Из жизни великанов

Сообщения об обнаружении древних мегалитических сооружений и следов присутствия исполинских существ на нашей планете в доисторические времена будоражат сознание учёных умов и воображение публики из числа обывателей. Многие из нас и по сей день задаются вопросами о существовании великанов, не представляя, с какой стороны лучше подобраться к разгадке этой интригующей тайны бытия. Между тем, стоит более внимательно приглядеться к нашему привычному миру, чтобы не пропустить нечто ускользающее, но весьма существенное.


Как только весеннее Солнце становилось окрепшим и назойливым, Великан выбирался из огромной каменной пещеры, где укрывался от непогоды на протяжении всех пяти месяцев холодного сезона, и перемещался к Шелковице. Дерево воистину было великанским и могло приютить множество самых разных существ. Его исполинский ствол прочно опирался на мощные подземные корни, повторяющие формой и разветвлённостью верхнюю часть растения. Ветви постепенно и многократно расщеплялись на объёмную крону, укрывающую надёжным зонтом обширную прилегающую территорию. В одном месте земля провалилась вовнутрь пустоты между корней, и там образовался небольшой грот, куда можно было заползти на четвереньках и подремать, свернувшись калачиком. Великану это иногда доставляло удовольствие, если Ветер был силён и холоден.   

Но самым любимым местом Великана было гнездо, устроенное на Дереве. На самой первой развилке, где две магистральные ветки расходятся в стороны под почти развёрнутым геометрическим углом, а третья отходит на запад и устремляется вверх, образуя почти прямой угол, был сооружён дощатый настил. Именно там Великан проводил большую часть свободного от насущных забот времени: на старых покрывалах, опершись на вертикальную часть розетки, подоткнув огромную перьевую подушку под спину, он читал книги и вязал шапки, шарфы и носки для создания собственного комфорта следующей зимой. Ствол дерева имел много шишковатых выступов, а кора была настолько крупной и неровной, что взобраться наверх можно было безо всякой лестницы. Стоило только встать ногами на пододвинутый пенёк и дотянуться руками до ближайшей боковой ветки, давно уже сухой и поэтому коротко отпиленной. Держась за этот поручень, Великан делал два шага, как по стенке скалодрома, перехватывал сучок выше, подтягивался и переносил ногу на площадку, а вслед за ней и всё тело.

Летняя столовая была организована прямо под Шелковицей. Рядом с живым необъятным тутовым стволом был установлен спиленный пень исполинской акации, который превосходно исполнял роль стола. Вокруг него стояли три пенька поменьше, имитирующие стулья. Ну да, а вдруг другие великаны придут в гости? Застолья на открытом воздухе в это время года являются обычным явлением и приносят много радости и пользы их участникам. Дожидаясь, пока поспеют сезонные дары природы, Великан охотно лакомился припасёнными консервированными грибами, соленьями, компотами и вареньями, которые хранились в самодельном деревянном сарае в двух шагах от пеньков. А дождавшись созревания, ежедневно обходил свои владения и собирал богатый урожай абрикосов, алычи, вишни, черешни, яблок и груш в порядке естественной очерёдности. Изредка, когда взрослые жарили шашлык на небольшом самодельном мангале, Великану доставалось несколько благоухающих кусочков хорошо прожаренной вкуснейшей свинины. В такой день можно было нанизать на палочку пару шляпок лесных шампиньонов, случайно проросших между кирпичей, выстилавших пол сарая, и подержать над огнём до готовности.

Апофеозом летнего безделья можно считать те несколько недель, когда на Шелковице поспевали собственные плоды. Великану стоило лишь протянуть руку, чтобы полакомиться сочными чернильными ягодами, похожими на лилипутские грозди винограда. Когда же он обрывал их все на расстоянии вытянутой руки, то карабкался по толстым ветвям то в одну, то в другую сторону, куда позволяла прочность древесины, усаживался в розетку и уплетал тутовник за обе щёки. Под конец плодоношения остатки урожая тутового дерева прятались от Великана под листьями на самых тонких веточках и были доступны только птицам. Людям, жившим во дворе, оставался лишь один трюк: расстелить на асфальте под кроной плёнку и потрясти дерево подпорками. Осыпавшихся ягод хватало на шесть семей и одну старушку. 

