Снежок

         Он был таким беленьким, таким пушистым. Маленький белый комочек.Один глаз у него был зеленым, а другой, левый, - голубым. Его подарила мне моя бывшая свекровь. «Смотри, - погрозила она пальцем,- не обижай его!» - «Что вы, Марья Петровна! Как можно! Вы же знаете, я люблю животных!»
          Я назвала его Снежком. За то, что он был таким беленьким, как снег, без единого темного пятнышка. Он был таким маленьким, что помещался у меня  на ладони. Есть он еще не умел, и я кормила его первое время одним молоком. Но со временем он подрос, научился есть и стал очень хорошеньким и пушистым. Он не был игривым, каким бывают котята в его возрасте. Обычно он или спал где-нибудь на солнышке, или слонялся без цели по двору, но никогда я не видела, чтобы он играл. Я не сразу поняла, что он глухой. Это заметил мой муж. «Смотри,- сказал он мне,- кот-то твой глухой!» Я попыталась его вылечить: стала закапывать ему ушки камфорным маслом, но ничего не помогло, он так и остался глухим.
            Муж не разрешал пускать его на ночь в дом, и мы оставляли его во
дворе, но часто по ночам мы слышали его отчаянное мяуканье, видимо, взрослые коты досаждали ему; я выбегала во двор, стаскивала его с дерева и, прижимая к себе, уносила в дом. Он был сильно напуган, жался ко мне,цепляясь своими коготками, и я успокаивала его, гладила, шептала ему ласковые слова. Он ни за что не хотел отпускать меня, и мне приходилось брать его с собой в постель; и там, успокоившись, он засыпал, обняв меня лапками. «Своего глухого кота ты любишь больше, чем меня», - ворчал муж,отворачиваясь к стене и натягивая на себя одеяло.
            А потом в один прекрасный день моя семейная жизнь рухнула. Я узнала, что муж мне изменяет. Он был вторым моим мужем. Я познакомилась с ним тогда,когда мой первый муж Михаил был на заработках в Одессе. Он был там уже полгода, и за все это время приезжал один только раз. Денег от него я не видела, отсылал он их матери или оставлял на счету – этого я не знала, он не говорил, а я и не спрашивала. Я рада была уже тому, что он уехал и наслаждалась покоем. К Сергею я потянулась сразу. Измученная невниманием и грубостью мужа я, как зачарованная, слушала его вкрадчивый голос, ласковые слова; поэтому, когда встал вопрос выбора, я без колебаний  выбрала Сергея. Когда приехал Михаил, я уже жила в доме у Сергея. Три дня  он пил запоем, плакался, подсылал ко мне людей, угрожая, что повесится, если я не вернусь, но я была непоколебима. Наконец, не выдержав, я позвонила его матери, той, что подарила мне потом Снежка, и та приехала и  забрала его. С Сергеем мы были красивой парой – оба высокие, стройные. Любила ли я его тогда? Не знаю. Просто после грубого и жестокого мужа ласковый  Сережа был для меня как бальзам на рану, как ангел, посланный с небес. И я не замечала, что в глубине его зеленых изменчивых глаз притаилось коварство.
              Известие о том, что Сергей мне изменяет, поразило меня, как гром
среди ясного неба. От одного натерпелась, а теперь другой такой же! Я больше не хотела никому ничего прощать. Не раздумывая, начала собирать свои вещи. Но сразу унести все я не могла, поэтому носила по частям. Однажды, когда вечером я шла с двумя сумками, я вдруг услышала громкое мяуканье. Обернулась – и ахнула! За мной, громко мяукая, бежал мой Снежок! Бедный,он испугался, думал, что я его покинула. Маленький мой дурачок! «Да заберу я тебя, заберу! Вот перенесу все вещи и заберу. А теперь куда, как мне тебя нести, если руки заняты?»  Взяла я его на руки и занесла обратно, а потом уже продолжила свой путь. Ночевать я осталась в своем доме, думала, переночую, а потом пойду, заберу Снежка. А утром вышла во двор и остолбенела:  на  пороге Снежок! Как он нашел меня? Ведь он здесь еще не был. Значит, бежал за мной всю дорогу!
