Свет далёкой звезды, гл. 36

На улице ко мне подходит женщина.
- Вы верите в Бога? - спрашивает она. На ней длинное тёмное платье, косынка на голове. На лице ни грамма макияжа, и выражение лица благостно-настороженное с искорками фанатизма в серых глазах.
- Верите или нет? - повторяет она в ответ на моё молчание.
Мне трудно сформулировать ответ. В Бога, как в нечто высшее и недоступное человеку, я верю. Верю и в то, что мы слишком мало знаем об окружающем мире, что существует нечто за гранью наших чувств и ощущений. Но ни одной религии я не разделяю. Мне трудно принять их безусловно, как следует делать любому верующему человеку. Несколько раз я бывал в церкви, и лишь один раз ощутил спокойствие и умиротворение, что было совсем не связано с верой.
- Нет, не верю, - вру я. Слишком долго объяснять моё мировоззрение. Стараюсь улыбнуться и пойти дальше, но женщина меня останавливает, схватив за руку.
- Нельзя не верить! - она превращается в настоящую фурию. Голос её звучит громче, модуляция его изменяется.
- Грядут страшные времена! - кричит она. - Все грешники попадут в ад! Ты! Ты будешь гореть в аду! Только избранные спасутся!
Ошалевшая женщина дёргает меня за руку:
- Есть шанс спастись! Возлюби Бога! Раскрой ему своё сердце! Покайся! Покайся, пока не поздно!
Вырываюсь и ухожу прочь, а она всё кричит и кричит вслед. Я не против того, чтобы люди ходили в церковь, раз уж находят они там успокоение. Не выношу только слепого фанатизма.

О том, что Надя стала ходить в церковь я узнал после того, как она принесла в дом иконы и развесила их в своей комнате, добившись наконец того, что её мать вышла из себя, сгребла их в кучу и просто-напросто выбросила в мусорное ведро. Надя иконы из ведра вытащила и, довольная, снова унесла куда-то. Я посчитал её поступок очередным демаршем в борьбе с матерью, но позднее она попросила меня взять деньги из копилки.
- Мы же копим на важное? - спросила она.
- Конечно, - на самом деле мне было всё равно, на что она потратит деньги. Копилка-то общая.

Надя купила крестик из светлого недрагоценного металла на чёрном шнурке.
- Ты что, в Бога веришь? - спросил я тогда.
Она пожала плечами и ответила, что ходит в церковь, а там неудобно без крестика. Я возразил, что это лицемерие, ходить и не верить. Тем более, если она некрещёная.
- А вот и крещёная! - воскликнула Надя. - Меня папа крестил! Он очень верующий был, а потом в монастырь ушёл.
Про отца она врала. Ни в какой монастырь он не уходил. Пашка рассказал мне, что её отец действительно много молился. На этой почве и разругался с женой, стал жить отдельно, а пару лет спустя умер.
Надя говорила, что ходит в церковь слушать, как поют девушки в хоре, а на религию ей плевать с высокой колокольни. Я обозвал её богохульницей. Было что-то мерзкое в том, как она говорила о святых для многих вещах. Тогда я и не думал, что всё наносное, выдуманное для публики.
Голиков сказал, что она ходит туда, потому что только там находит любовь и понимание. Раньше её самым близким человеком была Нина Васильевна, а после её смерти Надя почувствовала себя очень одинокой. Поэтому она и посещает теперь службы, помогает старушкам в храме, делится переживаниями с отцом Александром, в которого влюбилась всей душой. В Надину наивную влюблённость я не верил ровно до той поры, когда отца Александра отправили служить в деревенский храм в нескольких километрах от города. Надя поревела в подушку, сообщив, что его «нарочно услали» и стала ездить к нему каждое воскресенье на автобусе.
Нового настоятеля она не приняла категорически. Не только из-за того, что он пришёл на место отца Александра. Однажды Надя, кипя от возмущения, рассказала, что новый священник не стал причащать одну старушку.
- Я не видел вас у себя на службах! - передразнила она его. - А ничего, что у неё ноги больные, и она редко из дома выходит?
Поэтому в нашей церкви она навещала исключительно своих старушек, старательно игнорируя священника.

После смерти Нины Васильевны её сын предложил всем взять на память одну из её вещей. Я не знал, что взять, а отказываться было неудобно. Потому и схватил первое попавшееся — вазу для цветов из тёмно-синего стекла.
Надя выбрала Библию и другие религиозные книги. Она и в самом деле их читала, выборочно, небольшими отрывками. Потом приходила ко мне и пересказывала содержимое так, как будто речь шла о людях из соседнего дома. В истории она не вкладывала никакого религиозного или хотя бы поучительного смысла. Так история восставшего против отца Авессалома, который во время бегства запутался своими шикарными волосами в ветвях дерева и был убит, в её устах приобретала своеобразную мораль: мужчинам носить длинные густые волосы не следует. При этом силач Самсон мог иметь длинные волосы, потому что в них заключалась вся его сила.
Позднее, решив из любопытства ознакомиться с основами христианства, я понял, что Надя так извратила Священное Писание, что ни один священнослужитель не смог бы понять, о чём именно идёт речь. При всём при этом я так и не сумел добиться от неё внятного ответа, верит ли она в Бога или только притворяется.

В комнату Нины Васильевны так никто и не въехал. Большая часть вещей осталась на своём месте. Её сын сказал, что всё это старьё и рухлядь, и если кому надо — забирайте! Забрали немногое. Надя ходила в комнату как в музей. Протирала пыль, как могла мыла единственное окно. Тётя Лена хотела было выселить её туда навсегда, но Надя заупрямилась — спать там ночью было страшно. По той же самой причине и я не обзавёлся собственной комнатой. Помещение стали использовать как склад, и скоро там было не пройти из-за  сломанной мебели и других ненужных вещей.

Продолжение - http://www.proza.ru/2019/05/24/724