Иван Филиппович-очерки русского характера 2

«Общественное бытие, тождественно общественному сознанию».
А. А. Богданов

             1. Знакомство с Иваном Филлиповичем.

    Имея «дачу» в деревне, родительский дом, мы с супругой, как и все, ежегодно весной и осенью, принимаем участие во всероссийской «народной забаве» посадка овощей, картофеля и сбор урожая осенью. Заложили мы с женой, на родительских сотках, фруктовый сад, из 30 яблонь и груш, о чём впоследствии сожалели,  о большом количестве, когда  деревья начали плодоносить. «Урожай», оказался страшней «не урожая», мы созывали всех ближних и родных за яблоками с мешками в сад, кто соглашался, мешками развозили яблоки им по домам. Пытались яблоки предлагать в детские садики и детдома, не брали, санитарный режим, ответственность. Пытался я торговать яблоками на рынке, покупатели на нашем районном рынке всё московские дачники, у местных своих яблок полно. Москвичи покупают только «красивые» яблоки из Турции, а с ними сидят на нашем районном рынке, наши бывшие советские «нацмены», теперь, на нашем районом рынке, они заняли монопольное положение, почему то в своих краях «нацменам» торговать не с руки.
      Жена у меня очень домовитая и хозяйка, в урожайные годы, выжимала из этих яблок сока по 100-150 литров, банки 3-х литровые с яблочным соком хранятся в погребе деревенского дома годами, по два, по три года, что выручало нас в неурожайные годы. Натуральный, свойский,  яблочный сок, внуки, почему то пить отказываются, а их у нас с женой четверо, да племянников,  столько же, пьют только магазинный сок из красивых коробок. Пришлось нам с женой прибегать к ухищрениям, копим пустые пакеты из под магазинных соков и заливаем в пакеты свойский, домашний яблочный сок, внуки и племяши пьют и нахваливают, а из  3х литровой банки или кувшина пить сок отказываются.
         Погреб в деревенском доме очень нас выручает, зимние сорта яблок хранятся до апреля, особенно сорт «богатырь», естественно и картошка и овощи, тоже храним там. Проблема добраться к нашим запасам в деревню зимой, дороги заносит сугробами выше роста, муниципальные организации долго их не прочищают, приходится ловить момент.
      Для обработки земли, под посадку картошки, я всегда обращаюсь к Ивану Филиппычу, проживающему в соседнем селе, в полукилометре от нашей деревни. Их деревня называется селом, потому что у них там церковь имеется, посвящённая святому угоднику Николаю Мирликийскому.  У Ивана Филиппыча  трактор имеется в наличии, от почившего при перестройке колхоза ему достался, и соответствующие орудия обработки земли, к нему, плуг, окучник, бороны. Оплату за сделанную работу, Филиппыч назначает «по божески», «лишнего» он не берёт, а мне облегчение огромное, потом он и окучивает мою картошку, пока она растёт, вручную я бы не осилил, даже с мотоблоком, земля у нас в деревне суглинок, тяжела в обработке. Картошку убираем по осени всей семьёй, с детьми, со снохами и внуками, после сбора урожая,  собираем в деревне застолье, шашлыки, винцо. Винцо пьют только жена и снохи, мужская часть все водители, за руль сядут, воздерживаются. Вино я наладился своё изготавливать, плодово-ягодное, яблок  и ягод много собираем, продавать некуда, съесть и в заготовки всё пустить невозможно  из-за большого количества, чтоб не пропадало это «богатство», запускаю процесс брожения, загружаю всё в бочку, трёхсотлитровую. Часть вина разливаю в бутылки, основную массу  перегоняю на спирт, получается  «антигрустин», как мы его в семье называем. Жена у меня ещё наладилась сушить яблоки и груши в нашей русской печи. Насушиваем их мешок, два, зимой раздаём это всё родственникам, они варят компоты, а детня использует их за место чипсов, едят «всухомятку».
       Все эти процессы заготовки и перегонки требуют затрат энергии, газа у нас в деревне нет, но мы не грустим, дров сколько угодно, заготавливай не ленись. Дрова это энергетическая независимость от всяких цивилизаций, у меня и печка дровяная есть со встроенным термоэлементом, электроэнергию вырабатывает, на «лампочку Ильича» и мобильник подзарядить хватает. Дрова наше всё.
      После посадки картошки, приглашаю я, к себе «на чаёк», Ивана Филипповича. Произвожу с ним расчёты, обсуждаем виды на урожай, беседуем «за жизнь». Расчёт ведём и в денежной форме и натуральным продуктом, время такое было, перестройкой его назвали, деньги большие были, со многими нулями, а купить на них чего-то можно было, только имея талоны и карточки. Я рюмочку, вторую выпью, свойского «антигрустина», а Филиппыч чай пьёт из  самовара, он вообще алкоголь не употребляет, держит строжайший сухой закон, потому что, говорит он, «дураком» от вина делается. Произвели мы с Филиппычем расчёты, часть деньгами, часть «натурпродуктом», два блока сигарет «Спорт», две бутылки водки по 0,5 литра. Филиппыч,  водку обменивал у СПК-шных трактористов на соляру для своей техники. Я водку вообще держал как средство расчёта за оказанные работы, сам предпочитаю свойский «антигрустин», в лечебных дозах. С водкой я тоже  «завязал», печень и поджелудочную посадил, пока работал в  энергетике, глотаю таблетки.