             Так и стали мы жить вдвоем со Снежком. К Сергею я возвращаться не собиралась. Михаил тоже не приезжал. Я думала, что так и буду теперь жить одна, но, к сожалению, я ошиблась.
              Он появился неожиданно. Как будто вырос из темноты. Я уже стала
забывать о нем и вдруг… Сказать, что я была удивлена, значит ничего не сказать. Я была просто поражена его наглостью. Заявиться ко мне после всего,что он сделал! Я была возмущена, стала кричать, выгонять его, высказывала ему свои обиды. Он оправдывался, канючил, просил прощения, говорил, что ту женщину он вовсе не любил, что было, мол, по пьянке, и совсем не нужна она ему, а любит он одну меня… Одним словом, мы помирились. Кончилось все тем, что стали мы опять жить вместе, только на этот раз уже в моем доме
              Снежок за это время подрос и стал уже большим. Но по-прежнему он не отходил от меня. Когда я уходила на работу, он выходил во двор и ждал меня там. Когда я возвращалась, он обычно спал на крыльце, свернувшись клубочком; я звала его, но он продолжал спать, ведь он не слышал, я легонько касалась его, он поднимал голову, и я видела, как радостно вспыхивали его разноцветные глаза. Со двора он никогда не уходил, видно боялся соседских котов и собак. А уж, когда я была дома, тут он уже не отходил от меня ни на шаг, мотался за мною следом, терся об ноги, радостно мурлыча, а, стоило только сесть, тут же пристраивался у меня на коленях. Поэтому вся одежда была у меня в белой шерсти. Зато к Сергею он никогда не шел на руки. Никогда.
               Наступил октябрь. Работала я тогда на Консервном, и в конце
октября завод закрыли, а всех нас отправили в длительный отпуск. До весны. Выдали нам зарплату за месяц - 150 гривен, как сейчас помню. Обычно мы с прежним мужем делали запасы на зиму и как-то худо-бедно тянули до весны. Да и мать его нам немного помогала. Предыдущую зиму мы с Сергеем жили в доме его матери, а у той огород, и погреб ломится от закаток; сыночка уж всяко накормит, куда денется! А тут первая зима самостоятельная. Сами, одни, без мамы и без погреба. Вся надежда была на Сергея. Был он строителем и работал по найму. Бывало у них и зимой халтура какая-нибудь подворачивалась, да и мама не даст с голоду пропасть! Так я во всяком случае думала.
             В общем, получила я тогда зарплату, принесла домой, а тут свекруха.
Мол, то да се. Купила я Сереже сапоги зимние. Показывает. «Хорошие,- говорю,- сапоги. Сколько вы за них отдали?» - «130 гривен»,- говорит. А потом давай ныть. Мол, что ж я все ему на свою пенсию покупаю, добавь, мол, и ты,твой ведь муж-то. Ну я взяла и выложила ей 130 гривен. Эх, знала бы я, каким боком мне эти сапоги вылезут, берегла бы эти деньги, как зеницу ока. А на второй день мне Сергей и заявляет, мол, хочу я в Россию на заработки поехать. Я в слезы. Да как же, говорю, что же я одна-то делать буду? Ведь зима впереди. А зимой работы нет. И дров нет. Да и деньги все я за твои сапоги отдала. Как же я проживу зиму-то? Я ведь до весны, когда ты приедешь, с голоду помру. Не помрешь, смеется, да и мать поможет. Ну просила я его, просила, плакала, уговаривала, как могла, пообещал он в конце-концов, что не уедет. А через несколько дней уехал. Тайком. Сказал, что пойдет к матери, а сам уехал. Обманул, короче.
