***

Я-3027
Очерк

САМОРОДКИ ИЗ СПИРИДОНОВКИ
               
Самотуев Александр Николаевич родился 21 мая 1936 года в селе Спиридоновка Курманаевского района Оренбургской области в многодетной крестьянской семье Николая Петровича и Полины Григорьевны Самотуевых.  Имеет незаконченное высшее педагогическое образование. Работал учителем физики, математики и черчения в Спиридоновской восьмилетней, Волжской и  Ромашкинской средних школах, директором Сергеевской восьмилетней школы Курманаевского района. Педагогический стаж – 20 лет. Необычайно талантливый художник, творческому делу отдал 35 лет своей жизни. Был женат, двое детей, четверо внуков. 

*  *  *

…Было это давно. Я стоял посредине села, озирался вокруг и не узнавал мое  родное гнездовье. Улицы, деревья, дома в Спиридоновке  держались в памяти с детства. Кинолентой прокручивались в голове картинки из прошлого, и для каждой улицы, для каждого дома имелись свои эпизоды. Казалось, все было без фантазий и наваждения, а вот стоял, озирался с некоторым испугом и ощущал чужую, незнакомую ауру, под которой безмолвно застыла округа, заросшая бурьяном в человеческий рост.
- Да вон оно, то место, где стоял ваш дом, - показывал мне рукой Николай Марычев. – А рядом жил Самотуев Владимир Николаевич, потом Горбуновы - твои деданя с бабаней…
Помню Марычева маленьким, босоногим, бегающим по уличным дорогам с раскаленной от летнего зноя пылью. Всегда улыбчивый, с каким-то загадочным, характерным прищуром глаз. Теперь это был возмужавший и серьезный человек. На просьбу рассказать о житье-бытье, отчаянным взмахом руки он давал понять, что говорить, собственно, не о чем:
- Живем здесь, как на диком острове. Осталось несколько семей, скоро уедем все, ни света нет, ни газа.
Вот, оказывается, отчего было такое жуткое ощущение потерянности и подавленности – окна домов заколочены, иные порушены до основания, и кладбищенский дух витал между ними. На месте старого клуба, стоявшего около дома Горбуновых, - заросли амброзии. А было здесь  длинное деревянное здание с высоким крыльцом, таким, что приходилось взбираться на него по широким ступеням. Вечерами, особенно летом, здесь «гнали» кино для  взрослых. Малышей, разумеется,  не пускали, и мы, раздираемые любопытством, как мухи, прилипали к окнам, стараясь рассмотреть через стекло, что же такого взрослого показывали на экране.
Рядом с клубом, на краю порядка была саманная мазанка Николая Петровича и Полины Григорьевны Самотуевых, вырастивших под своим крылом пятерых сыновей – умных и талантливых людей. Это уже позже, когда все разлетелись по своим углам, самый младший из них – Николай, не создавший своей семьи по причине сложившихся обстоятельств, поставил здесь же деревянный щитовой дом и стал жить с престарелыми родителями.
Был он человеком непритязательным,  вел спартанский образ жизни. Выделил себе в доме уголок, который служил ему и кабинетом, и спальней, и местом для приема гостей. Здесь он читал книги и журналы, играл в шахматы,  рисовал карандашом, акварелью. Был талантливым, умел рисовать и с натуры. В один из моих приходов на листе ватмана  набросал мой портрет карандашом. Сходство было стопроцентное. Иногда мы «резались» в шахматы. Играл дядя Коля неплохо. Вообще, в моей  Спиридоновке эта мудрая игра была в почете, люди играли довольно сильно, на уровне первого и второго разряда, и у нас проводились даже турниры с призами…
Мимо клуба, уже нового, кирпичного, на месте которого теперь бурьян, я бежал когда-то солдатом, пришедшим из армии – в хромовых сапогах и шинели с лычками старшего сержанта. Бежал, согреваясь после длительной поездки в крытых санях на металлических полозьях, прицепленных к трактору, три часа «пилившему» от райцентра. Бежал, чтобы скорее обнять, прижаться к родному отцу, спешившему от дома навстречу и соскучившемуся по сыну – в фуфайке, не застегнутой второпях на пуговицы, и новеньких валенках, скатанных моим дедом, а его тестем, Горбуновым Василием Филипповичем, светлая память о котором держится в памяти людской до сих пор.