             2. Молодость Ивана Филипповича, тюрьма.

          В молодости, Филиппыч, по пьяному делу  в тюрьму попал. Рассказал он  мне, как всё это случилось.
  Рассказ Ивана Филиппыча о драке, в клубе. Были мы уже призывного возраста, только  школу закончили. Как обычно, вечером гулянка, танцы в клубе, парни, девушки отношения, дружба, до любви правда не доходило, девчонки «честь» берегли. На одной из танцулек, вызвали моего товарища из клуба на улицу «поговорить». Я, само собой, с товарищем тоже пошёл, были все, и я в том числе, выпивши, друга я не мог бросить  одного в разборки. Сёмка, сын председателев, стал угрожать Андрею, если он не отстанет от Анны, в общем приревновал. Слово за слово началась свалка, Андрей парень был крепкий, видный, кулаком его не возьмёшь, свалила его толпа Сёмкиных прихвостней, кто-то ударил Андрея по голове жердью из изгороди. Я конечно тоже в этой драке поучаствовал, защищал Андрея, как мог, но жердь прозевал. У Андрея потекла кровь из раны на голове, кто-то из толпы, наблюдавших за дракой, закричал, «мусора» приехали. Рядом с селом, у нас посёлок, поселковое отделение милиции, наш участковый Витя, по прозвищу «хиляк», вызвал подмогу себе из посёлка, сам решил не встревать в свалку, по причине своей хилости. «Хиляком» его прозвали из-за худосочного телосложения, жил он в селе с матерью, жены у него не завелось, здоровье не привлекательное, в милицию работать он пошёл с одной целью, хоть как то придать «вес» своей фигуре. На улице он, всегда появлялся в мундире, фуражке, яловых, надраенных сапогах и при  портупее. Сбоку висела кобура, но в ней он держал носовой платок, чтобы пот вытирать в жаркую погоду. Когда Витя, при всём параде шёл по улице, было такое впечатление, что он залез в скафандр и этот скафандр с усилием передвигает. От услышанного крика, о приезде патруля ментовского, кто дрались, все разбежались, убежал и я. Спрятался я на чьих-то «задах», в бурьяне, решил переждать немного и заснул от волнения и усталости.  Днём по деревне пошла весть, Андрей убежать не смог, его увезли в поселковое отделение милиции и там он помер. Завели суд да дело, Сёмкин родитель, наш председатель колхоза, к этому делу руку явно приложил. Во всём обвинили меня, и присудили мне 4 года колонии за убийство по неосторожности, анализы крови только  у  меня показали наличие алкоголя в крови.
    В колонии срок отсидел «мужиком», с ворами стол не делил, ни кому не «шестерил», и к себе «шестерок» не подпускал, не «ссучился».
         Тут, я встрял в его рассказ, как же ты  Иван, в тюрьме без подкорма «общака» выжил, мне по своей  работе энергетика, в колониях, тюрьмах бывать приходилось.  Когда первый раз это привелось, я попросил сопровождающего меня инспектора, накормить меня тюремным обедом. Сопровождающий посмеялся над моей затеей, но просьбу выполнил.  Я был потрясён, полным отсутствием, каких либо калорий в пище. Первое, это просто вода кипячёная с чем-то плавающим в ней, кусок хлеба чёрного, грамм в 100 и второе, какая-то размазня из сухого картофеля, в качестве деликатеса кусочек селёдки. Кисель из какого-то порошка розового цвета. Я б, на таком питании, за месяц усох бы, до шкелета. Да, Николай, всё так, отвечал Иван, мама кормила меня в тюрьме, вечная ей память, ежемесячно посылки слала, когда «свиданку» разрешали, привозила в колонию на себе. Денег присылала, выжил я, в «общак» не залезал, но похудел сильно. Мать в одиночку не  смогла бы меня прокормить, родственники и вся деревня ей помощь оказывали. Как же ты Иван вину-то признал, был следующий мой вопрос. А у них адвокаты были наняты, и  мать уговаривали-запугивали, и бумаги были оформлены следователем все на меня, я оказался главный подозреваемый, отвечал Иван, меня  и не спрашивали, в суде наручники одели мне, и в камеру. Кроме материнского подкорма, я и сам себе прокорм нашёл, хорошо я в технике, в автомобилях разбирался, занялся на «промзоне» тюремной ремонтом автомобилей,  ремонт кузовов  наладил, покраска, не плохо получалась, клиенты, тюремный персонал, сигареты, чай давали за работу, а я всё это на «шамовку» менял. Выжил.
 
