Несвоевременный человек. Гл. 2

Встречи и знакомства, а также то, к чему это всё ведёт.

Спрашивается, а так вообще этому редко придаётся значение, как случаются, или если быть более убедительней или что ли точней, возникают знакомства, – хотя бы знаковые, – и есть ли для этого причины необходимого? И здесь не имеется в виду сам процесс знакомства, который нередко бывает столь невероятным, что подчас затмевает саму знаковость этого события. Например, по той же, веками отработанной и для многих привычной схеме, приехал домой раньше времени из командировки командировочный, и к полной для себя неожиданности, у дверей своего дома застукал достаточно интересную гражданку, которая не обращая ни на кого внимания, пытается с помощью отмычки в виде маникюрных ножниц, открыть дверь его дома. И командировочный достаточно сильно удивлённый и чуть ли не ошеломлённый таким завидным самообладанием этой, столь увлечённой гражданки, сам не зная почему, – хотя всё же зная, он джентльмен, – предлагает гражданке свою помощь.
На что гражданка симпатичной наружности изучающе на него смотрит и спрашивает. – А вы справитесь? – И хотя командировочный более чем уверен в своих силах, тем более у него в кармане лежат ключи от двери («Или не лежат?», – на долю мгновения заставил себя понервничать командировочный, сумев всё же нащупать в кармане ключи), он всё же уточняюще интересуется у гражданки по поводу её такой неуверенности в его силах.
– А что тут не так? – спрашивает командировочный.
– Да тут всё не так! – в каком-то прямо неожиданном для командировочного отчаянии, даже не говорит, а опускает буквально и фигурально руки гражданка, чьи глаза мгновенно наполнились слезами. Отчего у командировочного в момент ёкнуло сердечно от жалости к этой бесконечно несчастной гражданке, и он, не зная чем ей помочь и что делать, и сам опускает руки от досады на себя остолопа. Но то ли близость дома, то ли вид несчастной гражданки, а может и оба фактора сразу, мобилизующе подействовали на командировочного и он выдавил из себя вопрос: А что всё-таки не так?
Гражданка же через такой участливый к себе вопрос, видимо почувствовала, что она не так одинока, как ей думалось ещё пять минут назад, и что на этом свете есть ещё люди, кто может её выслушать и разделить с ней горе утраты веры в людей, и она пристально посмотрев на командировочного, спрашивает его. – А вы точно хотите знать ответ?
Здесь командировочного накрыло нехорошее предчувствие, – ему вдруг вспомнился его начальник со своими скабрезными шуточками и анекдотами на тему тех командировочных, кто раньше времени заявляется домой, – и он даже немного струсил и засомневался в том, что хочет дать утвердительный ответ гражданке. Но командировочный не привык отступать, тем более двери в его дом, вот они, и тут от ответов на возникшие вопросы, например, а чей это автомобиль стоит на парковке перед его домом, не уйти.
И командировочный, вопросительно посмотрев на незнакомый автомобиль, утвердил себя в своём желании знать, что здесь собственно происходит. Ну а гражданка, проследив за направлением его взгляда, уже не сдерживается и буквально раскрывает ему глаза на своего завравшегося в конец подлеца мужа, который всю её жизнь загубил своей любвеобильностью на стороне. – И находит же таких, кто ему верит. – Заламывая руки, в эмоциональном исступлении выплеснула из себя что могла гражданка симпатичной наружности.
– Хотите узнать, каких таких? – посмотрев в упор на гражданку, с нехорошим подтекстом спросил её командировочный. Гражданка от этого вопроса вздрагивает и, как будто очнувшись от наваждения, уже с осознанным взглядом смотрит в ответ на командировочного. – Считаете, что это мне больно нужно? – спрашивает гражданка.
– Насчёт больно не сомневаюсь, а вот что касается необходимости во всём этом участвовать, то сильно сомневаюсь. – С каким-то и не пойми к кому снисхождением, сказал командировочный.
– Хотела посмотреть ему в глаза, да теперь уже не хочу. – Убирая ножнички в карман, с виноватой улыбкой сказала гражданка. – А вы? – спрашивает гражданка.
 – Я бы чего-нибудь согревающего выпил, да ключи от дома оставил в прошлом.  –  Ответил командировочный.
– Что-нибудь придумаем. – Сказала гражданка, вынимая из кармана куртки автомобильные ключи и, приглашая командировочного пройти по направлению автомобиля.
Но это всё частности, когда нас, – чуть было не забыли, – сейчас интересует совсем другое, а именно, крайне важный вопрос возникновения той причинной необходимости, которая привела к этому или к другому знаковому знакомству. И как-то совсем не хочется верить в то, что эта, всю вашу жизнь перевернувшая встреча, произошла лишь благодаря случайным стечениям обстоятельств. Нет, тут явно для этого были куда как существенные и обстоятельные причины.
Вот кого может убедить то, что та же встреча командировочного с этой гражданкой и его не встреча со своей вероломной супругой, состоялись лишь по причине того, что начальник командировочного оказался подлейшей души человеком и при этом с даром предвидения, – вот он и отпустил своего подчинённого на день раньше планируемого срока, а тот решил сделать дома сюрприз и не позвонил, – а неверный супруг переживающей гражданки оказался типом крайне забывчивым или чересчур самоуверенным – он не посчитал нужным стереть полученное сообщение о встрече со своей новой знакомой, а гражданка приятной наружности случайно проверила его телефон и всё о них и об этой встречи узнала.
А ведь между тем, вероломство супруги командировочного, никаким образом не подтверждено документально и на это указывают только косвенные улики – он был убеждён в этом словами этой гражданки и стоящим на парковке у дома неизвестным автомобилем. И с той же долей вероятности, что и это вышеприведённое объяснение, можно предположить, что всё было совсем не так. А всё то, что случилось с прибывшим раньше времени домой командировочным, стало следствием запланированных действий жутко в него влюбленной гражданки симпатичной наружности, которая изнывая от одиночества, как-то ехала мимо его дома на своём приметливом (потому что очень дорогой) автомобиле, – том самом, который был припаркован у его дома, – и, заметив командировочного, в страстном поцелуе провожающего свою такую несмышленую супругу, скорей всего на работу или в магазин за сладким зефиром (она сладкоежка), позавидовала такому его счастью и как результат этой зависти, поставила себе цель, оказаться на месте его супруги.
Ну а дальше идёт своя последовательность действий. Так она для начала собрала о своём избраннике всю необходимую ей информацию, – она дама достаточно решительная и к тому же не бедная, и может себе позволить траты на частных детективов, – и, исходя из неё, разработала план расстройства его семьи и вовлечение его в орбиту своего влияния.
Так её фирма в один из подходящих моментов проявляет заинтересованность в сотрудничестве с компанией, где ведущим специалистом трудится её избранник, для чего организуется выездная встреча, на которую и отбывают командировочные от своей компании, её избранник и начальник его отдела. По прибытии же на эту встречу, начальнику делается лестного характера предложение от одной отзывчивой барышни, и он, дабы не возникли ненужные разговоры, отсылает своего подчинённого раньше времени домой. Когда же командировочный с повышенным сердцебиением прибывает домой, то там, у двери его дома, его уже ждут в засаде с маникюрными ножничками, с пылающим от страсти лицом и расстёгнутой блузкой наперевес. А зная, какая актриса эта решительная гражданка, не трудно догадаться каков будет итог этой встречи.