Дед на самом деле был в Спиридоновке уважаемым человеком. Участник Великой Отечественной войны, награжденный боевыми орденами и медалями, он считался в селе искусным плотником. Метрах в ста от нашего дома стояла саманный сарайчик – колхозная мастерская, в которой дед и другие умельцы по дереву творили чудеса – изготавливали конные сани, оглобли, дуги, резные фронтоны, ставни  и разные балясины на дома, а также двери, рамы. Всё на клею, на шпонах, почти без гвоздей, красиво, прочно, надежно, так, что и спустя десятилетия эти изделия обнаруживаются в целости и сохранности. Работали на деревянных верстаках, деревянными рубанками, фуганками и другими инструментами, некоторые из которых я сохранил, повесив на стены в гараже.
Кудесничали плотники с утра до вечера. Дух в мастерской стоял особенный – лесной, первозданно-чистый, дурманящий. За несколько дней здесь набиралось столько кудрявистых стружек, что они покрывали полы полуметровым слоем. Это уж потом, когда я подрос, то понял, почему не торопились их вывозить. Случалось, чего греха таить, мужики «соображали» на троих, а жены, как это бывает, учиняли разнос, обшаривая верстаки и шкафчики в поисках «белоголовой». Однако ворошить стружки женщины не догадывались. Как раз там и пряталась бутылка. Но выпивали нечасто, и поводы были серьезные.
Вода в колодцах Спиридоновки была чистейшая, но многие жители ходили с ведрами на коромыслах «под-гору», где били родники. Далеко – километра два в один конец, но люди шли. Носили для питья, приготовления пищи, для бань. Они, когда я был в последний раз перед уездом последних семей, топились реже. Дрова и уголь уже не завозили. Последние из «могикан» вырубали талы и березы в лесопосадках. Заготавливать приходилось много, ведь оставшиеся дома отапливались дровами. Электроотопление имел только участник войны Самотуев Владимир Николаевич – один из сыновей в семействе Самотуевых. Человек, всю жизнь работавший в колхозе на руководящих должностях среднего звена. Хозяйственный, простой и шутливый.
Вообще шутливость – характерная черта Самотуевых. Это все от Николая Петровича – отца. В детстве мы с троюродным братом Мишей Горбуновым, набегавшись на улице,  частенько заглядывали к дяде Коле с тетей Полей. Они нам то конфеты дадут, то горбушку хлеба, натертую чесноком, то усаживают за стол обедать. Дедушка Коля  почему-то всегда норовил ущипнуть нас, неважно, куда – в ногу, руку, а то и в попу. Иногда было больно, но мы не обижались, потому что смотрел он на нас смеющимися лукавыми глазами и всегда давал леденцы. С таким вот причудами был дед, что свидетельствовало на самом деле о его добром сердце.
- Дети зовут в Курманаевку, а я хочу умереть здесь, на родине, - говорил мне перед смертью Владимир Николаевич, - пусть похоронят меня рядом с женой Тоней.
Кладбище находится под горой, у пруда, и до него не менее двух-трех километров. Почему его изначально «застолбили» на этом месте, непонятно. Похороны были – мучение, особенно зимой и в осеннюю распутицу. Гроб надо было нести, опускаясь вниз по склону. Но никто не жаловался, что тяжело. Это потом, на поминках, после нескольких стопок за упокой души умершего кто-нибудь, может, и скажет об этом, но так, словно невзначай, для солидности и оправдания того, что надо согреться и расслабиться.
- Хоронить-то уже некого, - говорил Владимир Николаевич, - Из стариков двое, а молодые не сегодня-завтра уедут, жить тут нельзя. Сюда даже продукты не завозят, люди набирают их в других селах мешками – про запас. Да и школу порушили….
Рядом со школой находилась теплица – детище учителя биологии Сараева Павла Яковлевича. Спиридоновский кружок юннатов знали не только в районе и области, но и в Москве. Записывался в кружок и я. Скорее, не по собственной инициативе, а по настоянию родных, в своей простоте почему-то уверенных, что под началом Пал Яколича (так скороговоркой мы называли учителя) можно прославиться и получить медаль. Действительно, его наиболее талантливые ученики, занимаясь в теплице опытнической работой, удостаивались медалей различного достоинства на ВДНХ. А гибрид огурец-дыня вызвал немалый интерес в кругах российских ученых-селекционеров и даже за рубежом. Недавно, кстати, был на почте, и пока ждал, когда мне оформят посылку, листал журнальчик с рекламой различных овощных семян. Читаю: «Огурдыня. Грин бьюти. На ранних стадиях созревания – огурец, на поздних – сладкая дыня». Что это за фирма, не знаю. Но знаю наверняка – впервые такой сорт в нашей стране вывел именно Сараев, и на ВДНХ это подтверждали. Почему же о нем ни слова, а какая-то «грин бью» торгует? Если такой гибрид из-за рубежа, где наш-то, отечественный? 
