Глава 9, О сыре

Рубрика "В Рабочий Полдень"
Глава 9, в которой речь пойдет о сыре, рабочем классе, вышедшем из трудового крестьянства, вреде совместного отдыха с его представителями, честности, а также сущностной разнице в суицидальных настроениях у различных слоев общества, и семечках.
 
У каждого маститого автора не может не быть главы о сыре. Памятуя, например, Джерома Клапку Джерома, я тоже решил не отставать, тем более, за давностью происходящего в рассказике и нетвердыми навыками чтения его героев, мне не пришлось ничего придумывать и искажать в страхе получить по морде у подъезда, что доставило автору воистину несказанное удовольствие.
Моя квартирная хозяйка Елена Сергеевна сдавала свой роскошный пентхаус на последнем, пятом этаже запущенной хрущобы в городе Красногорске, Московской области, Оптический переулок д.4. Сама же проживала в смежной комнате. 
Работала она уборщицей в магазине "Сыры", на метро Тушинская и при детальном рассмотрении оказалась вполне больной на всю голову гражданкой.
Из своего магазина она таскала сыр огромными головками, при этом страдала серьезной фобией, что  "люди" (соседи, родственники, знакомые)считают ее нечестной.
Дома у нее стояли также украденные, из того же магазина, исторические весы со ржавыми гирями, предназначенные для взвешивания и продажи ворованного сыра.
При этом она постоянно приставала ко всем, в том числе, естественно, и ко мне, с постоянным вопросом,- "вы же видите, какая я честная, отпускаю вам все по госцене, взвешиваю точно, граммы отмеряю?"
При встречах, даже вне предложений, связанных с реализацией сыра, я только и слышал от нее требования подтверждения этой самой безупречной честности.
Получив от меня очередные заверения в уважении к таким честным и порядочным людям как она, Елена Сергеевна просила повторить еще раз последнее, чтобы "уже она была окончательно уверена в точности моего восприятия её, как человека, безусловно, честного".
Забавная фобия "нечестности" сочеталась в ней с гораздо менее безобидной фобией, что я, несмотря на запрет (блюдение моей нравственности было частью пакетного соглашения), приведу в “пентхаус” женщину.
В одну из первых ночей моего обитания в Оптическом переулке я проснулся от ощущения, что в комнате кто-то ходит. "Спите, спите, я только вещи кое-какие из шкафа забрать", - бормотала Елена Сергеевна в три часа утра.
Временами она заходила "проведать свой шкаф" по четыре раза за вечер. И, однажды, считая, что ее дурачат, а грех прелюбодеяния все же неконтролируемо совершается в "ее доме", ночью содрала с меня одеяло со словами, - "ой, я вещи в шкафу посмотреть, хотела постель застелить, а вы тут, дома. Ну, спите, спите....".
Мои размышления о первопричине этой фобии то приводили к идее о нарушениях целостности пубертатного периода моей хозяйки, то к острой недостаточности ее сексуальных впечатлений, связанное, видимо, с ранним завершением репродуктивного периода и половой жизни.
В обоих случаях, очевидно, было болезненное любопытство уборщицы, острейшее желание реализации хорошо усвоенного трудящимися  тезиса о "равенстве всех членов общества".
Конечно, как и ожидаемая радость  от картин конфуза людей, превосходящих ее по развитию, получение положительных эмоций от возможности расписывать произошедшее "людям", возможно, супруге жертвы, наблюдение за итогами и, при удачных раскладах, даже участие в грядущих процессах.
Видимо, уборщица уже имела положительный опыт подобных ощущений. Поэтому, как подсаженное на наркотики лабораторное животное,стремилось повторить цепочку событий, приведших к выделению бета-эндорфина.
Жила Елена Сергеевна с сыном, работавшим, как почти все жители Красногорска, на Механическом заводе (КМЗ). Сынок был не то слесарем, не то токарем.
Судя по всему, имея идею приближения сыночка к более "высокому кругу общения", хозяйка постоянно меня упрашивала поговорить с ним, уделить внимание.
Как-то неосторожно столкнувшись в подъезде с этим отпрыском, на полученное предложение совместно отдохнуть в следующее воскресенье, я механически кивнул головой, тут же забыв о встрече.
