Мейерхольд и ученики. Антоний Сурожский

Глава 15.

    Позволю себе сделать очередное отступление. Оно, надеюсь, поможет мне более объемно выразить мысль о творческих и духовных плодах совместного труда учителей и учеников. Рошаль на эту тему беседовал с нами постоянно, но подходил к ней каждый раз с разных сторон. Начинал, порой, издалека и с не значительного. Например, спрашивал у нас, может ли актер существовать без зрителей и без партнеров. Кто может называть себя зрителем, а кто актером? Как выстраиваются между ними отношения? Как возникает между ними любовь? Как оценивать свою роль? Как оценивать реакцию партнеров? Мы, раскрыв рты, слушали рассказы Рошаля о театре одного актера, о театре для себя, о театре внутри себя, о биомеханике и о многом другом.

     В двадцатые годы в школе Мейерхольда Григорий Рошаль осваивал многообразные методики работы режиссера с актером. Он рассказывал о своих однокурсниках: Марк Местечкин, Сергей Образцов, Сергей Эйзенштейн, Николай Экк, Сергей Юткевич. Что не имя, то целая эпоха советского искусства!

     Он с удовольствием и с азартом вспоминал эпизоды из своей киноленты жизни. Мы вместе с ним путешествовали по его далеким временам. Это были интересные и познавательные экскурсии, питающие нас драгоценными крупицами знаний, из которых состоит профессия.
     Григорий Львович любил свою профессию и всех, без кого она не может существовать: автор, актеры, зрители. Всеми силами он старался привить нам такую же любовь.
     Увлекая нас в своё богатое прошлое, он дарил нам свой опыт. Мы приобретали его. Его опыт становился нашим. И к нашим собственным биографиям, таким образом, прибавлялась богатая предыстория!
     Он по-отечески с любовью старался для нас. Он хотел, чтобы у нас была счастливая послеистория. Он не только хотел, он полностью был уверен, что именно так и будет! Рошаль в такие мгновения становился моложе, мы - старше.
     Наше сообщество учителя и учеников не могло развиваться без любви друг к другу. Вместе с ним мы глубоко и серьезно выясняли «что такое счастье».

     В 2010 году мне посчастливилось снимать на телевидении очерк о русском священнике, проживающем в Лондоне, о митрополите Сурожском Антонии. Его служение Православной Церкви и всему Русскому миру овеяно легендами. Множество англичан обрели православную веру и нашли смысл своей жизни, благодаря любви к ним святого отца, рожденного в России.
     В ходе работы над телеочерком, довелось почитать записанные с ним в разные годы нравственные беседы и интервью, его свято-отеческие воспоминания и философские письма.
     Чтение высокой литературы облагораживает помыслы и высвечивает темные места, которые не всякий способен обнаружить в собственной душе. Особо отец Антоний порадовал меня своим трепетным отношением к талантливым людям, к искусству, к творчеству. Удивил глубоким знанием истории светской культуры, психологии, педагогики. Поразил меня своим пониманием природы человеческих эмоций, переживаний и чувств.
     Своими мыслями он напомнил мне нравственную атмосферу во времена учебы у Рошаля.
     В эти времена мы часто рассуждали с Григорием Львовичем о том, что кино это удивительный мир, попадая в который, человек преображается. Будучи зрителем, он проживает в сообществе предложенных ему образов, получая вдохновенную поддержку от положительных персонажей и обретая опыт неприятия персонажей отрицательных.
     С Рошалем мы вспоминали древнегреческих авторов и открытые ими нетварные законы художественного творчества. Мы вместе с ним разбирали суть катарсиса, этого удивительного очищения души, происходящего во время восприятия произведения искусства.
     Самостоятельно и, тем более, без опыта такие темы не понять. Не даром, православные богословы считают, что книги Священного Писания без толкования святых отцов читать опасно. Можно впасть в ересь.
Под отеческим присмотром Рошаля мы пробовали себя в роли будущих режиссеров и специалистов кинообразования.


     Когда я уехал из Москвы, расставшись со своими учителями и однокурсниками, я иногда ощущал в Сибири своё одиночество. В такие минуты слабости меня выручали воспоминания о сообществе Рошаля и о большом мире людей, связанных с ним. Я начинал, как будто, восстанавливать прерванную с ними связь. Воспоминания – врачевание души. Но мне, все же, не хватало физического и словесного общения с моими педагогами, с моими институтскими друзьями. Хотелось продолжения.
Иногда я приезжал на пару-тройку дней в Москву, преодолев три с лишним тысячи километров. Радовался и заряжался положительными эмоциями. Преображался! Но каждый раз, из года в год, во время этих счастливых мгновений понимал, что время уходит, постепенно забирая любимых людей. Кажется, что сообщество Рошаля удаляется от меня. Мир становится меньше. Сиротливее кажется очередная зима. Не радует новый день рождения. Как быть в таком случае?

