Превратности предвыборной сублимации
***
Чёрная трубка разрывалась, совершая на столе прыжки, благодаря мощному виброзвонку. Вид трубка имела самый отталкивающий, тем более, что заранее было известно – ничего хорошего общение с трубкой не предвещало.
— Избирательный штаб кандидата в депутаты Государственный Думы г-на N, — чётко и ясно, без запинки, между прочим, рапортует обладатель трубки.
— Здравствуйте, это избирательный штаб?
— Именно.
— Того самого г-на N?
— Того самого.
— Ох, как же он мне нравится. Как вижу его по телевизору, понимаю — вот он, тот человек, который поднимет нашу страну с колен.
— Спасибо.
— Есть одно «но»… Мне надо с ним встретиться, чтобы помочь ему выиграть выборы. Встреча, конечно же, должна быть личной. Тет-а-тет, Вы понимаете?
— Разумеется, но он не встречается лично, а только с группами избирателей, если, конечно, вас там много….
— Как можно! Я одна! — женский голос из трубки выразил бурю эмоций – непонимание, оскорблённое самолюбие….
— К сожалению…
— Как это к сожалению! Вы же не понимаете весь масштаб трагедии! Я — целительница и только мне ведомо, что у него на плече нет ангела-хранителя. Но я обеспечу. Главное, чтобы пришёл и чтобы тет-а-тет. Иначе никак. Зовут меня Фёкла Калипсовна.
— Фёкла Калипсовна от меня мало, что зависит, но я ему передам…
— Мало того, что Вы передадите, надо же ещё сказать ему под какой страшной угрозой он сейчас находится. Тёмные силы реют над его благородной головой, желая одного — изничтожить его светлую ауру…
— Да-да…у меня второй звонок.
Номер телефона Фёклы Калипсовны в чёрный список. А то, как бы не сглазила столичная ведунья будущее нашей Госдумы.
— Избирательный штаб….
— Я Вам звоню, потому что у меня такая беда! Вы должны меня выслушать и помочь мне.
— Я слушаю.
— Вы понимаете, у меня сын, нет внук, но дочь одним словом им не занимается. Бросила его на меня. А я, знаете ли, не справляюсь. И понимаете, он меня не слушается, связался с дурной компанией. Я-то старая, что я могу! А вот Ваш кандидат Иван Васильевич мог бы отправить моего внука в кадетский корпус, чтобы там по всей строгости…
— Боюсь, что Иван Васильевич сейчас занят на дебатах, а кроме того ….
—Нет-нет, о чём Вы! Он же всем помогает, и должен помочь и моему внуку.
— Оставьте свои координаты, если он сможет, то свяжется с Вами лично.
— Конечно, — полным раскатистым голосом радуется немощная бабуля-божий одуванчик, — Пишите! Петрова Нинель Моисеевна, восемь…. – четыре-девять-пять, пять, а не девять и дальше три семёрки шесть три пять один. Так, теперь повторите, как Вы записали.
— Повторяю….
— Правильно. Если он не перезвонит, я Вам завтра напомню, и Вы ему снова скажете.
— Обязательно…
И снова звонок…
Шла третья неделя работы избирательного штаба…. Нинель Моисеевна и Фёкла Калипсовна были можно сказать цветочками. Куда интересней был экземпляр что-то секретно шепчущий про разработки из опасений перед вражескими шпионами….
Экземпляр был давно препровождён с почестями на пенсию, но по старой привычке что-то изобретал и добивался встречи, а также обещал рассказать, как именно бороться с пятой колонной, поскольку у него большой опыт в этом деле, но только лично кандидату. И так минут сорок…
Были и другие. Их было много, целая толпа, желающая решить свои многочисленные проблемы, которым стоило, в общем посочувствовать. Если бы не одно но — дуракам сложно сочувствовать, поскольку только дурак может звонить в избирательный штаб кандидата в депутаты Госдумы, с тем, чтобы разобраться уже со свидетелями Иеговы, населявшими соседний подъезд.
— Помогите, строят спортплощадку прямо под окном!
—Не дают очередное звание в запасе!
— Где и как мне проголосовать, если я в этот день буду в деревне Дурындиха? И в областной центр я не поеду, где в Дурындихе я смогу исполнить свой долг? Почему звоню Вам, а не в комиссию? Потому что хочу за Вашего голосовать, а не можете мой голос принять прямо сейчас? Нет… ну, и оставайтесь Вы без голоса.
