Признание

Признание

Напротив нашего дома давно живет уже заброшенный одичавший сад. И хранит он в своих сказочных дебрях следы деятельности нескольких поколений нашего двора. Сколько было посажено деревьев, сколько спилено и сломано, два забора возведено когда-то было (один так и сломали). А уж деревянный столик со скамейкой рождались и умирали каждые пару лет. Еще березка была, которую мой папа посадил.

Раньше все это текло мимо меня, как вода, безмолвно и бесцельно. И было наплевать на все, а тут вдруг заметил свою вовлеченность в этот круговорот жизни и смерти. Внимательно вглядываюсь, будто пытаюсь наизусть заучить все эти метаморфозы как стихи. Вот, завтра этого всего не станет и надо, непременно надо успеть записать все на «карту памяти». И быстрее уже замелькали за окном времена года! Раньше сам их подгонял:

- Скорей бы лето, зима, Новый год, день рождения, май!

Нынче совсем другие мысли приходят:

- Куда лечу? Зачем лечу?

И уже совсем неинтересно, что там впереди, будто наперед все знаю, а планы на будущее постепенно вытесняются воспоминаниями о прошлом. Неожиданно возникают какие-то странные мысли о покаянии. Раньше и слова-то такого не знал. Теперь, перелистывая свою жизнь вновь и вновь, нахожу немало того, в чем чувствую свою вину и за что стоило бы попросить прощения. Да, именно сейчас, пока хоть что-то еще могу сказать.

Одним из несправедливо недооцененных мною людей был мой папа. Он не отвечал моим представлениям о современном человеке. Как мне тогда казалось, он не был приспособлен к реальной жизни, слишком мягок и интеллигентен, старомоден и не силен физически. Он не владел никакими боевыми искусствами, не умел играть на гитаре и не смотрел загадочно в пространство, попыхивая сигаретой. Зато он был отличным математиком, но поскольку мне это было не нужно, я и не смог оценить это по достоинству. Папа «победоносно» играл в шахматы, не помню людей, его обыгравших. Пытался научить и меня, однако тут опять нестыковка вышла, я вовсе не любил просчитывать ходы, для меня это было мучительно скучно.

А сегодня, провожая грустным взглядом, уходящую свою жизнь, четко понимаю, что всю ее «капризную» часть, папа стоял за моей спиной и предостерегал от всяких падений и неприятностей. Понимание стало ко мне приходить во время службы в армии. Я ведь так же не владел тогда боевыми искусствами, а тут, вдруг, не понравился какому-то старослужащему и он решил научить меня любить Родину. «Разговор» не клеился, драться я не умел, да и не хотел и все его «зачетные» удары вяли, не находя должного сопротивления. Но и на колени я не падал, не плакал, не просил о пощаде, даже немного заскучал, ожидая, когда он устанет. Мне, как раз, пришло радостное известие из дома, что у меня родился сын, хотелось еще раз перечитать письмо и уснуть в надежде на добрые сны.

Ну…, я все правильно рассчитал, не встретив ожидаемой реакции «обоих типов», он быстро потерял ко мне интерес и оставил в покое. И тут я вдруг вспомнил, как в далеком детстве спросил папу:

- А почему у тебя зубиков нет?

- Это мне на фронте осколками их повыбивало, сынок.

Так захотелось с ним поговорить. Нет не о Битлах, не о каратэ, просто посидеть рядом и послушать его голос. Когда моя служба закончилась, он уже умер и мы так и не поговорили…

Сегодня, когда меня спрашивают о его трудах по математике, о его биографии, мне становится очень стыдно, я совершенно ничего о нем не знаю, по крайней мере, до моего сознательного возраста. Не интересовался…, более того, разговоры о тригонометрических функциях вызывали устойчивую аллергическую реакцию, которая автоматически распространялась на любую другую информацию о папе. Он никогда не настаивал, терпеливо ждал, когда я, наконец, повзрослею.

Справедливости ради, скажу, что некоторые факты из жизни папы тщательно уводились от моего сознания. Сначала я был маленьким, потом слишком ветреным и бесшабашным «хиппарём», склонным к дерзости и эпатажу, поэтому некоторые вещи узнал лишь в зрелом возрасте, когда его уже не было в живых. Потом и мамы не стало…. И не у кого было больше что-то узнать о нем…

В биографии каждого из нас есть разные страницы, о некоторых приятно рассказать всем, но некоторые стараешься «перелистнуть», не читая. Не имея намерения пересказывать папину биографию, я хочу просто рассказать о нем, как о человеке и моем отношении к нему. Поэтому остановлюсь лишь на некоторых событиях его характеризующих, известных мне или рассказанных мамой, слегка уже забытых и не претендующих на документальную точность.