Из кружка, конечно, я ушел, просто биология меня привлекала мало, я тянулся больше к литературе, к литературному творчеству. Как раз в ту пору в районной газете «Знамя труда» был опубликован первый в моей жизни материал – фельетон за подписью Ершовский-Вилкин. Потом почтальонка долго искала в селе человека с такой фамилией, чтобы передать гонорар, но я так и не раскрылся, опасаясь последствий для меня, как ученика, ведь речь шла о плохой работе сельской библиотеки.
Исчезла с лица земли теплица. Огромнейший яблоневый сад под горой, у пруда, этот благоухающий оазис, заложенный в 70-х годах прошлого века школьниками и взрослыми под руководством Сараева, долгое время был живой. Здесь же располагалась такая же огромнейшая плантация овощей и бахчевых, которая кормила все село. Конечно, все здесь заросло бурьяном, но за яблоками ехали со всех сторон и увозили их машинами!
Кто-то поджег траву (дикая примета сегодняшнего дня), и пожар изрядно потрепал последнюю достопримечательность и символ села, где когда-то жили сотни людей, успешно работавших на благо Отечества, любивших, рожавших и никогда не думавших, что их судьбы будут так безжалостно растоптаны, что будут они раскиданы по матушке-России…
- Я давно уехал из Спиридоновки,  - рассказывает Александр Николаевич Самотуев. – Уже много лет живу в селе Ромашкино. Хорошее село, хорошие люди. Но чувствую себя каким-то изгоем, потому что здесь все равно не родина. Спиридоновка – моя душевная боль.
Александр Николаевич, пожалуй, самый способный, самый талантливый в семействе Самотуевых. Не только биологическими достижениями Сараева славилась Спиридоновская школа. Здесь впервые в Курманаевском районе был оборудован кабинет физики с элементами механизации. Например, насколько я помню, раздвижные автоматические шторы на доске. Кабинет - заслуга Александра Николаевича.  По сути, он явился предтечей, основоположником  технической модернизации учебно-воспитательного процесса в школах района.
Кто не знает этого человека, поверил бы с трудом, что он неплохо разбирался в технических вопросах, не чурался и физического труда. Интеллигентный на внешность, аккуратист – сама профессия наложила отпечаток. Однако на самом деле мог держать в руках не только авторучку или классный журнал, но и ножовку, рубанок, гаечный ключ, или молоток, мог одеть не только отутюженный, с «иголочки», костюм, но и робу, чтобы копаться в автомобиле, мастерить что-то в школе, или убираться дома за скотиной.
Помню, был ясный воскресный день. Мы, группа школьников, стояли около старого клуба – здесь собирались иногда просто так. Тут подъехал  белый «Жигуленок» второй модели. Тогда вообще любая легковая машина была для нас, деревенских, в диковинку, и мы во все глаза рассматривали автомобиль, из которого вылез раскрасневшийся Александр Николаевич.
Тот, кто впервые покупал авто, знает это чувство – гордости, некого возвышения над окружающими и в то же время некоторого смущения в лице и осанке, когда плечи невольно, сами собой поднимаются чуть вверх. Примерно таким и предстал перед нами наш учитель. Он и здесь оказался первым, в селе пока никто не имел  легковушку. А дали ее Александру Николаевичу в продажу за хороший учительский труд.
Но главное, что удивило нас – это легкость, с которой он, усевшись за руль, повел автомобиль, будто занимался этим делом всю жизнь. Автомобиль оказался крепким – прослужил хозяину четверть века. Более того, Александр Николаевич его выгодно продал, поскольку нужны были деньги, когда с семьей переехал из поселка Волжский, где тоже пришлось учительствовать, - в Ромашкино, и надо было покупать дом. Да и не мудрено – в советское время кузов делали из лучшего листового металла, который тщательно грунтовали, а двигатель был надежный, без «сыромятных» деталей.
Однако водительские навыки пришли не сами по себе. Пришлось учиться на курсах в Бузулуке, где практическое вождение проводили на грузовых машинах. Нетрудно представить себе, каково приходилось новичку управлять многотонным транспортом в городских условиях. Александр Николаевич понимал это, поэтому часто практиковался в Спиридоновке. Надо отдать должное одному из колхозных водителей, который в свободное время отдавал машину ему в полное распоряжение. А ведь не случайно так поступал он. Видел, насколько серьезно, ответственно и, главное, умело подходит его «ученик» к этому занятию.