А вот был бы командировочный менее доверчивым человеком, то он бы вначале захотел убедиться в том, к чему его так умело подвели, а уж затем только с разбитым сердцем, а может быть и с носом, – если бы любовник его супруги оказался по ловчее и по борзее, – сел бы в автомобиль гражданки и был ею увезён, а затем завлечён в свои расставленные сети.
Но это опять же одна из версий объяснения произошедшего, а по сути чьих-то возможностей, тогда как нас интересует вопрос наличия причинности самого возникновения этих событий, – как на примере командировочного было наглядно рассмотрено, – а не слепого верования в природный характер происходящего, где всё само собой происходит, без своего разумного начала (на этом в первую очередь настаивает наш разум, не могущий потерпеть, что с ним не считаются).
И тут часто и не знаешь, да что там не знаешь, ты и вообразить себе не мог, насколько эта самая обыденная встреча, да с той же гадалкой, которых ты стараешься за километр обходить стороной, стала для тебя судьбоносной – такого тебе, милку, наговорила и всё прямо в твою спешащую прочь спину, что и не прошло и пяти минут, как ты споткнулся и попал …А вот под что, под автомобиль или под какой другой паровой каток, то это совсем не важно, когда ты попал(!). Так что никогда не нужно забывать о важности любого рода встреч и лучше не идти на пути игнорирования их значения.
Ведь если судьба вас с кем-то столкнула на вашем жизненном пути, то это хоть что-то, да значит – да хотя бы то, чтобы вы вели себя более дисциплинированно и осмотрительно, – и тогда вы не на кого не натолкнётесь и не забудете, к примеру, очень важную для вас вещь, о которой вы всё утро себе напоминали: «Только не забыть, только не забыть выключить утюг, или бросить курить». А как вышли из дома и натолкнулись на также как и вы что-то про себя запоминающееся бормотавшего прохожего, то и вынесли всю свою память об утюге, а уж о говорить том, чтобы продолжать помнить о данной вами себе клятве, бросить курить с сегодняшнего утра, то и вовсе не приходится (о чём забыл тот, с кем вы столкнулись, так и осталось вами не выясненным, то можно, очень наверняка предположить, что и он пытался не забыть о чём-нибудь таком, не менее важном). И теперь каждый из вас только об одном думал и помнил, как о том придурке, кто себе под ноги не смотрит и нарывается на неприятности.
Ну и за всем этим вы и тот придурок забываете смотреть себе под ноги, – каждый теперь озабочен только тем, чтобы образно смотреть под ноги того придурка, чью ненавистную рожу каждый из вас по отдельности запомнил на всю свою жизнь (ну как минимум до вечера), – и за всем этим само собой нарываетесь на ещё большие неприятности, столкнувшись с чьей-то наглой спиной, – и плевать вам, что в дорогом костюме, – которая решила раньше вас зайти в лифт.
– Нет уж, на это раз ты, падла, не угадал. – В момент закипаете вы и, схватив этого спешащего наглеца за ворот пиджака, резко разворачиваете его лицом к себе, и о боже, видите лицом к лицу то самое генеральное лицо с усиками, которое всегда всем и вам в том числе, улыбалось с главной страницы сайта вашей компании, где были представлены все руководящие лица вашей компании – а сейчас оно, это генеральное лицо, почему-то совсем не улыбается, глядя на вас. И как вам кажется, то оно даже чем-то недовольно и готово вот-вот рассердиться. Но вы сообразительный малый, и успеваете быстро среагировать, пока ваш генеральный директор громко не возмутился и не поинтересовался именем того, кого он сегодня первым делом уволит – а вы в отличие от него врать совсем не умеете и всю правду о себе вмиг расскажете.
– Антонио Эстобан, к вашим услугам. – Вот так бы представившись, вы сразу бы выдали себя за человека не без воображения и с креативным подходом к жизни. Но так как вы всего лишь Антонио Петров и под этим именем получаете зарплату, то вам приходится за это имя держаться и ограждать его от такого рода неприятностей. И Антонио Петров, пока генеральный директор надувал щёки, скорей всего, чтобы задуть набранным воздухом эту проблему в лице Петрова, своим вопросом осаживает его в себя. – Прошу прощения, я ошибся. – И пока генеральный директор соображает насчёт того, а чтобы с ним было, если бы этот дерзкий тип не ошибся, – схваченное этим типом плечо так и болит, – Петров уже скрылся бегом по лестнице.
В общем, никогда не знаешь, насколько для тебя будет важна и концептуальна та или иная встреча, и поэтому нужно со всем вниманием и ответственностью подходить к ним. Да и к тому же всегда так случается, что как раз самые не предвещающие ничего особенного встречи и знакомства, и становятся теми определяющими твою будущую жизнь судьбоносными событиями. Ну а когда по прошествии многих лет, ты начнёшь вспоминать с чего же начинался этот ваш путь к счастью с кем-то в шалаше, или наоборот, к несчастью в одиночестве в огромных апартаментах собственного особняка, то и не сразу сообразишь, почему именно так, а не так случилось, и была ли вообще возможность избежать этой встречи (это в случае второго несчастного варианта). И как итог всем этим соображениям, следовал вывод:
– Она бы всё равно состоялась. 
Между тем, всё это с таким же успехом можно соотнести и к принимаемым нами любого рода и характера решениям. О причинах принятия которых мы подчас и не задумываемся. А попробуй, спроси вас, зачем ты, гадёныш, кошку с балкона сбросил, то последует что ни на есть универсальный ответ. – Захотелось мне так, вот и всё! – И тут и возразить чуть ли нечего, и только и остаётся, как развести в недоумении руки, или кулаком в нос.
Но скорее всего, за всеми этими объяснениями: «Захотелось мне или я так хочу», – как бы они были по себе ничтожны, всё же стоит некая причина, которая и побудила их к этому действию. И это совсем не то, что нами движет по направлению к холодильнику. Мне, мол, есть захотелось, вот я и направился к нему. Где за голодом уже стоит желание организма восполнить свой недостаток в органический соединениях. А чего больше недостаёт в организме, то к тому больше всего и тянутся руки едока. – Не хватает мне кальция! – резонно заявляют дети, по уши натрескавшись зубной пасты. – Видеть тебя, стерва, уже нет никаких моих сил. – Умело объясняет свою склонность к употреблению крепких напитков, заливший глаза забулдыга.
Правда, в последнем приведённом случае уже имеет своё место разумная поступательность, что указывает на то, что человек в деле принятия решений, не только полагается на природную необходимость, но и действует не без должных на то разумных обоснований. Что же касается самих этих обоснований, то тут всё зависит от природной характерности человека, где одному и железобетонных аргументов покажется недостаточным, чтобы сдвинуться с места и покинуть диван перед телевизором, когда дом в результате землетрясения складывается, а другому и лёгкого намёка на обстоятельства ущербного характера достаточно, – я слышала, что говорят, как о тебе заведующая недовольно говорит, – чтобы чёрт те что себе вообразить и самой начать в отместку заведующей гадости о ней говорить.
Так что не должно, хотя бы много, вызывать удивление то, что есть такие люди, кто на основании всего лишь снов, – конечно не всех, а только особенно ярких и запавших в душу, какие ему кажутся чуть ли не вещими, – побуждаются к неким последственным действиям.
