

Но это ещё не всё! Пока я пишу эти строки, геронтократические перевороты одну за другой охватывают бывшие страны Варшавского блока. Заново объединилась Югославия, объединились Чехия и Словакия, Восточная Германия объявила об отделении от Западной…

Наши геронтократы словно заранее всё предвидели. Не успели в перечисленных странах отгреметь дни «П» и Большие Культурные Чистки, как мы вновь разместили там ракеты, нацелив на главные европейские города - Париж, Лондон, Брюссель, Вену, Женеву, Мадрид, Стокгольм, Гамбург, Копенгаген, Амстердам, Рим… До целей рукой подать, никакая ПРО не успеет перехватить боеголовки.
Евросоюз фактически перестал существовать. НАТО ещё не поднял белый флаг, но у него по сути нет выбора.

Вот так мы и живём. Военным вторжением нам пока не угрожают, но и блокаду не собираются отменять. Вдоль наших границ, на безопасной дистанции, курсируют авианосцы, подводные лодки и одиночные самолёты-разведчики. Иногда из-за разделительной полосы кто-то постреливает. Погранцы постреливают в ответ.
Наши заводы выпускают достаточно оружия, боеприпасов и военной техники. Вспомните, сколько посуды, кастрюль, сковород и чайников продавалось на рынках и в торговых центрах до Геронтократии, сколько постельного белья, мебели, посуды и прочих вещей для домашнего обихода. Старики всё это добро национализировали и раздали населению безвозмездно. Так что заводы надолго избавлены от необходимости производить «мирную продукцию».

Среди геронтократов царит настоящий культ оружия. По нынешним законам, пенсионеры наделены особой привилегией носить и применять любое оружие. Только они, больше никто. Так же им присвоено право проводить суды Линча - по своему усмотрению и по обстоятельствам. Отнять у них оружие, воспользовавшись старческой слабостью, некому - гопников и прочих антисоциальных элементов давно пустили на мыло. Да и конная милиция не дремлет (милиция теперь только конная).
С наступлением темноты городские улицы вымирают, хотя на них и днём-то не много народу. Только конные патрули цокают копытами по асфальту. Если ночью выйдешь на улицу пьяный – после праздничного застолья, - или начнёшь горланить песни, тебя либо огреют нагайкой и заберут в обезьянник, либо в тебя из ближайшего окна шмальнёт из дробовика пенсионер.

Есть мнение насчёт недружественных государств: они ничего не предпринимают, потому что ждут, когда геронтократы перемрут естественным образом. Ожидания несбыточны – как и в случае с молодёжью. Мы все стареем, значит ряды Геронтократии непрерывно будут пополняться новыми кадрами. Система поддерживает и обновляет сама себя.

На нас больше не влияет промывка мозгов из-за рубежа. Нету больше космополитической интеллигенции, лоббирующей интересы недружественных государств. Нет оппозиции и диссидентов, политических партий и общественных движений. Некому разжигать протестные настроения. Кто мог этим заняться – догнивает в ГУЛАГе. Теперь мы – единственное в мире беспартийное государство. Радиостанция всего одна – работает неполный день и передаёт в основном идеологически правильные новости. То же самое с телевидением – один канал включается вечером, крутит новостные репортажи и старые советские фильмы. Грязная зарубежная антикультура больше не учит нас плохому.

Отсутствие внешней пропаганды с лихвой компенсируется внутренней. Как в старые добрые времена, перед трудящимися раз в неделю выступает лектор-политинформатор, извещая нас о главных мировых событиях и давая им правильную идеологическую оценку.

На наши столы вернулась, как ни странно, чёрная икра. Её теперь много. На реках постоянно открывают осетровые питомники. Браконьерство почти исчезло. Расстрелянных браконьеров подвергают дегидратации, перемалывают в мелкую муку и ею же кормят рыб. Это лучше любых штрафов и наказаний отбивает у людей охоту промышлять браконьерством.

Геронтократы национализировали не только предметы домашнего обихода. У родителей в большой комнате висит на стене бесплатный 4К-телевизор. По вечерам мы смотрим его всей семьёй.

