Рассказ пришлого оборванца

 

 Рассказ пришлого оборванца
Одна и та-же гурьба вот уже который вечер собирается в одном и том-же месте и ведет почти одни и те-же разговоры: о пространстве, времени, живописи и поэзии. Теперь каждый стал догадываться, что объединение не может существовать вечно; им надо где-то находить еду, зарабатывать на одежки, сигареты и выпивку. Всем надо разъезжаться, разлетаться по разным сторонам. Поэтому стараются наговориться напоследок до тошноты.
   И только стали поднадоедать друг другу, к гурьбе примазался пожилой человек в латаных одежках времени СССР. Гурьба творческая, поэтому в пришлом старике каждый увидел что-то особенное, что в них уж точно не присутствовало. Например, речь без современных заразных слов, взятые ныне на вооружение из английского лексикона.
  Одежда пришлого мужчины не была грязной, тем более, обмусоленной. Болтающиеся на нем плащ и костюм, просматривающийся из-под плаща, изнашивались, латались и старились, видимо, параллельно с этим человеком. Лицо его было изрыто морщинами и шрамами, а глаза блеклые  в то-же время сделавшиеся томными, были облачены в старые очки с круглыми линзами, каких теперь не производят. Томный взгляд, обычно применяемый для совращения женщины, этот наглец применил для того, чтобы влезть в шкуры окруживших его неглупых людей. Но впечатление,  что этот оборванец проспал десятки лет в бурьяне возле сарая, а теперь явившийся сюда как Иисус народу, не покидало гурьбу. Но оказалось все проще и намного сложнее, невероятнее и сногсшибательнее.  Он провел не мало лет в психиатрической больнице.
  -Ну, рассказывай,- попросил поэт, за что-же тебя туда загребли?
   -Не поверите, но в это лечебное заведение я напросился сам, так как надоело скрываться от властей за будто бы мною содеянное…
   В молодости я влюбился в учительницу по истории, которая открыла мне глаза на многие исторические факты. Так, от нее я узнал, что по приказу Максимилиана Робеспьера более 2500 ни в чем не повинных голов были отсечены гильотиной.   Это я еще как-то смог бы пронести мимо моих глаз и ушей. Но когда Маргарита- учительница, которую я любил до безумия, почти рыдая рассказала, как с эшафота скатилась красивая голова графини дю Барри, отсеченная той-же гильотиной, я стал успокаиать мою любимую историчку. Прижал ее головку к своей груди и стал успокаивать:
- Ну, что ты, что ты?
Хотел сказать, что ее-то головку я сохраню в любом случае. Но решил, что это будет не к месту. Вытер ее глаза своим носовым платком и поцеловал в щеку.
   Однажды  в Москве в Александровском саду мне встретился полуразрушившийся памятник Максимилиану Робеспьеру. Но все-же его зловещее лицо узнать было можно. У меня созрел план добить его физиономию до конца так, чтобы песок отделился от цемента. В конце концов, не пожалел денег и купил кувалду. Поработал ей лихо: разбил оставшееся левое ухо якобинца, нос и пологий огромный лоб этого очень умного зверя.
   Отделался я тогда, можно сказать испугом средней тяжести. На меня наложили солидный штраф и  дали условный срок. Зато с тех пор на меня окружающие стали смотреть как на Наполеона или Кутузова и одной ногой, считйте, был в психушке.
Прошло еще немало лет. Прошел и условный уголовный срок. Но и условная статья не позволяла устроиться хоть на какую-то черную работенку. А  тут еще встретилась несчастная Маргарита и пожаловалась на свою судьбу. Она убедила, что до сих пор любит меня, хотя родила четверых ребят  от разных  и бездарных людей, которые и элементов не платят. Но она до сих пор любит только меня и им бы не надо было терять друг друга после случая, связанного с Максимилианом Робеспьером.  К счастью, сказала она, есть еще один памятник в пригороде Парижа. Дескать это местечко называется – Сен Дени. Оно может объединить наши растревоженные души. Тут мне показалось, что ее одна нога не менее свисает в палату с Кутузовым и Наполеоном, чем моя. Но я знал, что к великим полководцам попаду раньше, потому что у меня был собран чемодан в проданной квартире. В этом чемодане лежала с другими вещам кувалда, с которой я намеревался добраться до Парижского Сен-Дени. Мне было невдомек, что во все полицейские участки  на меня пришли установки о задержании особо опасного рецидивиста, который разрушает памятники Робеспьеру. Задержали меня возле немецкого Бад-фрейнвальда, где гулял по знакомым местам, готовясь нелегально пересечь немецко- французскую границу.
   -А дальше что было?- спросил художник- хозяин прощального застолья.
   -Немало  лет жил с Оливером Кромвелем, потом уж только к Наполеону в палату попал.