– Как насчёт того, чтобы сегодня вечерком прогуляться. – Попивая воду из пластмассового стаканчика, обратился к своему другу Гаю Иван. Ну а Гай и сам хотел ему предложить что-то в этом роде, и он не прочь его принять, но только бы хотел уточнить характер его предложения. – И куда? – спросил Гай, наливая из кулера воды в свой стаканчик.
  – Куда? – задумчиво переспросил Иван, как будто заранее уже всё не спланировал. – Сгоняем в центр, на площадь. Там прошвырнёмся. – Уклончиво предложил Иван.
– А что мы там не видели? – делая унылое в своей тоскливости лицо, чуть не зевающе вопросительно утвердил Гай – видите ли, ему, человеку постоянно скучающему, нужно что-то более занимательное предложить. Ну а Иван ничего умного не придумал, как предложить увидеть людей. – Вот только не говори мне, что ты их всех уже видел. – Добавляет к своему предложению Иван.
– Ну не всех, но с основными типажами знаком. – Созерцательно глядя куда-то вдаль, сказал Гай. На что Иван реагирует своим вопросом. – И кого ты увидал?
– Да так, ничего особенного. – Поспешно ответил Гай. И Иван сразу уловил, что он чего-то скрывает.
– Значит, есть повод. Хотя бы для того чтобы пополнить свою память приятными лицами. – Сказал Иван.
– Пожалуй, соглашусь. – После небольшой паузы сказал Гай.
– Что-то ты долго соображаешь. – Усмехнулся Иван. – А то я уж начал подумывать, а не нерезиновая ли у тебя память. Или уже переполнилась, и оперативки стало не хватать, чтобы нормально работать.
– При нынешнем количестве информационных потоков, без дефрагментации не обойтись. – С усмешкой ответил Гай.
– Предлагаешь, что-нибудь существенное вечером выпить. – Спросил Иван.
– Там посмотрим. – Выкидывая пустой стаканчик, сказал Гай, направившись по направлению своего отделения.
– Там, это где? – в спину Гаю выкрикнул свой вопрос Иван, но Гай ему не ответил, в который уже раз за сегодня увлекшись перематыванием своего ночного сновидения, которое не просто не давало ему покоя, а ни на минуту не отпускало его от себя.
И хотя в том, что ему приснилась фантастически прекрасная, крайне ему доверяющая девушка, – оттого что влюблённая в него по уши, – чего она не скрывала от Гая всю эту ночь, шепча ему на уши такие умопомрачительно ласковые слова, что у него в голове всё перемешалось, да при этом это всё так было реалистично, что он только проснувшись утром у себя в постели, к своему потрясению понял, что это было не наяву, нет ничего обычного, и с каждым по своему одиноким человеком такое нередко бывает, всё же то, что ему привиделась не просто со всеми этими качествами девушка, а в её роли выступала именно та, встреченная ими в баре Вера, то этот момент не просто его крайне взволновал, а в свойственной влюблённому человеку манере напряг его сердце.
 Правда, Гай сразу же попытался всё это с ним приснившееся списать на свою впечатлительность и чувствительность, где он, находясь под воздействием произошедшего в баре, ещё как следует не успокоился, и все эти его дневные переживания просто были перенесены в его сон и затем усмирены сновидением – такую версию о возникновении сновидений он раньше где-то слышал и сейчас ею всё объяснял. И хотя ко всем этим объяснениям чуть ли не придерёшься, Гая они почему-то не устроили, и он по второму разу решил, что не имеет права игнорировать то послание Веры, которое она ему перед тем, как он проснулся, даже не прошептала, а вложила ему в голову.
– Найди меня. – Всё внутри Гая защемило, стоило ему только вспомнить эти шепотом проговорённые Верой через обдающие теплом дыхание слова. Но только стоило Гаю вдохнуть в себя это тёплое дыхание слов Веры, как он уже и не знает, наяву всё это было или ему это привиделось. И чем чаще он начинает над этим задумываться, вспоминая события того дня в баре, то он всё меньше сомневается в том, что это ему не привиделось. 
– Я точно помню, что сквозь бардак и шум в голове прозвучали эти её слова, а затем я, открыв глаза, увидел её перед собой. – Убедив себя в этом, Гай по прибытию к себе на работу и, встретив Ивана, не стал ему ничего рассказывать о своём сне, а уж о том, что ему говорила Вера и подавно. И почему он так себя скрытно повёл по отношению к Ивану, то тут не трудно догадаться. Во-первых, он хоть и убеждён в том, что всё это произошло наяву (имеется в виду обращение к нему Веры), всё же он не хочет своей болтовнёй спугнуть удачу, а во-вторых, Иван, как всегда начнёт над ним подшучивать, а он в серьёзных делах не склонен шутить.
Правда узнай он о том, что от него в свою очередь скрыл Иван, – а ему всё до единого намёка приснилось тоже самое, а вслед за этим он тем же логическим путём пришёл к такому же, что и Гай выводу,– то ему бы, как впрочем и Ивану, точно было не до шуток. И вот теперь они в общении друг с другом, где перед каждым из них стояла эта картина из их сновидения, с шепчущей им на ухо своё послание Верой, чувствовали себя не слишком сообразительно, если не сказать растерянно. И каждому из них хотелось обратиться за помощью друг к другу, но не смелось. И оттого им приходилось искать свои обходные пути, в поиске какого-то решения для этого первостепенного для них вопроса – отыскать Веру. – Но как? – Поочередно, про себя задавались они этим вопросом, обращаясь внутренним взором в сторону бара.
– Только не там. – Давало подсказку подсознание, и Гай с Иваном упирались друг в друга, не решаясь спросить об этом. Пока на выручку Ивану не пришла смекалка. – Слушай, – обращается Иван к Гаю, когда они в качестве наказания за своё не прилежание, а точнее наоборот, за прилежание – они прилегли в свой, заметьте (а заведующий отделением совсем другое замечает, его взгляд сфокусирован совсем на другом), свой обеденный перерыв, вздремнуть, – оказались на посылках у патологоанатома Люцифера (понятно, что не настоящего, но во многом на него похожего и так сказать, стремящегося к этому для себя идеалу – кто-то себя считает божественным подобием, а кто-то более приземлено и реально на себя смотрит, и тут ещё можно поспорить, кто к кому ближе). А тому только одного подавай – только что поступившие трупы. Ну а это всё в своей совокупности наводит на мысли о суровости бытия и о потустороннем, о тех же снах. – Ты как вчера спал? – спрашивает Гая Иван.
– А что? –  вздрогнул в ответ Гай, чуть не выронив из рук носилки с очередным подарком для патологоанатома. И хорошо, что Иван не обратил на это большого внимания, – а то, что он сачок, то он уже об этом не раз делал ему замечания, – а то бы он его как минимум, заподозрил в укрывательстве своих снов.
– Да вот странный мне вчера приснился сон. – Проговорил Иван, косо посмотрев на Гая. Ну а Гай весь напрягся в нехорошем предчувствии и с наигранной беззаботностью спрашивает его. – Ну и чего тебе приснилось? – Иван же хотел было сразу рассказать ему только что придуманную версию своего сна, но тут ему показалось что ли, что переносимый ими на носилках человек, уже несколько часов пребывающий в неживом состоянии, вроде как в тот же спрашиваемый момент изучающе на него посмотрел, и как бы всем своим прибитым, как говорят молотком, видом показывая, что он глубоко сомневается в его честности.