       Филиппыч, расскажи как дальше дело было, попросил я его.



                3. Жизнь Ивана Филипповича после тюрьмы, начало трудовой деятельности, женитьба.


        Рассказ Ивана Филиппыча о жизни после освобождения из заключения. Вернулся я из заключения домой почти одновременно со своими  сверстниками,  они из армии демобилизовались, много  на флот попали служить, а я из тюрьмы. Сёмка, сын председателев, оказался слабый по здоровью, комиссовали его уже со службы, но не его, не его отца, я в колхозе  не застал. Переехали они на жительство в областной центр, назначили нашего председателя каким-то большим начальником по сельскому хозяйству области. Как мама моя,  царство ей небесное, говорила мне, не зря проверяющие в колхоз наезжали  регулярно, отправлял их обратно в область председатель, на колхозной волге, с набитым доверху багажником.  Грузил и разгружал багажник, председателевой волги, его водитель, Евгений,  наш житель, поэтому ассортимент багажника был известен нашим колхозникам, всё было наше колхозное, продукты, кроме водки, вина, коньяка и пива из магазина.
        Стал я работать механизатором, работал и на тракторах, и на комбайнах, и баранку крутил, когда чего надо было. Зарабатывали хорошо,  я дом свой отстраивать начал. «Нахлобучило» меня жениться, деревенской зазнобы у меня не было, мне очень нравилась докторша из нашего ФАПа, теперешняя моя супруга, была она «южных кровей», прислали её к нам на работу  по распределению из Молдавии, по распределению, после окончания медицинского училища. В нашем колхозе, с нашими вечно «попахивающими» водкой колхозниками, она ни с кем не подружилась. Я за ней стал ухаживать, полюбились мы, и сделал я ей предложение, стать моей женой, она согласилась. Свадьбу решили, она естественно решила, а я согласился,  сыграть у неё на родине, девушка  она была тоже сельская, из крестьянской семьи. Согласовали всё с её родителями, назначили сроки,  на сентябрь, чтобы народ  по свободней был от работы, да и я тоже, взяли маму и втроём в область, в аэропорт и до Кишинёва на  самолёте быстро добрались. Мы уже  расписались в нашем районном загсе перед этим и в родственном кругу это событие отпраздновали, фактически прилетели к Лидиным родителям законными супругами, за столом, на свадьбе только кольцами менялись.  Встретили нас в аэропорту её родители, на их колхозной волге, и приехали мы к  ним в деревню, к накрытому столу. Этот «стол» забыть не возможно, больше 100 метров, стоял на  главной дороге села и  ломился от  всякой всячины, стол, за  столом сидел весь колхоз, «рулил» всем этим председатель их, родители Лидины сами обомлели от такой картины. Погуляли славно, оркестр  их местный играл, народ пел и плясал до упаду, никто не упился, пили только местные  виноградные вина, ни драк, ни разборок не было, это был СССР.
         К чему я тебе  это  говорю, зачем вспомнил СССР,  недавно, ездили мы с женой в это же село, на  похороны её мамы, тёщи моей, царство ей небесное, вечный покой. Тесть преставился ещё при советской власти.  Картина, которую мы увидали,  приехав в село, потрясала, обстановка как в фильмах про войну, всё брошено, всё в упадке. Было это  в конце лета, по селу одни старухи бродят, молодёжи мужиков не видать, все на заработках,  кто где,  земля в полях засохла, вся в глубоких трещинах, нет воды для полива, торчат сухие кукурузные палки выше человечьего роста, не убрано.  Мать лежит в дому,  на скамьях,  досок нет,  гроб сделать не из чего, могилу копать на кладбище некому,   это потрясло, независимая Молдова вызывала грусть и печаль. Поехали,  срочно,  в близ лежащий городок,  к «ритуальщиками», сторговались только за доллары, местные  деньги не брали. Сделали всё  «по божески», отпели маму по православному обряду, предали земле рядом с супругом, и после маленьких и  коротких поминок, для пришедших соседок, поехали обратно в аэропорт и домой. 