— Пусть он сходит в церковь, которая у моего дома, там знаете, есть чудотворная икона. Где мой дом? А–а так, пишите…. Но помните, надо каждый день ходить, просить заступницу. Она поможет, обязательно. Мне помогла. Нет, звоню не потому что мне так помогла стать такой умной, а потому что хочу, чтобы он стал депутатом. А сколько у Вас платят в штабе, я могла бы прийти поработать, заодно святой водичкой… А-а… не платят вообще…. Ну в церковь пусть сходит.
— Меня моя дочь хочет выселить из дома, считает сумасшедшей. Вот, например, сегодня, встаю в четыре утра, иду к холодильнику, где храню своё любимое масло на своей же полочке. А масла и нет! А вчера было! Это всё моя дочь и хахель ейный. С утра говорю, ты моё масло съела, а она мне говорит сама, мол, съела и не помнишь. Я что, по-вашему, сумасшедшая, чтобы не помнить?
И ещё с утра не могла найти мою трудовую книжку. Это всё она и хахаль этот спрятали подальше, чтобы никто не узнал, где и как я трудилась, а я знаете, где работала? На заводе, ветеран труда, о как! И прячут они специально, а в чём моя проблема? Так я же говорю, трудовую не могу найти, потому и звоню, не поможете?
— Мы прямо в него влюблены. И знаете, мы боремся с противниками строительства храма. Мы уверены, он будет с нами и поможет нам построить Храм Божий. Скажите ему, что мы в него влюблены, потому и поможет!
— Крадут у нас деньги, схему такую придумали со счётчиками. Я уже лично Собянину писал, но мне все пишут, что я не прав. Все пишут. И глава управы, и местные депутаты, все в один голос, уверяют, что счётчики меняли. Но я-то прав, я же их поймал на краже! Они старые счётчики используют, только пишут, что они новые! Так и воруют при том по всей Москве. Я Вам принесу переписку, вот увидите, воруют у нас, ох, как воруют!
Должно быть, после этого Вы подумаете, что наш Иван Васильевич, желающий разместить своё тело в мягком кресле, был хитер как сам Макиавелли и прикидывался таким же все те, кто домогался встреч с ним? Вовсе нет. Сам кандидат был вполне достоин сотен звонящих страждущих, кого достали домовые, участковые терапевты и участковые полисмены, нарушители порядка всех сортов, включая крепкую компанию местных алкашей, а главное возмутителей их личного покоя. Впрочем, иные жаловались даже на кухню в 5м2, сейчас говорят не принято в таких каморках жить, выпишите-ка нам другую, не каморку, а чтобы как сейчас положено.
Всю эту разномастную когорту, что удивительно не только пенсионного возраста, ведь дурак — существо без пола и возраста – объединяло желание голосовать за кандидата, целого без пяти минут генерал-майора запаса, который это прекрасное звание непременно обрёл бы, перешагни он порог здания на Охотном ряду. Не перешагнул, кстати. Возможно дураков всё же не так много, что не может не радовать, ведь в итоге избранный при помощи неизменного административного ресурса не то, что умом отличался, но одним словом извилин у него было явно больше.
***
.... Полный мужчина, благообразное лицо которого венчал второй подбородок, а выбеленные не иначе супрой до неестественной белизны седины, всегда были зачёсаны назад на манер лакейской причёски, грузно приземлялся на переносную сцену, расставлял пошире ноги, распрямлял плечи и начинал пламенную речь на час, а то и на два. Впрочем, демонстрации выправки хватало минут на пять, потом он горбился, отклячивал заднюю часть и становился похож на сказочного монстра, не то мышиного короля, не то на какого тролля.
Мимо шли пешеходы, из окон высовывались возмущённые матери с просьбами свернуть этот цирк, на складных стульчиках дремали пенсионеры, внимали кандидату темнокожие гастарбайтеры, коим кандидат грозил бесчисленными карами; выходили послушать неутомимого полковника охранники и продавцы из местных магазинов, грозили кулаком разъярённые дамы, голосующие за конкурентов, либо не голосующие вовсе, и надо отдать должное зычному голосу пока ещё не политика — наконец, подтягивалась публика, готовая даже задать какие-то вопросы. Публика эта скучала или сидела без работы и чтобы занять себя хоть чем-то, присаживалась на стульчик, поставленный у стихийной сцены.