 – Мне человеку с сегодняшнего дня имеющего свои связи с потусторонним миром, отлично известно, что вам, живым людям, там, в тайниках своих мыслей, видится. – Покачиваясь на ходу, вот таким рассуждающим образом виделся Ивану этот на дух не переносимый и в тоже время переносимый ими в носилках тип прибитой и до чего же противной наружности, так и подрывающийся вскочить со своего места в особые моменты, когда Гай спотыкался на ступеньках. – И даже я, повидавший всякого непотребства в немалых количествах, – а на это указывает хотя бы мой скоропостижный уход из жизни, – и то на некоторые вещи, которые всплывают в сновидениях у некоторых с виду вроде как приличных людей, не готов смотреть без должной подготовки в баре. И мне одного взгляда на тебя хватило, чтобы понять, какой ты всё-таки в сущности человек сволочной. – И как показалось Ивану, то этот человек не живой наружности, – а его, между прочим, он и Гай практически несут в последний путь, а от него никакой благодарности, – взял и особенно улыбнулся на этих своих словах, которые он через свою внешнюю выразительность передавал ему.
И тут Иван не выдержал и разошёлся в исступлении. – Да что ж такое?! Его, понимаешь ли, несут, а он ещё выказывает претензии. Да я тебя, бандитская морда, сейчас не к патологоанатому отнесу, а прямиком отправлю в печь крематория, и как результат, следствие по твоему делу зайдёт в тупик. И ты не будешь отомщён. – И вслед уже хотел было вспылить и подпалить несомого авторитета Горелого (так Иван его про себя прозвал), но вовремя сообразив, что тогда у следствия уже к нему возникнут вопросы, к чему также подключатся люди из банды Горелого, – а там недалеко и самому угодить в печь крематория, – решил оставить всё как есть, а на Горелого наплевать. – Тьфу, на тебя. – На этом моменте, на одном из спусков, Иван спотыкается и чуть не роняет из рук носилки вместе с Горелым. Ну а Горелый всё отлично понял, что задумывал Иван, – ведь не надо забывать о его связях с потусторонним, – он хотел травмировать его голову ещё раз, уже после смерти.
Но не только Горелый так напрягся на этом спуске, где Иван споткнулся, а тут ещё и заволновавшийся Гай чуть не упал, решив, что Иван так на его вопрос отреагировал. Так что Горелый как никогда был близок к своему посмертному падению и травматизму.
Но Иван вовремя берёт себя и носилки в руки, и начинает рассказывать на ходу придуманную версию своего сна. – Всю ночь тот тип из бара не давал мне покоя во сне. – Заявил Иван, не сводя своего взгляда с Гая. И как оказалось не зря. Гай нескрываемо выражал удивление, и при этом, как понималось Иваном, он пробовал основательно переварить для себя эту новость. Но у него что-то там, внутри головы, постоянно сбивалось или может он не мог эту новость ни в одну из информационных ячеек пристроить, и он был вынужден обратиться с уточняющим вопросом к Ивану. – И что он тебе сказал? – почему-то именно так спросил Гай, и только после ответного вопроса Ивана: «А почему ты решил, что он у меня о чём-то спрашивал?», – сообразил, что не о том и не так задал вопрос.
Но вопрос задан и, если он сам вызывает вопросы, то уже нужно самому за него отвечать. И Гай, в общем-то, отвечает. – Ты же сам сказал, что он не давал тебе покоя. Вот я и сделал вывод, что он, скорей всего, подошёл к тебе с каким-то заманчивым предложением. – Сказал Гай, внимательно посмотрев на Ивана. И теперь уже Ивану нужно было искать подходящий ответ. И Иван, нахмурившись для серьёзного виду, сумел найти подходящий ответ.
– Он так хитро обставил свой ответ, что я, знаешь ли, заинтриговался. – Напустив тумана для увеличения значимости своего ответа, заговорил Иван. – Он выказал удивительную осведомлённость о нас. – Здесь Иван в задумчивости замолчал, и Гай был вынужден его подогнать, задав предусмотренный логикой повествования вопрос. – И какую?
– Он сказал, что знает всё, о чём мы на его счёт говорили. – На этом моменте Иван с таким глубокомысленным выражением лица посмотрел на Гая, как будто об этом ему прямо сейчас сообщилось, или его сейчас накрыло откровение о некоторых скрытых вещах в его сне, о которых он до этого не имел никакого представления, – он вдруг понял, что нашёл источник той мысли о новой версии своего сна, – это был его сон, о котором он, как часто бывает, забыл, а может более красочное сновидение затмило его собой.
– И ты ему поверил? – неожиданно Гай заволновался, что и выразилось через этот его вопрос к Ивану. Ну а Иван под таким напором Гая и забыл, что речь идёт вообще-то о сне, и как бы оправдываясь, заявил. – Он в качестве доказательства привёл многое из того, что мы с тобой о нём говорили. – Здесь бы Ивану с Гаем сделать небольшую передышку, как в физическом, так и в мысленном плане, и тогда они как минимум уразумеют, каким образом тот взъерошенный тип сумел всё это узнать. И тут никакие сверхспособности не причём, просто за ним в это момент сновидения сам Иван и стоял. Но разумные вещи и, сидя на диване, не сразу приходят в голову, а что уж говорить о том, чтобы можно было здраво обмозговать всё это, когда за часть тебя думают твои ноги и руки, а также этот тип на носилках, прибитый явно за дело, – наверняка, совал в чужие дела свой переломанный за те же вмешательства нос, – так всё за Горелого решили Иван с Гаем (что уж тут поделать, когда собственная психика столь прогибчива под тяжестью давящего на тебя груза).
– И? – не давая Ивану никакой передышки, вопросительно пробубнил Гай. 
– Хочешь знать, для чего он мне это всё сказал?  – многозначительно посмотрев на Гая, спросил его Иван.
– Видимо хочу, раз ты так спрашиваешь. – Ответил Гай.
– Он сказал, – понизив голос до сокровенного, проговорил Иван, и начал считывать слова с губ представившегося ему говорящего взъерошенного типа, который теперь стоял перед его глазами, – отыщите меня и вы найдёте все ответы на ваши вопросы. Тем более наша встреча запланирована третьей попыткой. – Иван на этом замолчал. И не только потому, что всё сказал, но и потому, что они уже пришли к пункту назначения, и их встречал потирающий руки патологоанатом Люцифер (и тут не нужно удивляться этому имени, все они(?) там, в этом отделении, между собой так прозываются, а если не верите, или вам кажется, что они много на себя берут, так называясь, то не советую, а так лишь, в качестве познавательного эксперимента предлагаю вам организовать для себя день открытых дверей в это отделение и заглянуть туда хоть одним глазком). И когда он звучно хлопнул в ладоши своих рук при их появлении и оглушающе их самосознание выразился: «И чем вы на этот раз меня решили порадовать, а может и вовсе удивить», – то уже не было никакой возможности продолжать этот разговор – все их мысли переключились на Люцифера и Горелого. Ну а потом заводить заново разговор об этом никто не решился, и их разговоры между собой шли всё вокруг да около.
