Глава 23, о средствах улучшения потенции

Рубрика "В Рабочий Полдень"
Глава 23, в которой речь пойдет о  проблемах с сексуальным воспитанием, полном отсутствии средств для улучшения потенции в Советское время, интригах, юношеской дружбе и некоторой застенчивости автора, до сих пор мешающей ему в полноценном восприятии отдельных проявлений жизни.

В какие-то незапамятные, я бы сказал уже вполне былинные времена, автор жил в Москве на очередной съемной квартире, частично еще учился, частично кому-то и что-то преподавал.
Статус обладателя свободной "площадки" в описываемый момент был умопомрачительно высок, что подымало меня на недосягаемую, просто заоблачную высоту по отношению к лишенным такой безумной степени свободы жителям Москвы, не говоря уже о гостях столицы нашей великой и могучей родины.
Удерживался высокий статус, надо сказать, недолго. Из рая этой хрущобы я был в рабочем порядке вытолкан, но всю мощь сексуальной агрессии моих научных и не очень научных коллег, друзей, приятелей и просто знакомых, нуждающихся в месте для различных утех, испытать, конечно, удалось.
За развитие сексуальной культуры в Советском Союзе отвечали журналы "Здоровье", "Работница" и "Крестьянка" (Святая Троица, замечу), где можно было прочитать, что при кормлении грудью, одну ногу надо ставить на подставку или скамеечку. Если кормите левой грудью, то правую, если правой, то левую.
Из всей широты знаний, касающихся репродукции человека, считалось, что этой информации достаточно. И автор внутренне, где-то в глубине души, с этим согласен.
Слово «презерватив» было тогда ругательным, единственным научно обоснованным средством предохранения от нежелательной беременности считался аборт, а венерические заболевания профилактировали стаканом марганцовки. Только умоляю, не спрашивайте меня, пожалуйста, как ее применяли.
Компания "Пфайзер" в далекой Америке Виагру сделать еще не догадалась. Впрочем, само слово "Америка" тоже было ругательным. Какая уж тут Виагра.
Что-то я, как обычно, отвлекся, задумался о своей потенции, видимо...
Мои друзья, Алик с Ростиком (Ростик был тбилисский, Ростислав, а Алик — местный, московский, ну в смысле, из какого-то Тагила), как-то сняли в ресторане двух не слишком мучимых комплексами девушек, в свободное от основной деятельности время, работавших, кажется, медсестрами в Боткинской больнице, и после скромного застолья привели их ко мне во дворец.
Когда шумная и очень веселая компания ввалилась в квартиру, я сидел на пятиметровой  кухне, обложенный гранитом науки, и пытался разобраться в чем-то, в чем разобраться было, видимо, все равно нельзя.
Девушек завели в комнату и оставили там обозревать облезлые обои моих чертогов. Сами  же Донжуаны начали у меня на кухне выяснять отношения в сложившейся диспозиции.
А она была, действительно, непростая.
Девушки в то время, как правило, выходили на охоту парами, в конфигурациях «хорошая – плохая», «очень хорошая – очень плохая», изредка встречались средне - полярные союзы, – «очень хорошая – плохая» и, соответственно, «хорошая – очень плохая».
Сочетания «хорошая-хорошая» и «плохая-плохая», безусловно, более близкие нам, стихийным даосам, не встречалось в природе.
Объяснение этого феномена вдумчивый читатель, безусловно, найдет, не прибегая к сложным аналитическим рассуждениям.  И, уж точно, без экскурсов во Фрейдовский психоанализ, кстати, одно из излюбленных увлечений автора. Будет время - приходите, славно поболтаем, только подготовьтесь, пожалуйста..
«Хорошая», понятно, хотела себя оттенить, подчеркнуть свои достоинства, имея рядом сплошные природные недоработки. И не мучиться, хотя бы в рамках этого небольшого трудового коллектива, изнурительной конкурентной борьбой.
«Плохая», соответственно, получала надежду на съем, опираясь на привлекательность напарницы и заповедь, полученную ещё от деревенской мамы-красавицы, - «одна, дура, никуда не ходи…», а также соображение, что «ночью все кошки серы».
Боткинские санитарки не составляли исключения, посему на кухне решался тяжелейший из вопросов мироздания – кто будет с «плохой».
Алик предлагал на рассмотрение два варианта – один, основанный на логике, другой на справедливости.
Логика была, к сожалению, не в пользу Ростика, ибо базировалась на том, что «хорошая» тянулась к Алику, а «плохая» к Ростику, понимая, что Алик, умеющий немного играть на гитаре, ей все равно не достанется.
Справедливость могла быть реализована с помощью жребия.
Ростику не нравилась в подходах к решению этого непростого вопроса ни логика, ни справедливость, с её вечным жребием.
Он вожделел хорошую, повинуясь зову природы, а аргументировал свою незыблемую позицию тем, что он у нас гость. И отход от традиций предков, почитавших желание гостя за закон, сиречь совершить тяжелое нравственное преступление.
Второй, очень серьезный аргумент, ссылался на подорванное жизнью на Кавказе Ростикино здоровье. Формулировался он достаточно просто, уж извините меня, мои дорогие, - «у меня на нее все равно не встанет».