                4. Работа Ивана Филиппыча в колхозе, семейная жизнь, дети.


  Вернулись мы с Лидой и мамой в деревню, мы с Лидой зажили в новом доме, мама осталась в своём жить, мы решили, что так будет роднее получаться, двум хозяйкам в одном доме не ужиться, переругаются.
  Шло всё счастливо, колхоз наш доходный был, платили хорошо, новый председатель заботливый был, из старых партизан, дисциплину любил, лентяев и пьяниц терпеть не мог, зажили мы хорошо. Накупили в дом всякой мебели и музыкальных приборов, вначале купили мотоцикл с коляской, потом Уазик завели, покупали, правда, всё по очереди, которая в колхозе велась, по записи. Через райпо покупать, за сданное мясо и шерсть, было некогда, над личным хозяйством не горбатились, я с утра до ночи на работе, хорошо хоть жена в ФАПе работала, а не на ферме. Явишься домой, в уборочную пору, грязный как черт и уставший как ломовая лошадь, жена встречает, сначала мыться заставит, банька своя была, всегда с горячей водой, потом накормит, напоит, спать уложит, если затребую, «приголубит», в доме уютно, жили,  душа в душу.
  Деточки вскоре пошли, одни мальчишки, три богатыря, Вася, Лёша и Андрей, погодки. Первое имя, отца моего, второе – отца Лидиного, третье – в память о друге.
   С детьми проблем никаких не было, на селе и садик был, и школа хорошая, учили хорошо, была художественная школа, учили рисовать и музыке. Потом, когда пацаны постарше выросли, я за ними следил, находил их «землянки и убежища», где они с друзьями время проводили, находил там  спрятанные папиросы, сигареты, брагу в банках, картинки с голыми девками, я всё это уничтожал. Мальчишки мне всегда после этого жаловались, что соседские из другой деревни им навредили, конкретно, чего навредили, не говорили. Если мальчики долго не приходили с гулянки, жена меня будила, поднимала и ехали мы их искать. К технике, мальчишки, с детства все три тянулись, по механике соображают. В армии отслужили все, один, Андрей в ВДВ служил, довелось ему и в Абхазии повоевать, и в Черногории, в Югославии. Оттуда вернулся с долларами, повезло ему, у них и грузом  «200» оттуда возвращались. Учились ребята, после армии, в областном университете, один на дорожного строителя выучился, другой на строителя по зданиям, а третий, ВДВэшник, самый умный оказался, на юриста выучился. Народ самодостаточный, разъехались по стране, двое в Ленинграде обосновались, третий в Риге, внуки летом всегда тут, у нас гостят, особенно питерские.