Даже дату рождения не могу точно сказать, по документам- 1908 год, но, по маминым словам -1910 год, а дату изменили, чтобы была возможность раньше пойти в школу, он был способным ребенком. И после школы он поступил в МГУ на механико-математический факультет. Был бедным студентом, мама рассказывала, что в теплое время на учебу он ходил босой и лишь перед университетом надевал туфли, дабы не сносить их преждевременно. И вот он закончил учебу, перед ним открылась дорога, залитая ярким солнечным светом, сулящая несчетное количество побед под бравурное звучанье фанфар. Однако эпоха была не та, чтобы без оглядки шагать туда, где свет, Надо было точно знать, кто светит и куда светит! И перед войной он был арестован за посещение какого-то кружка, то ли там не так уж все было патриотично и по-советски, то ли патриотизм исполнялся не с должным рвением. Большого срока не получилось, но биография была залита огромным черным пятном и, как я думаю, именно тогда ему зубы «повыбивало осколками». Дальше была война.

У него с детства, в результате травмы, не было большого пальца на правой руке и держать оружие он нормально не мог. И все же он пошел добровольцем. Воевал в артиллерийской разведке (наводчиком), там пригодились его математические знания. И он сумел доказать свою полезность для Родины вопреки всем рассуждениям про «гнилую интеллигенцию» и другим всяким предубеждениям.

Вот такой документ я нашел в его бумагах:

С ним он ходил, по словам мамы, в комитет госбезопасности, когда его вызывали для проверки и по вопросам, требующим разъяснений.

Войну он закончил с орденом Красной звезды и ранением, вновь стал преподавать математику. Сначала в Ельце, кажется с 1946 года, потом в Армавире, по-моему с 1954 по 1960 год. Тогда-то и появился я на свет, в феврале 1955 года, но мама с трудом переносила южный климат, пришлось искать место по - прохладнее. Лучшим вариантом была бы Москва, мамин родной город, но папе туда не разрешено было, так мы появились в Коломне.

Сколько помню, я был всегда окружен родительской теплотой и заботой. Не сказать, что мы жили богато, но у меня всегда были самые интересные игрушки. Родители безумно любили меня и баловали, мама, правда, построже была и порою доставалось мне от нее «на орехи». У папы строгость ко мне уступала место невероятному фантастическому терпению. У меня, как и у всех детей наверно, появлялись временами «вредные» идеи. Вот влезла мне в голову дурацкая мысль, что я умею летать. Мы жили на третьем этаже в Армавире и я, придя с родителями домой, прямиком метнулся на балкон с явным намереньем прыгнуть и полететь. Как папа ухитрился меня поймать и не знаю.

Со временем кубики, солдатики и машинки сменились, фотоаппаратом и гитарой. Любые мои позитивные устремления тут же поддерживались и находили материальное воплощение. Но если с фотоаппаратом было достаточно просто, то хорошую гитару купить тогда у нас было крайне трудно. Даже простые советские «дрова» не лежали просто так в магазинах, а папа хотел купить хороший музыкальный инструмент! Это ведь было, пожалуй, мое единственное серьезное увлечение. Я тренькал уже вовсю на мало - музыкальных, походно-костровых «творениях» отечественного производства, а тут совершенно самостоятельно поступил в музыкальную школу (учась в институте), где, кстати, требовался нормальный музыкальный инструмент! И вот у меня появились - чешская «Кремона», а потом немецкая «Музима» с нейлоновыми струнами! «Музима» до сих пор еще жива и хорошо звучит для своих лет. В СССР такие гитары и струны не выпускались тогда и стоили поэтому очень дорого.

Потом были книги- «По ту сторону расцвета» и «Буржуазная массовая культура» А. В. Кукаркина, а так же «Модели политического кино» С. И. Юткевича. Разумеется, их направленность была несколько негативно-обличительная - мол, посмотрите до чего дошли эти проклятые капиталисты, но пользовались они заслуженной популярностью, так как только в таком, негативном ключе и можно было узнать что-либо о рок-музыке, иноземных фильмах, книгах и западном искусстве вообще. Излишне напоминать, что тираж этих книг был весьма ограничен, надо было их успеть купить!

Вообще к книгам у папы было особое трепетное отношения, у него даже дрожали руки, когда он держал в руках наиболее ценные, по его мнению, экземпляры! У нас до сих пор осталась большая библиотека, не смотря на

попытки как-то ее хоть немного сократить. Разумеется, не выбросить, а подарить часть книг кому-либо, новая жизнь требовала много места, старая теперь вмещалась в маленькую «флэшку». И все же один шкаф мы полностью оставили под книги, пусть говорят, что они заменяют обои, что их никто не читает. Это память о папе! В основном это им купленные книги, а есть и написанные им.

При всей своей мягкости и внешней беззащитности, он был совершенно несгибаемый человек, который всегда добивался своей цели. И он безгранично любил меня и все, что со мной было связано. В свое время, опять же по легкомыслию, я ушел служить в армию, оставив молодую беременную жену на своих родителей. Когда она лежала в роддоме, он ежедневно посещал ее в любую погоду. Девчонки думали, это отец ребенка, сокрушались, какой старый и не верили, что это свёкор! Когда у него родился внук, счастью его не было предела, очень жаль, продолжалось это недолго. И не было меня, того, кто должен был выполнять роль мужской опоры в семье. В который раз ему пришлось взвалить на себя мои обязанности.

Все, что я сейчас пишу, это мое признание его личности, ответ на его безграничную любовь и покаяние за то, что не сумел сделать это раньше.

Светлая память ему!