Кухонная дискуссия динамично накалялась, плавному повышению градуса не мешали раздававшиеся из соседней комнаты робкие возгласы соскучившихся одалисок.
Я, естественно, бросил работу, собственно, за невозможностью ее осуществлять, и распалял Ростика с Аликом, добавляя оттенки в эту прекрасную картину маслом.
Приводил яркие и познавательные примеры нравственно самоотверженной и жертвенной любви из Шекспира и Данте.
Подсказывал то одному, то другому, что надо проверить вначале глубину чувств, познакомиться с родителями, сходить с девушкой в театр, оперу, на концерт симфонической музыки.
В конце концов, надо посмотреть, плачет ли она, услышав Стравинского, поговорить с ней о балете, Дягилевских сезонах, а потом уже орать друг на друга, кому достанется юная Беатриче. Ведь главное — душа!
У Ростика были излюбленные словечки, очень забавно звучавшие в его устах. Интонационный диапазон простенького «чувак», придавал словечку фантастические оттенки. Ростикины сентенции, - «Ну, чувак!», «Ты, что, чувак?!», звучали то требовательно, то укоризненно, временами безнадежно, ласкательно, отчаянно…
Окончательно измученный Алик произнес сакральное «Ну и *** с тобой!». Взял за руку плохую, и увел в закуток, оставив победителя наслаждаться прекрасным творением матери – природы.
Я тоже, наконец, был оставлен сладострастниками в покое и вернулся к работе.
С Аликиного диванчика быстро начали раздаваться ритмичные вздохи, за него волноваться не стоило.
А вот со стороны моей кровати, любезно предоставленной в распоряжение Ростика, и непосредственно примыкавшей к кухне, слышна была тихая возня, сменяемая гнетущей тишиной.
Через короткое время идиллия была нарушена громким восклицанием Ростика – «Чувак!». После паузы, - «******, чуваки». Потом, - «Чуваки, надо что-то делать, чуваки!».
Алик в моем порванном халате, чертыхаясь, матерясь и бормоча что-то типа, - «Ну плохая, ну что уж теперь…», выполз на кухню.
Тут же выскочил Ростик, инициатор созыва Тегеранской конференции, и свистящим шепотом, который, по-моему, был слышен в соседнем доме, сообщил, полным трагизма и безысходности голосом, - «Не стоит, чуваки!».
«А что хорошая?», - спросили мы с Аликом одновременно.
«Старается, а он – никак». Ростик выразительно и грустно посмотрел вниз.
Естественно, произнеся нравоучительным тоном родителей, раздосадованных непослушанием сына, фразу - «мы же говорили, бери плохую!»,  - я и Алик посадили Ростика есть сахар из сахарницы, средство, заменявшее в былинные времена  Левитру,  Сиалис и Виагру одновременно.
Ложка интенсивно сновала между сахарницей и ротовой полостью Донжуана, сахар противно скрипел в Ростикинах зубах.
На кухню поглазеть на голого Ростика, поглощающего сахар, вылезла «плохая» с недовольным видом, в связи с прерванным полетом, и «хорошая», с видом еще более недовольным, в связи с полетом не начавшимся.
«Хорошая», глядя на хрустящего сахаром Ростика, стала все более ласково посматривать в мою сторону. Очень скоро в мой адрес последовала реплика, произнесенная вполне мелодичным, с придыханием голосом, - «Ну нельзя же, котенок, столько работать, надо и отдыхать…».
Давившийся уже сахаром Ростик, произнес что-то типа, - «Благотворное воздействие резкого повышения уровня глюкозы на прилив крови к малому тазу носит временный характер, длится непродолжительное время, да и Саше надо готовиться к завтрашней лекции…», взял за руку хорошую, и стремительно отправился осуществлять очередной подход к снаряду после фальстарта.
Потом Ростик все сновал между койкой и кухней, мешал мне всю ночь, вконец уничтожил уже все мои стратегические запасы сладкой белой смерти из бумажного пакета.
К утру что-то, вроде, наконец, произошло. Правда, длилось, как водится в подобных случаях, секунд не то 10, не то 25. В общем, все сошлись на том, что полминуты не прошло.
Эпилог...
Паскудным осенним утром, превозмогая головную боль и цветные круги в глазах, стоя за кафедрой, я открыл вчерашний конспект.
На первой странице был написан телефонный номер, сопровожденный текстом «позвони обИзательно, я буду очень-очень ждать».
Не оправдал Ростик чаяний жаждущей плоти, подумал еще совсем юный автор, и начал вещать свое разумное, доброе, вечное.

P.S.
А вот уже не совсем юный, точнее, совсем не юный автор, всегда старается, учитывая им же выбранный жанр рубрики, не морализаторствовать, не учить никого жизни и не увеличивать энтропию грусти в окружающем мире.
Но и быть понятым, как человек, просто написавший  этюд о важности и своевременности синтеза тадалофила и начала производства Виагры для мужского здоровья населения, он тоже бы не хотел.
Это все было о другом.  Автор написал эти строки, получив печальное известие о том, что с Аликом больше встретиться невозможно.
Просто давайте не забывать о скоротечности жизни и бесконечном очаровании друзей юности. Ведь воспоминания о них и теплые чувства живут в сердце долгие-долгие годы. Даже после их ухода.
Подумаем об этом и улыбнемся, добавляя ложечку сахара в чашку кофе. В этот, чудесный, Рабочий полдень. 

6 Марта 2019