До Геронтократии Лорка любила читать модную литературу – Коэльо, Дэна Брауна, Алешковского и Водолазкина, я предпочитал современную фантастику, а нынче нам приходится довольствоваться Чеховым, Горьким, Гюго, Диккенсом и прочей классикой. Для мозгов это, может, и полезно, но как представлю, сколько сейчас в мире выходит интересных и недоступных новинок, так прямо выть хочется…
Папа с мамой по-прежнему встают без будильника в полшестого утра. Их возня на кухне и в сортире будит нас с Лоркой. Мамуля готовит всем завтрак и заваривает краснодарский чай с ветками и палками. Пока я варю арматуры на стройке, а Лорик чинит ткацкие станки, родители прибираются в доме и идут в магазин получать на всех продукты по карточкам. В принципе, жить вместе с ними даже удобно.
Вот таков он, наш мир. Такой, какой есть. Вернее, каким его видят геронтократы и каким его воплощают нашими руками.

Я понятия не имею, сколько это продлится и закончится ли когда-нибудь. На этот счёт пока не разработано никакой эсхатологии. По всему выходит, что в ближайшее время изменений не предвидится. Как я уже сказал, Геронтократия поддерживает и обновляет сама себя. Мы с Лоркой чувствуем это на своей шкуре.

Разумеется, пропаганда рисует перед нами некую цель. Условно её можно назвать «геронтократический коммунизм». Конфискованные у населения компьютеры никуда не делись, так же, как дата-центры и сотовые вышки. Просто из всего этого компонуется новая сеть, которой предстоит собирать и обрабатывать данные со всех регионов страны. И если вы эрудит и вам это что-то напомнило, то поздравляю, вы правы. Геронтократы собираются возродить ОГАС – нереализованный проект общегосударственной автоматической системы учёта и обработки информации, позволяющий исключить человеческий фактор из управления экономикой. Геронтократы прекрасно осознают возрастные недостатки своих мозгов и намереваются компенсировать их искусственным интеллектом. В СССР проект ОГАС так и не был реализован, потому что не имелось достаточных вычислительных мощностей, ну и партноменклатура не желала, чтобы рычаги управления выскользнули из её рук. Теперь же мощностей навалом и есть нейросети, так что есть на кого переложить этот груз.

Недружественные государства скорее всего действительно тянут время, потому что не знают, что им делать. Ситуация несколько нетипична и вряд ли описана хоть в одном учебнике или методичке. А изобретать что-то с нуля политики давным-давно разучились. Прямая военная интервенция не сработает, это все понимают. Геронтократы впрямь нажмут на кнопку и заберут с собой на тот свет все, так называемые, развитые страны, а этим странам есть что терять - в отличие от геронтократов.

Скорее всего, если перемены когда-нибудь наступят, мы с Лоркой до них не доживём, состаримся и помрём раньше. Нашему поколению, очевидно, суждено хлебать чашу Геронтократии до дна.

Человек ищет, где лучше, так он устроен. Лорик своего не упустит и мне не позволит. Мы не всегда будем вкалывать в грязных робах. Трест, главк - все эти приятные стариковскому слуху понятия вернулись в наш обиход. Когда на головах прибавится седых волос, лица избороздят морщины, а дети вырастут и начнут самостоятельную жизнь, мы с Лоркой обрядимся в деловые костюмы и расположимся в чистых и просторных кабинетах где-нибудь в строительном главке или тресте лёгкой промышленности… Может и до Кремля дойдём! Будем распоряжаться молодыми и неполноценными недогражданами, составлять для них предписания, поощрять за хорошую работу и наказывать за плохую, кого-то будем направлять на порку, кого-то в ГУЛАГ, а кого-то и «к стенке» ставить. За малейший неправильный чих в недружественных государствах будем возмущённо трясти красной кнопкой и грозить ядерным возмездием…

Мутации - биологические, общественные, личностные, - так и происходят: медленно, незаметно, исподволь. Ты сперва вроде такой, а затем, постепенно, становишься другим. Рано или поздно, в сложившихся условиях, мы неизбежно изменимся. Мы уже ощущаем в себе начало этой мутации. Мы станем совершенно другими людьми, никакой связи с нами прежними у этих людей уже не будет.
Мы станем геронтократами…