А какой он был учитель? Наверное, мне, как говорится, сподручно давать ему оценку с точки зрения все-таки очевидца, а не учителя, которым я некоторое время тоже работал в Спиридоновской школе. Я был молод, совершенно неопытен, но,  как очевидец, скажу, что Александр Николаевич являлся одним из лучших преподавателей. По крайней мере, так считали в коллективе. Но и районный отдел образования периодически отмечал его успехи. Помню, я еще учился в школе, когда из Курманаевки наезжали роновские инспекторы (среди них раньше особой принципиальностью отличалась Гамова Вера Ивановна) Бывало, некоторые инспекторы ночевали у нас, поскольку отец Владимир Андреевич работал директором школы. Конечно, вели разговоры о состоянии работы, и я, как губка, впитывал их. Помню точно: имя Александра Николаевича Самотуева было на слуху в лучшем смысле этого слова.
Кстати, отец и пригласил его на работу физруком после десятилетки, но ему хотелось поступить в институт на исторический факультет. Однако в те годы на этом факультете не было заочного отделения, тогда директор предложил поступить на физико-математический, тем более что эти предметы будущий учитель физики и математики знал хорошо. Так он и сделал. Через некоторое время состоялось назначение его директором Сергеевской школы (в то время  Первомайский район). Александр Николаевич мог бы стать и директором школы в Первомайске, об этом уже шли разговоры, однако обстоятельства не позволили, и он вернулся на родину.
С будущей женой Надеждой Алексеевной  познакомился в Спиридоновке. Она приехала сюда по направлению после окончания Оренбургского педагогического училища. Стала работать учительницей в начальных классах. На этом поприще работала всю жизнь, являясь примерным педагогом. Потом семья Самотуевых переехала в поселок Волжский, где Александр Николаевич трудился завучем, а Надежда Алексеевна так же преподавала в начальных классах. Примечательно, что обе дочери Самотуевых, Любовь и Вера, тоже стали учителями. Уже на пенсии, и за плечами немалые годы непростого педагогического труда.
В последние время, а жили уже в Ромашкине, Надежда Алексеевна болела. Находясь на пенсии, тосковала, если Александр Николаевич, неугомонный человек, уходил в Дом культуры и, несмотря на возраст, рисовал, рисовал, рисовал… «Ты уйдешь, - говорила ему потом, - а я сижу у окна, жду и все плачу, плачу…». Она чувствовала, что жизнь покидает ее, но до конца не хотелось верить.
Село Ромашкино стало последним пристанищем. На всем протяжении своей жизни Александр Николаевич увлекался живописью. Впрочем, наверное, неточное слово «увлекался», - он работал в этом направлении, работал вдохновенно, возвышенно. По сути, это была страсть, которая владела им с детства. Конечно, педагогический труд не позволял заниматься творчеством в полную силу, и поначалу оно в большей степени ограничивалось оформительской деятельностью – писал плакаты, лозунги для массовых мероприятий, к праздникам.
Настоящий талант художника развернулся, когда стал писать картины. Он мало работал с натуры, в основном, копировал произведения великих мастеров кисти, писал иконы, однако делал это изумительно. Мне знакомы картины некоторых бузулукских художников, осмелюсь утверждать, что Александр Николаевич в чем-то превзошел их. Мне, человеку, который сам рисовал, имеет определенные способности, позволительно давать такую оценку, хотя, конечно, она субъективна. Мне кажется, Александр Николаевич лучше владел техникой живописи, картины получались глаже, что ли, мазки ровнее, четче передающие тона и полутона.
Как-то побывал Александр Николаевич в одном из храмов города Бузулука. Настоятель, посмотрев его работы, предложил: переезжай, мол, в город, будешь у нас иконописцем. Ознакомился с его картинами и Морозов Николай Андреевич – известный бузулукский художник. И тоже дал им высокую оценку.
…Когда я впервые оказался на выставке его полотен, то обомлел. Стоял и любовался. Такая живопись внушает оптимизм, заставляет любить красоту, жизнь. Побывал недавно у него в гостях. Уже не у дел, отдыхает. Заслужил.

 




 





 


Рецензии