Так вот, сейчас или точнее сказать, в тот момент, когда Иван с Гаем с носилками в руках и Горелым на них, оказались в секционной патологоанатомического отделения перед лицом Люцифера, при виде которого, да ещё в таких соответствующих интерьерах, невольно вздрагиваешь и тебя мурашками покрывает, у них из голов все мысли выветрились и всё их внимание теперь было обращено на Люцифера – всё-таки умеет народ подмечать за людьми их настоящую суть, а в данном случае в вопросе с Люцифером, насчёт которого всегда были и до сих пор возникают некоторые сомнения в его человеческой сущности, облекая её в не убавить, не прибавить прозвища, хотя не без стереотипного мышления – ведь могли же, не отклоняясь от основной сути прозвища, прозвать его, к примеру, Ганнибалом Лектором. Но в данном случае, это его именование наиболее точно ему подходило и отражало его тёмное величие, а этот допотопный Лектор по всем статьям был слишком мелок для него.
Ну а Люциферу одного взгляда на несомый «подарок» достаточно, чтобы всё об этом подарке понять, соответственно оценить и сделать соответствующие выводы – этого разностороннего типа (вон как руки разбросало по сторонам) несите на основной стол. Правда на этот раз, этой долгожданной команды для Ивана и Гая не поступило, а Люцифер так выразительно преобразился в лице, что у недобровольных, а по воле обстоятельств носильщикам, Гаю и Ивану, как-то в испуге ещё раз вздрогнулось. После чего он, разведя руки в стороны, как гостеприимный хозяин своих покоев, выступил с вроде как приветственным словом перед новоприбывшим Горелым. При этом его приветственное слово прозвучало так многозначительно, что Иван с Гаем вполне могли и приняли его слова на свой счёт.
– Вот мы и встретились. – С жутким подтекстом, как теперь Иван с Гаем поняли, со стоящей радостью на лице, а не хищным оскалом проговорил Люцифер, глядя своим немигающим взглядом прямо в душу каждому из присутствующих здесь. А так как Горелый вроде как только телесно здесь присутствовал, или мы чего-то главного о нём и потустороннем мире не знаем, то этот взгляд Люцифера только косвенно его касался. При этом Гаю и Ивану одновременно в голову пришла одна и та же мысль. – Если бы мы сейчас находились в холодильном отделении, то вот бы Люцифер жутко выглядел, когда у него изо рта вырывался бы пар. – Хотя у них и без этой мысли было нимало о чём подумать. Да хотя бы о том, с чем связана эта его такая радость при виде них. – Раньше даже и не замечал, а сегодня что за радость. Может по людскому общению соскучился.  – Вот так, достаточно по-человечески, за Люцифера подумал Гай, явно проявляя недостаток мужественности и, желая задобрить этого врага человечества.
Что же касается Ивана, то он подошёл к разрешению вопроса понимания Люцифера с не менее эгоистической стороны, нежели Гай, в чём его упрекнуть никак нельзя,  – ведь только по делам своим ты судишься, – и он принялся судорожно перебирать в памяти всё то, что могло вызвать такую радость Люцифера. – Может слышал, что я нелестно отзывался о его отделении? – напряг лоб и извилины памяти Иван, вспоминая, когда это он мог так неуважительно выразиться и при этом вслух. – Да вроде ничего такого не говорил, а то, что я без особого удовольствия выслушал это наше направление сюда от заведующего отделением, то…Так вот кто Люциферу на нас настучал. И я представляю, в каких тяжёлых и любимых для Люцифера чёрных красках, он, гад, всё на нас накляузничал. – От таких открытий Иван аж приобрёл нормальный цвет лица (а так он был бледный, как полотно) – так он был возмущён на заведующего отделением, готового ради поддержания своего властного авторитета на любую провокацию и манипуляцию общественного мнения.
Между тем Люцифер подошёл к носилкам и, уставившись на находящийся на них труп Горелого, после небольшой задумчивой паузы произнёс небольшую тираду. – Да, и хотя пути человеческие пути неисповедимы, они всё равно в итоге приведут человека в эти пенаты. И ты, Горелый, не исключение из общих правил. Хотя у тебя на этот счёт всегда было особое мнение. Ну а так как ты человек особо упёртый и если тебе в голову что-то втемяшили, – ты, как я помню, считал себя бессмертным, – то из тебя эту мысль никакими разумными доводами не вышибешь, разве что только молотком. Кто же это такой насчёт тебя догадливый и понимающий тебя с полуслова нашёлся? – усмехнулся Люцифер, кивнув Ивану в сторону свободного стола.
Когда же Горелый был по всем правилам переброшен носильщиками с носилок на стол под названием прозекторский, и при этом без должного почтения к Горелому и с такими кислыми лицами, что за них немного стыдно, то Люцифер подошёл к столу со стороны головы Горелого уже не с пустыми руками, а с циркулярной пилой. Здесь он со своего высока, профессиональным взглядом окинул Горелого, явно что-то про себя проанализировал, на каких-то своих рабочих моментах остановился при виде глобусного вида головы Горелого, и в итоге перевёл свой взгляд на Ивана с Гаем, давно уже желающих поскорее покинуть это помещение.
Но нехорошее предчувствие в итоге их не подвело и Люцифер, с пилой в руках ещё жутче и опасней выглядящий, да так, что и помыслить нет сил, чтобы что-то ему возразить и сказать против, как ими и ожидалось, не отпустил их прямо сейчас, а сделал предложение, от которого им было невозможно отказаться. И хотя они уже в своих головах проигрывали некоторые сценарии того, как Люцифер будет ломать их психику, например, отдаст команду раздеть Горелого. – Давайте будем уважать чужой труд. – Срезав пилой пуговицу с пиджака Горелого, скажет Люцифер. – Люди старались, шили этот прекрасный костюм, – и не важно, что его носитель недостоин и пуговицы с этого костюма, правда, он считал иначе, раз его купил, – а мы его за раз испортим. А я ведь в некотором роде раскройщик и мне близка романтика создания полновесного костюма. – Люцифер таким образом обозначит задачу перед Иваном и Гаем, и им деваться будет некуда, как только начать стягивать с Горелого костюм. Что не так легко сделать после того, как Горелый так в себе смертельно расслабился и прилип к штанам липким выходом своего испуга в момент встречи его головы с молотком, а к рубашке прилип тем, что у него ещё при жизни лоснилось от жира.
Но Люцифер, как и его идеологический сторонник и мифологический прототип из ада, никогда не поведёт себя столь для человека предсказуемо, и он на самое жуткое воплощение самых страшных фантазий прибывшего к нему на перевоспитание человека (по сути Люцифер это такой наставник, кто методом кнута наставляет оступившегося человека на путь истинный), всегда найдёт куда как ещё более страшное и извращённое наказание.