В те моменты, когда Великан не был обременён трапезой или медитацией, он занимался различными видами сезонных полевых исследовательских работ. С началом лета он выносил все имеющиеся в наличии цветочные горшки из помещения, где растения могли пережить зимние холода, расставлял их в строго продуманном порядке на деревянном стеллаже, который прежде служил людям обувницей, и ухаживал за ними. Он регулярно рассаживал разросшуюся традесканцию, пересаживал цикламены в горшки побольше и почти каждый день собирал «деток» каланхоэ, норовивших пустить корешки в чужих землях. Великану также доставляло удовольствие созерцание пышных кустов амариллиса, разнокалиберных кактусов и длинных «тёщиных языков», занимавших верхний ярус пьедестала. На нижней ступени располагались бегонии, герань и остальные низкорослые или плетущиеся представители флоры. Время от времени он даже навещал своих друзей или соседские дворы с целью отщипнуть росток-другой от выставленных в палисадники комнатных растений ради их дальнейшего разведения.

Когда с цветущих плодовых деревьев начинали облетать лепестки, Великан аккуратно собирал бело-розовые конфетти, застывшую фруктовую смолу абрикосы, алычи или сливы и изготавливал из них душистые целебные настои, чтобы затем разлить их по малюсеньким пузырькам. Секрет в том, что садовые эльфы обожают лакомиться слегка забродившими цветочными духами на водной основе. Только так и можно было выманить этих крохотных приверед из единственного на весь район тайного убежища, чтобы полюбоваться их радужными крылышками и позабавиться производимой суетой. Великан выставлял открытые склянки на маленькую табуреточку и пододвигал её вплотную к стволу благоухающей цветущей Акации, а потом терпеливо ждал, когда эльфы выпорхнут из ствола дерева, учуяв угощение, и облепят пузырьки и их крышечки, утоляя жажду.

Иногда он полдня сидел на скамейке в безлюдном дворе под назойливыми ветвями жасмина, щекотавшими листвой и удушавшими запахом цветов, в ожидании эльфов. Эти малыши жили в старой покосившейся Акации возле водонапорной колонки, которая как нельзя кстати служила им источником чистой питьевой воды. На уровне глаз Великана находилась потайная дверца в углублении древесной коры, которую все прочие принимали за след от выломанного сучка. Если внимательно рассмотреть этот овал, то можно заметить щёлочку в том месте, где дюймовая дверь открывается, но эльфы ни за что не покажут себя, если пристально глядеть на выход из их дома в дупле. Однако Великан, даже зная секрет крохотных сказочных существ, всякий раз, подходя к колонке за водой, надолго замирал в немом восторге и упрямо пялился на запертый вход и плоский уступочек на пороге, хоть единственными представителями живого мира были кучки тли, которые и можно было разглядеть на коре уставшей Акации.

После летнего дождя посередине двора собиралась довольно глубокая лужа, очертаниями напоминавшая озеро Байкал. Тогда для Великана наступало время спасательной операции. Дождевые черви на самом деле не больно-то любят дождь, который заливает их подземные норки и коммуникации и лишает ползунов возможности дышать атмосферным кислородом. А в глубине дворового водного объекта кольчатые представители местной фауны вообще становились беспомощными жертвами потопа. Сердобольный Великан выуживал палочкой терпящих бедствие червей и относил под куст сирени или на грядку бабушки Груши, которая никогда не запрещала собирать её абрикосы. А уж малощетинковые добросовестно пережёвывали грунт и не сопротивлялись, когда их выкапывали перед рыбалкой. Щедрая хозяйка палисадника удовлетворённо кивала головой, видя десяток жирных червей на лопате после каждого погружения в землю. Соседские мужики громко и одобрительно завидовали и получали свою долю. Скорее всего, никто так и не догадался, кого нужно благодарить за обилие рыбной наживки в чернозёме между лилиями.