             5. Жизнь Иван Филиппыча при «перестройке», фермерство, работа в СПК.


    Тут грянула «перестройка», объявили нам, что живём мы неправильно, а как перестроимся, начнём жить правильно. Начали делить землю, имущество, получился колхоз наоборот, раньше, при советской власти в колхозы сгоняли, теперь, при той же власти, из колхозов разогнали, всё приватизировали, но все по-разному. Получили мы с Лидой земельные паи и кое-чего из старенькой техники и оборудования, согласно отработанного нами трудового стажа.
            После выделения земельных паёв, решили мы с женой вести фермерское хозяйство, но долго мы этого не выдержали, разорились, продукцию, овощи, картошку негде было сдать и продать, молоко продавали на местный молочный завод, себе в убыток, завод потом разорился, закрылся. На рынке, в торговле, в налоговых службах, везде засилье нацменов началось, на рынке понятно, они всегда присутствовали, но раньше они «скромные были», а как они во всякие инспекции понабрались, непонятно, по-русски то они с трудом говорили в начале, потом разговорились.  Вот и вышла нам боком,  «дружба народов», мы поднимали их национальные окраины, а они опустили нас, на наших рынках. Раньше, их, наши парни служилые, ВДВэшники, в день Ильи пророка, своего праздника ВДВ, на рынках гоняли, сегодня и это затихло, а жаль.  Нацмены, кроме рынка и налоговой, везде нынче «расплодились», в кафе, в магазинах, автосервисах, автомойках, уже мы, русские, становимся потихоньку «окраиной».
      Паи в собственность, мы так и не смогли оформить, чиновников мы не преодолели, а денег на взятки для них у нас не было. Фермерство я прекратил, нам, мелкоте без денег, в фермерстве делать нечего, одни мечтания и лозунги, хорошо я хоть в кредиты банковские не влез, а то бы жил сейчас в «землянке», а не в собственном доме. Лежат мои паи, березняком заросшие, хожу  туда за грибами.  Могу я работать на земле  и хочу,  руки есть, здоровье позволяет, но не могу  я со всем этим  жульём взаимодействовать, которое норовит меня обобрать, и в морду не дашь, хоть руки и чешутся, «учёный» я уже.
           Перешёл я на работу в СПК, сельский производственный кооператив, который организовали у нас, на базе бывшего колхоза, наш последний председатель и его компаньон из облисполкома.  Скупили они у наших алкашей за копейки паи земельные, технику, что поновее была, прибрали под себя, получили кредиты большие в банке на  развитие хозяйства. Но не учли одного, что на земле труженик нужен, специалист, а они платить нормальную зарплату перестали, все и разбежались, кто куда.  Обанкротились они, и купил этот СПК москвич, из бывших министров. Этот деловой оказался, он вообще зарплату стал выплачивать изредка, в счёт зарплаты, чтоб совсем не «сдохнуть» рабочим, стали выдавать продукты из СПКашного магазина под запись, по ценам в полтора, два раза выше, чем за деньги, включая хлеб. Превратились мы, перестроечные колхозники, в «рабсилу». Местные работники окончательно разбежались по близлежащим фабрикам, кто в область ездит на работу, некоторые и в Москву подались на заработки, ушёл и я, работа подвернулась. "Хозяина" это не смутило, он быстро собрал два панельных здания и устроил в них общежития для наёмных работников, и такие нашлись, но всё равно людей не хватало.
           Стали собирать людей на работу в СПК автобусом, с близлежащих деревень и посёлков. В СПК поставили 2 блочных завода, по переработке молока и мяса, немного своей продукции продавали в магазине на центральной усадьбе под запись и за деньги, а основную массу продукции, колбаса, сосиски, копчёности, сыр, сметана, кефир, масло сливочное, мед, карп копчёный увозили на продажу в Москву. Почему  рассказываю в прошедшем времени, а потому,  что «старый московский хозяин, папа» преставился, заступил во владение его сын, сын всё «профукал», животноводство заглохло, свинарники ликвидировали, фермы по деревням закрыли, осталась небольшое стадо на центральной усадьбе, стоят коровёнки «безвылазно» в стойле, сырья для заводов не стало, переработка прекратилась. "Папа" наследника выстроил усадьбу в наших краях, в красивейшем месте, на берегу нашей местной речки, которая наполняет водой большой местный водоём, озером мы его называем, в котором карпов и прочую рыбу разводят. Так сын учудил, притащил яхту, не маленькую, на это озеро. Помучался он с этой яхтой раза два прокатился и поставил её у себя в саду. Его детишки на ней в пиратов играют.
      Теперь, в магазине у нас всё «завалено» товаром, 30 видов «колбас», «масло вологодское», бананы эквадорские, яблоки и помидоры турецкие и прочая «химия», стараемся всё это не покупать, но приходится. Своего, российского, осталось только соль и спички.
       Спрашивается, почему коров на пастбище не гоняют? А по простой причине, пастухов нет, не стало, пробовали нанимать пастухов из «нацменов», конфуз получился, они, пастухи, на коров кричат на своём языке, коровы только матерные слова у них понимают, матерятся они по-русски, а  другие команды не понимают, поэтому коровы вместо пастбища, разбредались по деревне, по огородам. Так,  вынужденно, и перешли на «передовое» стойловое содержание.