– Берите его за руки, и покрепче! – отдаёт команду Люцифер. И хотя Ивану и Гаю до нервного истощения страшно, Иван всё же решает поинтересоваться у Люцифера, а зачем Горелому такая их поддержка сподобилась. На что и на Ивана Люцифер мог бы так посмотреть, что тому и так бы стало всё ясно, но Люцифер явно находился в добром расположении духа, – никак встреча со старым знакомым его так взбодрила, – и он не стал ронять Ивана в самые бездны своего страха, и он со специфическим в этих местах юмором, что для Ивана и Гая совсем не явно, объясняет это своё решение тем, что покойники иногда попадаются такие чувствительные, – особенно это происходит в тех случаях, когда человек при жизни был бесчувственной скотиной, а Горелый таким и был, – что они от малейшего прикосновения циркулярной пилы подскакивают с места, чтобы, скорей всего, ожить и так не мучиться после смерти. – Им всю жизнь говорили, что после смерти их будет ждать заупокой, а тут вон какие дела. Бл*ть, опять обманули. Никому верить нельзя. – Артистически за кого-то так выразился Люцифер, затем застыл в одном положении и тихо проговорил. –  И бывает так, что оживают.
Ну а когда на тебя так смотрят исподлобья и сокровенно, и замогильным голосом говорят, – а это указывает на то, что Люцифер знает, что насчёт всех этих запредельных сферах говорит, – тот нет никакой возможности во всё, что сказал Люцифер не поверить, даже если ты сразу не собирался верить во всю эту чушь. – Он что, за дурачков нас держит. – В едином порыве про себя и всё за Люцифера решили Иван с Гаем, только он заговорил. Правда сейчас они и не думают возмущаться, а беспрекословно берут с разных сторон за руки Горелого, и видят, как Горелый на них посматривает со своего положения и как им кажется, посмеивается. А вот что вызвало такое его довольство, то ни Иван, ни Гай разгадать не могут. Может ему смешно смотреть на эту их человеческую наивность, решивших, что у них сил хватит удержать его на месте, когда он решит подскочить с места и удариться в бега, для начала посшибав их с ног. – Вот же глупцы, – вот точно так выражалось лицо Горелого,  – разве вы не знаете, что человек после смерти становится в несколько раз сильней. А я и при жизни мог вас одной левой уложить, а уж после смерти, то тут без особых вариантов.
И Гай с Иваном видимо о чём-то таком догадывались, и они, переглянувшись между собой, крепко накрепко вцепились в Горелого и решили держаться за него сколько есть сил. Ну а как только Гай с Иваном ухватились за руки Горелого, то со стороны Люцифера до них тут же донёсся жуткий звук заработавшей циркулярной пилы – для чего она заработала было не трудно догадаться. А как только Иван с Гаем проявили такого рода сообразительность, то они на все требования своего любопытства никак не реагировали, каждый со своей стороны вцепившись взглядами в удерживаемую руку Горелого. Что, в общем-то, в основном и удерживало каждого из них на своих просевших ногах. И теперь они ещё об одном догадались – вот для чего Люцифер отдал им эту странную команду. Он, как оказывается, предусматривал вариант с их неустойчивостью стояния на своих ногах. А так они, и себя, и если что и Горелого придержат. Тут ведь и люди подготовленные и так сказать, взращенные на всех этих патологоанатомических частностях, не всегда могут опереться на свою подготовленность и запросто подкосятся на своих ногах, а что уж говорить о людях неподготовленных и не собирающихся так себя испытывать – у них и выбора нет особенного, кроме как умом тронуться и упасть в обморок, даже не видя, что там, на столе, происходит – воображение всё дорисует и доскажет.
При всём при этом не была исключена возможность того, что кто-то из тянущих в обе стороны и в частности, свою сторону, руки Горелого, не окажется, либо сильней, либо слабее, что ведёт к одному итогу – Горелый будет перетянут на одну из сторон. И тогда даже себе представить будет страшно, что случится с тем, на кого Горелый всем своим громоздким и крайне не дышащим телом опрокинется и завалит собой. О чём видимо вовремя сообразили обе тянущие на себя руки Горелого стороны, и Иван с Гаем, переглянувшись между собой, поняли, насколько они спаяны в одно целое, и что от их взаимовыручки будет зависеть, удержатся они на ногах или кому-то из них придётся встретиться лицом к лицу, в фигуральном смысле, с Горелым. 
Между тем со стороны Люцифера до них донёсся голос самого Люцифера. – Ну что ж, посмотрим, что в тебе, Горелый, есть такого особенного, за что ты себя так от всех остальных выделял. – На этих словах Люцифера, Иван с Гаем в предощущении того страшного действия, к которым эти его слова ведут, хотели бы заткнуть уши, но их руки были заняты, и им только и оставалось, как зажмурить свои глаза, чтобы хотя бы постараться ничего не слышать. Что очень трудно сделать, а новичкам и вовсе невозможно. Так что как бы они не зажмуривали свои глаза, всё равно все исходящие со стороны Люцифера звуки достигали их ушей и сообразно их соображению понимались.
– Всё-таки как-то это удивительно, вчера лицом к лицу видеть перед собой человека и при общении с ним, вроде как неосознанно, фигурально, через словесное общение заглядывая в его душу, пытаться разгадать его, а сегодня, вот он, уже лежит перед тобой и ты, можешь уже буквально раскрыв его, заглянуть во внутрь него. Правда, этого уже не обязательно делать, чтобы распознать его как человека. Наверное, оттого-то люди при встрече со мной отводят в сторону свои глаза, боятся, что я раньше положенного времени загляну в них, и по преставившимся мне данным смогу прочитать, сколько им осталось этого времени, а они уж точно смогут заметить по моим глазам вынесенный им судьбой приговор. А люди как бы они не были любопытны и не стремились всё про своё будущее прознать, всё же предпочитают жить в неведении этого будущего. – Видимо Люцифер таким образом себя настраивал к работе. После чего он глубоко вздохнул и со словами: «Ну что ж, заглянем внутрь», – включает циркулярную пилу и, вцепившимся что есть силы в руки Горелого Ивану с Гаем, приходится внутренним криком заглушать эти жуткие звуки, доносящиеся со стороны Люцифера.
Но вот, кажется, звуки работы пилы затихли, и Иван с Гаем, мокрые и продрогшие от пробившего их озноба, сквозь слегка приоткрытые глаза посмотрели в сторону друг друга и, убедившись в том, что каждый из них находится ещё на месте, немного приободряются и начинают прислушиваться к тому, что происходит со стороны Люцифера. Оттуда же, первое, что различимо для них понятливо звучит, так это звук отложенного в сторону, на один из столов, рабочего инструмента Люцифера, циркулярной пилы. После чего до них доносятся страшные до дрожи во всём теле в своей домысливаемости звуки костяного скрежета, что ещё ознобливо терпимо, но вот когда оттуда зазвучали хлюпающие звуки, – а Иван с Гаем сразу себе вообразили, какая часть человека могла послужить источником этих звуков, – то у них у самих в голове начало закипать то, про что они сейчас подумали.
– Хм. – Звучит голос вроде как задумавшегося Люцифера  – интонация его голоса наводит на такие мысли. – Я так и знал. – Уже утверждающим голосом заговорил Люцифер. – Пустой, как и есть пустой человек. – Здесь как почувствовалось Ивану с Гаем, Люцифер переводит свой взгляд на них и обращается к ним, как сразу же выяснилось, с риторическим вопросом. – А что это значит? – спрашивает Люцифер и сразу же даёт ответ на свой вопрос. – А значит то, что вся его жизнь была подчинена восполнению этого своего недостатка. И, пожалуй, будь наша судебная система более прогрессивной и продвинутой, то она бы смогла учесть этот факт его жизненной предопределённости. Ну не мог он иначе себя вести, когда внутри всё так пусто и требует себя восполнить. Это людям, так сказать, великодушным, на ком природа не с экономила и даже сверх души отмерила, хорошо чувствуется, и им делиться своим благодушием только в радость, тогда как людям пустотелым приходится на всей этой душевной радости вечно экономить и скупиться. Ну ладно, с этим разобрались. – После небольшой паузы сказал Люцифер, и как поняли зависимые от него и от его действий невольные ассистенты Иван и Гай, то сейчас наступит новая пятиминутка нечеловеческих страстей и боли – Люцифер, как им услышалось, опять взял пилу.
