Медвежонок

 Небо обвисло и похолодело. И вдруг накинулась, будто старая собака, такая тоска… что хоть в снег зарывайся тут же, как страус.
… Медвежонок плелся медленно, его черепашья скорость – единственная стабильная вещь во всем мире. И ведь знает же, что мне на работу! Да и в садик до восьми надо успеть. Не закроют, конечно, но вони будет…
– Мииииш, Мишка! – ору сквозь вьюгу, – быстрей пошли.
На лице ребенка ноль эмоций, он все равно будет идти согласно выбранному режиму. Хоть тресни, лопни, взорвись! Смешной такой – завернутый в тряпки как колобок, один нос торчит, идет, плетется. Будто, и, правда, как маленький медвежонок.
Как ветер стихнет, начинает вопросы задавать. Да какие! Любой бы папарацци обзавидовался. В тупик так только он, Мишка ставить умеет.
– Зачем я родился, если мне не нравится ходить в садик?
– Эммм… – начинаю я привычно импровизировать. Потому как нет сложнее разговоров, чем разговоры с детьми. О жизни. И смерти. Но как он любит спрашивать о том, что было бы или будет… Мне об этом даже думать страшно. А он никуда не торопится. Готов выслушать ответ, потом задать другой вопрос. Может даже постоять – подумать над ответом, набраться сил для нового вопроса.
Снегу жуть намело, еле продираемся. Приходится идти впереди расчищать Медвежонку дорогу. Он движется еще медленнее. Молчит. Видимо, обдумывает что-то серьезное.
– А когда я был у тебя в животе, я думал о чем-то?
На такие вопросы нельзя отвечать «не знаю». Это, по крайней мере, я осознаю. Начинаю сочинять. Внимательно слушает. Но, по сути, обдумывает следующее, потому как перебивает и задает новый вопрос:
– Если бы я думал, то не стал бы рождаться.
– Почему? – резко выпаливаю я.
– Здесь холодно и всем что-то не нравится. В садике кричат. Ты опаздываешь на работу. Каша невкусная.
– Но есть же и другие радости, ты только вспомни.
Начинаю перечислять ему его любимые развлечения, лакомства, книжки, игрушки, праздники и веселые события.
– Охота на бабочек не считается, – поправляет он меня, – я тогда упал, оцарапал щеку об сачок и ударил коленку.
– А вышиваешь только ты у нас, –- добавил он, еще немного подумав.
– Ну да, — соглашаюсь, – но все-таки… Все-таки! Жизнь… это чудесная штука…
Я пыталась подобрать слова. А он шел такой же угрюмый. А потом задал вопрос, на который я уже не смогла ответить:
–Тогда почему ты такая хмурая по утрам?
***
Нет никакой системы воспитания, все это ерунда. Не возможно пройти курсы будущих мам/пап и стать образцовым родителем. Кто хоть раз не сомневался в том, что он по отношению к своему ребенку далеко не идеал? Может, сомнение как раз и есть элемент нормальности?
Я не прошла тест.
Гришка сделал вид, что не расстроен. Но я-то знаю, что сам он трусит еще больше моего. Недаром же не пошел первым. Ох, как трудно завести ребенка в этот сумасшедший на психотесты век! А тут все как на автокурсах: не сдашь экзамен – не получишь разрешения.
–Неужели, я буду плохой матерью?
– Дуреха, – смеется Гришка, обнимая меня, – это только пробный тест. К тому же без подготовки. Вот походим на курсы…
Я снова представила себе Мишку, угрюмого и одинокого в этом глухом завьюженном мире. А может все не так? И все на самом деле по-другому? И зря я расстраиваюсь раньше времени. Не дадут разрешения – уеду в другую страну. Буду жить в сарае и растить кучу ребятишек. Пусть шумят, дерутся между собою, бегают и визжат. И никакого садика!