             6. Разговор с Иваном Филипповичем о пользе правильного курения.


      Притомившись,  от разговоров со мной, а также  в силу потребности, Иван Филиппыч закурил. Я ему стал сообщать мою мысль о способе правильного курения,  которое полезно, а не вредно, как  способ, которым курят люди, так называемого цивилизованного  общества. Стал я ему рассказывать, обычай курения в Европу привнесли мореплаватели, после  открытия Южной Америки. Они заимствовали  курение у  местных племён. Южноамериканские аборигены курят до сих пор, вставляя курительное устройство типа мундштук в носовую ноздрю.  Такой метод курения не вызывает таких опасных для здоровья последствий, как  метод курения с удержанием курительного устройства в зубах. Мореплаватели были вынуждены, в связи со спецификой управления парусами, переложить курительное  устройство  из ноздри в зубы, со всеми вытекающими опасными для здоровья человека последствиями. Когда курят через ноздрю, никотин попадает в мозг человека кратчайшим путем, не засоряя лёгкие смолами, поскольку они фильтруются защитными механизмами носа. Особенно показано курение ноздрёй девушкам-курилкам, их сейчас больше, чем мужчин-курителей. Для девушек и финансовая выгода получается, перестаёт пахнуть изо рта никотином, у них пропадает срочная необходимость применять мятную жвачку перед целованием. У племён, аборигенов Южной Америки, курительные процедуры  успешно используются   для лечебных целей, путём применения лечебных снадобий в качестве курительной смеси. Мой экскурс в происхождение табакокурения в Европе, Филиппыч, как и все, кому я это рассказывал, встретил со смехом, сказав в итоге, Николай, я уж буду курить как все, несмотря на последствия, если начну курить ноздрёй, меня за умалишённого сочтут, не надо мне «лапшу» на уши вешать. Ну, смотри Филиппыч сам, хозяин барин, отвечал я ему.


                7. Работа Иван Филиппыча в охотхозяйстве.