     И вот, в одной из книг Антония Сурожского я прочёл очень важные для себя строчки.
    «Мы не призваны быть обществом людей, которым приятно взаимное общение, которые радуются, слыша друг от друга дивные слова, и ожидают следующего случая побыть вместе. Мы должны быть теми, кого Бог возьмет в Свою руку, посеет так, что нас унесет ветер, и где-то мы упадем в почву. И там мы должны пустить корни, дать росток, пусть и какой-то ценой».

     Книга митрополита, чудесным образом, была написана именно для меня! Я это почувствовал с первых строчек. Я узнал знакомый прием: посыл! Возникли картинки наших занятий в Тридцать пятой аудитории. Вот Рошаль «посылает» свой лучезарный взгляд на меня. Густые брови высоко взметнулись. На лбу образовались волнистые колеи выразительных морщин. Зрачки, как два глубоких тоннеля, уже манят совершить путешествие в глубины его души! Меня обдает радостным теплом. Возникает желание отправиться в далекие миры. Я сердечно улыбаюсь. Я готов отправиться в радостный путь! Рошаль отводит свой взгляд от меня. Путешествие откладывается и мы продолжаем обсуждать тему «посыл» в пределах Тридцать пятой аудитории.

     В тексте митрополита Антония был точный посыл! Он четко представлял того, кому направляет свои мысли и слова. Тому, кто в них нуждается!
     В телеочерке хотелось познакомить зрителей с божьим человеком, с нашим удивительным современником. Рассказать о его духовном промысле. Мне этот человек тоже не был знаком.
     Собирая о нём материал, прочитывая его книги, я открывал его для себя. Я мысленно сравнивал святого отца Антония со своими почтенными учителями, коих многих уж нет. Грусть в такие моменты наполняет душу. Тоска об ушедшем гложет и выводит из строя. Становится жалко себя одинокого.

     Я познакомился с пастырем, которого мне не хватало в таких эпизодах моей киноленты жизни. Бог посылает мне таких людей в нужный момент! Невольно получилось, что очерк я делал для себя. Так бывает в нашей профессии.
     Знаю от святых отцов Церкви, что Чудо является тому, кто усомнился в своей вере. Тому, кто не доверяет. Тому, кто утратил веру или еще не приобрел её. Тому, кто оказался одиноким.

     И вот, как Чудо, нахожу у отца Антония Сурожского нужные слова утешения. Они и про Народного артиста СССР Рошаля и про психолога-профессора Мансурова. Про всех учителей наших. Про мой телевизионный очерк. Про каждого из нас.

    «Мы должны быть теми, кого Бог … посеет так, что нас унесет ветер, и где-то мы упадем в почву. И там мы должны пустить корни,…  дать росток, …».

     Мой консультант телеочерка отец Андрей сказал: «Григорий Львович Рошаль, как мастеровитый и добрый садовник, всю жизнь растил в садах желанные цветы».
     Слава Богу, мне посчастливилось видеть этого садовника и теперь я свидетельствую о нем!

     Дед Павел крестил меня и стал моим первым учителем. Он ушел из этой жизни задолго до того, как я поступил в обучение к Рошалю.

     Если бы у ворот своего дома мой дед встретил меня, по возвращении от Рошаля, он сказал бы: «Ну, расскажи-ка, чему учили тебя»? Я бы отвечал ему: «Учили мастерству кинорежиссуры». 
     Дед Павел свернул бы неторопливо самокрутку из полоски газеты «Борьба за уголь». Присел бы на завалинку. Закурил бы. Наверняка, не стал бы расспрашивать больше ни о чем. Так бы, возможно, произошло в те далекие годы.

     Но сейчас я ответил бы ему по другому: «Меня учили любить и делать добро».
     И довольный дед Павел повел бы меня в дом, и перекрестившись в Красный угол, стал бы угощать из самовара чаем с листом таежной смородины.
     Я бы благодарно думал о Рошале. Дед Павел думал бы о своём.

     В своем повествовании о Рошале я называю имена многих людей, не связанных, казалось бы, меж собой и не знакомых друг с другом. Я вспоминаю и описываю события, на первый взгляд, хаотично разбросанные по историческому и географическому безбрежию. Невольно приходит мысль, что в моей памяти всплывают случайные эпизоды со случайными персонажами. Они отвлекают? Мешают соблюдать порядок? Случайность и хаотичность это ненужные предметы на чердаке? Гоню от себя эти мысли. Знаю, что ничего случайного на свете не бывает. Всегда помню, что Григорий Львович Рошаль именно это внушал нам на занятиях по режиссуре. Недаром, он периодически напоминал нам, кто первый режиссер.

     В учении нам предстояло познать законы, по которым создается кинолента жизни. Нам предстояло научиться видеть в случайностях наличие закономерности.

    «Сказано: у Него учитесь, от Него питайтесь. По Его закону живите».