Воскресным утром, без звонка, открыв дверь маминым ключом, сосед ввалился ко мне с огромным рюкзаком, содержащим, как потом выяснилось, инструментарий для отдыха.
Рюкзак изверг из  своих недр три трехлитровые банки браги и уникальное изделие советской легкой промышленности - бытовой видеомагнитофон "Электроника ВМ-12" с кассетой (одной!) к нему.
После длительной процедуры приспособления и настройки на черно-белом экране было получено мелькающее изображение  мужских и женских органов размножения.
Захватывающий сценарий фильма основывался исключительно на изменении темпа движения этих органов, ракурсов и планов их демонстрации. Озвучка происходящего, в виде криков и стонов за кадром, различной тональности и громкости, нестрого соответствовала ритму видеоряда. 
На мой вопрос, нет ли еще чего-нибудь посмотреть, был получен впечатляющий своей емкостью и глубиной ответ, - "А что еще надо?".
Не теряя драгоценных минут, сосед налил браги из банки в два пыльных стакана.
Жидкость издавала непереносимый запах, утреннее воскресное солнце смотрело в окна красногорской квартирки, в лице токаря светилось счастье предвкушения праздника, испортить который не смог даже мой хамский, по сути, для рабочего человека текст, что я, мол, сейчас пить не смогу, присоединюсь попозже.
Быстро прикончив банку, глядя в экран все менее осмысленным взором, и изначально не отличавшимся глубиной, пролетарий начал комментировать происходящее на экране с детской непосредственностью, выдающей знатока жанра.
При этом в замечания вплетались будоражащие воображение факты собственной биографии, воспоминания о какой-то Наташке или Людке, проклятия в адрес любимой мамы и родного завода.
Брага продолжала быстро исчезать. К началу третьей банки, уже некрепко держащийся на ногах ценитель прекрасного, сходил на кухню, принес открывалку для консервов, но не найдя их на столе, с криком, - "Не пьешь, все вы, жиды, такие, убью, гада...", - бросился на меня.
Я толкнул плохо державшегося на ногах соседа в грудь, отчего он грохнулся на пол, успев еще удариться об стену.
Встав и оглядев пространство совсем уже мутным взором, представитель правящего класса резко сменил настроение, - "Говно я, друга обидел, ты ведь мне друг?".
Я немедленно согласился с предложенным тезисом, не зная последствий, ошибочно считая эту формулу счастливым плачем жены, знаменующим окончание конфликта с любимым супругом.
Однако вместо ожидаемого мной продолжения, в виде объятий, раскаяния, объяснений в любви и преданности, мой новый друг бросился к открытому окну, и неожиданно опрокинулся в него с криком - "На хер мне такая жизнь!".
С мыслью, "только этого мне не хватало", я успел схватить козла за куртку и упереться в подоконник. От напряжения и вида земли с пятого этажа кружилась голова. Когда я вернул его обратно, первое, что увидел, это собственные руки с частично отодранными ногтями. Из-под них сочилась кровь.
Собрав примолкшему соседу рюкзак, я выставил его за дверь, а сам сел на пол. Вибрация в организме не проходила долго, сознание рисовало чудные картинки возможных результатов успешного суицида пролетария у меня дома.
Выйдя, уже к вечеру, за продуктами, я встретил, болтающуюся у подъезда, милейшую Елену Сергеевну, расплывшуюся тут же в улыбке. "Как отдохнули?", - спросила она радостно.
С тех самых пор я и пытаюсь понять, как я от всего этого отдохнул... И, надо сказать, до сих пор не могу.
Снится мне, как Вере Павловне у Чернышевского, сыночек Елены Сергеевны, сама она, соседки лузгающие семечки на лавке, по Оптическому переулку дом 4, отпускающие замечания мне вослед.
Где-то роботы “Да Винчи” делают особо точные движения во время хирургических операций, зонды, используя гравитационные лупы, пролетают сотни миллионов километров и высаживаются на поверхности комет, искусственный интеллект перестал быть предметом фантастических книжек и принимает самостоятельные решения.
А там, по Оптическому переулку... По-прежнему, Елена Сергеевна. Сыночек ее, бабки, скамейки, семечки.. . Ну разве, зовут их как-то по-другому. А может, так же. Ничего не изменилось, мои дорогие. Я проверял. Прямо сегодня проверял, в Рабочий полдень.

6 Декабря 2018 года