И точно, совсем скоро раздался рёв работающей пилы, и вслед за этим им стало чувствоваться, что и Горелый уже не столь крепко оказывает сопротивление – его руки начали поддаваться растяжению. И как только Люцифер вновь закончил свою работу и отложил в сторону пилу, то Иван с Гаем, стоило им только приоткрыть глаза, как они тут же чуть из себя рвотой не вырвались при виде того, что им увиделось и послужило причиной такой податливости рук Горелого – Люцифер прошёлся пилой по его грудной клетке (а ведь мог бы простым скальпелем), и так сказать, срезал соединяющие нити между сторонними частями Горелого. А Иван с Гаем, даже краем глаза заглянув во внутрь Горелого, потемнели в своих мыслях от страха. Пока же они пребывали в шоковом состоянии, Люцифер под всё те же невыносимые для ушей хлюпающие звуки возился где-то внутри Горелого. И только когда Иван с Гаем каждый для себя уже решил, что на этом всё, с меня хватит, он берёт слово и разряжает обстановку напряжения за этим столом.
– И здесь, как я и предполагал, – проговорил Люцифер, – внутри всё черно от сажи его чёрной души. А наличие чёрной души, с остатками сажи внутри, о чём говорит?  – Люцифер вдруг обратился с вопросом к Ивану, лицом к которому он находился. Ну а Иван и не понял о чём его спросили, а он можно сказать, только что очнулся из забытьи, когда к нему с вопросом обратился Люцифер. Но Люциферу и не нужен его ответ, он просто таким образом размышляет, а затем делает для себя выводы из своей работы. – А такая чёрная душа говорит о том, что Горелый был умерщвлён не молотком, а из него заранее, с помощью выжигающего внутренности средства, вынули стержень жизни, а уж затем, так для всех оформили с этим молотком. – И вот тут-то, когда Люцифер так фигурально обозначил причину смерти Горелого, Иван с Гаем окончательно приходят в себя и с некоторой долей удивления, – типа ты слышал, что он сказал о стержне жизни, – переглядываются между собой. Дальше, скорей всего, между ними последовал бы немой монолог-обсуждение сказанного Люцифером, но донёсшийся звук со стороны входа в отделение, ступающих на ступеньки лестницы тяжёлых шагов, перевёл всё их внимание в ту сторону и на этом все их переглядывания закончились – и только Люцифер всё продолжал увлечённо копаться в Горелом.
Тем временем идущие таким, сравнительно тяжёлым шагом люди, спустились по ступенькам вниз и, судя по приближающимся звукам, направились именно сюда, к ним. И только было Иван с Гаем невольно создали себе визуальную картинку тех, кому могли принадлежать эти шаги, как входная занавеска отодвигается и в помещение секционной входят двое людей, своим внешним видом совершенно не обманувших ожидания Ивана с Гаем.
Иван с Гаем ожидали увидеть людей тяжеловесных, несговорчивых, достаточно суровых и, пожалуй, склонных к насилию, и они их увидели – в отделение вошли два, естественно во всём чёрном, пасмурных типа, ежистой наружности, с пронзительными, исподлобья взглядами на мир. Правда, к этому их ожидаемому виду вошедших людей, можно добавить весьма примечательную, характерную для них вещь – эти, с хмурыми взглядами на жизнь люди, создавалось такое впечатление, оформившись в это своё определяюще их жизнь я, окончательно зафиксировались в этом своём итоговом положении, людей решений. И судя по их волевым лицам и целеустремлённым взглядам, то они пришли сюда проводить в жизнь какое-то из уже принятых кем-то решений. Но они видимо не учли одной существенной вещи, что имеет важное значение там, в жизненных сферах, то оно не обязательно будет так же значимо здесь, где определяющим началом является чья-то смерть. И стоило только Люциферу отвлечься от своего дела и оторваться от Горелого с частью его в своих руках, то эти незваные гости на одном месте вмиг застопорились при виде Люцифера в ореоле мистического, и со свойственной каждому из них невозмутимостью начали реагировать.
Так тот тип, кто находился справа по отношению к Люциферу, вдруг стал не столь хладнокровным типом и его лицо, а в частности веко правого глаза стало подёргиваться при виде всего того, что вытащил из Горелого и держал в руках Люцифер. Что было только частью его проблем, ведь потеря связи с левой ногой, где она теперь болталась под ним, грозила ему куда как большими осложнениями. Что же касается его напарника, то он казалось, что был непоколебим и его ничем нельзя было пронять и сбить со своего целеустремления, и он как был убеждающе твёрд в своём взгляде на окружающее, и как смотрел, так и продолжал презирающе любую опасность смотреть своими холодными глазами во внешние пределы, в том числе и на Люцифера, представившегося ему в таком адском обличие – у более хладнокровного напарника было достаточно неплохое воображение, источником которого были не только его природные данные, но и его багаж знаний.
Между тем Люцифер окинул изучающим взглядом незваных гостей и с непримиримым к незваным гостям выражением лица, хотя не без свойственной ему иронии, обратился к ним с вопросом. – Никак пришли узнать об условиях своего, не за горами, размещения. Верно спрашиваю?
– При случае и об этом поговорим. – Как отрезал, сказал более хладнокровный тип с тёмным выражением лица, особую впечатлительность которому придавал проходящий шрам через левый глаз. – Сейчас нас в первую очередь интересует другой вопрос.
– И как, я понимаю, не требующий отлагательств. – Ответил Люцифер, вкладывая в Горелого прихваченное ранее.
– Всё верно.  – Сказал более хладнокровный тип.
– Я вижу, что вы парни серьёзные и с вами, наверное, сложно спорить, не будучи вооружённым, – Люцифер на этих словах положил руку на лежащую на соседнем столе пилу, в результате чего напряг обоих своих собеседников, которые даже дёрнулись по направлению своих грудных карманов, – и поэтому я скажу. Давайте ближе к телу. – Люцифер не зря так детально определяющее выразился – рассматриваемый вопрос явно касается его специфики работы, и значит, он всё верно сказал. А то, что он пошёл им навстречу, то к этому его склонила ответная реакция незваных гостей, выказавших, что они пришли не с пустыми руками и были явно заряжены чем-то огнеопасным.
– Это Горелый? – задал вопрос более хладнокровный тип.
– Я в именные частности не вдаюсь. Так легче. А для меня он существует под своим инвентарным номером. – Ответил Люцифер. – Так что вам самим придётся проводить опознавательные мероприятия.
– Тогда посмотрим. – Сказал более хладнокровный тип, направившись к столу, с Горелым на нём. Подойдя же к столу он не без отвращения посмотрел на то, что из себя представлял Горелый, после чего он кивнул своему бледному напарнику и тот, не подавая виду, что ему нетерпеливо здесь находиться, подошёл к своему напарнику и, остановившись рядом с ним, придерживая руку у своего носа, принялся смотреть перед собой.