В конце двора стояла перевёрнутая легко-металлическая лодка бабушки Груши, на которую летом падали плоды Шелковицы, оставляя фиолетовые пятна. Старушка по-доброму ворчала и каждый день подметала чуть ли не половину двора от дерева до границы своего дома с самым богатым дворовым палисадником. Покуда хватало сил, она по два-три раза в неделю в течение рыболовного сезона выгоняла из своего сарая кабриолет с ручным переключением скоростей, оставшийся от покойного одноногого мужа-инвалида, цепляла сзади прицеп с лодкой и отправлялась в плавни. Эта отважная женщина всегда возвращалась на следующий день с уловом, долго возилась, восстанавливая лодку и автомобиль на своих местах, скрывалась в доме, чтобы почистить и пожарить рыбу, а потом выносила тарелку с дымящимися кусками карася, карпа или толстолобика под Шелковицу и приглашала Великана отведать рыбки.

Бывало, мужики порознь или вместе привозили тарань, краснопёрку или чехонь. Все знают, что эта рыба великолепно идёт под пиво. Под великанским деревом будущий деликатес солили, прятали от котов и кошек в сараях, а через два-три дня доставали из тузлука и развешивали на проволоке для вяления на солнышке. Чтобы назойливые мухи не отложили ненароком яйца в рыбную плоть, деревянные рамки или просто гроздья проволочных крючков с таранкой укутывали в два слоя медицинской марли. Сок капал на асфальт и испарялся от жары, создавая амбре морского бриза. Через сутки можно было снимать первую пробу, но вся партия могла провисеть на свежем воздухе и две, и три недели, потому что сухая вяленая тарань, и краснопёрка, и чехонь, может храниться дольше. Великану давали попробовать «пёрышки», и он с наслаждением обсасывал нежное солёное мясо с плавничков. Суточная таранка так и осталась его любимым пивным рыбным блюдом.

В жаркие дни Великан выносил из сарая скрипящую раскладушку и устанавливал её под своим деревом для дневного сна. Если не выходило поспать дольше получаса из-за посторонних звуков или одержимых жаждой наживы летающих насекомых, он выносил пару стульев с высокими спинками, покрывало, накидки с подушек и много других предметов из каменной пещеры, чтобы соорудить летний дворец. Великану не раз доставалось за подобные вольности, потому что ножки мебели и бельё могли испачкаться ягодами Шелковицы, сок которой очень трудно отмыть или отстирать, но он ничего не мог с собой поделать. В душной тени полотняных стен своего замка Великан находил утешение своему временному одиночеству и предавался разнообразным мечтам. Летнее Солнце медленно передвигается по небосводу с востока на запад, меняя направление теней, отбрасываемых стволом, ветвями и листьями дерева, совершенно не спеша скрыться за горизонтом. Но неизменно наступал момент, когда…

- Тооо-маааа! Даа-моой!

И тогда уже Великану нужно было поспешать, чтобы за несколько минут перетаскать все предметы обратно к местам их постоянного пребывания; помыть ноги, руки и лицо от ягодных чернил под струями воды из колонки; закрыть крышечками и спрятать под навес дома все пузырьки с зельями; обнять Шелковицу в знак благодарности за приятно проведённое время; поздороваться и попрощаться с соседями, успевшими к тому часу прийти домой, но не успевшими скрыться из виду за дверями и москитными сетками, и их детьми, вернувшимися из детских садов и пытающимися на бегу поиграть с Великаном во что-нибудь, пока и их не загнали; посмотреть долгим интригующим взглядом на крохотную потайную дверцу в стволе Акации; помахать рукой палисаднику бабушки Груши и успеть к ужину, приготовленному папой Толей, под ворчание уставшей после работы мамы Гали прежде, чем в третий раз прозвучит призывный крик:   

- Тооо-маааа! Даа-моой!


Всё в этом мире относительно. Вокруг звезды по имени Солнце вращаются восемь планет, подобно тому, как вокруг ядра атома кислорода вращается восемь электронов. Но если вернуть Плутон в список планетарных объектов Солнечной системы, то получится грубо приблизительная модель атома фтора. Великаны существуют в макромире, эти реликтовые экземпляры покровительствуют микромиру, они очень сильны своей любознательностью и также сильно уязвимы. Если продолжить их не замечать в нашем сложном мироздании, то можно постепенно утратить чувство реальности, потерять вкус свободы и лишиться таких важных и прекрасных вещей, которые делают человека человеком.  (2019)