Эвенкийская нефть

                Эвенкийская нефть               

Мугдырин-Токчика. Не ручей, не река. Она рассекала участок работ точно посередине. И более удобного места для стоянки не нужно было и загадывать: и воду, и рыбалку и еще сколько мелких радостей дарит нам близкая к дому река.
Стоял июль. Хариус, разжиревший от обилия корма, лениво шевелил хвостом у перекатов и уже не пулей вылетал к заброшенной "мухе", а степенно подплывал  из темной глубины ямы и, прицелившись, изредка брал предложенную наживку. Чопорно, с нарочитым нежеланием.
 Но стальное жало, больно рвавшее губу, мгновенно сбрасывало сонливость. Сильная, свободолюбивая рыбина, яростно сопротивляясь  чужой губительной силе, рвалась на струю. И нередко, сверкнув черноспинным телом, разорвав губу или непрочную снасть, ей удавалось уйти в спасительную глубину, спрятаться за пенно-шапочные камни шивер.
Таймень, тот и вовсе держался подальше от прогретой солнцем толщи воды. И лишь вечером, выходя на охоту, мог соблазниться плывущей через реку толстой мышью или резвящимся, не ставшим ещё на крыло, утиным выводком.
Вдоль реки, над водой стелился дым от частых в это время лесных пожаров, затекая в примыкающие распадки, придавая горчинку вдыхаемому воздуху. Где природа стала причиной возгорания просохшей до пороховой степени лесной подстилки, ударом молнии  разорвавшая одинокую древнюю лиственницу. Но чаще - виноват, нередкий уже в этих местах человек. Не до конца потушенный костёр, небрежно брошенный окурок становились причиной беды. Однако, главным поджигателем становилась различная техника: огненный выхлоп давящего тайгу вездехода, забрасывающего на полевые работы геологический скарб и люд, выхлоп зависшего над пересохшим болотом вертолёта, десантирующего ведущих съёмку геофизиков. А сами пожары даже не тушат, контролируя лишь его распространение и молясь о скором сильном дожде.
Но далеко не всё равно людям, находящимся рядом с бушующей, смертельной стихией.
Вот и сейчас, всепожирающий огонь свёл на нет полумесячные работы топографов, завалив горельником прорубленные и промеренные профиля на южном склоне горы Столовой - ровной и голой как гигантская столешница, чернеющей по отвесным склонам долеритами, так называемыми траппами, из-за которых, в общем-то, и вели здесь гравиметрическую съёмку. Они как мощные стволы проросли, прорвались из земных глубин, порой до самой поверхности в далеком геологическом времени - триасе. Будучи наиболее плотными, магнитными интрузиями района, путали все планы геологов на открытие в регионе промышленных залежей нефти.
Нефти нужен был "дом", куда собиралась бы она веками миллионами тонн. Дом этот располагался, как правило, в верхней части определенной геологической структуры, имеющей форму антиклинали, или просто - подземного холма. Основной метод геофизики, определяющий такие структуры, сейсморазведка.
Но какой дом, когда всё проткнуто треклятыми траппами! Они искажали получаемые результаты зондирования. Появлялись на геологических разрезах ложные структуры, не подтверждающиеся, в последствие, дорогостоящим бурением.
Однако скважины иногда фыркали нефтесодержащими растворами, давали небольшие притоки газа, подогревая надежду на благоприятный исход поисков, заставляя бросать в Эвенкию всё новые и новые силы.
Как грибы росли новые экспедиции. Караваны барж рвались через Большой порог с неотложным грузом. Вертолёты не успевали менять вылетавшие санитарную норму экипажи. Зимники дрожали под колёсами грузовых «Ураганов».
Паутина геофизических профилей всё плотнее покрывала карты изученности местности.
И трещала, горела тайга. И бился на гальке красавец таймень, позарившийся на искусственную мышь залетного рыбака. Гибла лесная птица, доверчиво выходящая на пробитую дорогу и попадавшая под огонь ружей, обязательных для ношения в тайге прибывшими людьми. Всё, незыблемое веками, менялось!
Только черные трапповые скалы, подвергаемые лишь естественной коррозии, стояли, как идолы на склонах погребальных курганов.
…Из-за дыма пожаров вот уже неделю ждём вертолёт с провизией. Запасы давно исчерпаны, и мы довольствуемся распаренной гречкой, вприкуску, вернее «впригрызку», с закаменевшими солёными рыбьими головами, за которыми специально снаряжали поход на прошлую стоянку у реки, где заготавливали рыбу: головы вяленных хариусов так и остались на вешалах, на которых сохла подсоленная рыба.
Ложку гречки, липкой как клейстер, специально распаренной до такого состояния, в рот и следом твердую как камень, с кристаллами соли, голову и только чмоканье губ великовозрастных младенцев сопровождает это молчаливое «пиршество»!
Но мы не унываем! Крупы и голов достаточно, а значит потерпим. Рубим профиля, разбиваем геодезическую сеть, ведем гравиметрическую съёмку. Когда-нибудь нам, возможно, напомнят об этих днях пришедшие болезни: ревматизм, от резиновых сапог, не снимаемых порой сутками, от начала и до конца сезона, язвы, от питания кое-как и абы чем, гипертония, от нечеловеческих нагрузок, да и другие болячки, на которые в молодости безалаберно машешь рукой…
Курим «Приму», да «Беломор» в короткие передышки, пьём крепкий чай у костров, в маршрутах иногда и просто воду, фильтрованную лишь через вдавленный мох болота, накомарник. Устав от жары, гнуса, зарываемся под мох и дышим прохладным от близкой вечной мерзлоты, воздухом.
И снова встаем! И снова вперед! Километр за километром! Оставляя позади прожитые годы, теряя и приобретая друзей. За тесным столом, плеснув в расставленные кружки спиртного, поднимаем тосты за тех, кто в Поле, за тех, чьи имена, вместе с солёным потом, въелись в наши души. И до конца дней земных будут жечь незаживающие раны от нелепых и жестких потерь.
Но вновь и вновь, зализав ссадины, отдохнув от «проклятых» троп, истосковавшись по ним, намечаем мы новые маршруты, измеряя свою жизнь не годами, а полевыми сезонами. Разрываясь меж ними и оставляемым домом.
 И никогда нам, видно, не будет покоя, потому, что безусыми юнцами мы сами выбрали эту лучшую жизнь!

 
   
Книга "Мы мерим жизнь не годом, а Сезоном!"