             И осталась я опять вдвоем со Снежком. До Нового года я еще как-то
дотянула. Пока были какие-то припасы. А потом…
             Что было потом, страшно даже вспоминать! Скажу одно: его мама ни
разу не пришла, не поинтересовалась даже, жива я или нет. Так я и сидела в своем домике, закрывшись от всего мира. Зима в тот год выдалась суровая,морозы доходили до -34. А у меня – ни дров, ни угля. Сергей маме-то привез машину дров, а про меня и не подумал. Сидела я целыми днями возле включенной плитки, закутавшись в зимнее пальто. В нем и спала. Есть тоже нечего было. Спасло меня лишь то, что было у меня несколько ведер кукурузной дерти да несколько банок с огурцами. Вот я из нее себе кашу варила и ела. И Снежка кормила. Как я выжила, я и сама не знаю. Помню, был один случай, когда одна семья зимой умерла от голода. Жили они возле автовокзала. Мать и сын. Кто говорил, что от голода, кто – замерзли, мол. Но, вроде, есть им тоже нечего было. Безработные. А соседи вроде как и не знали ничего. Или делали вид, что не знают. Равнодушные люди теперь стали. Каждый сам за себя. Знали ведь, что голодают, но никто не помог. Никто. Ко мне тоже никто не приходил. А ведь знали, что бедствую. И тарелки супа никто не дал. Да что там супа! Куска хлеба и того пожалели! А я ведь такая, что не пойду просить, хоть и с голоду помирать буду! Бедная, зато гордая!
             Много я тогда передумала долгими зимними вечерами. О себе, о Сергее. Времени-то было хоть отбавляй!  Думала о том, как ловко обвела меня вокруг пальца его мамаша; о том, как подло он со мной обошелся; о том, что я сама виновата в своих бедах, понадеявшись на него; что нельзя было доверять человеку, который тебя уже однажды обманул. И тогда, под влиянием этих дум, с моей души, с самого ее дна, поднималась такая лютая ненависть,такая злоба, что меня начинала бить крупная дрожь. Но уже не от холода. Иногда мне казалось, что я усну и больше не проснусь, но наступало утро,и я просыпалась, и начинался новый день, унылый и тоскливый, как все предыдущие. Казалось, весна никогда не наступит. Снегу намело под окнами в метр высотой. Глядя в окно и слушая, как завывает ветер, я проклинала и Сергея, и его подлую мамашу, и свою распроклятую жизнь. Только Снежок радовал. Он был моим утешением, моей отрадой, моим солнечным лучиком
в этом царстве мрака и холода, в этом одиноком доме. Иногда, когда мне было особенно тоскливо, он забирался ко мне на колени и, мурлыча, начинал лизать мне руки, лицо, будто старался утешить меня, взять на себя часть моих забот, моих огорчений.
             Зима была уже на исходе, когда случилось новое несчастье. Но обо всем по порядку.
              В последнее время Снежок стал плохо есть. Видно, эта каша из дерти
порядком ему осточертела. Он не хотел уже ее есть и все ходил за мной, тыкаясь мне в ноги своей мордочкой и громко мяукая. Мол, дай мне что-нибудь повкуснее! А я? Что могла я ему дать? Ведь я даже вкус хлеба за это время забыла! Ну, в общем, не выдержала я. Схватила полотенце со стола и давай его бить этим полотенцем. «Ну что ты у меня просишь, что я тебе дам! Нет у меня ничего!» Снежок не убежал, он остался на месте, и в его круглых разноцветных глазах застыло удивление и немой вопрос: «За что?!»
              Прошло еще несколько дней. Снежок совсем перестал есть. Я видела,
как он слабеет, хиреет; он так исхудал, мой бедненький котик; я видела все это, но сделать ничего не могла. Что мне было делать? Пойти к соседям попросить еды? Не для себя, для кота? Я не могла. Слишком велика была моя ненависть к этим бездушным людям. Денег в долг тоже никто бы не дал. Пойти к матери Сергея? После того, как она кинула меня на выживание? Я ни за что бы так не унизилась!
              И вот этот момент, которого я с ужасом ждала, наступил. Снежок слег. Я знала, что это конец. Я поняла, что это случится сегодня. Утром он уже не мог подняться. Я постелила ему в углу, у печки. Весь день он пролежал там. Время от времени я подходила к нему посмотреть, жив ли он. Он лежал неподвижно, и только бока его вздымались, и было видно, что он еще жив. Вечером я подошла и села на пол рядом с ним. Он лежал и слабо мяукал. Я стала гладить его, осторожно прикасаясь руками, чтобы не причинить боль.