– Что показало вскрытие? – вдруг спросил Люцифера тип со шрамом.
– Как минимум, что он человек. – Со свойственной себе ироничностью ответил Люцифер (Каждый патологоанатом обладает специфическим чувством юмора и так сказать, тот ещё остряк. Что уж поделать, когда без этой характерной качественности, крайне тяжело, а подчас и невозможно оставаться в здравом уме, не скатившись в окончательный пессимизм, при их-то профессии).
– А как максимум? – последовал вопрос со стороны типа со шрамом.
– Что он человек с активной жизненной позицией, за которую он и пострадал. – Ответил Люцифер.
– А точнее, Людвиг. – А после этого обращения к Люциферу типа со шрамом, все, а в частности Иван и Гай, совсем по другому посмотрели на всех участников этого диалога. И у них в головах наряду с открытием для себя настоящего имени Люцифера: «Так его вон, как оказывается, зовут!», – и того, что тип со шрамом и Людвиг знакомы между собой и гораздо ближе, чем они с ним, начали нарождаться один за одним вопросы исследовательского характера, всё касающихся природы знакомства этих по своему необычных людей. При этом все эти вопросы зарождались у них на фоне одного и того же убеждения – что-то тут явно нечисто и попахивает тайной. – Но вот какой? – то на этот вопрос никак не находилось ответа, а нахождение тех прилагательных в которые будет обёрнут ответ на этот вопрос, никак не приближало их к ответу на вопрос. А они, эти прилагательные, все как на подбор были загадочного и мрачного качества.
Между тем ведущийся диалог между Людвигом и типом со шрамом, чьё настоящее имя явно столь же мрачно и окутано тайной, что и весь его вид, – Сумеречный человек для него самое то, – мигом за него сообразил Гай,  – не делал никаких остановок и всё шёл своим путём.
– В нём, как и предполагалось, пусто. – Дал ответ Людвиг.
– Вот как. – Безразлично сказал Сумеречный человек, хотя интонация сказанного предполагала наличие удивления. – Тогда я нахожу необходимым убедиться в этом. – Сказал Сумеречный человек и, не дожидаясь от Людвига ответа одобрения или ещё чего, а явно решив действовать на своё усмотрение, погружает одну из рук во внутренний карман своего пиджака, откуда вскоре вынимается небольшая, изящного вида коробочка. После чего эта коробочка помещается на соседнем с Горелым столе, и Сумеречный человек, раскрыв неё, вынимает из неё типа химической пробирку и плюс к ней небольшую щёточку, на подобие той, которая имеет своё применение в руках криминалиста.
Вооружённый таким образом Сумеречный человек разворачивается к столу с Горелым на нём и, приблизившись на максимально близкое расстояние к столу, делает поверхностный осмотр всего того, что ему представилось на столе и в Горелом. Затем он погружается руками в него и как вновь зажмурившимися глазами поняли Иван с Гаем, то он там начал брать пробы. При этом они даже и помыслить себе не могли о том, чтобы задаться хоть какими-то вопросами  – с меня хватит всех этих тайн и загадок, – примерно так себя на тот момент чувствовали они. А когда вдруг каждого из них по очереди взяли за запястье той руки, которая держала в себе руку Горелого, то они в умственном оцепенении и пошевелиться, ни телом, ни мыслью не могли, совершенно не соображая, что сейчас с ними происходит. Хотя видеть они могли, как Сумеречный человек, так сказать, прокатал по ладони их руки щёточкой, и результат снятия образца погрузил во всё ту же пробирку.
– Странно, а зачем всё смешивать в одно. Ведь тогда никакой точности расчётов не получится достигнуть, а прямо коктейль какой-то только выходит. – Иван всё же сумел преодолеть сковавший его мысленный ступор и так про себя поинтересоваться. Но на этот всё и дальше этого, ни он, ни Гай не пошли, – они пришли в себя уже где-то там, на одном из этажей поликлиники, – и даже не спешили друг к другу обращаться с вопросами о том, а что там, в патологоанатомическом отделении, на самом деле было. Да и вообще, было не принято заводить какие-то разговоры и дискуссии на тему посещения этого отделения. Ведь это отделение всегда было окутано мистической тайной и завесами недоговорённостей, а когда о нём заходила речь, что было крайне редко и то только в случае необходимости, по работе, то люди знающие, или только раз туда заглядывающие по величайшей просьбе главврача, с особым трепетом отзывались о нём, и то только в том случае, если уж не было никакой возможности уклониться от этого разговора. 
И хотя эта встреча и была предусмотрена многими обстоятельствами, да теми же рабочими моментами, и произошла по-своему обыденно, – а появление этих мрачных типов можно было списать на качественно-сюжетное обрамление этого отделения, и не появись они там, то, пожалуй, у Ивана с Гаем подсознательно образовалась бы душевная пустота, говорящая о том, что их ожидания не оправдались и в этом отделении чего-то прямо-таки не хватает, –  тем не менее, она по-своему повлияла на всех участников этой встречи. И если насчёт Людвига и его странных знакомцев трудно что будет сказать, – они пока что находятся в пределах недоступности своего понимания и обзора, – то на Ивана с Гаем всё то, что с ними косвенно случилось (они, как минимум, были свидетелями чего-то произошедшего) в отделении Людвига, наложило на них свой не дающий им покоя отпечаток. Так что сделанное Иваном предложение по поводу прогуляться и развеяться было вполне прогнозируемым.
Вот так и выходит, что никогда и не знаешь, к чему приведёт та или иная встреча и вслед за ним принятое и ведущее к чему-то пока неизвестному решение. Правда стоит только вам по следам той или иной встречи прийти к последственному этой встречи решению, то у самых придирчивых и приметливых начинает от раздражения чесаться затылок в попытке ответить для себя на вдруг возникший вопрос: А если бы этой встречи не произошло, то решился бы я сегодня на новую встречу, к которой подтолкнула меня первая встреча?  – Прямо и не знаю. – Развёл бы руками в недоумении этот столь решительный человек, принявший критически важное для себя решение на основе той встречи в лифте с неким Петровым, а в нашем случае с полным непониманием Ивана с Гаем произошедшего в анатомическом отделении.
– Какой-то прямо замкнутый круг получается, где и не знаешь, что к чему привело, – встреча к решению о встрече, или решение о встрече к встрече, – и что всё-таки первично. – На этом сомнения заканчиваются, и нерешительный и в тоже время решительный человек (если вся жизнь состоит из решений, он другим и не может быть, а его нерешительность это его качественная характеристика, выражающаяся в скорости соображения) опрокидывает в себя что-нибудь освежающее, тот же стакан воды, и решает на месте встречи во всём разобраться, в общем, как всегда откладывает всё на потом.
– Ладно, там, на месте, разберёмся. – Провожая спину Гая после того разговора с предложением пойти и посмотреть на людей, посчитал за всех Иван, в голове которого с некоторых пор было много чего накручено. При этом надо сказать, что Иван уже имел чёткий план насчёт планируемого мероприятия: посмотреть людей. Он уже наметил для себя, с кого лучше всего начать это мероприятие – с Антипа.