       Закончив перекур, Иван Филиппович, бросил окурок в  печку на летней кухне, где мы сидели  и вели беседу. Ушёл я с работы в сельском хозяйстве и сейчас работаю егерем в охотхозяйстве у частника. Работу эту нашёл недавно, она мне нравится, тоже связь с землёй, лесом, животными, на природе. Перед этим местом, где только не работал, и лыжи на фабрике строгал, и мебель собирал, в дорожном участке, обслуживание дорог, долго перечислять. Везде уходил с работы из-за снижения оплаты за работу и наплевательское отношение  к условиям труда. Везде норовят поменьше платить и всякую работу на одного валить, кто может работать.
         Попал в это охотхозяйство случайно, один сосед  охотник, москвич дачник из нашей деревни, посоветовал меня хозяину. Хозяин, какой-то крутой мужик из Москвы, велел обращаться к нему «Лукич», ну Лукич так Лукич. Платит хорошо, взял в аренду лес в нашем Заречье, почти 1000 гектар, места глухие, труднодоступные, даже грибники и ягодники не добираются,  к нам дорог нет, одни тропы и просеки. "Сам", выстроил охотничью базу на озере, на острове, с берега добраться только на лодке, лодок на озере одна, на причале базы. "Сам" прилетает из Москвы на вертолете и привозит с собой друзей на охоту. Нас егерей четыре человека, наша работа, обслуживание "Самого" и приезжих, когда прилетают на охоту, когда нет его и охоты, работаем на базе, поддерживаем порядок на территории заказника, чистим лес, патрулируем территорию, посторонним доступ запрещён, прикармливаем зверьё какое надо, устраиваем «засидки», ведём «учёт» зверья, которое в заповеднике обитает. Всю технику, инструменты, корма обеспечивает хозяин. И за всё это удовольствие, которое мы получаем от этой работы, нам ещё платят не хилую зарплату. Хозяин сделал большое пожертвование на наш сельский храм, Николая Мирликийского, ограду всю восстановили, иконостас и внутреннюю  роспись, всё великолепие двухсотлетней давности восстановлено. Дай бог ему здоровья и подольше нам у него поработать.


             8. Жизненный принцип Ивана Филиппыча – делать всё красиво своим трудом,  вокруг себя.


        Привожу перечень многих дел, которые Иван Филиппыч совершил для блага жителей своей деревни, про которые я знаю.
    Когда он работал в ДРСУ, водителем, возил крошку асфальтовую, засыпал дорожные  ямы на дороге к селу, до церкви, довёл дорогу до такого состояния, что районное начальство стало этой дорогой хвалиться перед областным начальством, получив за это всяческие награды и благодарности, один раз провезли по ней даже губернатора, когда в храме проводил службу митрополит области.
         На энтузиазме, Иван Филиппович обслуживает, держит в рабочем состоянии водопровод села, водонапорную башню, сеть водопроводную по селу, артезианский насос, летом для полива огородов. Жители собирают очень небольшие деньги только для  оплаты электроэнергии для артезианского насоса.
       Развёл сад вдоль дороги, прививает дички груш сортами, раздаёт желающим, ругает жителей за хлам на усадьбах и пр.
      Соседи, дачники из Москвы, постоянно привозят в дом свою престарелую мать, которой за 90 лет и прогуливается она по деревне и окрестностям, опираясь на две клюшки. Привозят её и тут же уезжают, оставляют её одну. Старуха не сдаётся, живет. Иван Филиппыч с женой, взяли над ней шефство, по её просьбе. Старуха зашла к Филиппычу и попросила, Ваня, ты уж меня навещай по утрам, а то ведь помру, и знать никто не будет. Вот семья Филиппыча за старушкой и присматривает, уже лет пять или более.
       Меня Филиппыч, тоже сподвиг на устройство красоты вокруг. Есть у меня участок земли, вдоль общественной дороги, который зарастал бурьяном, ивняком, березняком, и Иван Филиппович уговорил меня расчистить этот участок от зарослей и сделать на этом месте красивый лужок, приятный для глаза. Что мы и сделали, всю работу по расчистке, раскорчёвке и планировке участка проводил он на своём тракторе, я со старшим сыном только утаскивали весь хлам подальше в овраг и складывали его весь в кучу.
       Вся жизнь Ивана Филиповича посвящена заботе о делании красоты вокруг, дела он свои не рекламирует, я пересказал только то, что узнал сам от него или увидел собственными глазами.