Кандидат вообще был стихиен. Чёткий план — это было не к нему, тем более, что звание было липовым вместе с воинскими заслугами и что-то там про стратегию и тактику ему в военных университетах не преподавали, потому что он их так и не окончил. Бывало, ударит ему в голову жидкость жёлтого цвета и по пять встреч в день у всех возможных станций метро по округу…. Потеют работники, воздвигающие сцену, оттирают пот со лба промоутеры, готовые загонять слушателей силой, ведь вот-вот появится Он! Но он не появляется, его светлую голову посещает идея перенести сцену метров на десять левее — там светит жаркое солнце, народу нет, они спешат попасть в тенёк, а вот выход из метро есть. Кандидату кажется, что больше народу у самого выхода, а в тени делать абсолютно нечего. И на дрожащих ногах работники тянут сцену и снова ждут, зазывают, обещают уже за кандидата решить все возможные проблему и даже снести местный киоск с шаурмой.
Но вот, наконец, он появляется, будто из ниоткуда, хватает микрофон, и начинает говорить, обращаясь к стойкой бабушке, сидящей здесь уже около часа.
— Премьер предложил зарабатывать учителям где-то ещё. И куда скажите, пойдёт молоденькая учительница младших классов? В стриптиз-бар вертеться на шесте, чтобы потом учить наших детей?!
Какое у него воображение, однако. Девушка в строгом, но очень коротком платье, в чулках с ажурной резинкой взлетает на шест и оттуда, обращаясь к залу, говорит: «Мальчики, кто хочет получить пятёрку, подходите…». Потом по сюжету она, вестимо, приходит в школу, учит деток читать по слогам, а после в класс заявляется тот самый Вовочкин папа из анекдота, распознает в скромной учительнице знойную стриптизёршу и прямо на журнале овладевает любительницей ночной халтурки. Наверное, что-то такое ему виделось, потому что, заведясь с первой фразы, кончить он не мог ещё час и переключался уже на любовниц жирных кремлёвских котов, обитающих почему-то только заграницей.
Очевидно, он просто сочувствовал кремлёвским котам, ведь согласно его же легенде ради удовлетворения половых потребностей тем приходилось каждый раз оформлять визу и пусть даже на частном, но на самолёте лететь к вожделенной подруге куда-то в Париж, а потом опять исключительно строгое воздержание.
Далее сексуальное возбуждение кандидата в депутаты рождало образ сотрудников Госбезопасности, которым он начинал расширять полномочия, читай служебные обязанности. Он страстно восхвалял их тяжкий труд, забывая при этом пообещать подкинуть хоть каких-нибудь льгот, и пускался в рассуждения о том, чем же ещё будут заняты рыцари плаща и кинжала.
Выглядело это примерно так. Всех кандидатов в депутаты обяжут проходить проверку на полиграфе и не только кандидатов, а заодно каждого трудового мигранта. Должно быть этот фаллос, торчащий на сцене по часу, представлял, как хмурые красавцы в серых пиджаках будут допытываться у одной высоконравственной депутатши, желающий запретить оральный секс, занимается ли им она сама. Впрочем… какие бы фантазии не посещали седую голову этого средней руки афериста, а чекисты хотя бы по долгу службы могли и послушать эти его мечты о том, как объём их обязанностей возрастёт в разы, — главное дать мандат этому потеющему на сцене уже который день кандидату — и сделать свои оргвыводы, явно не в его пользу.
И вот, балансируя на темах секса и Лубянки, впрочем, конечно что-то родственное в них всё же действительно было, кандидат гремел лозунгами, участливо выслушивал граждан, нападал на засланных и даже не засланных, а вполне искренне и от всей души не переносящих его избирателей, фотографировался на память со всем выводком труженника, с обожанием на снимке взирающем на полковника….
Психоаналитики, лихо оперирующие термином сублимация, непременно употребили бы его в отношении г-на N, политологи успели разразиться статьями на тему использования сексуальности на выборах, ну а простой народ давно понял, что именно эта тема уже долгие двадцать пять лет была единственной ведущей — как изберутся, так сразу и имеют самым непристойным способом.
И вот уж отшумел предвыборной балаган, и прикормленные эксперты давно переключились на обсуждение формирования правительства из вновь избранных, а чёрная трубка вновь зазвонила.
— Так я вот почему звоню. Моя знакомая попала в больницу и надо бы теперь привезти её домой. И как там Иван Васильевич не мог бы, а?...
Где-то после кампании в Госдуму 2016
Свидетельство о публикации №219052401648