       «Снежок, Снежочек, милый мой, родной, не умирай, пожалуйста, не умирай, не оставляй меня». Я говорила, а по щекам у меня текли и текли слезы. Внезапно он открыл глаза, тусклые, в которых уже не было жизни, и вдруг – о чудо! В них появилось осмысленное выражение. Он приподнял голову и попытался  лизнуть мне руку. Я зарыдала и выскочила из кухни.
              Утром, когда я проснулась, он был уже мертв. Я похоронила его во дворе, возле дома. Снег еще лежал, и земля была мерзлой, поэтому ямка вышла неглубокой. Осторожно, будто он был из стекла, я взяла его и положила в эту ямку, припорошив сверху снегом. Бедный мой Снежок!
                А потом появился Сергей. Сколько раз мысленно я представляла эту
сцену, сколько раз я думала о том, как выскажу ему всю горечь, всю боль, что
накопилась в душе. И все же встреча получилась не совсем такой, как я представляла.
               Он приехал 28 февраля, в последний день зимы. Его не было четыре месяца, четыре долгих месяца длинной и страшной зимы. Он уехал, оставив
меня с двадцатью гривнами в кармане. Без угля, без дров, почти без продуктов. За это время я могла сотни раз замерзнуть, умереть с голода, повеситься, наконец, не выдержав всех выпавших мне на долю трудностей. И вот он здесь! Каким бесстыжим, каким наглым нужно быть, чтобы явиться теперь ко мне! Но этого было ему не занимать.
              Я выходила со двора, когда увидела его. Сузив глаза и затаив дыхание я ждала, когда он приблизится. Но к моему удивлению он первым начал
обвинять меня во всех грехах.
               «Я все знаю,- кричал он,- мне рассказали, как ты под Новый год напилась и бегала голая по улице. Мне мама все рассказала!»
               Несмотря на всю распиравшую меня злобу, мною овладел внезапный смех. Уж очень смешной показалась мне эта сцена.
               «Ты идиот!- сказала я, - и мать твоя дура! У нее, что, на большее
фантазии не хватило? Да за что бы я напилась, у меня денег даже на хлеб не было! Или забыл, как твоя мамаша у меня все деньги вытянула! А зима какая была? Морозы под 30! Хотела бы я посмотреть, какой придурок в такой мороз голым бегать будет! Да я и пальто всю зиму не снимала!»
               «Я вчера приехал. Купил торт и пошел к маме…»
               Упоминание о торте, когда мне уже всю оскомину набила эта каша из
дерти, окончательно вывело меня из терпения.
              «Ах, ты к маме пошел! Ну и катись к своей мамочке! Ко мне зачем пришел? Мамаше все деньги отдал, а теперь явился! Чтоб я кормила тебя, что ли? Так мне самой есть нечего! Убирайся отсюда, видеть тебя не хочу! Ненавижу!
ненависть, которые накопились за эту долгую-долгую зиму: о том, что у меня кот
умер от голода; о том, что я сама еле выжила; о том, как я его ненавижу, его и его подлую мамашу, из-за которой мне пришлось голодать. И мне хотелось бить и бить его по сытой самодовольной физиономии, пока он не упадет, а потом еще долго пинать ногами, пока он не захлебнется в собственной вонючей крови. Никогда еще, ни до, ни после, я не испытывала такого жгучего приступа ненависти, как тогда, когда я увидела его. Со всех дворов сбежались соседи. Он тоже что-то кричал, но я не слышала; кровь шумела в голове,я захлебывалась в своей злобе, бившей через край, и все старалась дотянуться до его рожи, чтобы вцепиться в нее. Мертвой хваткой. Меня держали за руки, оттаскивали от него, а я все рвалась и рвалась, будто обезумела, не соображая уже ничего, и только видела перед собой его, когда-то любимое, а теперь такое ненавистное  холеное лицо…
            А ночью мне приснился сон, как будто я выхожу во двор, а навстречу
мне, перебирая лапками, бежит мой Снежок. И один глаз у него зеленый, а другой, левый, - голубой.
                2012 г.