Йо-хо-хо и бутылка морса

Миша уютно устроился на разложенном кресле, которое по ночам служило дедушке кроватью, под старым выцветшим бабушкиным пальто с рыжим мохнатым воротником (бабушка все время боялась, что Миша замёрзнет и простудится).

За окном в растрескавшейся белой деревянной раме с клоками ваты между стёклами, синички суетились вокруг сделанной из треугольного молочного пакета кормушки.

В белой мазаной печи, разделявшей комнату с крашеным в шоколадный цвет деревянным полом на две части,  потрескивали поленья. Из кухни пришла бабушка и, отворив чёрную железную дверцу, стала переворачивать обугленные дрова кочергой. Поленья подмигивали мелкими рыжими искорками-светлячками.

- Мишенька, давай чайку попьём?

Миша с трудом оторвался от потрёпанного томика в пыжей обложке.
«Остров сокровищ». Он как раз сражался с пиратами не на жизнь, а на смерть.

Из кухни раздалось звякание чашек.

Миша выбрался из-под пальто, толкнул массивную жёлтую дверь и вскарабкался на высокий, застеленный клетчатым одеялом стул у кухонного окна с белыми занавесками, сшитыми из старой наволочки.

Бабушка поставила перед ним огромную дымящуюся чашку (она добавляла в заварку лист смородины) и стеклянную вазочку с вареньем.

- Горячо, погоди немного - пусть остынет. Я тебе сейчас молочка холодненького плесну.

Миша восседал на высоком строе как на троне. Рука привычно потянулась к вазочке. Но есть почему-то расхотелось.

Стало вдруг жарко как в бане, куда они с дедушкой летом ездили на автобусе. В соседнем с баней доме было окошко, из которого румяная пухлогубая женщина в белом платке продавала горячие обсыпанные сахарной пудрой пончики. Дедушка покупал сразу десяток. Женщина протягивала Мише коричневый бумажный пакет, на котором проступали тёмные масляные пятна. Эти маленькие кусочки теста всегда казались Мише пищей богов. Но сейчас воспоминания о тёплом, тающем во рту лакомстве, вызвали лёгкую тошноту.

В висках стучали крошечные молоточки. Такие молоточки были в сапожной будке, где дядя Ахмет в кожаном фартуке ставил маме набойки на  ее любимые вишнёвые замшевые туфли, держа между зубами маленькие гвоздики. 

- Ты весь горишь, - бабушкины губы коснулись Мишиного лба.

Миша слышал только «бу бу бу».

Он медленно погружался в темный тёплый водоворот. Веки слипались, будто их намазали мёдом. По щекам струились ниточки пота.

В горло будто насыпали битого стекла. Саднящая резь при глотании отзывалась в ушах, будто в них ковыряли острым пинцетом

В голове трещало, как в старом дедушкином радиоприёмнике, когда пытаешься поймать сигнал и не получается.

В полузабытьи Миша понял, что у него, вероятнее всего, грипп. Все ощущения были хорошо знакомы. Он болел часто и со знанием дело.

Вместе с волнами жара на Мишу накатило уютное, сладкое как патока, чувство покоя и безопасности.

Это волшебное слово «заболел».... Оно значило так много. Зимние каникулы не закончатся завтра. Он останется у дедушки с бабушкой ещё на наделю. А если повезёт, то на две.

Бабушка будет сидеть у его постели и читать вслух книги из деревенской библиотеки. На тумбочке у кровати  всегда будет стоять стакан с тёплым клюквенным морсом - когда болеешь, полезно тёплое питье.

Не будет никакой школы, уроков физкультуры, когда все над ним смеются, и бесконечных примеров на деление.

Миша улыбнулся  Миша и погрузился в сон.

Ему снилась, как на него нападают пираты, но непонятно откуда взявшаяся бабушка лупит их по голове кочергой и они падают, как подкошенные один за другим.